Зазывалы похищают «сертификат на право выжить» и скрываются

 

Лоток продавца насекомых был закрыт. Видимо, у него в самом деле пропало желание торговать. Над соседним лотком слева (не помню, что там продавали) тоже сняли вывеску. Небо все еще было обложено тучами, в любую минуту мог начаться дождь, да и универмаг скоро закрывался, часы показывали двадцать минут седьмого. Зайдя за прилавок, я обнаружил лежавший на стуле большой чемодан. Наверное, в нем были юпкетчеры. Я не люблю, когда на меня смотрят посторонние, поэтому скрючился и присел на корточки. Напрасная предосторожность. Редкие покупатели суетливо бежали к выходу, как мелкие крабы на побережье, не захваченные отливом.

Часы продавца насекомых я переложил из заднего кармана брюк в нагрудный. Настроение испортилось. И не только от погоды. Неужели я раскаиваюсь, что отдал билет на корабль продавцу насекомых, думал я. Не успел объявиться товарищ, о котором я столько мечтал, тут же иду на попятный. Отвратительная манера. Нужно обдумать всё как следует. Человек он совсем неплохой. Не очень-то приветливый, но это даже лучше, чем если бы он оказался болтуном. Да и не всякий способен открыть юпкетчера. Наверное, голова у него варит гораздо лучше, чем это может показаться со стороны. И это замечательно — что хорошего, если бы первым моим товарищем стал совсем уж ординарный человек.

На всякий случай, как только он вернется из уборной, я скажу, что являюсь капитаном, и попрошу поставить подпись под обязательством немедленно покинуть корабль по первому же требованию, решил я. Тот самый корабль, который я открыл, придумал и построил. Команда, естественно, обязана безоговорочно повиноваться капитану. На подпись, конечно, можно и наплевать. Но тогда будет приведена в действие система принуждения. Вообще-то она носит оборонительный характер и направлена против внешних врагов, но может быть использована и против ослушника — что делать, при совместной жизни необходима хотя бы минимальная дисциплина. Я не собираюсь добиваться слепого подчинения капитану — мне это ни к чему, — но нельзя допустить, чтобы корабль превратился в братскую могилу. Бывают обстоятельства, когда без решительных действий не обойтись. Но, если не идти иногда на разумный компромисс, можно навсегда остаться в одиночестве. Ведь мой корабль не рассчитан на одного или двоих. Я планирую взять на борт триста восемьдесят пять человек. И, если не хочу обречь судно на заведомую гибель еще до того, как будет поднят якорь, нужно обязательно добиться, чтобы продавец насекомых взошел на борт.

На лотке напротив, где торговали этикетками (коллекция состояла из нескольких тысяч спичечных этикеток и конфетных оберток), продавщица поспешно упаковывала товар. Явно раздосадованная вялой торговлей, она укладывала в саквояж планшеты, даже не утруждая себя тем, чтобы разобрать их. Ничего удивительного, что торговля у нее не шла. Хоть и не похожий на юпкетчеров, ее товар был тоже рассчитан на слишком уж тонкий вкус. Да и стоять за прилавком в желтых солнечных очках и в изысканнейшем кимоно женщине далеко не первой молодости было не к лицу. К тому же, внизу прилавка красовалась сентиментальная надпись: «В память о покойном супруге», что приводило к прямо противоположному результату — покупатели буквально шарахались от лотка. Может быть, продавец насекомых действительно прав: непомерное вожделение — тяжкий грех.

Сосед справа пытался продать водяную пушку (не ружье, а именно пушку), примостившись у какой-то странной машины, стоявшей не на прилавке, а прямо на полу. Он молчал, подперев щеку рукой, за него разглагольствовал магнитофон. Сам продавец с укоризной поглядывал на небо. Тучи поднялись еще выше и, кружась, неслись со скоростью вертолета. Дождь мог пройти и стороной. Но, по-моему, надежды, что водяная пушка продастся, все равно не было. Во-первых, она слишком дорогая — десять миллионов иен. Возможно, продавец рассчитывал на будущее повышение цен, но уж слишком велико было несоответствие стоимости ее практической ценности. Если верить голосу, доносившемуся из магнитофона, при установлении цены исходили из количества дней, затраченных на изготовление пушки. Продавец, в прошлом служащий государственной железной дороги, использовал принцип паровоза. Он заявил патент на свое изобретение, который пока якобы находился в стадии рассмотрения, но даже мне, профану, казалось, что сила пара вряд ли может соперничать с силой взрывчатки. Если возникает необходимость в стреляющем на близкое расстояние оружии, которое не производило бы шума и не загрязняло бы окружающую среду, вполне можно использовать силу растяжения резины. Внешний вид пушки тоже не отличался привлекательностью. Из бесформенной печки торчал здоровенный орудийный ствол — ну точно мужской член. Посмеяться еще можно, но заплатить за нее даже сто иен — и то было жалко.

