ОНА СРАЖАЕТСЯ С ТОБОЙ ЕДИНСТВЕННЫМ ОРУЖИЕМ, КОТОРОЕ ЗНАЕТ».

Михаил спустился к ручью и встал на колени, ополас­кивая лицо ледяной водой. Он стоял так довольно долго. Потом встал и пошел в сарай за большим металлическим корытом.

Когда он вернулся в дом, Ангелочек продолжала сидеть, повернувшись к нему спиной. Он поставил корыто у огня. Она посмотрела на него и снова отвернулась, не говоря ни слова. Он что, чувствует себя грязным теперь? Ему нужно принять ванну, чтобы смыть ее с себя? Весь следующий час он продолжал носить воду из колодца и подогревать ее в большом черном котле. В кадку он бросил кусок мыла.

— Я пойду прогуляюсь, — проговорил он и вышел.

Удивленная, она подошла к двери и приоткрыла ее. Он удалялся и вскоре совсем скрылся за деревьями. Нахмурившись, она закрыла дверь. Потом разделась и залезла в кадку. Стала энергично натирать мылом волосы и тело, потом поливалась водой, смывая мыло; быстро вымывшись, она выбралась из кадки. Она хотела закончить до его возвращения. На спинке стула он оставил полотенце, она вытерлась и обернула им голову. Быстро оделась. Села у огня и сняла полотенце с головы. Волосы были в беспо­рядке, и она стала руками распутывать их.

Осии не было больше часа.

Когда, наконец, дверь открылась, она посмотрела на него. Его темные волосы намокли. Она заподозрила, что он мылся в ледяном ручье, и испытала смесь вины и сомнений. Он, не останавливаясь, ходил по дому. Она продолжала заниматься своими волосами, наблюдая за ним. Открыв сундук, он что-то достал и захлопнул крышку. Проходя в очередной раз мимо нее, бросил ей на колени щетку для волос. Она подняла ее. В горле встал ком. Взглянув на него, она начала медленно расчесываться. Он остановился, присел на стол и смотрел на нее. Она не знала, о чем он думает. Она не знала, что сказать.

— Не поступай так со мной больше, — сказал он.

Он был бледен, и она вдруг почувствовала, как что-то шевельнулось внутри нее, скручиваясь и проникая глубоко-глубоко.

— Я не буду, — ответила она, зная, что говорит правду.
Михаил сел в плетеное кресло у огня, расслабился.

Долго смотрел на языки пламени.

— Мне кажется, я получил хорошее представление о том, что тебе приходилось чувствовать.

Она удивленно взглянула на него. — Что ты хочешь этим сказать?

Он посмотрел на нее.

— Когда тебя используют, чувство довольно-таки мерз­кое. Какова бы ни была причина.

Что-то словно оборвалось внутри нее. Она положила щетку на колени и печально смотрела на нее.

—Я не знаю, что я делаю здесь с таким человеком, как ты.

—В тот момент, когда я в самый первый раз увидел тебя, я знал, что женюсь на тебе.

— Ты так мне и сказал, — кивнула она головой. — Послушайте, мистер. Позвольте мне объяснить вам несколько фактов из жизни. Фермер проводит долгое время в одиночестве посреди глуши и однажды приезжает в город. Он может с таким же успехом взглянуть кобыле на задницу и сказать, что она для него предназначена.

— Это было твое юное, каменно-холодное лицо, — заго­ворил Михаил. Печально усмехнувшись, продолжил: — А потом уже все остальное. — Его взгляд словно хлестнул по ней. — Ты была вся в черном, как вдова, и Магован был с
тобой. Я полагаю, он следил за тем, чтобы ты не сбежала.

Она долго молчала. Закрыв глаза, попыталась ни о чем этом не думать, но комнату словно наполнило зловоние. Она не могла от него избавиться. Оно просачивалось через чистый, приятный запах мыла, которым она недавно пользовалась. Эта вонь была внутри нее, в ее крови.

— Помнишь, ты спросила, что за имя Осия, и я отве­тил, что оно пророческое? — Она снова стала расчесывать волосы, медленно и аккуратно, но Михаил знал, что на этот раз она его слушает. — Осия был пророком. Бог повелел ему жениться на проститутке.

Она посмотрела на него с издевательской усмешкой.

—То есть это Бог сказал тебе жениться на мне?

—Да, Он сказал.

Она насмешливо продолжала:

— И Он говорит с тобой лично?

— Он со всеми говорит лично. Просто большинство людей не пытаются слушать.

Лучше было потакать ему.

— Извини, что прервала. Ты рассказывал мне историю.
Что было дальше? Этот пророк женился на проститутке?

Да. Он понял, что у Бога на это есть Свои причины.
Хорошие причины.

То же самое, очевидно, сделал и он.

