Гипотеза биополевой формации как субстрата жизни и психики человека 354
Якої оцінки, на Ваш погляд заслуговує звіт про стажування?
Просимо надати додаткову інформацію, яка вплине на підсумкову оцінку особи, що проходить стажування: __________________________________________________________________________________________________________________________________ _________________________________________________________________________________________________________________________________
_______________ _______________ _______________ дата підпис, засвідчений печаткою прізвище, ініціали
Русский космизм.
ББК 87.3 Р88
Художник С. А. Кравченко Составление С. Г. Семеновой, А. Г. Гачевой Вступительная статья С. Г. Семеновой Предисловия к текстам С. Г. Семеновой, А. Г. Гачевой Примечания А. Г. Гачевой
&. Составление, вступительная статья, предисловия к текстам, примечания, С. Г. Семенова, А. Г. Гачева, 1993
==1 Содержание
С. Г. Семенова. Русский космизм 3 text.htm - glava01 В. Ф. Одоевский 34 text.htm - glava02 Год (Отрывки) 38 text.htm - glava03 А. В. Сухово-Кобылин 49 text.htm - glava04 Философия духа или социология (учение Всемира) (Отрывки) 52 text.htm - glava05 Н. Ф. Федоров 64 text.htm - glava06 Философия общего дела (Отрывки > 69 text.htm - glava07 Как может быть разрешено противоречие между наукою и Искусством 79 text.htm - glava08 В. С. Соловьев 85 text.htm - glava09 Красота в природе (Отрывки) 91 text.htm - glava10 Смысл любви. Статья пятая (Отрывки) 97 text.htm - glava11 Христос воскрес! 103 text.htm - glava12 Н. А. Умов 107 text.htm - glava13 Эволюция мировоззрений в связи с учением Дарвина (Сокращенное изложение) 111 text.htm - glava14 Роль человека в познаваемом им мире 114 text.htm - glava15 С. Н. Булгаков 129 text.htm - glava16 Софийность хозяйства 131 text.htm - glava17 Душа социализма 141 text.htm - glava18 П. А. Флоренский 146 text.htm - glava19 Органопроекция 149 text.htm - glava20 П. А. Флоренский - В. И. Вернадскому 162 text.htm - glava21 Н. А, Бердяев 166 text.htm - glava22 Человек, Микрокосм и макрокосм (Отрывки) 171 text.htm - glava23 Творчество и бытие (Отрывки) 176 text.htm - glava24 Природа и свобода. Космическое прельщение и рабство человека у природы 179 text.htm - glava25 В. Н. Муравьев 185 text.htm - glava26 Всеобщая производительная математика 190 text.htm - glava27 А. К. Горский 210 text.htm - glava28 Организация мировоздействия 214 text.htm - glava29 Н. А. Сетницкий 239 text.htm - glava30 Об идеале. 242 text.htm - glava31 К. Э. Циолковский 258 text.htm - glava32 Монизм Вселенной 264 text.htm - glava33 Космическая философия 278 text.htm - glava34 В. И. Вернадский 282 text.htm - glava35 Автотрофность человечества 288 text.htm - glava36 Несколько слов о ноосфере 303 text.htm - glava37 А. Л. Чижевский 312 text.htm - glava38 Колыбель жизни и пульсы Вселенной 317 text.htm - glava39 Н. Г. Холодный 328 text.htm - glava40 Мысли натуралиста о природе и человеке 332 text.htm - glava41 В. Ф. Купревич 345 text.htm - glava42 Долголетие: реальность мечты 347 text.htm - glava43 А. К. Манеев 352 text.htm - glava44 Гипотеза биополевой формации как субстрата жизни и психики человека 354
==2
Еще несколько лет назад понятие русского космизма, как и почти ему синонимичное - космической философии, брали неизменно в кавычки как приблизительное, чуть не метафорическое образование. Сейчас русский космизм уже основательно окреп в своих правах, обрел законное гражданство в культурном отечественном наследии. Однако объем и содержание этого понятия и стоящего за ним течения мысли остаются весьма расплывчатыми, то, существенно разбухая, то, напротив, сужаясь до трех-четырех имен. Под космизмом часто понимается целый поток русской культуры, включающий не только философов и ученых, но и поэтов, музыкантов, художников. В нем оказываются и Ломоносов, и Тютчев, и Вячеслав Иванов, и Скрябин, и Рерих, и Чюрлёнис... Есть некое космическое веяние и дыхание в произведениях того или иного творца - и этого оказывается достаточным, чтобы произвести его в космисты. Но тогда то же можно было бы спокойно проделать с доброй половиной культурных деятелей не только России, но и всего мира, ведь ощущение глубинной причастности сознательного существа космическому бытию, мысль о человеке как микрокосме, в