Глава первая. Рис.43. График зависимости себестоимости разработки и транспортирования

 

Рис.43. График зависимости себестоимости разработки и транспортирования

1 м³ грунта экскаваторным комплексом от количества автосамосвалов.

 

 

Рис.44. Схемы универсального экскаватора с различными видами

сменного рабочего оборудования:

а - прямая лопата; б - обратная лопата; в - драглайн; г - кран; д - грейфер;

е - струг; ж - корчеватель и рыхлитель; з - планировщик откосов.

Фридрих Евсеевич Незнанский

След черной вдовы

 

Пролог

«ШАХИДКА»

 

Президентский кортеж следовал по проспекту Ста­чек в сторону Петергофского шоссе. Сегодня в Стрельне должно было состояться открытие полностью теперь уже отреставрированного Константиновского дворца, г, котором, как объявил советник президента представителямсредств массовой информации, в первой половине дня состоится обмен мнениями по важнейшим меж­дународным делам между главами России и Соединен­ных Штатов Америки, после чего господа президенты дадут журналистам совместную пресс-конференцию.

Большой черный лимузин, в котором находились оба президента, шел в середине кортежа. Впереди ехали автомобили охраны — с мигалками и без оных, ма­шины, принадлежащие другим спецслужбам. Позади — нее то же самое, но «разбавленное» солидными иномар­ками правительственных чиновников высшего ранга, как российских, так и зарубежных, коим предстояло ели и не принимать непосредственного участия в до­верительной беседе президентов, то находиться, что называется, под рукой — на случай экстренной надоб­ности. Первые лица обеих держав здесь, в машине, обхо­дились без переводчиков. Серьезных, принципиальных разговоров они ведь не вели, а для общего обмена ми­молетными впечатлениями президенту Панину вполне хватало его знания английского языка. Но пока даже этих знаний не требовалось: американский гость был, видимо, утомлен длительным перелетом, сменой часо­вых поясов да и прочими сложностями, невольно со­провождающими напряженные обычно программы за­рубежных посещений. Он молча поглядывал за окна автомобиля, чему-то постоянно улыбался. Панин по­началу думал, что это у него от открытого, типично «американского» характера, в котором улыбка, как бы приклеенная к лицу, обозначает, что у нас, да и у меня лично, все — о’кей! Но позже он где-то прочитал выс­казывание известного российского психиатра о том, что объяснение следует искать, по его, разумеется, мнению, в психической неустойчивости характера данного субъекта, и ни в чем ином. Кто его знает, все может быть, им, научным светилам, видней...

Кортеж выходил уже к Петергофскому шоссе. Тез­ка-охранник, сидевший за перегородкой из бронирован­ного стекла рядом с водителем, поднял телефонную трубку, выслушал указание руководителя маршрута, кивнул и вернул трубку на место. И тут в порядке дви­жения машин произошли изменения. Часть идущих впе­реди автомобилей свернула направо, на шоссе, ведущее вдоль побережья Невской губы к Стрельне, а другая их часть, в том числе и президентский лимузин, продол­жила путь в сторону Лигово, о чем сообщал дорожный указатель.

«Охрана беспокоится... на всякий случай, —привыч­но усмехнулся про себя Панин. — Все эти неожидан­ные смены маршрутов — на самом деле тщательно от­работанная система безопасности. А сейчас это особен­но важно, поскольку лидеры двух крупнейших миро­вых держав — слишком лакомая приманка для терро­ристов любых мастей...» И, словно откликаясь на его мысли, обернулся тезка-охранник, но, не увидев вопро­са в глазах «хозяина», ограничился коротким кивком — мол, все по программе.

Однако краткая мимическая игра не ускользнула от вроде бы рассеянного взгляда американского гостя. Он с хитроватой усмешкой взглянул на российского кол­легу и, кивая за окно, в сторону нескольких уходящих направо автомобилей, кинул не то вопрос, не то до­гадку:

-— Trap? — что Панин перевел как «ловушка» и от­ветил, указывая пальцем в спину своего охранника:

— Security.

