Итак- нужно -набор щупов, ключ на 24мм,головка на 8мм. 11 страница

6* 163

нятому мышлению учение едва ли может выиграть с ясности при сжатом изложении. Этим замечанием я, следосательно, имею в виду ничто иное, как ссылку на подробное изложение бессознательного в моем <Толковании сновидений> и на кажу- щиеся мне п высшей степени важными работы Lipps'a. Я знаю, что тот, кто не имеет достаточного философского образования, или мало склонен к так называемой философской системе, оспоривает возможность <психически бессознательного> в смысле Lipps'a и в моем и берется доказать его невозможность на любом из психических определений. Но определения условны и могут быть изменены. Я часто имел возможность на опыте убедиться, что лица, оспоривающие бессознательное как нечто абсурдное и невозможное, вынесли спои впечатления не из тех источников, из которых, по крайней мере, для меня, вытекает необходимость признания бессознательного. Противники бессоз- нательного никогда не принимали во внимание эффекты пост- гипнотического внушения, и то, что я сообщал им в качестве образцов из моих анализов у негипнотизированных невротиков, приводило их в величайшее удивление. Они никогда не допу- скали мысли, что бессознательное есть нечто такое, чего в действительности не знают в то время, как необходимые выводы вынуждают дополнить понятие бессознательного - хотя бы под этим подразумевались мысли, способные стать сознательными - тем, о чем мы как раз в данный момент не думали, что не находилось в <центре нашего внимания>. Они также не пытались убедиться в существовании таких бессознательных мыслей в их собственной душевной жизни путем анализа своего собст- венного сновидения, и когда я пытался производить с ними такой анализ, то они встречали свои собственные приходящие им в голову мысли, только с удивлением и смущением. Я получил также такое впечатление, что принятию <бессознатель- ного> существенно препятствует аффективное сопротивление, основанное на том, что никто не хочет изучать своего бессоз- нательного <Я>, тогда как легче всего вообще отрицать возмож- ность его существования.

Итак, работа сна, к которой я возвращаюсь после этого отступления, подвергает совершенно своеобразной обработке мыслительный материал, облеченный в форму желания. Она прежде всего заменяет сослагательное наклонение настоящим

ОТНОШЕНИЕ ОСТРОУМИЯ К СНОИНДЕНИЮ II К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ

временем, заменяет <Я хотел бы сделать> выражением <Я делаю>. Это <я делаю> предназначено для галлюцинаторного изображе- ния, что я назвал <регрессией> работы сна. При этом совер- шается путь от мыслей к картинам восприятия, или, учитывая еще неизвестную - понимаемую не в анатомическом смысле - топику душевного процесса, можно было бы сказать, что со- вершается обратный путь от области мысленных картин к области эмоциональных восприятий. Этим путем, противопо- ложным направлению развития усложняющейся душевной де- ятельности, мысли сновидения приобретают наглядность, нако- нец, ядром явной, <картины сновидения> оказывается пласти- ческая ситуация. Чтобы добиться такой эмоциональной изобразительности, мысли сновидения должны были претерпеть существенные преобразования. Но во время обратного превра- щения мыслей в эмоциональные картины в них наступают еще и другие изменения, которые отчасти понятны, как необходимые, а отчасти являются неожиданными. Необходимым побочным результатом регрессии следует считать то, что почти все связи внутри мыслей, которые расчленяют их, оказываются потерян- ными для явного сновидения. Работа сна принимает для из- ложения, так сказать, только сырой материал представлений, не принимая тех мыслительных соотношений, которые удер- живают их друг относительно Друга, или она оставляет за собой, по крайней мере, право не обращать внимания на эти последние соотношения. Другую часть работы сна мы, наоборот, не можем считать производным регрессии сна, обратного пре- вращения в эмоциональные картины - ту часть, которая нам важна для аналогии с образованием остроты. Материал мыслей сновидения испытывает во время работы сна совершенно не- обычное укомплектовывание или сгущение. Его исходными точ- ками являются те общие черты, которые случайно или соот- ветственно содержанию имеются налицо в мыслях сновидения. Поскольку эти общие черты обычно недостаточны для полного сгущения, то в работе сна создаются новые, искусственные общие черты, и для этой цели охотно употребляются даже слова, в тексте которых совпадают различные значения. Вновь созданные сгущенные общие черты входят в явное содержание сновидения как представители мыслей сновидения, так что один элемент сновидения соответствует узловому и перекрестному

