Б. Малиновский. Самый важный общий принцип изучения верований, которому я должен был следовать в своих полевых изысканиях

БАЛОМА

 

Самый важный общий принцип изучения верований, которому я должен был следовать в своих полевых изысканиях, таков: любое верование или любой образец фольклора — это не просто фрагмент информации, которую можно почерпнуть из любого случайного ис­точника, от любого случайного информатора и принимать за акси­ому, взятую в одном единственном экземпляре. Напротив, каждое верование отражается в умах всех членов данного общества и про­являет себя во многих социальных явлениях. Поэтому оно много-планово и фактически присутствует в социальной реальности в оше­ломляющем разнообразии, очень часто приводящем в замешатель­ство, хаотичном и неоднозначном. Другими словами, существует "социальное измерение" верования, и оно должно быть тщательно изучено; верование должно быть проанализировано в его движении в этом социальном измерении; оно должно быть исследовано в свете разнообразия складов ума и в свете разнообразия институтов, в которых оно может быть прослежено. Проигнорировать это соци­альное измерение, оставить без внимания то разнообразие, в кото­ром любой данный образец фольклора встречается в социальной группе, будет ненаучно. В равной мере ненаучно будет признать эту проблему и решить ее просто, рассматривая вариации как несущ­ностное, потому что в науке только то является несущностным, что не может быть сформулировано в виде общего закона.

Этнологическая информация о верованиях обычно оформляется примерно так: "Туземцы верят в существование семи душ", или же: "В этом племени мы узнали, что злые духи убивают людей в буше" и т.п. Однако такие утверждения, несомненно, являются ложными или, по меньшей мере, неполными, потому что никакие "туземцы" (во множественном числе) никогда не имеют никаких верований и никаких идей, но каждый из них в отдельности обладает своими собственными идеями и своими собственными верованиями. Более того, верования и идеи существуют не только в виде осознанных и сформулированных взглядов членов общины. Они воплощены в со­циальных институтах и выражаются в поведении туземцев; из того и из другого они должны быть, так сказать, извлечены. Во всяком случае ясно, что дело обстоит не столь просто, как это предполагает "одномерная" этнологическая практика. Этнограф находит инфор­матора и, поговорив с ним, получает возможность сформулировать туземный взгляд, скажем, на жизнь после смерти. Этот взгляд за­писывается, подлежащее предложения ставится во множественном числе, и мы узнаем о том, что "туземцы верят в то-то и то-то". Вот

это и есть "одномерный" подход, так как он игнорирует социальные измерения, в которых следует изучать данное верование, он также игнорирует и сущностные сложность и множественность'⁶.

Конечно, очень часто, но все же отнюдь не всегда, эту множест­венность можно проигнорировать и вариации в деталях оставить без внимания как несущественные, ввиду однородности, которая про­сматривается в основных чертах верования. Но этот вопрос должен быть предварительно изучен, и для упрощения разнообразия и уни­фикации множественности фактов необходимы свои методические правила. От любых необдуманных действий следует несомненно отказаться как от ненаучных. Однако, насколько мне известно, никто из исследователей, работающих в поле, — даже самые выда­ющиеся из них, — не пытался выделить и изложить такие методи­ческие правила. Поэтому нижеследующие замечания должны оце­ниваться снисходительно, ведь это всего лишь единичное усилие выявить некоторые важные связи. Такая попытка заслуживает снис­хождения еще и потому, что она явилась результатом подлинных переживаний и трудностей, с которыми автор столкнулся в поле. Если в изложении верований, сделанном выше, ощущается опреде­ленной недостаток единообразия и ясности, если, далее, трудности наблюдателя так или иначе получили выход, то это тоже следует. извинить по тем же причинам. Я стремился как можно отчетливее показать "социальное измерение" в сфере верований, не утаивая затруднений, вытекающих из разнообразия туземных взглядов, а также из необходимости постоянно иметь в виду и социальные ин­ституты, и туземные интерпретации, равно как и поведение самих туземцев. Иными словами, трудности, связанные с проверкой соци­альных фактов психологическими данными и vice versa.