Все продавцы, как и оповещала реклама универмага, были и в самом деле дилетантами. А дилетантам, по-моему, нечего соваться в такие дела. Их товары, может быть, и вызывали любопытство, но в то же время нагоняли тоску. Слишком уж явно выпирала ничем не прикрытая корысть, а о том, какое впечатление они производят на покупателей, эти доморощенные торговцы нисколько не заботились. Люди согласны, чтобы их водили за нос, — только бы было интересно. Вот юпкетчер — совсем другое дело. Он — порождение мастера.

В конце прохода появился мужчина. И вдруг замер, легко, как птица. Стояла страшная духота, как в ресторанной кухне, и одетая в строгий костюм фигура сразу бросалась в глаза. Хотя на лацкане пиджака не было видно значка, я сразу же догадался, что это тот самый охранник, который привязался ко мне в закусочной. К чему он придерется теперь? Я не хотел, чтобы мне мешали. Он может воспользоваться тем, что лоток пуст. Я взял и выложил на прилавок два оставшихся билета на корабль. Покрашенный деревянный прилавок размером меньше циновки выглядел непомерно огромным для такого товара. Нечего трусить. Охранник бесстрастно прошел мимо. Лишь краем глаза скользнул по моим рукам, у него с подбородка капал пот. По моему лицу тоже бежали ручейки.

Что-то продавец насекомых задерживается. Чтобы сходить в уборную, столько времени не нужно. Может, у него неладно с почками?

У лотка остановились двое. Мужчина с короткой спортивной стрижкой, в черных брюках и белой рубахе с открытым воротом. На шее, похожей на толстенную колбасину, — золоченая цепочка. Женщина будто со специально растрепанными волосами, лиловыми губами и в майке, на которой красовался яркий гавайский пейзаж. Не туда забрели. Я ведь только делаю вид, что торгую, а настоящего товара у меня нет. Уже открыв рот, чтобы сказать им об этом, я вдруг заметил, что это та самая женщина. Несомненно, одна из тех двух зазывал, которые купили (или сделали вид, что покупают) юпкетчера. Хотя у нее тогда была совсем другая прическа и одежда, по-другому накрашено лицо, я был уверен, что не обознался. Продавец насекомых без конца повторял, что она «бабенка что надо», и действительно, стоило ей лишь немного изменить свой облик, как она стала казаться и в самом деле необыкновенно привлекательной.

Однако уверенности, что мужчина тот же самый, у меня не было. Может быть, те его длинные волосы были просто париком? Если женщина могла изменить свой облик, то же доступно и ее спутнику. Но все равно, почему-то тот мужчина и этот казались разными людьми. Когда человек тебе не по душе, судишь о нем лишь по внешнему виду. К моему огорчению, он помолодел лет на десять, и они теперь выглядели вполне подходящей парой.

— Куда девался продавец козявок?

Мужчина водил рукой по прилавку. Будто хотел выяснить, не покрыт ли он пылью. Не зная, как реагировать на его слова, я сказал, запинаясь:

— В туалете, наверное...

— Что же он, совсем закончил торговлю или новый товар притащит?

Он быстро перебирал пальцами, точно работал на телетайпе, голос тусклый, сиплый. Чувствуя, что отвечать не нужно, я все же ответил:

— Закончил. Торговать, наверное, надоело.

— Почему? — Женщина склонила набок тонкую шею и с невинным видом протянула руку к билету на корабль. — Такие были хорошенькие жучки.

Если бы руку протянул мужчина, моя реакция была бы совсем иной. Но ее пальцы казались такими мягкими, словно без костей. Можно было не опасаться, что они помнут билет.

— Да, положеньице, мы ведь пришли за деньгами. Может, вы за него уплатите?

— Торговля у него совсем не шла.