пути мыслей сновидения; принимая во внимание эти последние, он должен быть назван вообще <сверхдетерминированным>. Факт сгущения является той частью работы сна, которую можно легче всего распознать; достаточно сравнить написанный текст сновидения с записью мыслей сновидения, полученных путем анализа, чтобы получить ясное представление о частоте сгущения в сновидении.

Не так легко убедиться во втором большом изменении, которое производит работа сна в мыслях сновидения; речь идет о процессе, который я назвал передвиганием в сновидении. Это изменение проявляется в том, что в явном сновидении стоит в центре и сопрово>кдается большой чувственной интенсивностью то, что в мыслях сновидения находилось на периферии и было второстепенным, и наоборот. Сновидение оказывается благодаря этому <передвинутым> в сравнении с мыслями сновидения, и именно благодаря этому передвиганию сновидение оказывается чуждым и непонятным для бодрственной душевной жизни. Чтобы осуществилось подобное передвигание энергии, должна быть дана возможность беспрепятственно переходить от важных представлений к маловажным, что может на нормальное, спо- собное стать сознательным мышление, произвести впечатление только <ошибки мышления>.

Превращение в целях возможности изображения, сгущение и передвигание являются тремя большими механизмами, ко- торые можно приписать работе сна. Четвертый механизм, ко- торому уделено, быть может, слишком мало места в толковании сновидений, не принят здесь во внимание. Выводя последова- тельно идеи из <топики душевного аппарата> и <регрессии> - а только такая последовательность придаст полноценность ра- бочим гипотезам - следовало бы сделать попытку определить, на каких ступенях регрессии происходят различные превращения мыслей сновидения. Эта попытка не получила еще серьезного обоснования, но относительно передвигания, по крайней мере, можно с уверенностью сказать, что оно должно происходить на мыслительном материале, в то время когда он находится на ступени бессознательных процессов. Сгущение представляют себе, по всей вероятности, как процесс, распространяющийся через все течение мыслей вплоть до области восприятия, в общем же удовлетворяются тем, что предполагают одновременно

ОТНОШЕНИЕ ОСТГОУМИЯ К СНОВИДЕНИЮ И К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ

наступающее действие всех сил, принимающих участие в об- разовании сновидения. При той осторожности, которую следует соблюдать в трактовке таких проблем, и принимая по внимание не подлежащую здесь обсуждению принципиальную рискован- ность такой постановки вопроса, я все же решаюсь выставить положение, что предшествующий сновидению процесс работы сна должен быть перенесен в область бессознательного. Итак, в целом при образовании сновидения следовало бы, грубо говоря, различать три стадии: во-первых, перевод предсозна- тельных дневных остатков в бессознательное, чему должны способствовать условия сонного состояния, затем собственно работа сна в бессознании, и, в-третьих, регрессия обработанного таким образом материала сновидения вплоть до восприятия, в качестве которого сновидение проникает в сознание.

В качестве сил, принимающих участие в образовании сно- видения, можно распознать: желание спать; энергию, оставшуюся еще у дневных остатков после уменьшения ее количества бла- годаря сонному состоянию; психическую энергию снообразую- щего бессознательного желания; противодействующую силу <цен- зуры>, которая господствует в бодрственной жизни и не вполне исчезает во время сна. Задачей снообразования является прежде всего преодоление задержки цензуры, и именно эта задача разрешается благодаря передвиганию психической энергии внут- ри материала, доставляемого мыслями сновидениями.

