Б. Малиновский. слово является лишь его перепевом, с приставкой для пущего бла­гозвучия, или же первое является лишь обособленной частью пол­ного имени — м

БАЛОМА

 

слово является лишь его перепевом, с приставкой для пущего бла­гозвучия, или же первое является лишь обособленной частью пол­ного имени — моим информаторам было не совсем ясно.

В только что рассмотренной системе магии ловли калала сущес­твует семь заклинаний, и в пяти из них фигурируют имена предков, что немало.

Подробное обсуждение всех остальных записанных мною маги­ческих формул заняло бы слишком много места. В качестве осно­вания для сжатого обсуждения будет достаточно сводной таблицы (см. ниже)⁵⁶.

Как упоминалось выше, существует две категории магии, "матрилинейная" и "патрилинейная", первая привязана к опре­деленной местности, вторая чаще всего может передаваться людьми одной местности людям другой. В магии Киривины так­же следует различать магию, которая образует систему, и магию, которая состоит из не связанных между собой формул. Термин "система" можно использовать для обозначения такой магии, в которой ряд формул образует органичное согласованное целое. Эта целостность обычно связана с определенной деятельностью, которая также является частью большого органичного целого — деятельностью, направленной на достижение одной конечной це­ли. Так, совершенно понятно, что земледельческая магия обра­зует систему. Каждая формула связана с каким-то видом работ, а все вместе они образуют последовательность и направлены на достижение определенной цели. То же самое относится и к ма­гии, практикуемой на различных стадиях рыбной ловли, или к магическим формулам, проговариваемым во время последова­тельных этапов торговой экспедиции. Ни одна формула из такой системы сама по себе ни на что не годится. Они все должны произноситься последовательно; они все должны действовать в рамках одной и той же системы, и каждая должна соответство­вать определенной стадии регулируемого вида деятельности. Магия любви, напротив, заключается в заклинаниях (в Кириви-не их бесчисленное множество), каждое из которых представ­ляет независимую единицу.

 

Назначение магии	Общее число	Количество	Количество
	зарегистриро-	формул,	формул,
	ванных	в которых	в которых не
	формул	упоминаются	упоминаются
		имена	имена
		предков	предков
1.Заговоры погоды
2. Военная магия
3. Каитубутабу
(кокосовый орех)
4. Гроза
5. Колдовство и
врачевание
6. Каноэ
7. Муасила (торговля,		?	?
обмен материальными
ценностями)
8. Любовь
9. Каига-у (магия против
мулукуауси)
10. Кабитам (заклинания
искусства резьбы)
11. Рыбная ловля
12. Ловля скатов	1.
13. Вагева (магия красоты)
14. Орехи арековой пальмы
15. Саикеуло
(детская магия)

Военная магия (2) также образует систему. Все заклинания должны произноситься одно за другим, в соответствии с рядом пос­ледовательных магических действий. Эта система связана с опреде­ленной местностью, и в заклинаниях содержатся упоминания этой местности (наряду с другими), но имен предков в них нет.

Магия погоды (1), главным образом магия "вызывания" дождя и менее важная магия, призванная обеспечить хорошую погоду, является местной и связана с мифом. Все двенадцать заклинаний принадлежат одной местности и представляют собой самую сильно­действующую магию дождя на острове. Они составляют монополию

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

правителей деревни Касана-и (небольшая деревня, практически слившаяся с Омараканой), и монополия эта в засушливые времена дает огромный доход магу в виде даров за проведение обрядов.

В магии каитубутабу (3) две ее формулы также образуют систему; обе они должны произноситься в определенные моменты, когда действуют табу на употребление кокосовых орехов и долж­ны — наряду с сопутствующими обрядами — благоприятствовать урожаю кокосовых орехов.

Магия грозы (4) связана с преданием, в котором фигурирует мифический предок, и он упоминается в заклинании.