— Быть этого не может. — Мужчина делал ударение на каждом слове. Скорее всего, это у него профессиональное. — Я собственными глазами видел, что товар брали, так что ошибки быть не может.

Женщина кивала в такт его словам. Взгляд напряженный. Всем своим видом она как бы подтверждала ценность юпкетчеров. Нет-нет, раз она помощница зазывалы, чистосердечием тут и не пахнет. Обычные штучки для привлечения покупателей. Но даже это не могло повлиять на мою симпатию к ней. Неприязнь к кошкам сводит на нет ластящийся котенок. В конце концов, шутливо болтая с ними, я помог им найти предлог, чтобы задержаться у прилавка.

— Вы меня не помните? — Мой подбородок утонул в прыщавой шее и тем самым еще сильнее подчеркнул полноту. — А я вас помню.

— Вспомнила. — Женщина захлопала в ладоши, глаза ее радостно заблестели. — Вы тот самый человек, который после нас купил юпкетчера, верно?

— Да. Это был единственный проданный юпкетчер.

— Чепуха. Посчитайте как следует. Мы же тоже купили одного, — значит, было продано самое меньшее два.

— Не морочьте голову, я всё знаю.

— Что вы знаете?

— Каким делом вы занимаетесь.

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Но в их смехе ощущалась и некоторая растерянность.

— Какое вы имеете отношение к продавцу козявок? — спросил мужчина.

— Никакого. Просто мне понравились юпкетчеры.

— Чуднó. Поручить постороннему человеку сторожить лоток.

— Терпеть, когда нужно в уборную, значит отравлять организм.

— Что это такое?

Женщина трясла возле уха футляром с билетом на корабль. В ее немного писклявом голосе чувствовалось напряжение. Уж не смущена ли тем, что мне известно ее ремесло?

— Что-то маленькое, наверное, книжный червь. — В хриплом голосе мужчины звучала издевка. Он дернул плечом и хрустнул пальцами. — Жуков этих чертовых ни за что не продашь, если они без рожек.

— Юпкетчеры без рожек.

— Вот они и не продаются.

— Нет, здесь что-то помассивнее, — похоже, из металла.

Мужчина стремительно протянул руку к последнему футляру, все еще лежавшему на прилавке. Схватив, он сунул его в карман.

— Что же это за штука?

— Не продается.

— Посмотреть-то можно? — Женщина исподлобья глянула на меня.

— Есть у вас совесть? Не смейте открывать!

Женщина кончиками пальцев взяла футляр и вытряхнула содержимое на прилавок. Медный ключ с брелоком упал, зазвенев, а пластмассовая карточка медленно опускалась, кружась на ветру. Мужчина подхватил ее в воздухе, прихлопнув ладонями, как комара. Одновременно он отбросил в сторону мою протянутую руку и подался назад, озорно улыбаясь. Решил, видимо, побаловаться.

— О-о, билет на корабль. Сертификат на право выжить — какой глубокий смысл. Вербуете членов в какое-нибудь общество?

Подбрасывая на ладони ключ, женщина смотрела на карточку в руке мужчины.

— На обороте план.

Что ж это продавец насекомых так задерживается? Трудно представить, чтобы он столько времени торчал в уборной. Пять минут уже давно прошли. Может быть, он вообще не собирается возвращаться? Неужели я ему так противен, что он бежал от меня, даже бросив чемодан и часы? Как ни удивительно, у меня вдруг появился интерес к этой паре. Может, так оно и лучше, подумал я. И не потому, что не хотелось признавать свое поражение, просто мне этот продавец насекомых действительно был ни к чему. Я посмотрел на женщину. Сравнил ее с мужчиной. Если бы она не была сообщницей зазывалы и появилась передо мной одна, я бы безусловно не возражал против такой ситуации. Совсем неплохо, если именно женщина станет первым членом экипажа.

— Мой вопрос, возможно, покажется вам нескромным, но скажите: в каких вы отношениях? Партнеры по работе или?..

Действительно, вопрос нескромный. Хотя я сам задал его, мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ответа. Мужчина перестал смеяться и тыльной стороной ладони вытер уголки рта.

— Понял. Вы считаете, что мы не подходим друг другу. Каждый раз, когда мне задают этот вопрос, я вспоминаю, как ловят форель на живца.

— И часто вас об этом спрашивают? Но почему?..