стяженном виде вместившем в себя все природные, космические стихии и энергии, проходят через мировую культуру, как восточную, так и западную. В религиозных древнейших и мифологических представлениях человек уже прозревал соотношения и взаимосвязи между своим существованием и бытием Вселенной и эту свою интуицию претворял в различные, преимущественно образные, формы. Космические символы и образы народного бытового искусства и поэзии, микро- и макрокосмические соответствия (вспомним, что и мир мог представляться в виде Огромного Человека, Брамы у индусов и т. д.) выражали эту, условно говоря, объективную идею целостности мироздания, органичной включенности в него жизни и сознания. Но рядом всегда существовал и более активный подход, являлось стремление воздействовать на мир в желательном направлении. Многообразные магические ритуалы, которыми была заполнена жизнь древнего человечества, подтверждают это пусть наивно, но впечатляюще: человек вставал против Вселенной как власть имеющий, заклинатель и повелитель материи, ее сил и <духов>. Преображающая человека и мир мечта стремилась к преодолению ограниченности человека в пространстве и времени, она воплощалась в сказочные, фольклорные образы господства над стихиями - воздушные полеты, метаморфозы вещества, живую и мертвую воду... По существу, с древности до конца XIX в. эта космическая - в широком смысле - тема развивалась только в мифе, фольклоре, поэзии, а также в некоторых философско-утопических, фантастических произведениях (к примеру, у Сирано де Бержерака, Жюля Верна). Но знаменательно, что именно в России, ставшей родиной научного учения о биосфере и переходе ее в ноосферу и открывшей реальный путь в космос, уже начиная с середины прошлого столетия вызревает уникальное космическое направление научно-философской мысли, широко развернувшееся в XX в. В его ряду стоят такие философы и ученые, как Н. Ф. Федоров, А. В. Сухово-Кобылин, Н. А. Умов, К. Э. Циолковский, В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский, В. Н. Муравьев, А. К. Горский, Н. А. Сетницкий, Н. Г. Холодный, В. Ф. Купревич, А. К. Манеев. В философском наследии мыслителей русского религиозного возрождения - В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева - также выделяется линия, близкая пафосу идей русского космизма. Имеется в виду то склонение в русской православной философии, которое Н. А. Бердяев называл <космоцентрическим, узревающим божественные энергии в тварном мире, обращенным к преображению мира> и
==3
<антропоцентрическим... обращенным к активности человека в природе и обществе>1. Именно здесь ставятся <проблемы о космосе и человеке>, разрабатывается активная, творческая эсхатология, смысл которой, по словам Бердяева, в том, что <конец этого мира, конец истории зависит и от творческого акта человека>2. Избежать неправомерного и безмерного расширения этого философского течения можно, если сразу же обозначить принципиально новое качество мироотношения, которое является определяющей его генетической чертой. Это идея активной эволюции, т. е. необходимости нового сознательного этапа развития мира, когда человечество направляет его в ту сторону, в какую диктует ему разум и нравственное чувство, берет, так сказать, штурвал эволюции в свои руки. Поэтому возможно точнее будет определить это направление не столько как космическое, а как активно-эволюционное. Человек для активно-эволюционных мыслителей - существо еще промежуточное, находящееся в процессе роста, далеко не совершенное, но вместе сознательнотворческое, призванное преобразить не только внешний мир, но и собственную природу. Речь по существу идет о расширении прав сознательно-духовных сил, об управлении духом материи, об одухотворении мира и человека. Космическая экспансия одна из частей этой грандиозной программы. Космисты сумели соединить заботу о большом целом - Земле, биосфере, космосе с глубочайшими запросами высшей ценности - конкретного человека. Недаром такое важное место здесь занимают проблемы, связанные с преодолением болезни и смерти и достижением бессмертия. Гуманизм одна из самых ярких черт этой замечательной плеяды мыслителей и ученых, но это гуманизм не прекраснодушный и мечтательный - он основан на глубоком знании, вытекает из целей и задач самой природной, космической эволюции.