Магия строительства каноэ (6) и магия муасила (7), связанная с замечательной системой торговли и обмена ценностями (называю­щейся кула), образуют каждая свою исключительно важную систе­му магии. В записанных мною формулах имена предков не упоми­наются. К сожалению, мне не удалось записать полной системы муасила, а записанную систему магии каноэ невозможно было над­лежащим образом перевести. В обеих системах магии есть упомина­ния названий местности, но нет имен предков.

Три заклинания магии рыболовства относятся к одной системе.

Другие заклинания (12-15) систем не образуют. В любовных за­клинаниях, естественно, нет упоминаний имен предков. Единствен­ными формулами, в которых такие имена появляются, являются те, что призваны наслать болезнь на человека или изгнать ее. Некото­рые из этих заговоров связаны с мифами.

Представленные здесь данные, касающиеся роли предков в магии, должны говорить сами за себя. Получить у туземцев дополнитель­ную информацию было почти невозможно Имена балома — неотъ­емлемая и важная часть многих заклинаний. Бесполезно спрашивать туземцев: "Что случится, если вы не назовете балома!" (такого рода вопросы иной раз помогают узнать, каковы, в представлениях ту­земцев, санкции или назначение того или иного обряда), потому что магическая формула является незыблемой и неизменной частью тра­диции. Она должна быть заучена абсолютно точно и повторяться только так, как была заучена. Если какую-либо деталь заклинания или магического обряда исказить, то они полностью потеряют свою действенность. Поэтому пропустить имена предков немыслимо. На прямой вопрос: "Зачем вы называете эти имена?" — отвечают тра­диционным: "Токунабогу бубунемаси [наш древний обычай]". Так что я мало чего добился, обсуждая эту тему даже с самыми умными туземцами.

О том, что произнесение имен предков — нечто большее, чем просто перечисление, отчетливо свидетельствуют подношения ула-ула, предписываемые всеми самыми важными и тщательно изучен­ными системами, а также и обычай сагали, представленный выше. Но и эти дары, и обычай сагали, хотя они несомненно подразуме­вают присутствие балома, не говорят об участии духов в достижении цели магии, не указывают на духов как на посредников, с помощью которых достигает цели маг, как на посредников, к которым он взывает или которых он подчиняет себе заклинанием с тем, чтобы они впоследствии выполняли определенные задачи. Иногда туземцы высказывают бесхитростную идею, что доброжелательная позиция духа очень благоприятна для рыболовства или земледелия и что, будучи разгневаны, духи станут вредить. Эта последняя негативная установка, несомненно, была особенно выражена в суждениях ту­земцев. Балома каким-то таинственным способом участвуют в тех церемониях, которые проводятся для них, и лучше на всякий случай заручиться их поддержкой, но эта установка ни в коей мере не предполагает, что они являются основными или даже второстепен­ными действующими лицами какого-либо вида деятельности. Ма­гическая сила заключена в самом заклинании.

Отношение туземцев к балома — в том, что касается магии — может стать более понятным, если сопоставить данные этого раздела с данными, рассмотренными в разделе о миламала. Там балома и участники и наблюдатели, благосклонности которых необходимо до­биваться, желания которых нужно обязательно удовлетворять. Более того, они не медлят с проявлениями неодобрения и могут немало досадить, если с ними не обращаться должным образом, хотя их гнев далеко не так ужасен, как обычно это представляется в поверьях о сверхъестественных существах — и у дикарей, и у ци­вилизованных народов. В обрядах миламала балома не являются активно действующими лицами. Их роль пассивна. И из этой пас­сивности их можно вывести, только испортив им настроение, и тогда они проявляют свое присутствие, так сказать, негативным способом.