—И что, Осия выбил грех из нее? Я думаю, она припол­зла к нему на коленях и целовала ему ноги за то, что он спас ее.

—Нет, она вернулась к прежним занятиям.

У нее заныло в желудке. Она попыталась посмотреть ему прямо в лицо. Он встретил ее взгляд своим серьезным, спокойным, загадочным взглядом.

— Так значит, получается, что Бог не так уж и всемо­гущ? — тихо спросила она.

—Бог сказал ему пойти и привести ее обратно. Она слегка нахмурилась.

—А он?

—Он пошел.

 

—Только потому, что Бог ему сказал? — Ангелочек знала: ни один мужчина так бы не поступил.

—Да, но еще и потому, что он любил ее.

Она встала и подошла к окну, где было видно темнею­щее небо.

—Любил? Нет, я не думаю, что это было настоящей причиной. Это была его гордость. Старый пророк просто не мог признать, что не может удержать ее.

—Гордость заставляет мужчину уйти, Мара. Она заставила меня уйти от тебя в тот последний вечер в Парадизе. — Ему нужно было послушаться Господа и вернуться. Ему нужно было вытащить ее из этого проклятого места, не обращая внимания на ее крики и сопротивление.

Ангелочек посмотрела на него через плечо.

— И она осталась с пророком после этого?

— Нет. Она снова ушла. Ему пришлось выкупать ее из рабства во второй раз.

Ей не очень нравилась эта история.

—Ну, тогда-то она осталась?

—Нет. Она продолжала уходить. У нее даже были дети от других мужчин.

Она почувствовала тяжесть в груди. Пытаясь защи­титься, она издевательски продолжала.

—И в конце концов он побил ее камнями до смерти. Правильно? В конце концов он отправил ее туда, где ей место. — Он не ответил, она снова повернулась к нему спиной. — Что вы хотите сказать, мистер? Просто скажите.

—Придет день, когда тебе придется сделать выбор.

Он больше ничего не сказал, и она задумалась о том, как же все-таки закончилась эта история. Она сжала зубы. Она не спросит его, осталась ли проститутка с пророком, или он отказался от нее.

Михаил поднялся, открыл две банки бобов и высыпал в горшок. Они быстро сварились, и он разложил еду по тарелкам.

— Сядь и поешь со мной, Мара.

Она села с ним за стол. Когда он склонил голову для молитвы, у нее внутри поднялось раздражение. Стараясь не обращать внимания на Михаила, она начала есть. Когда он взглянул на нее, она улыбнулась натянутой, вызываю­щей улыбкой.

—Знаешь, что я думаю? — заговорила она. — Я думаю, Бог приказал тебе жениться на мне в наказание за какой-то большой грех, который ты совершил в прошлом. Вы испытывали похоть плоти ко многим женщинам, не так ли, мистер?

—Этот грех досаждает мне от случая к случаю, — отве­тил он с мрачной улыбкой. Остаток ужина они провели в тишине.

Она позавидовала тому спокойствию и самодисциплине, которыми он обладал. Когда он закончил ужин, она взяла его тарелку и поставила на свою;

— Раз ты готовил, я мою посуду. — Ей не нравилась темнота, но это было лучше, чем остаться с ним в доме. Он может начать рассказывать очередную неприятную историю. Что-нибудь веселенькое на этот раз, например, о прокаженном или о ком-нибудь с гноящимися язвами...

Закончив с посудой, она присела у ручья. Все тело ныло, она слишком много работала сегодня, но мело­дичное журчание протекающей мимо воды успокоило ее натянутые нервы.

— Что я делаю здесь? — спросила она себя. — Что я делаю здесь с ним?

Легкий ветерок шевелил листья плакучей ивы, и она могла поклясться, что услышала тихий голос. Она оберну­лась, но вокруг никого не было. Дрожа, она быстро пошла обратно и увидела Осию. Он стоял, опираясь о дверной косяк, держа руки в карманах, и ждал ее. Обойдя его, она зашла в дом и поставила тарелки на место. Она устала и хотела спать.

Сняв с себя одежду, Ангелочек быстро скользнула под одеяло. Потом лежала и думала о девушке, вернувшейся к проституции. Может быть, у нее тоже была Хозяйка, которая забирала ее деньги. Может быть, тот пророк почти свел ее с ума — так же, как этот фермер сейчас сводит ее с ума. Может, ей просто хотелось остаться одной. Интересно, думал пророк когда-нибудь об этом?

Ангелочек вся сжалась, когда Осия лег в кровать рядом с ней. Что ж, она сама виновата. Дай им попробовать вкус поцелуя, и они сразу хотят получить остальное. Что ж, чем скорее все кончится, тем скорее она сможет, наконец, спать.

Она села и стала расчесывать волосы. Бросила на него взгляд, полный мрачной готовности.