Американец, широко улыбаясь, кивнул в ответ, со­общив при этом, что в вопросы безопасности он и сам никогда не лезет, пусть этим занимаются те, кому по­ложено. И вслух прочитал латинские буквы на дорож­ном указателе:

.... Ли-го-во...

— М-да... Лигово... — Панин едва слышно, почти про себя, проговорил-пропел неожиданно всплывшие в памяти строчки из детства, из давно забытой блатной песни:

...а я ему отвечаю: на Лиговке вчера последнюю малину прикрыли мусора...

И подумал при этом, что вот сейчас ну никак не смог бы объяснить американскому коллеге всю «сокровен­ную суть» того парадокса, например, почему советская интеллигенция, поддав в застолье, с удовольствием ис­полняла воровской фольклор. Нет, объяснений-то, как таковых, может найтись более десятка, и каждое впол­не будет иметь свое место — мол, и такая интеллигенция, и время такое, и смещение понятий, своеобразная аберрация культурных и нравственных приоритетов... Но ни одно толкование не объяснит главного — как же так получается, что на протяжении десятков лет вдалб­ливали, вколачивали в людские головы принципы доб­ра и справедливости, а получили в результате крими­нальную власть. Или власть, насквозь пронизанную метастазами криминала. Даже за примерами ходить бы не потребовалось.

Не далее как несколько недель назад (это ж приду­мать себе такое — и ведь изыскали возможность!) сре­ди прочих документов государственной важности пе­редали ему письмо личного характера.

Президентская почта —это особая статья. И инфор­мация, и барометр, и все, что угодно. Ну так не в том суть. Когда-то, еще в начале своей политической карь­еры, здесь же, в Питере, будучи одним из важных чи­новников в мэрии, Панин, в общем-то, скорее на пра­вах «свадебного генерала», входил в консультационный совет российско-германского акционерного общества «Норма», головной офис которого располагался в Дюс­сельдорфе. Эта «деятельность», если ее можно назвать таковой, длилась весьма короткое время, потому что последовавшие затем изменения в карьере напрочь ис­ключили личное участие Панина в частном предпри­нимательстве вообще. И вот поступившее «личное пись­мо» явилось как бы посланием или, вернее, отголоском из тех лет, из начала девяностых.

Да, был некий Масленников Геннадий Иванович, как напомнил автор письма, который в «Норме» воз­главлял страховую компанию и, судя по его же инфор­мации, невольно подставил свою клиентуру, страхуя от угона дорогие иномарки.

На самом же деле, как немедленно доложили прези­денту, этот Масленников приходится зятем известному питерскому криминальному авторитету, занимающему в воровской иерархии пост чуть ли не «смотрящего» по Северо-Западу России, и арестован в связи с весьма се­рьезными обвинениями в преступных махинациях с ав­томобилями ВИП-класса и не менее дорогими мотоцик­лами на территории России и Германии. И по первона­чальным прикидкам урон от этой его «страховой дея­тельности» за последние пять лет исчисляется несколь­кими сотнями миллионов евро, о чем российские пра­воохранительные органы поставлены в известность не­мецкими коллегами.

Самое же парадоксальное заключалось в том, что автор «послания», сын этого Геннадия Ивановича — Максим Геннадьевич, выражал искреннюю надежду на то, что господин Панин, как бывший член консульта­тивного совета «Нормы», не откажет в просьбе своим недавним коллегам, которые всегда горячо поддержи­вали и будут поддерживать президента во всех его на­чинаниях, и даст указание питерской прокуратуре пре­кратить возбужденное уголовное дело в отношении «папы Гены» либо просто помилует его своим указом. Уж воли-то президента на это хватит! На такой вот оп­тимистической ноте письмо и заканчивалось. А в при­писке сынок пребывающего в Крестах уголовника ука­зывал и на персональные заслуги, которые, надо пони­мать, и подвигли его на личное обращение к президен­ту. Оказывается, три последних года молодой Максим Масленников только тем практически и занимается, что вкладывает заработанные собственным неустанным трудом миллионные средства в восстановление истори­ческого облика города на Неве, в реконструкцию его зданий, представляющих собой особо выдающиеся па­мятники мировой культуры, ну и во все остальное, что напрямую связано с подготовкой к славной юбилейной дате Северной столицы.