Перечисление имен предков в магических заклинаниях имеет еще один аспект, о котором необходимо напомнить. В любых магических обрядах Киривины огромную роль играют мифы, которые лежат в основе отдельных систем и — согласно традиционным преданиям — магии в целом. То, насколько эти предания-традиции связаны с определенными местностями и то, насколько они в силу этого фо­кусируют семейные предания отдельных субкланов, обсуждалось

Б. Малиновский

выше. Следовательно, имена предков, упоминаемые в ряде формул, являются одним из элементов устной традиции, весьма существен­ным в целом. Сама сакральность этих имен, будучи часто звеном, связующим человека, практикующего магию, с мифическим пред­ком и первым обладателем магии, в глазах туземца является вполне достаточной prima facie причиной перечисления. На самом деле я уверен, что любой туземец в первую очередь именно так расценит перечисление имен предков в заклинаниях и что он никогда не увидит в этом никакого взывания к духам, никакого приглашения балома прийти и действовать; заклинания, произносимые при подношении ула-ула, возможно, являются исключением. Но даже это исключение не занимает первостепенное место в мыслях ту­земца и не накладывает отпечатка на его общую установку по

отношению к магии

VI

Все эти данные, касающиеся отношений между балома и живыми людьми, были некоторым отклонением от темы нашего рассказа о потусторонней жизни балома на Туме, а теперь мы вновь возвраща­емся к этой теме.

Мы оставили балома укоренившимся в новой жизни в потусто­роннем мире, более или менее смирившимся с утратой близких, оставшихся в мире живых. Скорее всего, он снова женился, создал новые узы и наладил новые связи. Если человек умер молодым, то и его балома молод, но со временем он состарится, и в конце концов его жизнь на Туме оборвется. Если человек умер старым, то и ба­лома его стар, и после некоторого периода пребывания на Туме его жизнь также окончится⁵⁹. Во всех случаях конец жизни балома на Туме — очень важный переломный момент в цикле его существова­ния. Именно по этой причине, упоминая об окончании жизни бало­ма на Туме, я избегал слова смерть.

Я представлю простую версию этих событий, а потом приступлю к обсуждению деталей. Когда балома делается совсем старым — у него выпадают зубы, а кожа становится дряблой и морщинистой, — он идет на берег океана и купается в соленой воде; затем он сбра­сывает кожу, как змея, и становится... маленьким ребенком — даже зародышем, ваивайа (так называют плод в утробе и новорожденного младенца), бйлалш-женщина видит этого ваивайа] она берет его и

БАЛОМА

кладет в корзину или заворачивает в лист кокосовой пальмы пуа-гпаи). Потом она несет это маленькое существо в Киривину и поме­щает его в чрево какой-нибудь женщины, введя через влагалище. Так женщина становится беременной (насусума)⁶⁰.

Это то, что я узнал от первого информатора, упомянувшего дето­рождение в разговоре со мной. Здесь нашли отражение два важных психологических факта: вера в реинкарнацию (перерождение) и отсутствие представлений о физиологических причинах беременнос­ти. Теперь я хочу обсудить оба эти сюжета в свете деталей, выяс­ненных мною после дальнейшего сбора сведений.

Прежде всего, каждому в Киривине известно и ни у кого не вы­зывает ни малейших сомнений, что действительной причиной бере­менности всегда бывает балома, который внедряется или входит в тело женщины и без которого женщина не может забеременеть; все младенцы образуются или появляются (ибубулиси) на Туме. Эти убеждения образуют основной пласт того, что может быть названо народным или общепринятым верованием. Если вы спросите любого мужчину, женщину или даже смышленого ребенка, вы получите от него или от нее эту информацию. Но какие-либо дальнейшие детали отнюдь не так широко известны; одну подробность узнаешь здесь, другую — там, иные из них противоречат друг другу, и ни одна не кажется вполне ясной, хотя очевидно, что некоторые из этих представ­лений влияют на поведение и связаны с определенными обычаями.

Во-первых, что касается естества этих "детей-духов", ваивайа^. Следует помнить, что туземцы, как это вообще характерно для до­гматических представлений, очень многое принимают просто как данность и не дают себе труда ясно определять детали или отливать их в конкретные и яркие образы. Самое естественное допущение — "ребенок-дух" есть неразвившийся младенец, эмбрион, зародыш, — высказывается и наиболее часто. Слово ваивайа, означающее "за­родыш", "ребенок во чреве", а также "новорожденный" кроме того употребляется и для обозначения невоплотившихся "детей-духов". При обсуждении этой темы, в котором принимало участие несколько мужчин, некоторые утверждали, что человек, после своего пере­рождения на Туме, становится просто чем-то вроде "крови", буиа-и. Каким образом он может быть впоследствии транспортирован в таком жидком виде — было неясно. Но термин буиа-и, похоже, имеет несколько более широкие коннотации, в данном случае, может быть, имеется ввиду не просто жидкая кровь, а нечто вроде плоти вообще.

