Глава 1 2 страница– Да ты не знаешь… White Rose Movement. – Британцы? Эклз впервые за разговор повернулся к Джареду. До этого он только прихлебывал пиво и разглядывал ржавый мост. – Да. Слышал? – У меня брат британские группы любит. – Они ядреные. – Ага. Такие… как будто песня кончится, и все взорвется, надо успеть допеть. Даже неважно, в каком стиле играют. Все такие, даже какой-нибудь Стинг. Джаред стушевался под конец своей глупой речи, но Эклз слушал его очень внимательно. – Катастрофа уже случилась, да? – покивал он понимающе. – Ага-ага! – Ты сказал – брату нравится. А тебе? Что слушаешь? Джаред облизнул губы, потом залпом допил свое пиво. Он ощущал себя, как на экзамене. Нет, он с лета постоянно так себя чувствовал, но сейчас он словно не выучил, не знал ответа. – Muse, – к счастью, сообразил Джаред. – Ну… они тоже британские. – Они крутые. Мне мимо, но вообще… – Да. Эклз подтащил к себе сумку и полез в боковой карман. Он нашарил пачку Кэмела и щелкнул дешевой прозрачной зажигалкой. Та загорелась только с пятой попытки, и Эклз прикурил. Предложил Джареду пачку жестом, но Джаред отказался. Эклз глубоко затянулся и выдохнул дым в сторону моста. Джаред сдвинул колени, обхватил их руками в цепкий замок – мучительный бесконтрольный жар опалил низ живота, член натянул трусы, выгнулся неудобно, прижатый джинсами. Эклз небрежно сжал губами фильтр сигареты, прищурился и сделал очередную затяжку. Джаред уставился в песок. Он видел все крупно, каждую песчинку, ракушку, оторванную водоросль – будто под микроскопом или в макросъемке. Стало страшно пошевелиться, страшно спустить прямо так, от любого движения. Дженсен лениво рассуждал о музыке, говорил, кажется, о нью-рейве и альтернативном роке, посмеиваясь над «британским вторжением» и Битлами, а Джаред в исступлении кусал губы, чтобы не сказать лишнего, не выдать себя, не опозориться окончательно… – Она тебе тоже велела вести блог? – Дженсен отщелкнул пальцами окурок в направлении реки, и Джареда слегка отпустило. – Угу. – Тоже мне, психолог! Такие советы я сам могу раздавать. Ну че, двинули? Ща, мне только отлить… Дженсен ушел куда-то к мосту, а Джаред уткнулся вспотевшим лбом в колени. Да почему? Ну почему, ну за что? Мало ему обморока, этой клиническо-мелодраматической истории с усыновлением, всего прочего дерьма? Почему он просто не может быть в норме? Злость помогла, отпустило резко, как и нахлынуло. Джаред поднялся на ноги, отряхнул джинсы. Эклз вернулся, подобрал свою пустую бутылку и выкинул ее в мусорку возле линии берега. – Я думал, Падалеки, тебя кроме зубрежки ничего не колышет. – Думал? – с вызовом спросил Джаред, задирая подбородок. Эклз уклончиво пожал плечами, но Джареду стало немного легче дышать. К автобусной остановке они подошли, обсуждая вопросы вроде: есть ли у Дагги жена, и носит ли трусы Кэти Фитч.
Блог… Энджи настоятельно советовала завести блог. Это было ее единственное задание, и Джаред включил компьютер. Он не знал, откуда взялось имя. Вероятно, сработал ассоциативный ряд, и разговор о британцах и катастрофе. Фейсбук Джаред слегка презирал, твиттер позволял отправить лишь очень маленькое сообщение, и стоило попробовать по старинке… В Живом Журнале аккаунт «wreck» оказался занят, и Джаред подбирал имя до тех пор, пока система не приняла один совсем уж очевидный вариант. Wreck_j. Джаред-крушение, Джаред-авария, обломки, крах. Это было пафосно и глупо, но он обрадовался, что больше не надо вымучивать имена. Он долго думал, что написать, и, в конце концов, напечатал в окошке записи:
Джаред очень вовремя нажал «отправить» – в комнату без стука вломилась Мэг. – Привет! Ты сегодня поздно… Как тетка? – Тетка? Мэг плюхнулась на кровать и принялась, не глядя, хватать вещи с покрывала. – Психолог. Вот видишь? Ты уже становишься дурачком. – Не трогай! – Джаред отобрал у Мэг учебник Джеффа. Сестра тут же заметила приглашение. – О! Попойка! Ты пойдешь? – Нет. Отдай. – Если ты не пойдешь – пойду я! – В тринадцать лет нельзя ходить на вечеринки, Мэг! – Кто тебе такую глупость сказал? Дверь хлопнула, и из кухни раздался мамин голос: – Дети! Я дома! – На, – Мэг вытащила из кармана школьной рубашки упаковку фруктовой жвачки. – Это зачем еще? – Зажуй. От тебя пивом несет. Мам! Джареда позвали на вечеринку! Он не безнадежен! Мэган вылетела из комнаты, размахивая приглашением. Джаред выключил комп и поплелся следом за сестрой. Интересно, будет ли она так добра к своему старшему брату, когда узнает, что он ей никто? Родители ничего не стали говорить ей об усыновлении.