— Нет.

Она удивленно посмотрела на него и еще больше удиви­лась, увидев его нетерпеливый взгляд.

—Нет?

—Нет.

— Послушайте, мистер. Я не могу прочитать ваших мыслей. Вы должны сказать мне, чего вы от меня ожидаете.

Я хочу спать в собственной постели рядом со своей женой. — Он взял прядь ее волос и слегка потянул. — И это все, чего я хочу.

Совсем запутавшись, она снова легла. Она ждала, что он изменит свое решение. Скоро его дыхание стало ровным. Она осторожно повернула голову и посмотрела на него. Он спал. Она некоторое время изучала его профиль, йотом отвернулась.

Она попыталась отодвинуться от него, оставив между ними свободное место, но Михаил Осия наполнял собой кровать так же, как и весь дом.

Точно так же, как он начал наполнять и ее жизнь.

 

 

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу.

Данте

 

 

Ангелочек застонала, когда Хозяин склонился над ней. Он тихо рассмеялся.

— Неужели ты думаешь, что смогла бы сбежать от Альфы и Омеги?

Кто-то позвал ее издалека, но Хозяин продол­жал говорить ровным, спокойным голосом.

— Ты думала, что четыре тысячи миль — это весьма большое расстояние, но я здесь.

Она отстранилась от него, пытаясь услышать и понять, кто ее зовет.

Хозяин привлек ее к себе.

— Ты принадлежишь мне. О, да. Навсегда, и ты это знаешь. Я и только я всегда буду обладать тобой. — От него пахло пряностями, которые он жевал, выкурив очередную сигару. — Я знаю, о чем ты думаешь, Ангелочек. Я могу читать твои мысли. И всегда мог. Ты можешь надеяться на что угодно, но я никогда не умру. Даже когда ты переста­ нешь существовать, я все еще буду жить. Я вне времени.

Она боролась с ним, но он не был чем-то реальным, что можно было оттолкнуть прочь. Он был тенью, покрываю­щей ее и уносящей назад, вниз, в глубокую черную яму. Она почувствовала, как ее тело поглощает его, продолжая падать. Он проникал во все поры ее существа, пока тьма не захватила ее, и она не начала раздирать собственное тело.

—Нет, нет!

—Мара. Мара!

Она внезапно проснулась от своего немого крика.

— Мара, — повторил Михаил нежно, сидя на краю кровати. Она пыталась унять дрожь, тогда как он гладил ее по волосам. — У тебя много ночных кошмаров. О чем они?

Его тихий голос и прикосновение помогли ей немного расслабиться. Она сняла его руку.

— Я не помню, — солгала она. Хозяин отпечатался в ее памяти. Неужели он ищет ее до сих пор? Она знала ответ, внутри все похолодело. Его лицо отчетливо стояло перед глазами. Оно было таким, словно она убежала от него вчера, а не много месяцев назад. Он когда-нибудь сможет найти ее. И когда это произойдет...

Она не могла думать об этом без содрогания. Она боялась заснуть. Кошмар вернется вновь, и ей, как всегда, будет сниться одно и то же.

—Мара, расскажи мне, чего ты боишься.

—Ничего, — ответила она натянуто, — просто оставь меня в покое.

Михаил положил руку ей на грудь, ее мышцы напряглись.

—Если твое сердце будет так сильно биться, оно может выскочить из груди.

—Ты что, надеешься отвлечь меня и заставить думать о другом?

Михаил убрал руку.

—Между нами есть нечто большее, чем просто секс.

—Между нами ничего нет, — ответила она и отвернулась к стене.

Михаил стащил с нее одеяло.

— Я покажу тебе, что есть еще что-то.

Я сказала, оставь меня в покое! — Она устала от ночных кошмаров, устала от него, сидящего рядом. Вырвав у него одеяло, она снова укрылась.

Михаил сорвал одеяло. Свернув, бросил на сундук в углу. — Вставай. Прямо сейчас. Ты пойдешь, нравится тебе это или нет.

Ангелочек испугалась его, тенью нависающего над ней. Она ощутила, что он раздражен, но пытается контролиро­вать себя.

—Мы немного пройдемся, — продолжал он.

—Сейчас? Посреди ночи? — Было холодно и темно. Она задохнулась, когда он поднял ее и поставил на ноги.

Надевая брюки, он продолжал:

— Ты можешь одеться или идти, как есть. Для меня это не имеет значения.

Ей не нравились тени, которые прятались в углах, но еще больше не нравилась идея выходить из дома в темноту.

— Я никуда не иду. Я остаюсь здесь.

Она потянулась за одеялом, но он перехватил ее руку и вывернул. Когда она сжалась и подняла руку, чтобы защи­титься от удара, его гнев моментально исчез. Неужели она ожидала, что он ударит ее, даже спустя все это время?