Восходящая эволюция
Огромен и конкретен вклад в активно-эволюционную мысль В. И. Вернадского. Его научно-философские теории можно в определенном смысле уподобить прочному фундаменту, без которого дерзновенные идеи и проекты космистов могли бы обернуться прекрасными, но всего лишь воздушными замками. В 1920 г., работая над созданием биогеохимии, призванной изучать влияние <живого вещества> на историю земных химических элементов, Вернадский (к этому времени уже известный минералог, геолог и химик) исследует огромную литературу по первой составляющей этого нового синтеза - биологии (дисциплины, которой прежде он прямо не касался). И тут его умный взгляд и чуткая интуиция великого натуралиста-мыслителя выхватывают среди теорий и догадок прошлого одно неоцененное открытие. Речь идет об открытии американского ученого Джеймса Дана (1813 - 1895), известного в свое время геолога и минералога. Этот современник Дарвина на восемь лет ранее выхода в свет в 1859 г. эпохального <Происхождения видов...> выдвинул понятие, которое назвал энцефалозом или цефализацией (от греч. kephale - <голова>). Излагая современным языком эту идею, Вернадский писал: <В наших представлениях об эволюционном процессе живого вещества мы недостаточно учитываем реально существующую направленность эволюционного процесса>3. С эпохи кембрия, когда появляются зачатки центральной нервной системы, и далее идет медленное, пусть с остановками, но неуклонное (без откатов назад) усложнение, усовершенствование нервной системы, в частности головного мозга. Убедительно доказывают это палеонтологические данные, прослеживаемые за последние пятьсот миллионов лет, хотя сам процесс уходит намного дальше в глубь геологического времени. От моллюсков до <гомо сапиенс> это нарастающее движение неотразимо обнаруживает себя. Удивительно, замечал Вернадский, что не только Дарвин не оценил идеи своего североамериканского коллеги: она вообще выпала из научного обихода биологии. Впрочем, были на то причины. Свой вывод Дана, профессор Йельского университета в Нью-Хейвене, развивал больше на территории философии и теологии, а уж сюда направлялась особая идейная бдительность пуритан Новой Англии. Результатом стал
1. Бердяев Н. А. Русская идея // О России и русской философской культуре. М.:Наука,1990.С.235. 2.Там же. С. 258. 3. Вернадский В. И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения.-М.:Наука,1965. С. 271.
==4
острый конфликт этой идеи с суровым религиозным догматизмом, царившим в штате, и цефализация была утоплена для научного обсуждения и развития почти на семьдесят лет. Вернадский извлекает ее из забвения, осмысливает в четкой эволюционной перспективе и вводит в науку под именем <принцип Дана>. Не забывает он отметить и заслуги современника и соотечественника Дана геолога Джозефа Ле Конта, который тот же процесс особой направленности эволюции, отсчитываемый от возникновения нервной системы у живых существ до появления человека, назвал психозойской эрой. <Принцип Дана>, цефализация - это не теория, но и не гипотеза, которая может быть доказана, а может и нет. Тут мы имеем дело с эмпирическим обобщением, т. е. с большой суммой точных фактов, не имеющих случаев опровержения. Спорить против эмпирического обобщения бесполезно, его можно лишь по-разному истолковать, ставить в те или иные ряды объяснения. Сам Вернадский четко формулирует характер и смысл такой <кривой прямой линии> развития живого. Это объективный природный процесс, закономерно длящийся в полярном векторе времени, устремляясь постоянно в одном, необратимом направлении. В теории эволюции, как известно, выдвигались различные причины происхождения животных видов, их смены и развития, в основном сводимые к тому или иному сочетанию изменчивости и наследственности, пластичного приспособления организмов