ПОВ1Я», РОМАН П. МИРНОГО

Роман из крестьянского житья, картина жизни народа... вот задача, перед которой остановилась русская беллетрис­тика. Попыток было много, но многое ли сохранило жизнь из всего этого? Кому удалось справиться с этой задачей? Тот, кому нет ничего недоступного: Лев Толстой в «Утре поме­щика», в «Казаках», «Поликушке», военных рассказах, —дал живые типы. В «Записках охотника» типы эти только угада­ны, намечены силуэтами.. Знал и умел писать их Мель­ников, Глеб Успенский, кой-где Решетников... Перечень невелик для такой литературы, как русская, хотя в ней произведений из крестьянской жизни появляется многое множество. Отличительная черта этих вещей — безгранич­ность обобщений, трактованье народа, как какой-то одно­родной, собирательной единицы, воспроизведение его с ис­ключительной точки зрения его сословного и имуществен­ного положения. В лицах этих произведений нет правдивой внутренней жизни, нет индивидуальности, а то художествен-

ное произведение, где нет живого человека, — мертво и обречено заранее на равнодушие и забвение. Вот почему так слаб успех многочисленных повествований «из народного быта» и не только шаблонных, не знающих народной жизни, хотя и гуманно настроенных, но и даровитых, как напр., Златовратский, облекающий в простонародные формы свои идеалы и мечтания и тем лишающий свои произведения существеннейшего элемента в искусстве — правды... — Нет знания народной жизни и нет также в изображении этой жизни человека, верного чутья его внутреннего мира, его души, его характера.

Малорусская словесность всегда сохраняла преимущество в этом отношении. Будучи простонародною с самого возни­кновения, элементарным требованием ставила она знание народной жизни. Она не избегла влияний времени: сенти­ментализма и т. под., но в коренных своих представителях высоко держала знамя правды. Шевченко, дивный саморо­док, сочетавший «полет орла с сердцем голубицы», дар поэти­ческого творчества с непосредственностью крестьянского миросозерцания, голосом самого народа пел о его доле, о его прошлом. Квитка в «Марусе» представил неувядаемое откро­вение сельского духа, начертал эпопею сельского трудового, житья. Кулиш, своим светлым умом, бросал лучи на настоя­щее и прошлое... Произведения второстепенных, даже мел­ких, талантов держались требований правдивости. Устано­вился известный уровень; всякая фальшь, без которой, ко­нечно, не обходилось, скорее изобличалась, быстрее броса­лась в глаза... В последние годы, не оскудевающая нива украинской поэзии вывела нового деятеля: автор «Двух мос­ковок», «Бурлачки» и других превосходных вещей г. Ле­вицкий завоевал симпатии своим многосторонним поэти­ческим дарованием.

Пред нами первая часть обширного произведения нового писателя. Нельзя представить себе ничего проще этого начала романа, где нет ни тени рассчитанности, ни одной черты, бьющей на эффект. Отчего же нельзя оторваться от этих строгих, скромных страниц? Отчего история этой кресть­янки, у которой в зимнюю вьюгу замерз муж, возвращав­шийся с ярмарки, и которую преследует деревенский мироед за то, что сын его любит ее молодую дочь и может на ней жениться, отчего эта драма, простая как сама жизнь, так живо захватывает все существо? — Оттого что пред вами живут люди во всей реальности, оттого что страдание злополучной Приськи прочувствовано и передано с такою силой и прав­дой, которые говорят не только о большом таланте, но и о высокой душе. Пред вами все изгибы внутреннего мира

несчастной старухи, с ее мыслию, ее мировоззрением; здесь она сама, с ее исстрадавшимся, измученным лицом, ее боль­ным духом, ее смертной тоской. Эта искренность, эта сила образа делает его близким и родным. В сценах самых про­стых, бесконечно простыми «приемами», обыденными, про­стыми словами, автор достигает высокого трагизма. Такова сила трезвого искусства и такова сила таланта, когда он направлен на добро! Когда народная жизнь рисуется с таким глубоким проникновением в душу выводимых людей, с таким неложным знанием, — тогда каким неожиданным светом озаряется она, насколько живее мы начинаем чувствовать и понимать ее!..

