С самострелом в руках зазывала пошел первым

 

С заряженным самострелом в руках зазывала пошел первым, за ним я, зажав в руке гранату со слезоточивым газом. Мы протопали по стальной пластине выключенной ловушки, пересекли машинный трюм, в котором гулко разносились наши шаги. Я по привычке старался не шуметь, а зазывала, думая лишь о том, чтобы выиграть время, шел быстро. Наш топот отдавался эхом. Сливаясь, шаги напоминали ритм падающего дождя.

— Зря мы так грохочем. Вдруг беглец вернулся и затаился тут где-нибудь, — сказал я.

— Ничего. Если противник не собирается нападать, безопаснее приближаться к нему быстро и решительно, будь это хоть дикий зверь.

Взобравшись по подъемнику машинного трюма, я совсем выдохся и, прислонившись к стене, с трудом переводил дыхание. Зазывала, посмотрев на часы, стал меня торопить. Пройдя несколько метров, мы оказались в штольне сравнительно небольшого размера (хотя на самом деле она была величиной со школьный актовый зал). Свет, падавший из машинного трюма, создавал эффект скрытого освещения, отчего стены выглядели обитыми мягким бархатом. В будущем я собирался установить здесь перископ, чтобы наблюдать за тем, что происходит наверху. А пока, поскольку в этой штольне хорошо поглощается звук, я использовал ее как полигон для испытаний оружия и боеприпасов.

— Ну и высотища, наверное почти до самой поверхности доходит. — Зазывала включил лампу — он дышал спокойно. Его организм, похоже, моментально перерабатывает пиво в воду, просто бычье сердце. Даже не верится, что ему осталось жить всего полгода.

— Не до самой. Одной только скальной породы должны были оставить не менее четырех метров — таков порядок подземных разработок.

— Здесь вонь сильнее.

Кроме штрека, по которому мы сюда проникли, стену с противоположной стороны прорезали до самого потолка еще два прохода. Зазывала, кажется, собирался направиться к правому из них.

— Ты ходил туда и не встретил там никаких препятствий? — спросил я.

— Да нет... а что?

— Там тоже есть ловушка.

Если в каменоломню проникнет враг, ему обязательно придется воспользоваться этим ходом, поэтому пришлось установить здесь мощное устройство, не останавливаясь перед довольно обременительной необходимостью раз в месяц менять батареи. Это был аэрозольный баллон, наполненный средством против тараканов, который приводился в действие фотоэлементом.

— Не заметил никакого устройства. — Перед входом зазывала остановился. — Мне кажется, что с этим вашим приспособлением случилось то же, что со стальной пружиной... Вот посмотрите.

Зазывала прав. Здесь тоже предохранителя даже не касались — ловушка выведена из строя гораздо более хитроумным способом. Подвижные части баллона покрыты специальным отвердевающим составом. Сделано это очень умело, сразу даже невозможно заметить. Легко же им удалось обнаружить уязвимые места в системе защиты. Неужели они давно следили за моими действиями? Видимо, Сэнгоку было достаточно одного взгляда на список предметов, которые я поручал ему купить, чтобы догадаться об их назначении.

— Может быть, и остальные устройства выведены из строя?

— Всё может быть. — Зазывала, освещая дорогу лампой, снова двинулся вперед. — Но в таком случае нас должно беспокоить не то, что кто-то отсюда убежит, а наоборот — что сюда могут проникнуть. Да, то, что мы теперь вчетвером, не так уж плохо, уверен в этом.

В нескольких метрах впереди потолок штрека круто шел вверх. Слева находилась отлогая лестница, которая заканчивалась множеством беспорядочно расположенных небольших помещений, напоминавших жилища пещерного человека. Видимо, здесь производили разведочные работы и, не получая нужных результатов, отказывались от дальнейшей разработки.

— Если убрать с пола обломки камня, здесь можно создать целый жилой квартал из однокомнатных квартир, — сказал я.

— Здорово. — Зазывала, повернувшись ко мне, засмеялся. — А если еще вставить решетки, в самый раз были бы изоляторы для буйнопомешанных.