к среде и сложных генетических, мутационных законов. Последовательное же совершенствование нервной, мозговой ткани, приведшее к созданию человека, по меньшей мере, намекает на спонтанные импульсы самой эволюции, на ее внутренние закономерности, на, если хотите, некую ее <идеальную> программу, стремящуюся к своей реализации. Интересно, что именно геологи впервые научно выразили и представление о колоссальном значении человека, его трудовой, творческой деятельности в активном преобразовании планеты. Независимо друг от друга американец Чарлз Шухерт и А. П. Павлов, оба геологи, в начале нашего столетия пришли к выводу, что с появлением человека историю Земли необходимо выделить в особую геологическую эру: Шухерт вслед за Ле Контом определяет ее как психозойскую, Павлов - как антропогенную. Вернадский вспоминает и их предшественников: основатель современной гляциологии Агассис в середине прошлого века говорил об эре человека, а прежде, в XVIII в., Бюффон - о царстве человека. Но в философии и до них Вернадский видит мысли, предчувствия, связанные с пониманием жизни, ее места и роли во Вселенной, которые могут быть соотнесены с современными научными выводами о живом веществе, об антропогенной геологической эре, о будущей роли человека. Достаточно вспомнить замечательного русского мыслителя XVIII в., который задолго до Дарвина и Дана был движим в своих размышлениях о судьбе и предназначении человека глубинными эволюционными интуициями и приходил при этом к новым, смелым выводам. Откроем основное философское произведение А. Н. Радищева (1749-1802) <О человеке, его смертности и бессмертии> (1792). Для него человек - верхняя ступень лестницы постепенного совершенствования природных существ. В нем все стихии и возможности природы сошлись вместе, чтобы создать ее венец. Человек отличается от всех прочих природных существ прежде всего творческим характером своей природы, тем, что он сам себя создает, начиная с первого акта своей самодеятельности - когда принимает вертикальное положение. Само несовершенство его физической организации становится мощнейшим побуждением к развитию. Глубоко прочувствовав и выразив восходящий характер эволюции от низших ко всем более высоким формам, русский мыслитель исторгает из себя замечательный риторический вопрос, которому никогда не дает иссякнуть человеческое сердце: <Но неужели человек есть конец творению? Ужели сия удивления достойная постепенность, дошел до него, прерывается, останавливается, ничтожествует? Невозможно!..>1. И такие обретенные человеком уникальные, высшие свойства, как разум, духовность, сердечность, большей частью поглощаясь низменной борьбой за материальные условия жизни, не достигают ни настоящего развития, ни полного истинного применения. А ведь именно эти драгоценные способности определяют человека как особое существо в мире. Немецкий просветитель XVIII в. Гердер в сочинении <Идеи к философии истории>, повлиявшем на взгляды Радищева, писал:
1. Радищев А. Н. Избранные философские и общественно-политические произведения. - М., 1952. С. 383.
==5
<Странно поражает нас, что из всех обитателей Земли человек - далее всего от достижения цели своего предназначения>. Объективная неизбежность дальнейшего развития самого человека для обретения им высшей, <богоподобной гуманности> вытекает для Гердера и для Радищева из того импульса к совершенствованию, который пронизывает становление мира жизненных форм. Субъективная же необходимость диктуется ощущением смертного человека, что за время своего существования он только починает свои духовные возможности, для которых впереди мог еще расстилаться бесконечный путь. Внутренние, душевно-духовные силы человека как будто требуют для себя иного, по словам Гердера, <органического строя>. Преображенная новая природа, считают и русский и немецкий философы, не может не ждать человека, в ней-то наконец и распустится медленно созреваемый <бутон человечности>. В этих размышлениях и активное неприятие промежуточной, противоречивой, бесконечно двоящейся между данным и должным натуры человека, и призыв к нему <обрести необходимую ступень света и уверенности, положив на это свой труд...