– Мы, христиане, должны противостоять расизму и любой форме алчности и зла! Повтори, милая, что сказала Кристи. – Она не расистка, мам! Она просто… – …просто назвала своего одноклассника черным. Это возмутительно, Маккензи, и ты, как ее подруга, должна объяснить ей… Дженсен застыл в коридоре, не в силах заставить себя шагнуть в кухню. Но сестру надо было спасать, и он, предварительно стукнувшись пару раз о стену затылком, вышел к семье. Маккензи снова рисовала, не поднимая головы от альбома. – Добрый вечер, сынок! – поздоровался отец, сидя на корточках и не отрываясь от возни с посудомоечной машиной – мать говорила, что там случилась какая-то херня с подачей моющего средства. – Господи боже мой! Ну сними ты этот ужас с лица, Дженсен! – всплеснула руками мать, и Маккензи, пользуясь передышкой, юркнула мимо Дженсена в свою комнату. – А доктору Моррис нравится пирсинг, – равнодушно пожал плечами Дженсен, накладывая в тарелку овощное рагу. – Неужели? – холодно поинтересовалась мать, и он подумал, что избавится от психологини быстрее, чем ожидал. – Только гомосексуалисты считают возможным украшать себя как женщины, – выдавила мать сквозь зубы. Бесконечный разговор, возобновляющийся каждую свободную минуту. Сегодня Дженсен почему-то злился больше обычного и решил ответить так, как давно хотелось – просто назло, назло, чтобы по самому больному! – А если я пидорас, Донна? – спросил он игриво, уплетая за обе щеки рагу и глядя матери в глаза. – Вдруг моя сексуальная идентичность наконец-то сформировалась, ура! И я – давай просто предположим – осознал свою гомосексуальную ориентацию. Тогда что? Дженсен вытянул зубочистку и принялся ковырять в зубах, поглядывая с фальшивым интересом на застывшую посреди кухни мать. Отец выпрямился и в звенящей тишине очень спокойно произнес: – Дженсен, ты сообщаешь нам о том, что ты гомосексуалист? – Не. Я ж сказал, предположим. И почему меня никто в этом доме не слу… Оплеухи он не ждал. Мать никогда не била его, даже когда проклинала и обещала адские муки. От второй пощечины его спас отец – перехватил материну руку. Дженсен потер пылающую щеку и улыбнулся во все тридцать два зуба. – А можно мне еще добавки, мам? Мать так и стояла, занеся руку для удара, отец стискивал ее запястье, а она… Ебаный в рот! Ну что она еще могла сказать?! – Человек – создание божье! Бог благословил для интимной жизни одного мужчину и одну женщину, а гомосексуализм аморален. Это разврат и прелюбодеяние, и если мой сын идет по пути страшного греха… – Ага, то что? – поинтересовался Дженсен и залпом выхлестал сок, который оставила в чашке сестра. – То ты мне больше не сын, – сухо улыбнулась мать и опустила руку. – Донна, он издевается, ты что, не понимаешь?! Он просто хочет нас позлить… он проверяет нас. Дженсен, не надо. Скажи, что ты не… Дженсен аккуратно промокнул губы салфеткой, поднялся и вежливо кивнул родителям: – Спасибо за ужин. Накатило только тогда, когда он поднялся в свою комнату, щелкнул замком и сполз по двери на пол. Его трясло так, что под задницей скрипели половицы. Горло стискивало сухой истерикой, но он почему-то не мог заплакать. Через полчаса пришел отец, но так и не постучал. Дженсен долго смотрел на его тень под дверью. Он сбежал из дома рано утром, когда все спали. Дженсен заставил себя не психовать, не принимать поспешных решений – рановато пока повторять подвиг Джоша. Просто не хотелось встречаться утром с семьей. В конце концов, Дженсен отлично знал, что будет, если завести