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

Другой круг верований и представлений о реинкарнации отражает устойчивые ассоциации между морем, морской водой и детьми-ду­хами. Так, несколько информаторов говорили мне, что после своего перерождения ваивайа погружается в море. Первая полученная мною и приведенная выше версия гласила, что омывшись в морской воде, дух омолаживается, и его тут же подбирает балома-женщина и несет в Киривину. По другим версиям, дух после перерождения некоторое время живет в море. Существует несколько поверий, кор­релирующих с этим представлением. Так, во всех прибрежных де­ревнях западного побережья (где была собрана эта информация) незамужние девушки при купании соблюдают определенные пред­осторожности. Считается, что дети-духи прячутся в попево, морской пене, а также в камнях, называющихся дукупи. Они могут "сесть на плавник" (на плавающее в море бревно) или прикрепиться к мертвым водорослям, плавающим на поверхности моря. Поэтому, когда временами ветер и прилив прибивают к берегу все это в из­рядном количестве, девушки боятся купаться, особенно в разгар прилива. Если же замужняя женщина хочет зачать, она может пос­тучать по камням дукупи, чтобы побудить спрятавшегося там ваи­вайа войти в ее матку. Но это не ритуальное действие.

В представлениях жителей внутренних районов тоже существует связь между зачатием и купанием. Самый обычный способ забере­менеть — подхватить ваивайа в воде. Часто, купаясь, женщина чув­ствует, как что-то коснулось ее или даже причинило ей боль. Она говорит: "Рыба укусила меня", а на самом деле это в нее входит ваивайа или его вводят в нее.

Другая довольно важная ассоциация между представлением о за­чатии и представлением о том, что ваивайа обитают в море, отра­жена в единственном значительном обряде, сопутствующем беремен­ности. Спустя примерно четыре-пять месяцев после первых призна­ков беременности женщина начинает соблюдать определенные табу, и в то же самое время изготавливается длинная добе (травяная юбка), называющаяся саикеуло, которую она будет носить после рождения ребенка. Ее готовят несколько родственниц, которые к тому же совершают над ней магический обряд, долженствующий оказать благотворное влияние на ребенка. В тот же день беременную женщину приводят к морю, где родственницы той же категории, что и те, кто сделали саикеуло, купают ее в соленой воде. За всем этим следует сагали (церемониальная раздача еды).

Обычное объяснение у-ула (смысла) этого обряда: он делает "кожу женщины белой" и облегчает роды⁶³. Но в прибрежной де­ревне Каватариа мне без всякого принуждения с моей стороны дали другое объяснение, согласно которому обряд кокува связан с вопло­щением детей-духов. По словам одного из моих информаторов, на первой стадии беременности ваивайа на самом деле еще не внедря­ется в женское тело, происходит лишь что-то вроде подготовки к его приему. Только позднее, во время церемониального купания, ребенок-дух входит в тело женщины. Было ли это объяснение лич­ным домыслом или же оно имело широкое распространение в при­брежных деревнях — мне не известно, но я склонен полагать, что оно действительно представляет составную часть верований тузем­цев, населяющих побережье. Однако я должен определенно за­явить, что мои информаторы из внутренних деревень с полным пре­зрением отвергли это толкование, указав к тому же на противоречие: ведь церемония проводится на достаточно поздних сроках беремен­ности, когда ваивайа уже давно обосновался в чреве матери. Очень характерно, что информаторы без труда замечают несуразицу в вы­сказываниях, которые не соответствуют их убеждениям, тогда как в своих собственных суждениях они весьма толерантны к подобным же противоречиям. Любопытно, что в этом отношении туземцы ни­чуть не более последовательны или интеллектуально честны, чем цивилизованные люди.