— Я все думаю...

— О чем? — Он стал спускаться по лестнице.

— С самого начала нам следовало поговорить откровенно. Цель, для которой будет использована эта заброшенная каменоломня, уже давным-давно определена. «Сертификат на право выжить»... После чего выжить?.. Одним словом, если разразится ядерная война, каменоломня станет убежищем...

— Чудной вы человек. — Зазывала, не замедляя шага, обернулся ко мне. На секунду его лампа ослепила меня.

— Беда уже у самого порога. А все живут себе как ни в чем не бывало...

— Не нужно ничего объяснять, и так все понятно. «Сертификат на право выжить», «качества, необходимые, чтобы попасть на корабль», воздухоочистительные фильтры, которые работают на электроэнергии, вырабатываемой мускульными усилиями, — чем иным может быть каменоломня, если не убежищем?

— Так вы обо всем догадались?

— Естественно... Чудной человек, ей-богу.

— Тогда зачем было предлагать превратить корабль в овощехранилище или гостиницу для беглых преступников?

— Вы же не станете отрицать, Капитан, что тоже занимаетесь побочной работой? Ликвидировали зародыши, а теперь незаконно спускаете в унитаз шестивалентный хром...

— Это другое дело. Что касается меня, то в случае необходимости я могу выйти из игры в любое время, и это никак не повлияет на жизнь корабля. Беглые же преступники или сумасшедшие — люди, от этого никуда не уйдешь. И если они окажутся на корабле, избавиться от них будет не так-то просто.

— Так же, как и от нас. — Зазывала нервно проглотил слюну. — Я все же спрошу. Кого вы, Капитан, хотели бы взять на корабль? Я слышал, будто вам нужны только те люди, которые «заслуживают доверия», но что за интерес собирать такую публику? Начать с того, что сам Капитан тоже темная лошадка. Кого бы вы из себя ни корчили.

— Я никого из себя и не корчу. Просто хочу, чтобы в случае возникновения критической ситуации корабль превратился в банк генов. В этом я вижу свою миссию.

— Ладно, но учтите: пока девочка не покинет корабль, я тоже остаюсь здесь.

Вот и третья из больших штолен. Она не прямоугольная, форма ее довольно причудлива. Примерный план выглядел бы так: вдоль линии, идущей из угла в угол огромного короба, сверху и снизу громоздились маленькие коробки, углы которых поддерживались опорами. Зал подавлял своей величественностью, наводившей на мысль о древнем святилище. Точнее говоря, святилище должно было бы создавать именно такое ощущение. Зазывала заговорил шепотом:

— Честно говоря, я могу сообщить это только вам... девочка серьезно больна.

— Больна? Что с ней?

— Рак. Поражен спинной мозг. Врач предупредил — ей осталось жить не больше полугода.

Я с трудом сдержал смех. Кто из них врет? Скорее всего, оба. Желая половить форель на живца, они, не договорившись заранее, забросили свои удочки одновременно. Но не исключено, хоть и маловероятно, что они оба говорят правду. Можно, например, предположить, что они случайно познакомились в приемной больницы... Это возможно. Но спросить его я не решался. Если каждый из них, не зная, что и сам болен, поддерживает другого... Нет, было бы непростительной жестокостью отнять у них «сертификаты на право выжить».

Прямо перед нами, в метре друг от друга, в ряд расположены три входа в штреки. Правый, где были проложены рельсы, шел под уклон, центральный сразу же кончался тупиком, а левый плавно поднимался вверх — сбоку были выдолблены ступени. Зазывала наклонил голову.

— Вот чуднó, не вспомню, по какому же я шел?..

— Если добрался до канала — по левому.

— Не обратил внимания. Мне казалось, все три идут параллельно... Наверное, потому, что тогда я совсем голову потерял... Где-то здесь я его, сволочугу, уже было совсем догнал.

— Правый тоже кончается тупиком — там был обвал.

— Все-то вы знаете.

— У меня ежедневный урок. Утренняя зарядка, а потом не менее двух часов топографические съемки. Я еще не пропустил ни одного дня.