эту дурацкую голубую тему. Не стоило. Ради отца, ради Маккензи… Он подошел к школе, когда охрана еще не открыла здание. Пришлось ждать на поляне перед крыльцом, привалившись спиной к дереву. Дженсена снова разбудил Падалеки. Он просто сел рядом, прислонился к тому же дереву, и Дженсен проснулся от движения. – Привет. Ты ночами вообще не спишь, что ли? – с интересом спросил Джаред. Вокруг школы уже шумела толпа учеников. – Не, фигня, – хриплым спросонья голосом ответил Дженсен. – Сегодня просто рано встал. – Ясно. Дженсен потянулся за пачкой и зажигалкой. Джаред уставился на сигарету во рту Дженсена, а потом передернул плечами и отвернулся. Правильный мальчик. О-суж-да-ет, блядь! – Зачем ты куришь? – глядя в землю, спросил Падалеки. Дженсен поднялся на ноги. И ушел, показав Падалеки средний палец. Вот только лекций от задротов не хватало для полного комплекта! Дженсен пожалел, что не взял у отца денег в последний раз. У него хватило только на пачку сигарет, которые он купил, привычно предъявив продавцу старые права Джоша, и две упаковки чипсов из автомата в школьном коридоре.
Мечты сбывались, и Эклз все же дал повод себя ненавидеть. Презрительный брезгливый взгляд, невербальный посыл на хуй и привычный уже игнор – Эклз вел себя как раньше. Как будто у них не было общей постыдной тайны под именем доктор Моррис, как будто на автобусной остановке они не ржали вместе над Фредди, который так тонко подкатывал к Кэти Фитч, что та вряд ли была способна это заметить, как будто они не сидели у реки, окутанные общим молчанием и общей тихой злостью. На истории все шушукались и обсуждали вечеринку, а Эклз просидел в наушниках весь урок, пропуская мимо ушей суетливые замечания Дагги. Джаред повернулся к Дженсену, чтобы спросить, пойдет ли тот к близняшкам. Это было тупо, Эклз вполне четко дал понять Эмили, как и на каком хую он вертел подобные вечеринки. Но Джаред даже не стал задавать вопроса: Эклз растекся по парте, раздвинув локти, и небрежно черкал что-то в тетради, слегка покачивая головой в такт музыке. Судя по ритму басов, которые Джаред смог уловить, Эклз слушал Kraftwerk. После урока Джаред достал из шкафчика учебник математики. Мэган в качестве жирного намека сунула между страниц осточертевшее приглашение. Они с матерью устроили Джареду жутчайший прессинг. Мама как всегда говорила о том, что ему нужно общаться со сверстниками, что доктор Моррис рекомендовала побольше отдыхать и научиться веселиться. Мэган крутила в пальцах ложку, рассуждала вслух, где в Уэйко можно подцепить клевую девчонку. Джаред не смог отказаться, не смог расстроить маму. Она была не права – Джаред умел веселиться. Когда Джефф жил дома, они часто ездили на реку, плавали наперегонки, а потом гоняли на «ауди», выжимая из нее максимум, орали в открытые окна, и брат учил его водить… Было здорово. В кармане завибрировал телефон, и Джаред прочел сообщение от сестры: – сними самую красивую девчонку школы!))) потом расскажешь!;) Джаред прижался лбом к холодной металлической дверце шкафа. Нестерпимо хотелось сказать. Хотя бы Мэг, она не стала бы трепать родителям.
Девчонку… Блядь! Интересно, сможет ли Эклз презирать Джареда сильнее, если узнает о том, что Джаред сегодня в ванной представлял его губы вокруг своего члена? – Але, Падалеки! – раздалось над ухом. Рядом, прижимая к груди учебники, стояла Эмили. – Так ты обрадуешь нас сегодня своим присутствием? Да вашу мать! Придется, наверное, зайти домой переодеться? Джаред обреченно кивнул.