Г. Мирный — полный хозяин в изображаемой среде. Народная жизнь —это ясно —известна ему во всех подроб­ностях, во всех изгибах. Он проникнут народным мировоз­зрением... Писать по-малорусски возможно всякому, знаю­щему язык, но стать правдивым изобразителем народной малорусской жизни может только писатель, дышавший за одно с той жизнью, живший ею, полный ее образами, дума­ющий по-малорусски. Разверните любую страницу «Повии». Какое полное отсутствие малейшего усилия; как в речах, в описаниях, в обстановке все является само собою, на своем месте и в свое время. Писатель, видевший народную жизнь мельком, налетами, заботясь о верности обстановки, уда­рится в фотографию и потеряется в мелочах. Здесь нет ничего подобного. Язык живой и естественный, хранит целомудрен­ность народной речи и брезгает «ковкой». Автор слишком хорошо знает его, чтоб прибегать к выдумке. Читая «Повию», чувствуешь красоту и образность этой речи и видишь воочию, какое значение имеет она, когда ею, этим народным словом, описывается жизнь народа. Этот язык слит со всем складом понятий, вырос со всею духовною природою украинца, и где найти лучших красок для изображения его жизни, как не в его родном слове?

Судьбу Приськи и ее дочери могут находить слишком исключительною, краски писателя слишком мрачными. Мы скажем на это, что нет в этой судьбе ни одной черты, ни одной подробности, которая не была бы вполне обыденна, вполне реальна и возможна. Автор не говорит и не хочет сказать, чтоб так жили все женщины в народе. Из массы типичных явлений он берет то, которое нужно для задуман­ной им романической коллизии. Это — его право. Наряду с жизнью этих двух женщин рисуются разнообразные фигуры крестьянства, от бездушного, злого стяжателя и воротилы Грицька Супруненка, злого гения Приськи, до прямодушно­го, доброго Карпа и его жены, этой честной пары, оставля-

ющей такое благое, умиротворяющее впечатление. Описыва­ет ли он волостной суд или сельскую сходку, в крестьянской толпе вы узнаете знакомые, живые лица. Но центром действия, согласно жизни, остается все же та тесная, низень­кая хата, с ее убогой обстановкой, длинными трудовыми буднями, ее вечной заботой...

Только раз, в одной главе, рассеивается немного этот мрак. На дворе рождественская ночь, колядки. Христя (оче­видно главное лицо романа, находящееся еще на втором плане), урвавшись на минуту от матери, идет колядовать с дивчатами. Какой повод для шаблонного романиста ус­настить всю эту сцену этнографическими подробностями и блеснуть легкой эрудицией, доставляемой с полок библио­теки! У г. Мирного на первом плане люди, а не обычаи, и все выступает вмеру, все рисуется естественнее и ярче. Эта пятая глава заключает в себе сцену любви и проникнута поэзией глубокой и непорочной, как лунный свет, озаряющий эту зимнюю ночь.

Говоря о первой части обширного целого, мы можем навлечь на себя упрек в поспешности заключений. Но к счастью г. Мирный далеко не новичок в литературе и дал блистательные свидетельства своего дарованья. Известен ро­ман его, написанный в сотрудничестве с другим писателем, вышедший за границей. Это произведение рано или поздно должно быть возвращено родной литературе и занять в ней видное место. В львовской газете «Правда», в те годы, как она получалась в России, появились еще два рассказа автора «Повии». К несчастью они не вышли отдельно и теперь известны только небольшому числу завзятых книжников.

«Лихий попутав» — первое, молодое произведение писа­теля — история горя и радостей сельской дивчины, убогой наймички. Она служила в городе и там мелькнул ей за­манчивый облик счастья. Неумирающая потребность этого счастья и жажда любви, присущая молодой поре, ослепили ее. Оказался обман. Наступили черные дни искупления, без -просвета, без надежды впереди. Этот расцвет безхитростной, простой души и постепенное, тяжелое ее увядание исполне­ны свежести и чувства.

«Пьяниця» — другой психологический этюд. Молодень­кий чиновник, существо робкое, тихое, «осмелился» полю­бить дочь хозяйки — мещанки, у которой стоит на квартире. Первым поводом сближения была его скрипка, его музыка. Потом пошли уроки грамоты. Тихое счастье этой художест­венной нежной натуры было разбито вдруг, с неожиданной, дружеской стороны. Приехал брат чиновника и, с опыт­ностью бравого, красивого молодца, посмеялся над мечтами

любви, одержав легкую победу. Маленький чиновник запил с горя и превратился скоро в забитое, вечно пьяное, несчаст­ное создание, шута и посмешища веселых посетителей гу­бернских кабаков. Личность этого чиновника отличается необыкновенным рельефом и весь рассказ дышет гуманным чувством.

Г. Мирный по преимуществу психолог. Приветствуя его с глубоким сочувствием, мы не можем не порадоваться той пользе, которую его замечательный талант душевного ана­лиза, в соединении с его знанием быта народа, может при-

,| несть в изучении народной жизни и типов народной среды.

I Все любители малорусского слова ознакомятся конечно с его романом. В сборнике «Рада» они найдут, кроме того, новую повесть Левицкого, мастерский, грациозный «каприз» Мор-довцева и, с подписью «Ратай», несколько звуков той кобзы, к знакомому голосу которой нельзя никогда оставаться рав­нодушным.