Дорога стала ровной, а потом вдруг резко пошла вниз. Мы решили спускаться по лестнице. Подул ветер — видимо, из-за перепада температур. Пахнýло водой и водорослями, чувствовался и еще какой-то острый, металлический запах.

— Вода из того канала, внизу, попадает в море, да?

— Частично, думаю, питает источник в храме наверху. А над тем местом, где канал выпрямляется, находится несколько закусочных, где кормят лапшой и форелью...

— Спуск в унитаз шестивалентного хрома не повлиял еще на эту воду?

— Пока не слышно.

— Вы мне потом покажете свой топографический план. У вас ведь он есть?

— Краткая схема висит в зале заседаний (я еще не решался назвать это помещение оперативным штабом).

— Вы же делали промеры. Записи результатов у вас тоже есть?

Еще бы им не быть. Записи есть, причем довольно подробные. Шестнадцать листов планиметрических проекций, на съемки которых ушло полгода. А вот стереоскопические проекции у меня почему-то не получились. Когда я пытался представить себе проекцию в перспективе, в голове у меня начинались оползни да обвалы. Не все ладно было и с техникой топографических съемок, и с моими чертежными способностями. Но были, я думаю, и другие серьезные причины, по которым никак не удавалось сделать объемную схему, в первую очередь — беспорядочная разработка каменоломни. Здесь нет ни одной прямой линии, ни одного прямого угла. Расхождения и нелепости нагромождаются одна на другую, точно на картинке-загадке, — в какой-то момент штольня, идущая в юго-западном направлении, поворачивает на юго-восток, другая, куда нужно спускаться по лестнице, вдруг начинает подниматься вверх. Но все равно, объяснять мои огрехи одной лишь бесплановостью и ошибками в прокладке штолен было бы неверно. Четверо конкурировавших предпринимателей, игнорируя существовавшее между ними соглашение, вгрызлись в одну и ту же гору и рыли четыре разные штольни. Предприниматель A. пролезал под брюхом предпринимателя B. и блокировал все проходы, предприниматель B. обгонял предпринимателя C. и не давал ему двигаться вперед, предприниматель C. копал яму для предпринимателя D., предприниматель D. залезал в самое нутро предпринимателя A. Что ни день, случались обвалы, кровавые столкновения, но все оставалось шито-крыто.

— Я сейчас как раз изготовляю измерительный прибор новой конструкции. Он будет соединять в себе термометр, гидрометр и ветромер, с его помощью я надеюсь получить нечто вроде изобар на карте прогноза погоды и горизонталей на топографическом плане...

— Значит, он никуда не годится?

— Что?

— Топографический план. Ну что вы колеблетесь? Думаете, если покажете, это вам повредит?

— Если ты его и увидишь, это тебе ничего не даст.

— Даст или не даст — решать мне.

Не нравился мне его тон. Он говорил со мной так, словно предъявлял претензии по поводу того, что у него болит кулак, которым он избил меня.

— О-о, вода шумит.

— Да, уже близко.

Начался спуск, ноги заскользили. Стены стали шершавыми. Повсюду валялись осколки камней. Я без всякого умысла обернулся и направил свет карманного фонаря в то место, где рельеф начал меняться. Вместе с рельефом изменился и цвет камней. Породы шли пластами, переходя от густо-зеленого до цвета сухой полыни. Вдоль полос там и сям виднелись углубления. Шероховатость сменялась выбоинами. Второе углубление сверху... На первый взгляд оно ничем не отличалось от остальных, но для меня эта выбоина имела особый смысл — в ней заложена взрывчатка. В критическую минуту динамит может быть взорван простым нажатием кнопки. И тогда каменоломня разделится надвое — на внутреннюю часть корабля и внешнюю. Одновременно и план всего, что находится за пределами этой штольни, утратит смысл. Стоит мне вернуться на несколько шагов и нажать на выключатель, и зазывала окажется запертым в этом несуществующем пространстве — ни вперед, ни назад ему уже хода не будет.