Теперь давайте излагать правила, которые позволят нам свести все многообразие проявлений верований к более простой схеме. На­чнем с неоднократно высказывавшегося утверждения, что сырой материал являет собой почти что хаотические разнородности и мно­гообразия. Примеры этому можно легко найти в материалах, пред­ставленных в данной работе, и они делают выдвинутое положение ясным и конкретным. Так, рассмотрим верования, отвечающие на­шему вопросу: "Как туземцы представляют себе возвращение бало-ма?". Я действительно задавал этот вопрос в понятной для них формулировке целому ряду информаторов. Во-первых, ответы всег­да были фрагментарными —• туземец расскажет вам только об одном аспекте, очень часто несущественном, в соответствии с тем, что ваш

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

вопрос вызвал в его уме в тот момент. Ничего иного не приходится ожидать и от неподготовленного "цивилизованного человека". По­мимо своей фрагментарности, которая может быть отчасти воспол­нена повторением вопроса и обращением к другим информаторам с целью ликвидировать пробелы, эти ответы были порой безнадежно противоречивыми и неадекватными. Неадекватными потому, что не­которые информаторы были неспособны даже уловить суть вопроса и никак не могли охарактеризовать такую сложную вещь, как их собственная ментальная установка. Вместе с тем, другие были уди­вительно умны и способны понять почти полностью, чего добивается от них исследователь-этнолог.

Что же мне было делать? Составить что-то типа "среднего ариф­метического" взглядов? Однако степень произвольности представ­лялась здесь слишком высокой. Более того, было очевидно, что эти взгляды — лишь небольшая часть всей доступной информации. Все люди, даже те, которые не смогли сказать, что они думают о воз­вращении балома и что они чувствуют по отношению к этим духам, тем не менее вели себя, следуя определенным традиционным пра­вилам и соблюдая определенные каноны эмоциональных реакций, и эти правила и каноны так или иначе отражали туземные менталь­ные установки, связанные с верой в балома.

Поэтому в поисках ответа на сформулированный выше вопрос — как и на любой вопрос, касающийся верования и поведения, — я вынужден был обратиться к соответствующим обычаям. В качестве первого принципа следовало установить разграничения между лич­ными мнениями, информацией, полученной путем расспросов ин­форматоров, и сведениями, извлекаемыми из анализа публичной церемониальной практики. Как помнит читатель, ряд догматических убеждений, которые я нашел выраженными в основанных на обычае традиционных действиях, были перечислены выше. Так, общее ве­рование, что балома возвращаются, воплощено в таком широком социологическом факте, как миламала. Демонстрация ценностей (иойова), возведение специальных платформ (токаикайя), выстав­ление напоказ пищи на лалогуа — все это отражает присутствие балома в деревне, усилия, направленные на то, чтобы угодить им, сделать что-нибудь для них. Подарки в виде еды (силакутува и бубуалу-а) демонстрируют еще более непосредственное участие ба­лома в жизни деревни.

Сновидения, которые часто предшествуют таким подношени­ям, — это тоже традиционные явления, хотя бы потому, что они

ассоциируются с традиционными подношениями и ими санкциони­руются. Они делают сношения между балома и живыми в известной мере персональными и конечно же более определенными. Читатель сможет легко умножить такие примеры (связь между верованием в Топилету, который взимает плату за вход в иной мир, и ценностями, раскладываемыми вокруг тела умершего перед погребением; веро­вания, воплощенные в иоба, и т.д.).

Помимо верований, выраженных в традиционных обрядах, су­ществуют и верования, воплощенные в магических формулах. Эти формулы так же определенно закреплены традицией, как и обычаи. На самом деле они даже более точны как документы, чем обычаи, так как не допускают никаких вариаций. Лишь небольшие отрывки магических формул были представлены выше, однако даже они ил­люстрируют тот факт, что верования могут быть безошибочно вы­ражены заклинаниями, в которых они содержатся. Каждая форму­ла, сопровождаемая обрядом, выражает некие конкретные, детали­зированные, специфические верования. Так, когда в одном из вы­шеназванных земледельческих обрядов маг кладет клубень на ка­мень, чтобы способствовать росту урожая, и произносит нараспев формулу, которая комментирует и описывает это действие, то во всем этом безошибочно отражаются определенные верования: вера в священность особой рощи (здесь наша информация подтвержда­ется табу, окружающими эту рощу); вера в связь между клубнем, помещаемым на священный камень, и всеми клубнями на огороде и т.д. В некоторых из упоминавшихся формул воплощены и выража­ются и другие, более общие верования. Так, общая вера в помощь балома предков так сказать стандартизуется в заклинаниях, обра­щенных к этим балома и сопровождающих обряд, в котором они (духи) получают свою ула-ула.

Как упоминалось выше, некоторые магические заклинания осно­вываются на определенных мифах, детали которых содержатся в формулах. Такие мифы и мифологию в целом следует поместить рядом с магическими заклинаниями как традиционное, твердо уста­новившееся выражение верования. Для эмпирического определения мифа (опять же, не претендующего на применение вне данных, по­лученных в Киривине) могут быть использованы следующие крите­рии: это предание, объясняющее существенные социальные харак­теристики (например, мифы о разделении на кланы и субкланы) и относящееся к совершившим выдающиеся деяния личностям, в про­шлое существование которых верят безоговорочно. Считается, что