— Она выглядит грустной. — (Женщина улыбнулась.) — Создается впечатление, будто она достойна жалости из-за того, что такой отвратительный тип, как я, принуждает ее работать на себя... Это действует на мужчин возбуждающе. Тут нужно, не мешкая, дернуть удочку — и форель на крючке.

Мужчина сказал «она» как о чужом ему человеке. Значит, можно надеяться, подумал я. Но слышать его хвастливые рассказы о форели и живце было неприятно.

— К сожалению, я терпеть не могу рыбной ловли.

Улыбка медленно исчезла с лица женщины. Взгляд исподлобья, складки в углах рта, толстый слой косметики — все это действительно вызывало к ней жалость. Весь ее облик был рассчитан на то, чтобы произвести нужный эффект.

— Ну что ж, теперь хотелось бы получить хотя бы краткое пояснение, что это у вас за товар, — с нажимом произнес мужчина, щелкнув по карточке ногтем. — Разве можно выбирать покупателей по своему вкусу? Коль уж вы выложили товар на прилавок, нужно и вести себя соответственно. Вы, наверное, слышали от продавца козявок, что половина здешних лотков пользуется моими услугами? Я заключил контракт и тоже несу ответственность. Если продавец будет привередничать, выбирая покупателей, я прогорю.

— Ошибаетесь. Я же вам с самого начала сказал, что это не продается.

— Нет, так не пойдет. Все, что на прилавке, должно продаваться.

— В таком случае, прошу меня извинить. Верните мне футляр.

— Продавец козявок, наверное, напел про меня. Что я зазывала и еще всякое такое.

— Он сказал неправду?

— В словаре написано, что зазывала является компаньоном торговца и, будучи заодно с ним, убеждает людей купить товар. Или же это человек, вступивший в сговор с актером для возбуждения ажиотажа среди зрителей. Сейчас слово «зазывала» вышло из употребления. Но в этом занятии нет ничего зазорного. Теперь зазывалу называют «стимулятором торговли». В универмагах он считается вполне правомочным предпринимателем, и ему открывают счет.

Женщина дернула мужчину за руку. Пытаясь разобраться в плане, нарисованном на обороте билета, тот беспокойно вертелся, и это, видимо, действовало ей на нервы. Такого удобного случая упускать было нельзя. Я быстро протянул руку за билетом. Мне казалось, что она двигается достаточно стремительно. Полнота не помеха проворности, если в движении участвует только верхняя половина тела.

Ничего не вышло. Билет исчез из руки зазывалы. Настоящий фокусник. Не успел я и глазом моргнуть, как он взмахнул другой рукой. Между пальцами появилась карточка. Он дунул на нее. Она начала кружиться, точно детская вертушка.

— Сдаюсь. Отдайте. А уж потом поговорим.

— Видно, ценная штука, коль вы так дорожите ею.

— Вы добьетесь обратного результата. — Женщина, смеясь, переводила взгляд с меня на карточку. — Мы подумаем, что она еще ценнее, чем на самом деле, только и всего...

— Она действительно ценная. — Мой голос зазвучал жалобно. — Что же касается стоимости, здешним покупателям она покажется несообразной.

— Вы их недооцениваете.

— У меня и в мыслях этого нет. — Чертов продавец насекомых, навеки он поселился в уборной, что ли? — Карточка ни к чему, если не знаешь, как ею воспользоваться. — У меня не было иного выхода, кроме как ждать, пока он вернется, и попросить его о помощи. — Вам от нее никакого проку... — Могу ли я рассчитывать на поддержку продавца насекомых? — Это не обычная вещь — заплатил деньги и бери. — Если говорить о физической силе, то на продавца вполне можно положиться. Но зазывала ловок и, наверное, умеет драться. Схватка будет что надо. Зазывала обладает остротой иглы, а продавец насекомых упрямством, чтобы обломать ее. Да и у меня тоже силенка есть. Мой вес — немалая боевая мощь, нужно только правильно его использовать.

— Вы называете это «билет на корабль», значит, должен быть и сам корабль. Что это за корабль — вот в чем вопрос, — заявила женщина.

— Нет, главное — ключ, — возразил ее партнер. — От чего он — вот что хотелось бы узнать.

— Ничего, разгадаем... — прожурчал оживленный голос женщины, будто она разглядывала не мой план, а страницу туристического путеводителя. Дурачась, она у самого моего носа потрясла ключом, словно колокольчиком.