>1. Эта же эмоциональная мысль, эта же мечта, движимая сходной эволюционной логикой, звучит у всех мыслителей-космистов в различном контексте, философском, религиозном или научном, как у того же Вернадского. Объективно констатируемая направленность развития живого не может прекратить свое действие на человеке в ныне существующей, еще далеко не совершенной природе. <Мы могли бы это предвидеть из эмпирического обобщения из эволюционного процесса. Homo sapiens не есть завершение создания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата. Он служит промежуточным звеном в длинной цепи существ, которые имеют прошлое и, несомненно, будут иметь будущее>2. <Прогресс организмов шел непрерывно и не может поэтому остановиться на человеке>, - утверждал Циолковский; <Человек не есть <венец творения>, - убежден Вернадский; за сознанием и жизнью в нынешней форме неизбежно должны следовать <сверхсознание> и <сверхжизнь>, верят по существу все активно-эволюционные мыслители. Идеал обожения, развитый в религиозной ветви русского космизма, также предполагает трансцендирование, превозможение человеком и человечеством его наличной физической, душевной и духовной природы и стяжание высшего, бессмертного, преображенного Божественного бытия. У этой ветви - своя традиция мысли, связанная с той христианской антропологией, которая сложилась у ряда отцов церкви и особенно ярко выразилась в учении о божественных энергиях св. Григория Паламы (XIV в.), византийского богослова и церковного деятеля. Не только Бог, учил Григорий Палама, будучи по своей сущности непостижимой, неопределимой,трансцендентной реальностью, нисходит своими энергиями, своими действиями в мир для спасения человека, но и последний, неся в себе образ и подобие Божие, может в особом акте выхода из себя, вознесения над собственной тварной природой, уже сейчас, еще на Земле, увидеть <нетварный свет>, самого Бога, - иначе говоря, способен физически предвосхитить то, что должно стать по благодати и природой самого человека. Эту же мысль выражает и знаменитый афоризм выдающегося богослова и мыслителя IV в. Василия Великого: <Бог стал человеком, чтобы человек стал богом>. Русские религиозные мыслители конца XIX-XX в. разработали уже цельную концепцию богочеловечества как соборного, всечеловечески-космического обожения (макрообожения, по выражению современного исследователя С. С. Хоружего). Идеи Вернадского о живом веществе, о космичности жизни, о биосфере и переходе ее в ноосферу своими творческими корнями уходят в новую, начавшую активно создаваться с конца XIX - начала XX в. философскую традицию осмысления явления Жизни и задач человека как вершинного ее порождения. Однажды, размышляя о возникшей в это время атмосфере <неудовлетворения узкими размерами Земли и даже Солнечной системы, искания мировой космической связи>, выразившейся, в частности, в романных утопиях, Вернадский заметил следующее: <Оно (это неудовлетворение. -С. С.) сказывается в увеличении значения этих идей в некоторых философских исканиях конца XIX - начала XX в. у философов различной подготовки, например, с одной стороны, у Бергсона, а с другой - у таких искателей истины, как, например, Н. Ф. Федоров>3.
1. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человека. -М.: Наука, 1977. С. 132. 2. Вернадский В. И. Размышления натуралиста: Научная мысль как планетное явление. - М.: Наука, 1977. С. 55. 3. Вернадский В. И. Живое вещество. - М.: Наука, 1978. С. 308.