Теперь вспомним, по какому поводу мы при исследовании остроумия подумали о сновидении. Мы нашли, что характер и действие остроты связаны с определенными формами выра- жения, техническими приемами, среди которых самыми пора- зительными являются различные виды сгущения, передвигания и непрямого изображения. Но процессы, приводящие к тем же результатам, т. е. к сгущению, передвиганию и непрямому изображению, стали нам известны в качестве особенностей работы сна. Не напрашивается ли благодаря этой аналогии вывод, что работа-остроумия и работа сна должны быть иден- тичны в одном, по крайней мере, существенном пункте? Работа сна оказывается, по моему мнению, расшифрованной для нас в ее важнейших характерных чертах; из психических процессов при остроумии для нас расшифровывается именно та часть, которую мы можем сравнить с работой сна, процесс образования

остроты у первого лица. Не должны ли мы поддаться искушению конструировать этот процесс по аналогии с образованием сно- видения? Некоторые из особенностей сновидения настолько чужды остроте, что мы не можем перенести соответствующую им часть работы сна на образование остроты. Регрессия хода мыслей вплоть до восприятия для остроты отпадает; зато две другие стадии образования сновидения: погружение предсозна- тельной мысли в бессознательную сферу и бессознательная обработка ее, если мы предположим их существование при образовании остроты, - дадут нам именно тот результат, ко- торый мы можем наблюдать при остроте. Итак, мы решаемся сделать предположение, что это является процессом образования остроты. Предсознательная мысль на момент подвергается бес- сознательной обработке, и результат этой обработки вскоре постигается сознательным восприятием.

Но прежде чем мы проверим это положение в деталях, мы хотим подумать об одном возражении. Мы исходим из того факта, что технические приемы остроумия указывают на те же процессы, которые известны нам как особенности работы сна. Нам могут легко возразить, что мы описали бы технические приемы остроумия не как сгущение, передвигание и т. д. и не пришли бы к столь далеко идущим аналогиям в приемах изображения, которыми пользуются острота и сновидение, если бы предшествующее знание работы сна не подкупило нас в нашей трактовке техники остроумия, так что мы в сущности при остроте нашли только подтверждение тем ожиданиям, с которыми подошли от сновидения к остроте. Такой генезис аналогии не дал бы никаких прочных гарантий ее постоянства, кроме разве нашей предубежденности. Механизмы сгущения, передвигания и непрямого изображения не были также факти- чески выделены ни одним другим автором в качестве форм выражения остроты. Это возражение было бы возможно, но из этого еще отнюдь не следует, что оно было бы справедливо. Точно так же возможно, что категоричность нашей трактовки благодаря знанию работы сна была необходима, чтобы распоз- нать действительную аналогию. Однако, окончательное решение будет зависеть только от того, сможет ли испытующая критика доказать на единичных примерах, что такая трактовка техники остроумия является навязанной и что ради нее были отброшены

ОТНОШЕНИЕ ОСТРОУМИЯ К СНОВИДЕНИЮ И К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ

другие трактовки, которые ближе к истине и глубже проникают в нее, или же критика должна будет согласиться с тем, что ожидания, с которыми мы подошли от сновидения к остроте, действительно подтвердились. Я придерживаюсь мнения, что нам нечего бояться такой критики и что наш прием редукции (см. с. 25), точно показал, в каких формах выражения следовало искать технические приемы остроумия. То, что мы дали этим техническим приемам те же наименования, которые уже заранее предрешают результат аналогии между техникой остроумия и работой сна, было-нашим законным правом, собственно говоря, ничем иным, как легко оправдываемым упрощением.

Другое возражение не так существенно для нас, но зато и не нуждается в столь основательном опровержении. Можно было бы думать, что хорошо согласующиеся с нашими целями технические приемы остроумия хоть и заслуживают признания, но не исчерпывают всех возможных или употребляемых на практике технических приемов остроумия. Под влиянием про- тотипа, каким явилась для нас работа сна, мы отыскали якобы только соответствующие ей технические приемы остроумия в то время, как другие приемы, которые мы проглядели, показали бы, что такая аналогия, как нечто постоянное, не существует. Я действительно не решаюсь утверждать, что мне удалось выяснить технику всех находящихся в обращении острот, и ввиду этого оставляю открытым вопрос о том, что мое пере- числение технических приемов остроумия страдает некоторой неполнотой, но я преднамеренно не исключил из обсуждения ни одного вида техники, который мог быть мною расшифрован, и утверждаю, что от моего внимания не ускользнули самые частые, самые важные, в большинстве случаев, характерные технические приемы остроумия.