Справка на сей счет, подготовленная аппаратом президента, указывала на то, что и Максим Геннадье­вич Масленников, подобно своему отцу и дяде, также является известным криминальным авторитетом, обла­дающим короной вора в законе. Но, согласно инфор­мации из соответствующей службы, корона эта не была присуждена ему на воровском сходе за какие-то там особые заслуги перед криминальным сообществом, а куплена за полтора миллиона долларов, внесенных в «общак».

Ну это во-первых, что само по себе свидетельствует о поразительной наглости бандитов, решивших, веро­ятно, что если уж во властных структурах то и дело раз ­даются голоса о допустимости легализации неправед­но нажитых капиталов от жульнической приватизации всенародной собственности па первых порах экономи­ческих реформ в стране, то им, матерым уголовникам, теперь самим Господом Богом дозволено легализовать «общаки».

А во-вторых, письмо указывало на то, что все выше поднимающий голову криминалитет способен любые, даже незначительные, факты биографии президента трактовать по-своему и выставлять главе государства некие условия. Мол, мы тебе, видишь ли, Питер твой любимый восстанавливаем, миллионы в городскую не­движимость вкладываем, а ты за это должен на некото­рые уступки идти — хотя бы личного, так сказать, ха­рактера. Папашу Масленникова, к примеру, освободить своим указом от уголовной ответственности! Нет, это ж надо было такое сообразить!..

Будучи человеком тактичным и понимая, что даже с абсолютно чуждым тебе собеседником президент дол­жен выглядеть прежде всего самим собой, он дал указа­ние помощнику подготовить соответствующий ответ. И в нем сообщить адресату в том смысле, что благие поступки на пользу обществу не остаются в конечном счете без воздаяния, и, если Бог, как говорится, все ви­дит, он обязательно оценит дела каждого по заслугам его. А что касается судебной власти в стране, то никто, даже президент, не возьмет на себя право вершить по своему усмотрению суд и расправу. Примеры прошло­го достаточно красноречиво указывают на те трагичес­кие подчас ошибки, которые возникают в результате действий, продиктованных не буквой закона, а своево­лием любого государственного лица. И если вина граж­данина будет доказана, если он будет назван в суде пре­ступником, то, значит, должны последовать и соответ­ствующие выводы относительно его наказания. Если же суд не найдет признаков преступных деяний в его дей­ствиях, он, естественно, будет освобожден. Вот именно поэтому, а в конечном счете ради торжества справед­ливости, в правовом государстве никогда не следует подменять одну власть другой.

Нет, но до чего ж они все-таки оборзели!..

Кортеж между тем плавно и быстро прошел Старопаново и сразу у Володарского тоже повернул напра­во, на прямую трассу, ведущую к Стрельне.

Г ость неожиданно обернулся к хозяину и с неизмен­ной лучезарной улыбкой заметил, что, по его мнению, скрытые тайны крупнейших городов мира, как и харак­теры населяющих эти мегаполисы людей, можно изу­чать по их пригородам —маленьким поселкам или ран­чо, которые их окружают. И он демонстративно оки­нул взглядом однотипные серые пятиэтажки петербур­гской окраины, Панин пожал плечами и ответил, что они проезжают еще по городской территории. Просто растущему городу давно стало тесно в своих прежних границах, и потому городские власти в настоящий мо­мент озабочены проблемами совмещения удобства и красоты. А эти дома в свое время, в годы «холодной войны», когда, к сожалению, не о красоте приходилось думать, а о проблемах острой нехватки жилья, сыграли свою положительную роль. Да, конечно, это давно уже вчерашний день, и новые реалии выдвигают совершен­но иные задачи.

Американец понимающе покивал.