Внутри грохотала музыка, парочки целовались взасос в каждом углу и на лестнице, под потолком болтались воздушные шарики, и народ, видимо, быстро дошел до нужной кондиции – кое-кого уже бросили в бассейн под оглушительный девчачий визг. Джареду остро захотелось сбежать, но в этот момент в коридор на высоченных шпильках вышла Кэти. В руках она сжимала бутылку текилы. – О, Падалеки! Заходи, зайка. Веселись. Надеюсь, ты найдешь себе занятие по душе. Кажется, моя сестра на тебя запала, осторожнее с ней! – Кэти подошла к Джареду очень близко и громко шепнула на ухо: – Она настоящий огонь! Прямо как я. И Кэти влажно чмокнула Джареда в щеку. Потом оглушительно расхохоталась и скрылась в кухне. Джаред решил найти самую тихую комнату и отсидеться пару часов, чтобы с чувством выполненного долга вернуться домой. Маккензи позвонила, когда стемнело. Дженсен только зашел в салон к Токсичному Бобу, чтобы посмотреть, как тот бьет парню шикарного дракона во всю спину. Маккензи громко рыдала в трубку. – Фиби, ты чего?! Эй, ну что за потоп, перестань! – Ты сбежал, Дженсен? Ты уехал, как Джошуа? Ты меня бросил? – Нет! Нет, глупая… Просто сегодня ушел в школу пораньше. Ну не реви… Фиби, ну хватит… – Не называй меня так. – А я думал – тебе нравится. – Я уже не маленькая. – Я знаю, Маккензи. Сестра успокоилась разом, но голос был все еще зареванный. – Иногда можно. – Можно называть тебя Фиби? – Ага. Тебе еще нравится «Над пропастью во ржи»? – А тебе? – Мне да. Почитаешь вечером? – Фиби, я… я не знаю, когда буду сегодня. – Мама уже не сердится. – И почему я тебе не верю? – Зачем ты постоянно ее злишь? Дженсен помолчал. Маккензи ждала ответа. – Я… я не знаю, Макки. Я не буду. – Что сказать им? Когда ты придешь домой? – Позже, ладно? После ужина. Ты, наверное, будешь уже спать. Но я вернусь сегодня, обещаю! – Ладно. – Фиби. – Что? – Н-ничего. – Я тебя тоже люблю, Дженсен. Сестра положила трубку. Надо было пойти домой прямо сейчас, но Дженсен никак не мог справиться с собой. Он махнул на прощанье Токсичному Бобу и поплелся к хлопкоочистительному комбинату, стоящему на отшибе. Там у Дженсена было свое место. Назначение бетонной стены, врытой прямо посреди поля, являлось загадкой для всех жителей Уэйко. Сколько Дженсен себя помнил – стена стояла, как памятник кораблекрушению, как обломок некой старой эпохи. Граффити покрывали ее с обеих сторон, они постоянно менялись, и, если поскоблить стену ключом, можно было добраться до самых первых рисунков. Почему-то Дженсен был уверен – там оказалась бы индейская наскальная живопись. Он плюхнул сумку на примятую прошлогоднюю траву и нашарил упаковку чипсов. Живот уже пару часов подводило от голода. Интересно, хорошо ли Джош зарабатывает в Нью-Йорке? Не разошелся ли он со своей смуглой красоткой Карен? После чипсов на зубах осталась соль. Дженсен полез в сумку, там вроде бы уже две недели валялась банка энергетика. Смятое приглашение на вечеринку оскорбляло своим видом даже сумку. Похуй. Подходит, чтобы убить время и надраться в хлам. И пожрать. А сумку с осточертевшими учебниками можно кинуть возле стены, никому до нее дела нет.
Леди Гага оглушала даже за сто метров от дома Фитчей. Дженсена коробила сама вероятность того, что он может находиться в помещении, где звучит подобная музыка. Но в таком случае стоило признать себя большим снобом, чем даже мать. Он решительно толкнул дверь – звонка все равно никто бы не услышал. Первым в глаза бросилась фигура Кука. Обдолбанный одноклассник размахивал руками, съезжая вниз по перилам, и подпевал: «Just dance. Gonna be okay. Da-da-doo-doo!». Початая бутылка текилы нашлась на тумбочке в прихожей, Дженсен вцепился в нее как в спасательный круг. Близняшки с родителями жили очень даже неплохо. Слоняясь по дому и прихлебывая текилу, Дженсен насчитал шесть комнат только на первом этаже. В гостиной танцевали, и девчонки уже, кажется, были готовы расстаться с лифчиками. В двух комнатах (спальнях близняшек?) явно все было на мази: из-за дверей слышались характерные стоны. На кухне Крис курил свою вечную шмаль и с преувеличенной активностью объяснял строгой Джел особенности выращивания конопли. Леди Гага сменили The Prodigy. Чуть лучше, но все еще не то. Дженсен нашел музыкальный центр, по пути набив рот канапе с ветчиной. Он заткнул орущего-поющего Кита Флинта на вздохе и подключил свой айпод.