Он слишком самонадеян, если рассчитывает, воспользовавшись одним лишь планом, захватить корабль. Явно меня недооценивает. Взрывчатка заложена не только здесь, но и по всему кораблю, в девяти местах. Провода, ведущие к детонаторам, сходятся в определенном месте, и достаточно одного движения, чтобы все заряды взорвались (для страховки система продублирована). Выключатель присоединен к тому же инфракрасному датчику, который используется для освещения капитанской каюты. Только провести взрыв с помощью панели дистанционного управления, которая всегда при мне, сложнее, чем просто включить свет. Взрыв должен послужить сигналом к отплытию ковчега. Корабль завибрирует, в мгновение ока отгородится от внешнего мира, и раздастся сигнал: «По местам!» И в ковчеге сконцентрируется весь мир.

Вначале я долго колебался, в каких местах лучше всего заложить взрывчатку. Дело в том, что тоннаж корабля представлялся мне неограниченным. Когда восемь лет назад добычу камня прекратили, в соответствии с правилами все входы в штреки были плотно замурованы, и муниципалитет официально объявил, что в каменоломню попасть невозможно. Действительно, за исключением входа у мандариновой рощи и штрека, ведущего из котельной здания муниципалитета, проникнуть в каменоломню вроде бы неоткуда. Однако в случае ядерной войны все примет совершенно иной характер. Нельзя игнорировать даже самое крохотное отверстие. Обследование каменоломни привело меня к печальному выводу: она дырява как решето. В ней масса небольших входных отверстий, через которые когда-то проходили линии электропередач, трубопроводы, водостоки, вентиляция. И по мере продолжения своих исследований я обнаруживал все больше таких дыр. Пришлось искать новый подход к решению проблемы. Если каменоломню невозможно целиком изолировать от внешнего мира, зараженного радиацией, значит, существует только один путь — отказаться от большей ее части. И тогда я решил выбрать места, где легче устроить завалы, и заложить динамит там. Размельченная горная порода могла послужить хорошим фильтром. Правда, не будучи ни геологом, ни инженером-строителем, я не мог точно определить, к каким результатам приведет взрыв. И был способен лишь ответить на вопрос: в какой части каменоломни мне бы хотелось находиться в момент ядерной катастрофы. Участок от машинного до второго трюма я считал наиболее безопасным. Это, безусловно, были расчеты дилетанта, но все же они основывались не только на оптимизме. «Водяной камень» любит соседство с водой: чем выше влажность, тем гуще его зеленый цвет. Исходя из густоты цвета породы, я решил сердцем ковчега сделать машинный трюм. И мне оставалось лишь верить в правильность такого выбора. Если взрыв динамита приведет к гибели всего корабля, я ведь ничего не потеряю — так или иначе пришлось бы погибнуть от ядерной катастрофы. Сохранять до самого последнего мгновения желание жить даже важнее, чем выжить. К тому же, мне обеспечено грандиозное надгробие, не уступающее египетской пирамиде.

— Двигаться дальше будет трудно, — сказал я.

Путь преграждали груды щебенки. Камни, скорее всего, дробили на месте. Кое-где высились целые горы — кому нужен был этот сизифов труд. Вскоре туннель кончался. Дальше шла пропасть глубиной метров десять, не меньше. По замыслу именно здесь проходила граница моих владений.

Мы вступали на территорию противника. Лампа почти ничего не освещала. Может быть, потому, что со дна пропасти вдруг начал подниматься туман.

— Странно, никакого тумана вроде бы не было. — Зазывала поставил ногу на верхнюю ступеньку железной лестницы у края обрыва и заглянул вниз.

— Видимо, происходит выравнивание температуры подземного потока и воздуха снаружи.

— Этот тип добрался сюда, убедился, что я бегу за ним, и воспользовался лестницей. Когда я спустился, его уже и след простыл.

— К тому же, он и в воду мог нырнуть. Под водой есть горизонтальные туннели.

— Каких-нибудь десять-пятнадцать секунд назад — просто не верится — никакого тумана не было.

— И все-таки попробуем спуститься.