Впрочем, заметил тут же Панин, если позволит весь­ма напряженная и плотная программа пребывания аме­риканского коллеги в России, он в качестве хозяина сочтет своим приятным долгом показать гостю насто­ящие петербургские пригороды. И там будет что по­смотреть и чем искренне полюбоваться. Тот же Пуш­кин — бывшее Царское Село... Павловск... Да и Петер­гоф — ныне Петродворец, который вошел в городскую черту! Панин руками, широким жестом, показал, как загребает город под себя бывшие пригороды. Амери­канец понял и засмеялся...

А в это время на Петергофском шоссе, в том месте, где оно возле Сосновой Поляны пересекает дамбу, слу­чилась крупная неприятность. Хотя это слово никак не определило бы существа весьма трагического происше­ствия, а также тех последствий, которые имелись бы, не измени руководитель президентского маршрута путь следования главного лимузина.

По всей трассе были выставлены милицейские по­сты и патрули, которые загодя убрали с дороги любой транспорт, перекрыли все подъездные к главной трассе дороги, словом, обеспечили в прямом смысле «зеленую улицу». И вот в тот момент, когда президентский эс­корт приближался уже к вышеупомянутой дамбе, со­всем близко к проезжей части подошла женщина — ка­питан милиции в плотной куртке и светло-зеленом, цве­та молодого салата, жилете дорожного патруля. Кто- то из милиционеров, оказавшихся на противоположной стороне шоссе, обратил на это внимание — хоть и до дневной жары пока далековато, но зачем преть-то в кур­тке, если форма сегодня объявлена летняя, парадная? Но обсуждать этот вопрос с коллегами тот парень не стал, поскольку внимание его сосредоточилось на приближа­ющейся кавалькаде машин. И когда большой черный лимузин с двумя государственными флажками по бокам капота — российским и американским, охраняемый спе­реди и сзади мощными джипами со сверкающими ми­галками, проносился мимо него, на той стороне шоссе что-то громыхнуло вдруг с такой дьявольской силой, что огромный лимузин — так показалось — даже подпрыг­нул. И сейчас же вокруг него кучей сбились джипы.

Никто из милиционеров и сообразить толком еще не успел, как между автомобилями засуетились, забега­ли какие-то люди, и машины, словно подчиняясь чьей- то немедленной команде, разом тронулись с места и унеслись в направлении Петродворца. Позже сказали, что правая сторона лимузина была в буквальном смысле иссечена, истерзана осколками, превратившими двери машины в решето, но колеса и двигатель не пострада­ли, как и сам водитель, отгороженный от салона уси­ленной стенкой. На асфальте после взрыва остались довольно приличная воронка, кровавые ошметки вок­руг, груда окровавленных же тряпок и фрагментов че­ловеческого тела, что при очень большой фантазии можно было назвать останками неизвестной женщи­ны — капитана милиции.

А спустя три минуты, не больше, на место взрыва примчался десяток машин, из которых высыпали пред­ставители Федеральной службы безопасности, охраны президента, МВД и питерского милицейского главка, Минюста, прокуратуры и других, мало кому известных, но, оказывается, напрямую причастных к расследова­нию происшествия организаций...

Участок шоссе немедленно оцепили полосатыми лентами; эксперты-взрывотехники, криминалисты и судебные медики занялись конкретной своей работой, а еще не пришедшие в себя, оглушенные сотрудники патрульной службы стали отвечать на вопросы следо­вателей и оперативников.

И тут снова возник вопрос о той куртке дорожно- патрульной службы, которая, по непроизвольному на­блюдению молодого сержанта Новиченко, сидела на женщине как-то мешковато и явно полнила ее. Этого сержанта, как, по сути, единственного свидетеля, и взя­ли в оборот все оперативные службы. Что за женщина? Как выглядела конкретно? Откуда взялась? Почему в милицейской форме, но не в парадной, а в обиходной? Каким образом прошла к самой трассе?.. И еще десят­ки и сотни подобных вопросов, на которые не мог пока ответить никто, а уж сержант Новиченко — тем более, поскольку и наблюдал-то ее с полминуты, не дольше.