Кто-то выматерился, кто-то заорал: «Да какая вам разница?!», а Кук с радостным воплем сдавил в пародии на дружеское объятье шею Дженсена: – Чува-а-а-к! То, что надо! – Не тяжеловато им для танцулек «The killers»? – поинтересовался Дженсен, освобождаясь от захвата. – Не, супер! Хочешь кислоты? – Откажусь. – Можно в долг! От Кука несло потом и свежим сексом. Дженсен поморщился. Вот только долгов за колеса ему не хватало! – Может позже, чувак! Дженсен продолжил экскурсию по дому. В большом кабинете, явно принадлежащем отцу семейства, на полу бухали и играли в «Я никогда не». Пипец, ну как же без этого! Тут, во всяком случае, было чем дышать. Эмили, Кэсси, Мишель, Ник, его старший брат Мэтти, Фредди, Анвар и еще человек пять незнакомых ребят сидели на ковре кружком. А в углу под высоким изогнутым торшером… Очаровательно, бля. Этот-то что тут делает? С книжкой. А как же. На пьянке. Падалеки поднял глаза на Дженсена и удивленно произнес: – Ой! – Чего? Не ожидал? Взаимно. – Джастин! – замахала Кэсси с ковра. – Иди к нам играть. У нас очень весело! Дженсен даже не стал ее поправлять. Джастин так Джастин. Какая разница? Он уселся на ковер по-турецки, продолжая ощущать лопатками настороженный взгляд Падалеки. – А он чего не играет? – спросил Дженсен у Эмили, словно Джареда не было в комнате. – Да ну, – фыркнула Эм. – Похоже, он все-таки безнадежен. Нашел у папашки какой-то антикварный медицинский атлас – не оттащишь. – Я же сказал… присоединюсь в следующем круге! – подал голос Падалеки, но на него никто не обернулся. – Чур с меня начинаем! – вытянула руку вверх Кэсси. Она была уже порядком пьяна и завалилась на Дженсена. Он вернул ее на место, и тут Падалеки, яростно толкаясь локтями, уселся рядом. – О! Что-то будет! – пропела Эмили и разлила джин по рюмкам. Дженсен взял свою и понюхал. Н-да, сейчас развезет с неразбавленного на голодный желудок… – Ну, поехали! – крикнула Кэсси. – Я никогда не принимала антидепрессанты! Она лихо опрокинула свою рюмку. В круге заржали, и примерно половина одношкольников тоже радостно выпила. Очередь по кругу двигалась к Дженсену. Он выпил, потому что видел крокодила, выпил, потому что смотрел порнуху, хотел разбить морду Куку, прогуливал уроки… Очередь дошла до Эмили, и Дженсен начал придумывать какое-нибудь дурацкое «я никогда не», потому что он был следующим. Эмили хитро оглядела компанию, откинула со лба густую челку и сказала: – Я никогда не целовалась с парнями! Все пацаны в круге дружно сказали своё «буэ-э-э-э!», почти все девчонки выпили, пьяно хихикая, Дженсен обрадовался передышке и оглянулся, нет ли в комнате чего-нибудь сожрать. И увидел странную штуку. Падалеки сидел очень бледный и на первый взгляд трезвый. Его длинные пальцы дрогнули, рука метнулась к рюмке, он даже обхватил ее, а потом резко отдернулся, спрятал ладонь за спину. О как. Ва-а-у! – Эмили! Ты что, не выпила?! – раздался чей-то девчоночий вопль, и Дженсен понял, что очередь до него так и не дойдет. – Предлагаю «правду или вызов»! – проорала Эмили, хохоча и отпихивая от себя Анвара, который, похоже, решил исправить ситуацию.