— Хорошо, спустимся, а что дальше? Хотелось бы знать ваши истинные намерения, Капитан...

— Что дальше, говоришь? Доберемся до них, но лучше обойтись без насилия. Без толку задирать их не будем, это ни к чему... Я знаю, что наступление — лучший вид обороны, но все же, если удастся договориться... К примеру, уладить дело так: канал внизу будет считаться границей...

Зазывала осветил своей лампой часы на руке.

— Уже восемнадцать минут прошло...

— После чего?

— После нашего выхода.

— Как быстро время бежит.

— Вы как хотите, Капитан, а я возвращаюсь.

— Куда? — Я не понял, что он имеет в виду.

— Как куда? Откуда пришли. Больше тридцати минут будем отсутствовать, вполне достаточно.

— Да что с тобой? Ведь вот же канал, стоит только спуститься.

— Что мне канал! Это был только предлог.

— Но все-таки стоит проверить. Посмотрим внимательно — может быть, обнаружим следы на берегу.

— Лестница очень опасная. Зачем мне рисковать?

— Но ты же сам это предложил.

— Я ведь уже сказал — предлог.

— Предлог? Для чего?..

— Я не такой дурак, чтобы ввязываться в драку невесть с кем, не зная, враг он или друг. — Зазывала еще раз осветил лампой часы и топнул ногой, словно готовился стартовать в соревнованиях по бегу. — Но тому, кто меня заденет, не поздоровится...

Обратный путь мы проделали гораздо быстрее. Временами мне хотелось окликнуть зазывалу, но не хватало дыхания, и я покорно следовал за ним. Не понимаю. Не понимаю, кого он имел в виду, когда говорил, что кто-то его задел. Продавец насекомых напился и заснул, да я и не помню, чтобы они ссорились. А никого другого не было. Мне показалось, что зазывала болен не только раком.

Дойдя до стрельбища, мы, наконец, остановились. Я не собирался задавать ему вопросы, но он вдруг вложил в самострел стрелу и, обернувшись, стал целиться мне в ногу.

— Начиная с этого места, пойдем молча. А еще, лучше разуться.

— По-моему, Комоя-сан пьян. Он спал по-настоящему, не притворялся.

— Я же сказал — тихо!

От него точно искры сыпались. Сняв ботинки, я сунул их за пояс. Мне хотелось остановить зазывалу, но нас разделял подъемник. А когда я спустился, он был уже на другом конце машинного трюма. Крадучись, я двинулся к последнему штреку. Чего ради мне так заботиться о продавце насекомых? Сам во всем виноват — что посеял, то и пожнет. Мне были невыносимы его наглость и бесцеремонность, особенно по отношению к женщине. Стрелок из зазывалы, конечно, неважный, и целится он так неумело, что вместо продавца насекомых легко может угодить в женщину, если они лежат обнявшись. Но даже если и попадет в него, все равно неприятностей не оберешься. Хорошо еще, если дело ограничится «скорой помощью»... А вдруг узнает полиция? Тогда наш корабль пойдет ко дну еще до спуска на воду. Пусть уж лучше рана окажется смертельной. Тогда можно расчленить труп и по частям спустить в унитаз, и единственное, что останется, — неприятный осадок на душе. А через полгода (в худшем случае) появятся еще два трупа, пораженные раком, и я снова окажусь капитаном без экипажа, утратившим душевные силы для поисков новых кандидатов, достойных «сертификата на право выжить».

Зазывала с самострелом в руках застыл как вкопанный у выхода из штрека. Стрела по-прежнему торчала в самостреле, значит, он еще не выстрелил. Под капитанским мостиком лежал, как свернувшаяся гусеница, спальный мешок в синюю и красную полоску, оттуда доносилось сонное дыхание. Зазывала поставил самострел на предохранитель и гаденько хмыкнул.

— Чутье мне подсказывает, что старики из «отряда повстанцев» собираются этой ночью перейти к действиям.

— Почему?

— Так мне кажется, вот и всё. А Комоя-сан совсем раскис, разве можно столько пить?