Остроумие обладает еще одной характерной чертой, которая вполне согласуется с нашей, вытекающей из сновидения, трак- товкой работы остроумия. Хотя и говорят, что остроту <создают>, но чувствуется, что этот процесс отличается от того, который совершает человек, высказывающий мнение или делающий воз- ражение. Острота имеет чрезвычайно резко выраженный характер внезапно <пришедшей в голову мысли>. Еще за один момент до этого человек не знает, какую он создаст остроту, которую потом останется лишь облечь в словесную форму. Человек

испытывает нечто не поддающееся определению, что я мог бы скорее всего сравнить с отсутствием, внезапным разрядом ин- теллектуального напряжения, после которого сразу оказывается созданной острота, в большинстве случаев одновременно со своей оболочкой. Некоторые из приемов остроумия находят применение в выражении мыслей и вне остроумия, например, сравнение и намек. При этом я сначала думаю над прямым выражением этой мысли (внутреннее слышание), у меня су- ществуют задержки в высказывании этой мысли по мотивам, соответствующим данной ситуации, но вскоре я пытаюсь за- менить прямое выражение косвенной формой и делаю намек. Возникший таким образом, созданный под моим непрерывным контролем намек никогда не остроумен, как бы удачен он ни был; остроумный намек возникает, наоборот, без того, чтобы я мог проследить эти подготовительные стадии в моем мыш- лении. Я не хочу придать слишком большой цены этому соотношению; оно едва ли решает вопрос, но оно все же хорошо согласуется с нашим предположением, что при создании остроты ход мыслей погружается на один момент в бессознательную сферу и затем внезапно выплывает из бессознательного в виде остроты.

Остроты занимают особое положение и в ассоциативном отношении. Наша память часто не располагает ими тогда, когда мы хотим их вызвать, но зато иной раз они возникают невольно, и в таких именно местах хода наших мыслей, где мы не понимаем, почему они вплетаются. Это опять-таки мелкие черты, но все же они указывают на происхождение острот из бессознательного.

Соберем теперь все характерные черты остроумия, которые могут указать на то, что оно образуется в бессознательном. Прежде всего следует отметить своеобразную лаконичность ост- роты - необходимый, но чрезвычайно характерный признак. Впервые столкнувшись с ней, мы склонны были видеть в ней выражение экономящей тенденции, но сами обесценили это понимание благодаря тем возражениям, которые оно у нас вызвало. Лаконичность остроумия кажется нам теперь скорее признаком бессознательной обработки, которой подверглись мысли остроумия. Соответствующее ей в сновидении сгущение мы не можем поставить в связь ни с каким другим моментом, кроме локализации в бессознательном, и должны предположить,

ОТНОШЕНИЕ ОСТРОУМИЯ К СНОВИДЕНИЮ И К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ

что в бессознательном ходе мыслей даны условия для таких сгущений, отсутствующие в предсознательном^. Следует ожидать, что при процессе сгущения теряются некоторые из подверга- ющихся ему элементов, в то время как другие, получающие от них энергию активности (Besetzungsencrgie), конструируются в усиленном или чрезмерно усиленном виде. Лаконичность остроумия, как и лаконичность сновидения, является, таким образом, необходимым побочным явлением, происходящим в обоих случаях сгущений; в обоих случаях она является резуль- татом процесса сгущения. Этому происхождению лаконичность остроумия обязана и своим особым, не поддающимся даль- нейшему объяснению, но поразительным для восприятия ха- рактером.