С билетом на корабль ничего не вышло, надо было попытаться вернуть хотя бы ключ. Ведь я так ловко ловлю мух. Я внимательно следил за движением руки женщины. Пусть мужчина меня перехитрил, но с ней, я был уверен, справиться удастся. Однако что-то заставляло меня колебаться. Видимо, самодисциплина, не позволявшая дать волю эмоциям. С какой настойчивостью я пытался всучить билет на корабль продавцу насекомых, не проявлявшему к нему никакого интереса, а теперь стараюсь изо всех сил отобрать билет у зазывалы, который сам клюнул на мою приманку. Было бы глупо отталкивать его. Во всяком случае, нужно потянуть время и дождаться возвращения продавца насекомых. Главное — любым способом не допустить, чтобы «сертификаты на право выжить» разошлись по чужим рукам и я потерял контроль над обстановкой.

Разразился ливень. Словно с неба свалился огромный водяной шар. Сплошная пелена дождя заслонила всё вокруг. Загромыхал бетонный пол — это покупатели опрометью бросились к выходу. Торговцы стали поспешно убирать свои товары.

Воспользовавшись суматохой, мужчина с женщиной тоже убежали. Я даже не успел окликнуть их. Хотел было погнаться следом, но в тот момент, когда протискивался сквозь узкий проход между прилавками, опорный столб под тяжестью воды, налившейся в тент, накренился, поперечная балка рухнула и ударила меня по ноге. Я грохнулся на пол. Колено обожгла боль. У толстяков колени — самое слабое место.

Кто-то поддержал меня сзади и помог подняться на ноги. Я почувствовал запах пота. Это был продавец насекомых.

— Почему вы так задержались?

— Простите, простите. Думал, справлюсь быстрей, но малой нуждой дело не обошлось — понос вдруг пробрал. Может, из-за низкого атмосферного давления!

— Их нужно догнать, срочно!

— Кого?

— Зазывалу и его подружку, кого же еще.

Я было уже бросился вперед, но левая нога совершенно одеревенела и стала как чужая. Ухватившись за плечо продавца насекомых, я с трудом удержался, чтобы не упасть.

— Женщина — первый сорт. Посмотришь спереди — обнять хочется, посмотришь сзади — хочется, чтобы она обняла.

— Да дело не в этом, они украли и скрылись.

— Что украли?

— Билет на корабль. Подлецы. Сперли и убежали.

— Зачем он им?

Продавец насекомых, стараясь поменьше вымокнуть под дождем, с трудом втащил меня обратно под тент. Я пытался сопротивляться, но ноги не слушались.

— Вы даже представить себе не можете, как ценен этот сертификат, потому и говорите так спокойно.

— Я и не должен знать. Наверное, и они не знают.

— Но соображают они лучше вас.

Волосы прилипли к его огромной мокрой голове, словно нарисованные шариковой ручкой. С ушей и подбородка, как из водопроводного крана, текла вода.

— Не волнуйтесь. Я догадываюсь, где они могут быть. Вы можете идти? Обопритесь на мое плечо.

Боль толчками пронзала ногу, но онемение прошло. Я ухватился за плечо продавца насекомых, взявшего в руку чемодан, и мы под потоками дождя двинулись к выходу. Динамик возвещал о закрытии универмага. По запасной лестнице на крышу поднялись рабочие и, раскрыв сумки с инструментом, начали разбирать лотки.

У лифта был четырехугольный пятиметровый навес, и под ним, спасаясь от дождя, столпились люди. Лифт стоял с распахнутыми дверями — звенел звонок, указывая на перегрузку. Но выходить никто не собирался. А если бы и захотел, все равно не смог бы — даже шевельнуться было невозможно. Раздавались крики, детский плач, стоны женщины... и непрерывно звенел звонок.

— Ничего не поделаешь, черт подери.

— Ищите их скорей, у мужчины короткая стрижка, у женщины — завивка. Она в спортивной майке с каким-то пейзажем...

— Опоздали. Будь они здесь, я бы их сразу узнал.

— Может, спустимся по лестнице?

— С девятого этажа?

— Неважно, хоть с двадцатого...

Обогнув лифт, мы оказались у железной двери, выкрашенной белой краской. На ней висела деревянная табличка с надписью: «Запасная лестница. Посторонним вход воспрещен».