Классно было заставлять говорить правду маму. Она часто рассказывала смешные случаи из своей молодости. Жаль, Джареду никогда не приходило в голову спросить: «Я действительно твой сын?» Или не жаль… Эмили на правах главной установила, что круг не должен прерываться. Поэтому она развернулась к Эклзу и официальным тоном спросила: – Правда или вызов? – Вызов! – подумав, ответил Эклз. Когда Дженсен думал – он выпячивал нижнюю губу. Джаред вдруг почувствовал себя очень пьяным. – Поцелуй какого-нибудь парня! – Извращенка! – завопил Фредди. – Только не меня! – закрыл лицо Ник. – У тебя проблемы с толерантностью? – мелодичным голосом поинтересовалась Кэсси. – Вызовы должны быть стыдные, все правильно, Эмми! – поддержала Мишель. Все постепенно затихли и уставились на беспечно улыбающегося Эклза. У Джареда неприятно закружилась голова. Он попытался незаметно отодвинуться, но Эклз… Он ухмыльнулся как-то сально и взглянул Джареду прямо в глаза. – Нет, – твердо произнес Джаред. Эклз пожал плечами: – Упс! – Это… это не мой вызов. Это нелогично! Я-то почему должен?! – Не кривляйся, Падалеки! – засмеялась Мишель. Фредди протянул: – Фу-у-у-у! – Отвали от меня! – громко сказал Джаред, и голос дал предательского петуха. Эклз неумолимо приближался, не прекращая глумливо улыбаться. Судя по всему, вызов не составлял для него никакого труда, и весь позор достанется Джареду… – Я не… И тут Эклз положил ладонь ему на затылок. Джаред поперхнулся возражениями. Лицо Эклза оказалось очень близко. Джаред увидел темные круги под глазами, и блестящий шарик сережки в проколотой брови, и обкусанные губы, и едва заметные пятнышки веснушек на ровном носу. За день ирокез Эклза опал, теперь липкие, грязные пряди торчали во все стороны. Эклз обернулся на ребят, будто боксер на ринге, спрашивающий у толпы: «Мне сделать это? Мне его замочить?» И толпа, конечно, дружно взревела, взорвалась своим: «Да!», и визгами, и подначками, и Дженсен коснулся губами губ Джареда, закрывая его собой от круга. Дальнейшее Джаред помнил очень смутно. Губы Дженсена оказались шершавыми и совсем не мягкими. Его рот пах сигаретами и джином, язык был горячим, почти сухим… Наверное, Джаред нажрался. По-настоящему, впервые в жизни. Он ощутил, как с киношным стрекотом вся окружающая обстановка отодвигается на второй план. Он испытал чистейшее удовольствие, острое возбуждение, но не то, которого стоило стыдиться и как-то справляться с ним самому. Это было возбуждение на двоих, для двоих, для них с Дженсеном, и Джаред торопливо отвечал на поцелуй, забирался языком Дженсену между зубов, стремясь попробовать больше. Он широко открывал рот, кусая-лаская чужие губы и чувствуя, как от крепкой ладони на затылке вниз стекает потоком жаркая волна различных импульсов. Ему казалось, что они целовались целую вечность, и он мог бы продолжать бесконечно, но Дженсен отпрянул, убрал руку. Джаред пришел в себя. Эклз больше не улыбался. Он моргал ошарашенно и хмурился, вглядываясь Джареду в лицо. Похоже, прошло всего несколько секунд. Фред продолжал тянуть свое «Фу-у-у-у!», Ник свистел, девчонки аплодировали. Эклз сел на место, а Джаред, собрав себя в кулак, вытер губы широким брезгливым жестом. – Теперь ты, Дженсен. Загадывай для Падалеки, – велела Эмили. – Правда или вызов? – деловито поинтересовался пришедший в себя Дженсен. Джаред поднялся на ноги, пошатываясь. – Пойду рот прополощу! Дебилы… Вслед ему раздался общий пьяный смех. Джаред дико боялся, что Эклз пойдет за ним, и страстно желал этого, но, конечно, никто за ним не поперся. Больно надо. Щеки пылали, словно Джаред получил ожог, кровь билась в висках, стояло до трясучки, сильнее, чем тогда у моста. В коридоре Джаред слепо нашарил ручку и толкнул дверь в ванную. Сквозь открытое окошко проникал остужающий ветер. Джаред без сил опустился на край навороченного