Представление о том, что ваивайа вкладывается в женщину 6а лома, преобладает над поверьем о его воплощении во время купания в море. Но эти два представления сливаются в версии, согласно которой балома вкладывает в женщину ваивайа под водой во время купания. Балома часто является будущей матери во сне, и она го­ворит мужу: "Мне приснилось, что моя мать (или тетя по материн­ской линии, или старшая сестра, или бабка) вложила в меня ребен­ка; мои груди набухают". Как правило, именно женский балома является в сновидении и приносит ваивайа, хотя это может быть и мужчина, но балома всегда должен быть вейола женщины (родст­венником по материнской линии). Многие туземцы знают, кто при­нес ваивайа их матерям. Так, Тоулува, вождь Омараканы, был дан его матери Бомакатой (Бугуабуагой) одним из ее табула ("дедов" — в данном случае братом матери ее матери). Бвоила-геси, женщине, упоминавшейся выше, которая посещает Туму, ее сын, Тукулубакики, был дан Томнавабу — ее кадала (братом мате­ри). Жена Тукулубакики, Кувоигу, говорит, что к ней приходила

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

ее мать и дала ей ребенка, девочку, которой сейчас около двенадцати месяцев. Такая осведомленность возможна только, когда конкрет­ный балома является во сне женщине и говорит ей, что вложит в нее ваивайа. Конечно же, такие объявления не являются непремен­ным пунктом программы; большинству людей неизвестно, кому они обязаны своим существованием.

Все представления о реинкарнации объединяет одна исключи­тельно важная черта, и как бы они не разнились в других деталях, в этом уверенно сходятся все информаторы, а именно: принадлеж­ность индивида к определенному социальному подразделению, кла­ну и субклану, сохраняется при всех его перерождениях. Балома в потустороннем мире принадлежит к тому же субклану, что и человек при жизни; и новые воплощения также происходят строго в пред­елах субклана. Ваивайа передается балома, относящимся к тому же субклану, что и женщина, которой он предназначен, и, как только что говорилось, обычно передающий балома является даже каким-нибудь близким ей вейола. Исключения из этого правила считаются абсолютно невозможными; индивид в цикле перерождений не может поменять свой субклан⁶⁵.

Ну и хватит о вере в реинкарнацию. Хотя это универсальное и популярное поверье, т. е. известно всякому, оно не играет особенно значительной роли в социальной жизни. И только последнее из упомянутых представлений — о сохранении уз родства в процессе всего цикла — очень важно, оно определенно иллюстрирует устой­чивость социальных разграничений, неизменность принадлежности к определенной социальной группе. И наоборот, оно, как и вера в реинкарнацию в целом, призвано усиливать эти узы.

VII

На первый взгляд может показаться, что представления о реин­карнации и о том, что ребенок-дух помещается кем-то или сам внед­ряется в чрево матери, заведомо исключают какие-либо знания о физиологическом процессе зачатия. Но любые выводы или доказа­тельства, опирающиеся на законы логики, абсолютно непригодны, когда дело касается веры, будь то вера дикаря или вера цивилизо­ванного человека. Два верования, абсолютно противоречащие друг другу с точки зрения логики, могут прекрасно уживаться друг с другом, в то время как заключение, неизбежно со всей очевидностью

вытекающее из утвердившегося догмата, может попросту игнориро­ваться. Поэтому единственным надежным способом этнологического исследования является изучение каждой детали туземной веры и недоверие к любому выводу, полученному только путем умозаклю­чений.

Можно вполне уверенно утверждать, что в целом туземцы пре­бывают в полном неведении относительно физиологического меха­низма оплодотворения. Но хотя эта тема несомненно сложна, чтобы избежать серьезных ошибок, необходимо вникнуть в детали.

С самого начала следует сделать одно разграничение: разграни­чение между понятием оплодотворения, которое предполагает, что отец вкладывает свою лепту в формирование тела ребенка, с одной стороны, и представлением о чисто физическом действии — половом сношении — с другой. Что касается последнего, то представление о нем у туземцев можно сформулировать следующим образом: пре­жде чем женщина сможет забеременеть, ей необходимо вступить в половую жизнь.