Раньше мы уже истолковали один из результатов сгущения, многократное употребление одного и того же материала, игру слов, созвучность, как локализованную экономию, и считали удовольствие, доставляемое безобидной остротой, производным этой экономии. Впоследствии мы усмотрели первоначальную цель остроты в том, чтобы извлечь удовольствие такого рода из слов, что не было ей запрещено на ступени игры, но что было запрещено рассудительной критикой в постепенном ходе интеллектуального развития. Теперь мы предположим, что такого рода сгущения в том виде, в каком они служат технике остроумия, возникают автоматически, без особой преднамерен- ности, во время мыслительного процесса в бессознательном. Не имеем ли мы здесь перед собой двух различных объяснений одного и того же факта, которые кажутся несовместимыми друг с другом? Я не думаю; это, конечно, два различных объяснения, и они должны быть согласованы друг с другом, но они не противоречат одно другому. Одно из них просто чуждо другому, и если мы установим между ними какую-нибудь связь, то, вероятно, сделаем шаг вперед в нашем познании. Что такие сгущения являются источником удовольствия, вполне согласу-

Сгущение как закономерный и исполненный значения процесс я доказал помимо работы сна и техники остроумия еще в одной области душевной деятельности, в механизме нормального не тенденциозного забывания. За- быть отдельное впечатление трудно. Те впечатления, между которыми суще- ствует какая-либо аналогия, забываются, подвергаясь сгущению, которое имеет в своей основе общие точки соприкосновения. Смешивание аналогич- ных впечатлений является одной из предварительных ступеней забывания.

ется с предположением, что они легко находят в бессознательном условия для своего возникновения. Даже больше того, мы усматриваем мотивировку для погружения в бессознательное в том обстоятельстве, что там легко производится сгущение, которое доставляет удовольствие и которое нужно остроте. И два другие момента, которые на первый взгляд кажутся совер- шенно чуждыми друг другу и как бы совпадающими благодаря нежелательной случайности, также оказываются при более глу- боком исследовании тесно связанными и даже по существу тождественными. Я имею в виду оба положения, согласно которым остроумие может, с одной стороны, производить такие доставляющие удовольствие сгущения во время своего развития на ступени игры, следовательно, в детстве разума, а с другой стороны, оно совершает тот же самый процесс на высшей ступени, погружая мысль в бессознательное. Инфантильное яв- ляется источником бессознательного, бессознательными же про- цессами мышления являются единственно и только те, которые происходили в раннем детстве. Мысль, погружающаяся в бес- сознательное с целью образования остроты, отыскивает там только старый уголок бывшей некогда игры словами. Мышление на один момент снова становится на детскую ступень, чтобы таким образом вновь завладеть детским источником удоволь- ствия. Если этого не знают еще из исследования психологии неврозов, то при остроумии следует понять, что странная бес- сознательная обработка является ничем иным, как инфантиль- ным типом мыслительной работы. Дело только в том, что у ребенка не очень легко уловить это инфантильное мышление с его удержавшимися в бессознательной сфере взрослого осо- бенностями, т. к. оно в большинстве случаев коррегируется, так сказать, in statu nascendi (в момент зарождения; лат.). Но все же в целом ряде случаев это удается сделать, и тогда мы всякий раз смеемся <детской глупости>. Каждое открытие такого бессознательного действует на нас вообще как <комическое>'.

Многие из моих пациентов-невротикос, пользующихся психоаналитиче- ским лечением, имеют обыкновение каждый раз смехом свндетельстиоиать о том, что удалось верно указать их сознательному восприятию на нечто скрытое, бессознательное, и они смеются даже тогда, когда содержание расшифрованного отнюдь не оправдывает смеха. Разумеется, условием для этого является достаточно близкий подход невротиков к этому бессознатель- ному, чтобы они поняли его, когда врач расшифрует его и преподнесет им.

ОТНОШЕНИЕ ОСТРОУМИЯ К СНОВИДЕНИЮ И К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ

Легче понять характерные черты этих бессознательных мыс- лительных процессов в проявлениях больных при некоторых психических расстройствах. Вероятно, что, согласно предполо- жению старика Griesinger'a, мы могли бы понимать делирии душевнобольных и оценивать их как связные сообщения, если бы не предъявляли к ним таких требований, какие предъявляем к сознательному мышлению, а толковали бы их примерно так, как мы толкуем сновидения^. Мы в свое время оценили и для сновидения <возврат душевной жизни к эмбриональной точке зрения>^.