==6
В книге <Творческая эволюция> (1903) Бергсон выдвинул новую в западной философии идею: жизнь - такая же вечная составляющая бытия, как материя и энергия, а разворачивание жизни - процесс космический, движимый внутренним творческим <порывом>. Такое видение было особенно близким Вернадскому. Французский мыслитель развивал только еще начавшее утверждать себя положение о фундаментальном антиэнтропийном качестве живого. Он разворачивает грандиозную панораму нарастающего эволюционного вала жизни. Поэтическими красками представлена картина того, как энтропийным силам упрощения, дезорганизации, распада, царящим в мировой материи, противостоит тенденция к увеличению порядка, организации, связанная с потоком жизни и сознания. Разумная деятельность человечества при этом выходит в авангард зоны накопления энергии, творческой мощи, стремящейся к одухотворению и преобразованию мира: <Все живые существа держатся друг за друга и все подчинены одному и тому же гигантскому порыву. Животное опирается на растения, человек живет благодаря животному, а все человечество во времени и пространстве есть одна огромная армия, движущаяся рядом с каждым из нас, впереди и позади нас, способная своею мощью победить всякое сопротивление и преодолеть многие препятствия, в том числе, может быть, и смерть>1. Бергсон ввел новое определение человека, которое впоследствии широко употреблял Вернадский: homo faber - человек-ремесленник, человек, созидающий искусственные вещи и орудия. А искусственное есть тот исключительнй человеческий вклад в наличность мира, который расширяет способности и возможности самого человека, как бы продолжает его органы и дает ему новые: автомобиль - быстрые ноги; микроскоп и телескоп - невероятно усилившееся зрение; самолет, ракета несуществующие крылья и т. д. <Потребность в творчестве>, по Бергсону, определяет жизненный порыв в целом, а в человеке достигает своего апогея. Человек - <исключительный успех жизни>, но так же, как у Вернадского, еще не ее венец. Творческие способности человека должны обернуться и на него самого, раздвинуть его еще ограниченное, преимущественно рациональное сознание. Пределы не поставлены. В те же годы, когда появилась <Творческая эволюция>, в России первый русский физик-теоретик Н. А. Умов, о котором Вернадский писал как о <крупном, недостаточно оцененном ученом-мыслителе>, по-своему развивает близкие идеи о <силе развития>, направляющей живое ко все большему совершенствованию сознания, об антиэнтропийной сущности жизни (он даже предлагал ввести третий закон термодинамики, приложимый к областям жизни и сознания), наконец, о творческой природе человека. Предложенное им объяснение роста творческого потенциала эволюции просто и остроумно. Чем создание элементарнее, тем оно, так сказать, комфортабельнее, <блаженнее> слито со средой. По мере же развития для него во внешней природе обнаруживается все более <препятствий и недочетов>, она все менее удовлетворяет нуждам усложнившегося в своих функциях и строении организма, и он вынужден все усиленнее приспосабливать среду к себе, начинать <работать> (вначале инстинктивно) с веществом мира, формировать, строить его (те же гнезда и норы животных), <(С возрастающим в ряде живых существ усложнением жизни должна поэтому возрастать и способность к творчеству и ее последовательный переход от бессознательных к сознательным актам>2. В человеке этот процесс - уже его определяющая родовая черта. В недрах человечества, считает Умов, вызревает новый эволюционный тип - homo sapiens explorans (человек разумный, исследующий), стоящий на гребне эволюции, девиз которого - <Твори и созидай!>. Интересно, что к своим выводам Умов приходит из противоположного Бергсону (и Вернадскому) представления о происхождении жизни. Ссылаясь на ничтожнейший, почти нулевой процент живой материи во Вселенной, Умов считал возникновение жизни совершенно маловероятным событием. Тем не менее она смогла осуществиться на нашей планете только потому, что это произошло не в <ограниченной материальной системе>, а <в системе беспредельной>, каковой является весь космос. Тем самым ученый подразумевает: вся Вселенная каким-то образом <работала> на это великое рождение, создав невероятно сложное, уникальное сочетание факторов в одном
1. Бергсон А. Творческая эволюция. - М., 1909. С. 293. 2. Умов Н. А. Эволюция живого и задача пролетариата мысли и воли. – M.,1906. С. 10.