Я был вынужден сделать такое разграничение (оно диктуется ха­рактером собранной мной информации), чтобы объяснить опреде­ленные противоречия, накопившиеся в ходе расспросов. Поэтому такое разграничение следует принять как "естественное", соответ­ствующее туземным воззрениям и отражающее их. В самом деле, нельзя было предвидеть, как туземцы отреагируют на мои вопросы о деторождении и с какой стороны они все-таки приблизятся к адек­ватному знанию фактов. Однако когда это разграничение сделано, его теоретическое значение очевидно. Казалось бы, ясно, что только знание первого факта (роли отца в зачатии) может оказывать какое-либо влияние на формирование туземных представлений о родстве. Коль скоро отец не принимает никакого участия в формировании тела ребенка (по понятиям туземцев), по-видимому, и речи не может быть о кровном родстве по мужской линии. Простое механическое "открытие" пути ребенку в чрево женщины и из него, ясное дело, не имеет решающего значения. Но положительные знания в Кири-вине находятся как раз на том уровне, когда появляется смутная догадка о некоторой связи между половой близостью и беремен­ностью, но не существует никакого конкретного представления о вкладе мужчины в новую жизнь, формирующуюся в теле матери.

Обобщу данные, которые привели меня к такому утверждению. Обнаружив, что представления о роли отца в оплодотворении от­сутствуют, я перешел к прямым вопросам о причинах (уула) появ-

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

ления ребенка или беременности женщины, на которые получал неизменный ответ: "Балома боге исаика [его дал балома]"⁶⁶.

Конечно, как и любые вопросы об у-ула, этот следует задавать терпеливо и избирательно, и порой он может остаться без ответа. Во многих случаях, когда я ставил этот вопрос прямо и однозначно и его понимали правильно, ответ был таким, какой приведен выше, хотя здесь я сразу же должен добавить, что иногда он усложнялся крайне сбивчивыми намеками на половой акт. Так как меня такие ответы приводили в замешательство, а мне очень хотелось внести ясность, я поднимал этот вопрос всякий раз, как только находил повод, подходя издалека, формулируя его in abstracto и пытаясь прояснить суть дела с помощью конкретных примеров, когда речь заходила о каком-нибудь особом случае беременности, в прошлом или в настоящем.

Особый интерес и решающее значение имели случаи, когда бере­менные женщины не были замужем⁶⁷.

Когда я спрашивал, кто отец внебрачного ребенка, ответ был толь­ко один, что никакого отца нет, так как девушка не замужем. Если же я затем спрашивал, в предельно откровенных выражениях, кто является физиологическим отцом, то меня все равно не понимали; если же я продолжал расспросы и формулировал примерно так: "Незамужних женщин много, почему же эта забеременела, а другие нет?" — ответ был: "Балома дал ей ребенка". И здесь я зачастую снова попадал в тупик, так как некоторые высказывания явно под­разумевали, что незамужняя женщина, не отличающаяся целомуд­рием, особенно подвержена встречам с балома. Однако девушки считают, что простое воздержание от купания во время прилива — прямая мера предосторожности против контактов с балома — го­раздо надежнее, чем такая косвенная мера, как целомудрие.

Однако к внебрачным или, согласно представлениям жителей Ки-ривины, не имеющим отцов детям и их матерям относятся с неко­торым неодобрением. Я помню несколько примеров, когда мне ука­зывали на девушек как на незавидных невест — "нехороших" — потому что у них были внебрачные дети. Если вы спросите, почему это плохо, то дадут стереотипный ответ: "Потому что нет отца, нет мужчины, который взял бы младенца на руки" (Гала таитала Си-копо-и). Так, у моего переводчика, Гомайи, была любовная связь, что здесь вполне обычно до брака, с Иламуегиаей, девушкой из соседней деревни. Сначала он хотел жениться на ней. Но потом у нее родился ребенок, и Гомайа женился на другой женщине. На во-