Акция была практически сразу квалифицирована как террористический акт, и одного настырного следо­вателя из Управления Федеральной службы по городу Петербургу и Ленинградской области больше всего «на данный момент» интересовал главный вопрос: не чечен­ка ли погибшая? Ну та, которая явно же взорвала себя? А если чеченка, то почему ее допустили до трассы, а не остановили для проверки еще на подходе к шоссе? И почему патрульная служба проявила изрядную беспеч­ность и наплевательское отношение к своим прямым обязанностям? Короче, и тут назревали конфликты, продиктованные в первую очередь отсутствием вразу­мительных ответов на те вопросы, которые уже в бли­жайшие часы станет им задавать и собственное, и чу­жое начальство.

О покушении президенту доложили в тот момент, когда он вместе с гостем из Соединенных Штатов ос­матривал Константиновский дворец и слушал сообщение директора музея, рассказывавшего высокопостав­ленным посетителям об истории дворца и событиях, связанных с ним. Подобно всякому коренному жителю Санкт-Петербурга, неважно, шла ли речь о Петрограде или Ленинграде, Панин, разумеется, как нынче приня­то говорить, был в теме. Поэтому и слушал высоко уче­ного экскурсовода без должного в иных случаях вни­мания. Вот тут-то, заметив, что президент думает о чем- то своем, начальник охраны и доложил ему коротко, без деталей, о происшествии. Панин лишь поднял бро­ви, дрогнул уголком плотно сжатых губ и легким кив­ком подтвердил, что услышал и понял. А следующим кивком отпустил начальника охраны. И больше за весь день ни разу так и не вернулся к этому известию.

Из данного факта был сделан немедленный вывод, что оглашению сие происшествие никоим образом не подлежит. Ни гости, ни тем более пресса ничего не дол­жны знать о том, что случилось сегодня утром на Пе­тергофском шоссе. О том же самом должны быть стро­го предупреждены и невольные (или вольные — в чем предстоит еще хорошенько разобраться!) свидетели кро­вавой драмы. Соответственно и всем службам было до­ведено указание о проведении закрытого расследования.

Естественно, что никакого президентского эскорта в момент взрыва на шоссе и близко не было, да и быть не могло, поскольку маршрут держался в строгом сек­рете. А рвануло что? Вот расследуют и скажут. Может, снаряд или мина, оставшаяся еще со времен военной блокады, тут этого добра хватает, бои-то ведь некото­рые жители еще по собственным детским впечатлени­ям помнят. Запросто могли привезти проклятую желе­зяку из ближнего карьера еще прошлой осенью, неча­янно, конечно, с обычной кучей песка — скользкое до­рожное полотно зимой посыпать...

А чтоб даже случайно не вызвать у вездесущих жур­налистов ненужных вопросов относительно столпотво­рения на Петергофском шоссе в те часы, когда ехали президенты, к месту происшествия подогнали тяжелую дорожно-строительную технику. Возле воронки уста­новили ремонтные щиты, оставив лишь узкий проезд для постороннего транспорта, все заметные спецмаши­ны убрали подальше, чтоб не отсвечивали, а сотрудни­ков правоохранительных органов обрядили в оранже­вые куртки и каски дорожных рабочих. И поставили двоих офицеров из дорожно-патрульной службы, но не в праздничной, а в повседневной форме, махать полоса­тыми жезлами и орать на проезжающих: «Давай, давай!»

В середине дня, как было запланировано протоко­лом, началась личная встреча президентов. А когда она закончилась, оба они вышли в зал к ожидавшим их российским и зарубежным корреспондентам газет, жур­налов, радио и телевидения и в лучших дружеских тра­дициях, сияя улыбками, ответили на многочисленные вопросы представителей средств массовой информации. И ни в одном из заданных вопросов не прозвучало ни­чего такого, что могло бы вызвать негативную реак­цию или даже легкий намек на недовольство у прези­дента Панина. Умеем же работать... И молчать тоже умеем, когда надо...

 

 

Глава первая