==7
месте. Оказывается, и такая онтологическая посылка единственности жизни и сознания на Земле должна не приводить человечество в отчаяние, а, напротив, усиливать его нравственную ответственность перед чудом жизни, перед всей эволюцией, всей Вселенной. Со своим призывом к творческой регуляции эволюционного процесса Умов был в России не один. Родоначальником всей активно-эволюционной, космической мысли в России был как раз <искатель истины> Н. Ф. Федоров с его учением <общего дела>. <Изумительным философом> назвал Циолковский Федорова в своих воспоминаниях, написанных незадолго до смерти (основоположник практической космонавтики вспоминал <необыкновенного библиотекаря>, своего первого учителя по московским <университетам> самообразования, заронившего в него живые семена космической мечты). И действительно, было перед чем изумиться! Недаром среди глубоко пораженных и заинтересованных учением Федорова были такие его современники, такие могучие умы и таланты, как Достоевский, Лев Толстой, Владимир Соловьев. <Философия общего дела> (под этим названием вышли посмертно труды Федорова) открывала перед человечеством невиданные дали, призывала к титаническому преобразовательному дерзанию. <Порожденный крошечною Землею, зритель безмерного пространства, зритель миров этого пространства должен сделаться их обитателем и правителем>. <Природа в нас начинает не только сознавать себя, но и управлять собою>. <В регуляции же, в управлении силами слепой природы и заключается то великое дело, которое может и должно стать общим>. <Должна быть умерщвлена, наконец, и смерть сама - самое крайнее выражение вражды, невежества и слепоты, т. е. неродственности>. <Все должны быть познающими и все - предметом знания>. Признав внутреннюю направленность природной эволюции ко все большему усложнению и, наконец, к появлению сознания, Федоров приходит к следующей дерзновенной мысли: всеобщим познанием и трудом человечество призвано овладеть стихийными, слепыми силами вне и внутри себя, выйти в космос для его активного освоения и преображения, обрести новый, бессмертный космический статус бытия, причем в полном составе прежде живших поколений (<имманентное воскрешение>). Сознательное управление эволюцией, высший идеал одухотворения мира раскрывается у Федорова в последовательной цепочке задач: это регуляция <метеорических>, космических явлений; превращение стихийно-разрушительного хода природных сил в сознательно направленный; создание нового типа организации общества - <психократии> на основе сыновнего, родственного сознания; работа над преодолением смерти, преобразованием физической природы человека; бесконечное творчество бессмертной жизни во Вселенной. Для исполнения этой грандиозной цели русский мыслитель призывает ко всеобщему познанию, опыту и труду в пределах реального мира, реальных средств и возможностей при уверенной предпосылке, что эти пределы будут постепенно расширяться, доходя до того, что пока кажется еще нереальным и чудесным. Ни в одном из идеалов, которые до сих пор выдвигало человечество как свою высшую цель, не призывались действительно все до одного на единое дело, касающееся всех, и не только живущих, но и всех умерших, и всех тех, кому жить, и, наконец, всего в мире, всей природы и далее всей Вселенной. Говоря философским языком, у Федорова в субъекте все, а в объекте все, с тем чтобы всеобщим трудом и творчеством достичь всего, что представляется человеку наивысшим благом. Необычно важна для русского мыслителя идея истинного коллективизма (<Жить со всеми и для всех>), направленного на общего врага всех без исключения: смерть, разрушительные стихийные силы; тут кроется источник его безграничного оптимизма: все, одушевленные высшей целью, касающейся конкретно каждого, могут невероятно много, фактически всё. Новый грандиозный синтез наук, к которому призывал Федоров, должен быть осуществлен в космическом масштабе и быть прежде всего преобразовательнодеятельным: в нем практика, т. е. знание, доказанное <опытами в естественном размере>, всеобщей регуляцией, сам достигнутый несомненный результат труда становится высшим критерием истины. Лаборатории ученых - а исследователями делаются все - распахиваются на всю природу, весь мир, углубляются в самого человека, его <физику> и психику, в тайны смерти и зла. Во всеобщую космическую науку о жизни, науку о человеке в том числе, входят все науки, ибо жизнь - единая целостность, в которой все взаимосвязано. Жизнь человека затухает, по меньшей мере, по двум рядам причин: внешним (стихийность среды, ее разрушительный характер, чему не может противостоять недостаточная,
==8