прос, почему он не женился на своей прежней возлюбленной, он ответил: "У нее ребенок, это очень плохо". При этом он был уверен, что она ни разу не была неверна ему в период их "помолвки" (юноши Киривины часто бывают жертвой таких иллюзий). У него не было ни малейшего представления, что можно вообще говорить об отцовстве ребенка. Если бы было, то он признал бы ребенка своим, потому что верил, что в половую близость с матерью вступал только он. А так оказалось достаточно того, что ребенок родился в неположенное время, чтобы отвратить его. Этот пример, однако, отнюдь не свидетельствуют о том, что у женщины, преждевременно ставшей матерью, обязательно возникнут какие-либо серьезные сложности с последующим замужеством. Во время моего пребыва­ния в Омаракане две такие женщины вышли замуж без всяких про­блем и толков. Незамужних женщин в возрасте, который можно назвать "брачным" (25~45 лет), здесь нет, и когда я спрашивал, может ли женщина остаться незамужней из-за того, что имеет ре­бенка, ответ был категорически отрицательным. Так что здесь также следует иметь в виду все сказанное выше о роли балома в зачатии, как и все приведенные мной конкретные случаи.

Когда, вместо того чтобы просто спрашивать туземцев об у-ула беременности, я излагал им эмбриональную теорию, то обнаруживал полное неведение. Сравнение с семенем, посаженным в почву, и растением, вырастающим из семени, совершенно ни в чем их не убеждало. Правда, они проявляли интерес к этому и спрашивали, таков ли "способ, которым белый человек делает это", но оставались в полной уверенности, что в Киривине "обычай" не таков. Семенная жидкость (момона) служит только для удовольствия и смазки, и характерно, что словом момона обозначаются как мужские, так и женские выделения. О каких-либо других свойствах момона они не имели ни малейшего понятия. Итак, какие-либо представления о единокровии отца и ребенка или о родстве как о телесной связи между отцом и ребенком абсолютно чужды туземному образу мыс­лей. Упомянутый выше случай, когда туземщл не понимали вопро­са: "Кто отец ребенка незамужней женщины?", можно дополнить двумя другими примерами, относящимися к замужним женщинам. Когда я спрашивал своих информаторов, что произойдет, если жен­щина забеременеет в отсутствие своего мужа, они спокойно согла­шались, что такие случаи могут иметь место и что абсолютно ника­ких неприятностей не последует. Один из них (я не записал его имени и не запомнил его) в качестве примера привел свой собствен-

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

ный случай. Вместе со своим белым господином он отправился в Самараи и находился там, как он сказал, в течение года. В это время его жена забеременела и родила ребенка. Он вернулся из Самараи, увидел ребенка, и все было замечательно. После дальней­ших расспросов я пришел к выводу, что мужчина отсутствовал при­мерно 8" 10 месяцев, поэтому не было безусловной необходимости подвергать сомнению верность его жены. Но то, что муж не имел ни малейшего желания подсчитывать лунные месяцы своего отсут­ствия и что он определял длительность этого периода весьма при­близительно и без всякого беспокойства, симптоматично. Это был умный мужчина, долгое время живший бок о бок с белыми людьми в качестве "боя по найму", и он вовсе не казался робким или "под­каблучником".

Когда однажды я затронул эту тему в присутствии нескольких белых мужчин, постоянных жителей Тробрианских о-вов, м-р Ка­мерон, плантатор с о-ва Китава, рассказал мне о случае, который поразил его, так как он не имел ни малейшего представления о невежестве туземцев. Туземец с Китавы, нанявшись на работу к белому человеку на острове Вудларк, отсутствовал дома два года. Вернувшись, он нашел там ребенка, родившегося за пару месяцев до его возвращения. Он с готовностью принял его как своего собст­венного и не понимал ни насмешек, ни намеков белых мужчин, которые спрашивали, не стоит ли ему развестись или, по меньшей мере, хорошенько выпороть свою жену. В том, что его жена забе­ременела спустя примерно год после его отъезда, он не нашел ничего хоть в малейшей степени подозрительного или наводящего на раз­мышления. Таковы эти два поразительных примера, которые я об­наружил в своих записях; но я располагаю множеством других под­тверждений такого удивительного положения дел; они следуют из менее впечатляющих фактов и из обсуждения воображаемых при­меров с различными информаторами.