Мы так подробно обсудили на процессах сгущения значение аналогии между остротой и сновидением, что в последующем сможем излагать свои мысли короче. Мы знаем, что передви- гание при работе сна указывает на воздействие цензуры со- знательного мышления, и, соответственно этому, встретив среди технических приемов остроумия передвигание, мы будем склон- ны предположить, что и при образовании остроты играет роль задерживающая сила. Мы также уже знаем, что это общий случай; стремление остроты получить прежнее удовольствие от бессмыслицы или от игры словами встречает в нормальном состоянии задержку в виде протеста критического разума, при- чем эта задержка должна быть преодолена в каждом отдельном случае. Но в том способе, каким работа остроумия разрешает эту задачу, проявляется резкая разница между остротой и сновидением. В работе сна разрешение этой задачи происходит регулярно путем передвиганий, путем выбора представлений, в достаточной мере удаленных от тех представлений, которым цензура оказывает препятствие. Делается это с целью найти проход через цензуру; и все же заместителями этих последних представлений являются те, которые переняли на себя благодаря полному перенесению всю энергию активности (Beselzung). По- этому передвигания не отсутствуют ни в одном сновидении и являются весьма многообъемлющими. Не только уклонения от хода мыслей, но и все виды непрямого изображения следует отнести к передвиганиям, особенно замену важного или пред-

Мы не должны при этом забывать, что нужно учитывать искажение. происходящее благодаря цензуре, которая оказывает еще свое действие и в психозе. <Толкование сновидений>.

осудительного элемента индифферентным или кажущимся цен- зуре безобидным, являющимся как бы отдаленнейшим намеком на первый элемент, замену символикой, сравнением, деталью. Нельзя отрицать, что частицы этого непрямого изображения осуществляются уже в предсознательных мыслях сновидения. Таковы, например, изображения, осуществляемые путем сим- волики и сравнения, т. к. в противном случае мысль вообще не проходила бы через стадию предсознательного выражения. Непрямые изображения такого рода и намеки, отношение ко- торых к тому, на что они, собственно, намекают, легко может быть открыто, являются позволительными и широко употреб- ляемыми приемами выражения и в нашем сознательном мыш- лении. Но работа сна до бесконечности преувеличивает приме- нение этих приемов непрямого изображения. Под давлением цензуры всякая связь оказывается достаточной для замены намеком, передвигание допускается с одного элемента на любой другой. Особенно поразительна и характерна для работы сна замена внутренних ассоциаций (сходство, причинная связь и т. д.) так называемыми внешними (одновременность, смежность в пространстве, созвучность).

Все эти приемы передвигания вместе с тем являются и техническими приемами остроумия, но в большинстве случаев они соблюдают границы, отведенные их применению в созна- тельном мышлении. Передвигание может вообще отсутствовать, хотя бы остроте и предстояло выполнение необходимой задачи преодоления задержки. Это второстепенное значение передвига- ния при работе остроумия понятно, если вспомнить, что в распоряжении остроумия обычно имеется другой технический прием, с помощью которого он отделывается от задержки, тем более что мы не нашли ничего, что было бы для него более характерно. Острота не создает компромиссов, как это делает сновидение, она не избегает задержки, но она заключается в том, что в неизмененном виде сохраняет игру словами или бессмыслицей, ограничиваясь, однако, выбором таких случаев, в которых эта игра или бессмыслица может все-таки в то же время оказаться позволительной (шугка) или глубокомысленной (острота) благодаря множественности толкования снов и раз- нообразию мыслительных соотношений. Острота отличается больше всего от всех других психических образований своей

ОТНОШЕНИЕ ОСТРОУМИЯ К СНОВИДЕНИЮ И К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ

двойственностью и лицемерием, и, по крайней мере, с этой стороны, авторы ближе всего подошли к познанию остроумия, подчеркнув <смысл в бессмыслице>.