говоря современным научным языком, информационная емкость человеческого организма, т. е. недостаток знания и умения, который, по мысли Федорова, может быть преодолен всеобщим познанием, трудом, регуляцией природы) и внутренним (сама материальная организация человека оказывается неспособной к бесконечному самообновлению, не есть совершенно открытая система, тут необходима всеобъемлющая психофизиологическая регуляция). До сих пор свое расширение в мире, господство над его стихийными силами человек осуществлял прежде всего за счет искусственных орудий, продолжавших его органы, одним словом, при помощи технических средств и машин. На этом пути достигнуты колоссальные успехи, осуществились сказочные мечтания о сапогах-скороходах, коврах-самолетах и т. д. Развивая технику, человек не покушается на собственную природу как таковую, он священно блюдет ее норму и границу, оставляя себя самого как есть, ограниченным и физически и умственно. Сила его увеличивается за счет внешних ему, его телу, его мозгу и сердцу орудий и машин. Разрыв между мощью техники и слабостью самого человека как такового все растет и потому все более ошеломляет, даже начинает ужасать (отсюда современные мифы-фобии <восстания машин>, порабощения людей будущими киборгами, могучими роботами и т. д.). Нельзя отрицать значения техники, нужно только поставить ее на место. Технизация, считает Федоров, может быть только временной и боковой, а не главной ветвью развития. Нужно, чтобы человек ту же силу ума, выдумки, расчета, озарения обратил не на искусственные приставки к своим органам, а на сами органы, их улучшение, развитие и радикальное преображение (так, скажем, чтобы человек сам мог летать, видеть далеко и глубоко и т. д.). <Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры только тогда, когда он будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы>1. Федоров часто говорит о необходимости глубокого исследования механизма питания растений, по типу которого возможны перестройки и у человека (предвосхищение идеи Вернадского об <автотрофности> человека). Человек должен так чутко войти в протекающие в природе естественные процессы, чтобы можно было по их образцу - но на более высоком, сознательном уровне обновлять свой организм, строить для себя новые органы, иными словами -овладевать направленным естественным тканетворением. Эту способность человека в будущем создавать себе всякого рода творческие органы, которые даже будут меняться в зависимости от среды обитания, действия, наш философ-мечтатель называет полноорганностью. В связи с этим вспоминается одна из центральных идей Бергсона о двух путях развития, по которым пошла жизнь: бессознательного инстинкта и интеллекта. Главное качество инстинкта <есть способность пользоваться и даже создавать орудия, принадлежащие организму> (пример трансформизма такого рода - превращение куколки в бабочку). А человек, homo faber, созидает орудия, свои искусственные органы, для манипулирования с телами мира, что ведет к развитию интеллекта, а с ним, в определенном смысле, механистического подхода к миру. <Интеллект, - подчеркивает французский философ, - характеризуется природным непониманием жизни>. Инстинкт же, напротив, органичен, он изнутри, интимно чует мир. Если бы инстинкт мог озариться сознанием, то проник бы в самые недра жизни, в ее тайное тайных, ведь сам он <продолжает ту работу, посредством которой жизнь организует материю>. В человеке есть неразвитые зародыши такого рода <инстинкта>. Это прежде всего интуиция. Через нее можно скорее и глубже если не осознать, то смутно почувствовать саму суть вещей, суть жизни, а действует интуиция через симпатию, со-чувствие, как бы слияние с предметом, через мгновенное преодоление того раскола на субъект - объект, который развился в ходе орудийного отношения человека к миру. Недаром у Бергсона человек по-настоящему еще не соответствует определению sapiens, он только faber, что как раз указывает на его нынешнюю ограниченность. Путь интеллекта, только технического развития ведет, по мнению Бергсона, по существу к рабству у материи. Освободиться от него возможно будет только тогда, когда сознание человека сумеет <обратиться вовнутрь и разбудить те возможности интуиции, которые еще... спят>. Так вот, если вернуться к идеям Федорова, то творчество самой жизни, <органический> прогресс, к которому он призывает, это и есть расширение интеллекта за счет разбуженных и развитых ресурсов интуиции, сознательное овладение
1. Федоров Н. Ф. Соч. - М., 1982. С. 501.
==9
тем <органосозиданием>, которое доступно <творящему стану> самой природы на уровнях инстинкта. Движет такой прогресс мечта о бессмертии, которая в трудах Федорова обрела достижимые очертания: впервые в истории был предложен реалистический путь опытного познания, преобразования законов природы, всеобщего труда, - путь, ведущий к победе над смертью. Интересно, что почти одновременно с Федоровым еще один его современник пытался обосновать будущее космическое развитие человечества. Речь идет о знаменитом драматурге А. В. Сухово-Кобылине. Удалившись в свое родовое имение, более двадцати лет он отдал построению оригинального философского синтеза, основанного на эволюционном учении Дарвина и диалектике Гегеля. В 1899 г. в Кобылинке разразился пожар - погибла библиотека и все рукописи ее владельца. Мир так и не узнал <учения Всемира> (так называл свою философию сам автор). Случайно сохранившиеся остатки рукописей Сухово-Кобылина, а также более позд
|