биде. Ну вот и все. Крайняя точка унижения. Долбанные пятнадцать! Почему все так сложно?! Джаред отчего-то думал, что, когда он в июле перевалит шестнадцатилетний рубеж, все сразу наладится. Неуправляемое тело прекратит выкидывать такие номера, вернется контроль над мыслями и желаниями. Станет легче. Голова пьяно кружилась, пальцы покалывало от острого приступа похоти, хотелось расстегнуть джинсы и хоть немного облегчить изводящий жар внизу, но Джаред ни за что не стал бы дрочить в чужой ванной. Настолько он опускаться не собирался. Он старался думать о чем угодно, кроме поцелуя. Его второго поцелуя. Впрочем, если уж совсем по-честному… Первый был намного, намного хуже. В тот день стояла необычная для конца весны жара. Мама открывала окна во всех комнатах, потом закрывала, чтобы включить кондиционеры, открывала снова… Семья праздновала поступление Джеффри в Техасский университет в Остине. Это было большое достижение, и Джефф отмечал где-то с друзьями. Домой он пришел веселым и пьяным, но родители не ругались. Папа налил Джеффу еще, Мэган отправили спать, а мама стала плакать, потому что сыну предстояло уехать из дома. Джареду тоже хотелось разреветься, но он держался – брат был по-настоящему счастлив. Он долго готовился, и все получилось. А потом все пошли спать. И Джаред не выдержал, постучался в комнату к брату. Джефф лежал на спине в наполовину стянутой футболке. Увидев Джареда, он с трудом сел на кровати. – Заходи, Джи! Ты не пред… не представляешь, какой я… какой я пьяный. Еле держался перед родаками. Джаред прикрыл дверь и сел на кровать возле брата. Джефф лыбился во весь рот. – Ты смотри… смотри! Остаешься за старшего, – состроив комично-важную морду, покачал пальцем Джефф. – А папа? – улыбнулся Джаред. Пьяный брат был совершенно уморителен. – А папа… ик… работает… ой, как же я нажр-р-рался. Джефф вцепился в его плечи, но не удержался, и они оба рухнули на кровать, хохоча друг в друга, чтобы вышло не очень громко. Джаред лежал рядом с братом, и ему было одновременно очень хорошо и очень больно. – Ты будешь приезжать? – Угу. – А когда? – Я пока не уехал. Слушай… там у тебя с тачкой че-то? – Да. Впрыск накрылся. – Давай съездим в сервис вместе… – Давай! Теперь они шептались, лежа близко-близко, как в детстве. От Джеффа незнакомо пахло алкоголем и чем-то дико взрослым. У Джареда защемило в груди. – Я тоже поступлю в Остинский университет. Приеду к тебе. Будем опять вместе. – Крутой план, – одобрительно покивал Джефф. Он проваливался в пьяный сон, и Джареду надо было идти к себе. Он на секунду прижался лбом ко лбу Джеффа, и брат распахнул глаза. – Не скучай, Джи! – Джефф широко улыбнулся и потрепал Джареда по голове. – Я же еще не уезжаю! Я ужасно тебя люблю, братишка… И Джефф потянулся вперед, чтобы поцеловать Джареда в лоб, но вышло неуклюже – Джаред потянулся тоже, и почему-то их губы встретились. Не нужно было ничего делать. Просто посмеяться над общей неловкостью. Но Джаред непонятно с чего приоткрыл рот и поцеловал Джеффа по-настоящему, сам. Первый. Джефф не ответил, вяло отстранился, Джареду показалось – брат вообще не допер, что произошло. – Спокойной ночи, Джи, – заплетающимся языком пробормотал Джефф и закрыл глаза. Джаред пулей вылетел из его спальни. В тот вечер он впервые дрочил, представляя кого-то конкретного. Сгорал от стыда, от нарушенного табу, от страха, но никак не мог остановиться. В тот вечер Джаред понял, что с ним все очень-очень не в порядке. Он не знал тогда, что Джефф не его настоящий брат. А вот Джеффри знал про усыновление наверняка. Джаред тоскливо оглядел ванную Фитчей и вцепился пальцами в волосы. Он отчаянно хотел исчезнуть, стереть самого себя с лица земли, чтобы никогда-никогда-никогда не было на свете такого человека – Джареда Падалеки. Даже фамилия – и та не его. Ничего настоящего…
|