Наконец, с этой темой связаны представления туземцев о родстве между отцом и ребенком и их понимание родства вообще. У них существует только одно слово для обозначения родства, это вейола. Этот термин указывает на родство по материнской линии и не вклю­чает родственных отношений ни между отцом и его детьми, ни между какими-либо агнатными* родственниками. Очень часто, рас­спрашивая об обычаях и их социальной основе, я получал ответ: "О, отец не делает этого; потому что он не вейола детям". Понятие

* По отцовской линии.

о родстве по материнской линии имеет в своей основе идею общности тела. Во всех социальных вопросах (правовых, экономических, ри­туальных) как самое близкое рассматривается родство между брать­ями, "потому что они состоят из одного и того же тела, одна и та же женщина родила их". Таким образом, демаркационная линия между родством через отца и по отцовской линии (которое как ге­нетическое понятие для туземцев не существует, поэтому отсутству­ет и соответствующий термин) и родством, прослеживаемым через мать {вейола), соответствует разделению между теми, кто имеет "одно и то же тело" (без сомнения это полный аналог нашему по­нятию "кровного родства"), и теми, кто не являются "одним телом".

Но, несмотря на это, связь меду отцом и детьми исключительно тесна и в повседневной жизни — вплоть до самых мелочей — и в вопросах наследования прав и привилегий. Так, дети могут входить в деревенскую общину отца, хотя по правилам они принадлежат к деревенской общине матери. Отец передает по наследству ряд своих привилегий детям. Самая важная из них — монополия на тот или иной вид магии. Это главная ценность из всех "владений " человека. Так, очень часто, особенно в случаях, вроде упомянутых выше (в разд. V), когда отец может сделать это законно, он оставляет свою магию сыну, а не брату или племяннику. Примечательно, что отец, движимый привязанностью к детям, всегда стремится оставить им как можно больше и делает это всякий раз, когда удается.

В такой предаче магии по наследству от отца к сыну имеется одна особенность: магию дарят, а не продают. Конечно же, магию человек должен передать наследнику при жизни, так как его нужно обучать формулам и обрядам. Когда мужчина передает магию кому-нибудь из своих вейола — младшему брату или своему племяннику по жен­ской линии — он получает плату, называющуюся в этом случае покала. Это должна быть весьма значительная плата. Когда магии обучается сын, не взимается абсолютно никакой платы. Это, подо­бно многим другим особенностям туземных обычаев, остается в вы­сшей степени непонятным, потому что родственники по материнской линии имеют право на магию, а сын, по сути, не имеет на нее вообще никаких прав, и при определенных обстоятельствах его могут ли­шить этой привилегии те, кто имеет на нее право; и все же он по­лучает ее бесплатно, а они должны дорого платить за нее.

Воздерживаясь от других возможных объяснений, я просто при­веду ответ туземцев на этот вопрос, который ставит в тупик (мои информаторы вполне отчетливо осознавали всю парадоксальность

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

ситуации и прекрасно понимали, почему я был озадачен). Они ска­зали: "Мужчина передает ее [магию] детям своей жены. Он живет с этой женщиной бок о бок, он обладает ею, она делает для него все, что жена должна делать для мужа. Все, что он делает для ребенка, является платой (мапула) за то, что он получил от нее". Это отнюдь не единичное высказывание. Здесь суммированы стере­отипные ответы, полученные мною в тех случаях, когда я поднимал этот вопрос. Таким образом, именно тесная связь между мужем и женой, а не представление — каким бы смутным и далеким от ре­альности оно не было — о физическом отцовстве, оправдывает в глазах туземцев все то, что отец делает для своих детей. Следует четко понимать, что социальное и психологическое отцовство (сумма всех уз — эмоциональных, правовых, экономических) вос­принимается как производное обязательств мужчины по отношению к с