При полном преобладании этого отличающего остроту тех- нического приема, направленного на преодоление задержки, могло бы показаться излишним то, что она вообще еще поль- зуется в отдельных случаях техникой передвигания. Однако, с одной стороны, некоторые виды этой техники остаются ценными для остроты, как цели и источники удовольствия, как, например, собственно передвигание (отклонение мыслей), которое разделяет природу бессмыслицы. С другой стороны, не следует забывать, что высшая ступень остроумия, тенденциозная острота, часто должна преодолевать двоякого рода задержки, противодейству- ющие ей самой и ее тенденции, и что намеки и передвигания могут сделать для нее возможным разрешение этой задачи.

Частое и неограниченное применение непрямого изображе- ния, передвигания и особенно намеков в работе сна имеет одно следствие, которое я упоминаю потому, что оно было для меня субъективным поводом заняться проблемой остроумия. Когда сообщают несведущему или непривычному человеку анализ сновидения, в котором, следовательно, проложены странные, недопустимые для бодрственного мышления пути намеков и передвиганий, которыми пользовалась работа сна, то у читателя создается неприятное впечатление. Он считает эти толкования <остроумными>, но усматривает в них явно неудачные остроты, натянутые, грешащие чем-то против правил остроумия. Это впечатление легко объяснить: оно вытекает из того, что работа сна прибегает к тем же приемам, что и остроумие, но в их применении она переходит границы, которые соблюдает острота. Мы вскоре услышим также, что острота, вследствие роли треть- его лица, связана определенным условием, которого не должно соблюдать сновидение.

Среди технических приемов, общих остроумию и сновидению, определенного интереса заслуживают изображение при помощи противоположности и употребление бессмыслицы. Первое отно- сится к сильно действующим приемам остроумия, как мы могли видеть, между прочим, на примерах <острот, возникших путем преувеличения> (с. 73). Изображение при помощи про- тивоположности не может, впрочем, ускользнуть от сознатель-

ного внимания подобно большинству других технических при- емов остроумия. Тот, кто попытается привести у себя самого в деятельность по возможности преднамеренно механизм работы остроумия, как это делает привычный остряк, тот вскоре найдет, что остротой чаще всего возражают на какое-нибудь утверждение тогда, когда поддерживают противоположное положение и пре- доставляют внезапно пришедшей в голову мысли устранить путем превратного толкования возражение, грозящее опасностью этому противоположному положению. Быть может, изображение при помощи противоположности обязано таким преимуществом именно тому обстоятельству, что оно образует ядро другого доставляющего удовольствие способа выражения мысли, для понимания которого не нужно беспокоить бессознательного. Я имею в виду иронию, которая очень близко подходит к остроте и относится к подвидам комического. Ее сущность состоит в том, что человек высказывает положение, противоположное тому, что он имеет в виду сообщить другому, но он устраняет возникающее при этом противоречие тем, что дает понять тоном, сопровождающими жестами, мелкими стилистическими черточками - если речь идет о письменном изложении, - что он имеет в виду, собственно, противоположное высказанному. Ирония применима только там, где человек готовится услышать противоположное, так что она обязательно возбуждает в нем желание противоречить. В силу этого условия ирония особенно легко подвержена опасности не быть понятой. Для лица, поль- зующегося иронией, она представляет ту выгоду, что дает возможность легко обходить трудности прямых возражений, как, например, ругательств. У слушателя она вызывает комическое удовольствие, поскольку побуждает его, вероятно, к затрате психической энергии на разрешение противоречия, причем эта затрата вскоре оказывается излишней. Такое сравнение остроты с приближающимся к ней видом комизма должно укрепить нас в предположении, что отношение к бессознательному яв- ляется особым признаком остроты, отличающим ее, быть может, и от комизма\ В работе сна изображению при помощи противоположного

На отличии высказываемого от сопровождающих жестов (в широчайшем смысле) основана и' характерная черта комизма, описываемая как его <бес- страстность> ().