—Я никогда не сделаю тебе больно. — Он взял покры­вало и укутал ее. Нашел ее обувь и протянул ей. Она не взяла.

—Ты можешь обуваться или идти босиком. Как хочешь. Но ты идешь со мной.

Ангелочек взяла обувь.

— Чего же ты на самом деле боишься, Мара? Почему бы нам не обсудить это?

Она отшвырнула рожок для обуви и выпрямилась.

— Я не боюсь ничего и меньше всего такого грязного фермера, как ты.

Он открыл дверь. — Ну, пошли, если ты такая храбрая. Она пошла было к конюшне, но он взял ее за руку и направился к лесу.

—Куда ты меня ведешь? — Она ненавидела себя за дрожащий голос.

—Увидишь, когда придем на место. — Он продолжал идти вперед, увлекая ее за собой.

Ангелочек с трудом могла различать предметы, она видела только их силуэты. Они были опасные и темные, некоторые двигались. Она вспомнила, как они с Робом долго шли в ночной темноте, и испугалась еще больше. Ее сердце бешено заколотилось.

— Я хочу вернуться. — Она споткнулась и едва не упала.

Он поддержал ее и поставил на ноги.

— Хотя бы раз ты можешь мне довериться? Разве я хоть раз причинил тебе боль или сделал что-то плохое?

— Доверять тебе? Почему я должна это делать? Ты сумасшедший, притащил меня посреди ночи в лес. Отведи меня домой! — Она дрожала.

— Нет, пока ты не увидишь то, что я хочу тебе показать.

 

—Даже если тебе придется меня тащить?

—Если тебе понравится передвигаться на моем плече. Она высвободила руку.

—Иди вперед.

— Хорошо, — сказал он. Ангелочек развернулась было, чтобы идти обратно, но за деревьями не было видно ни дома, ни конюшни. Повернувшись назад, она не смогла разглядеть Осию и встревожилась.

— Подожди, — крикнула она. — Подожди!
Михаил взял ее за руку.

— Я здесь. — Он почувствовал, как она дрожит, и прижал ее к себе. — Я не оставлю тебя одну в темноте. — Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал. — Когда же ты, наконец, поймешь, что я люблю тебя?

Ангелочек обвила его руками и прижалась сильнее.

— Если ты любишь меня, пойдем обратно. Нам будет тепло и уютно в постели. Я сделаю все, что ты попросишь.

Нет, — твердо ответил он, пытаясь справиться с собой. — Пойдем со мной.

Она попыталась удержать его. — Подожди, пожалуй­ста. Ну, хорошо... Я боюсь темноты. Это напоминает мне о... — она замолчала.

—О чем?

—О том, что было со мной в детстве. — Он подождал, но она молчала. Она не хотела говорить о Робе и о том, что с ним случилось. Она не хотела еще раз вспоминать ужас той ночи. — Пожалуйста. Пойдем обратно.

Михаил запустил пальцы в ее волосы и слегка поднял ее голову, чтобы видеть ее лицо в лунном свете. Она была так сильно напугана, что даже не могла это скрыть.

—Я тоже боюсь, Мара. Не темноты, не прошлого, но тебя и того, что я чувствую, когда прикасаюсь к тебе. Ты используешь мое желание как свое оружие. То, что я чувс­твую к тебе, это — подарок. И я знаю, что мне нужно, но когда ты прижимаешься ко мне, все, что я ощущаю, это твое тело и мое желание. Ты заставляешь меня дрожать.

—Тогда отведи меня обратно в дом...

—Ты не слышишь меня. Ты ничего не понимаешь. Я не могу отвести тебя обратно. Мы не можем поступить так, как ты хочешь. Это произойдет по-моему или не произойдет вообще. Михаил снова взял ее за руку. — Пойдем. — Они опять двинулись через лес. Ее пальцы были горячими и влажными, и рука уже не лежала в его руке, словно мерт­вая рыба. Она держалась за него так крепко, будто вся ее жизнь сейчас зависела от этого.

Ангелочек повсюду слышала звуки. Жужжание и потрескивание не переставая доносились со всех сторон, проникая в ее мозг. Стояла кричащая тишина. Ей хотелось вернуться в дом, подальше от черных кружащихся теней. Крылатые демоны, они смотрят и ухмыляются. Это был мир Хозяина.

Она замерзла и устала.

— Еще далеко?

Михаил подхватил ее на руки и понес.

Мы почти пришли. — Их окружали деревья, луна освещала холмы зловещим светом. — На этом холме.

Поднявшись на вершину, он поставил ее на ноги, и она робко осмотрелась. Вокруг не было ничего. Только холмы и в отдалении — горы.

Михаил смотрел, как ночной ветер шевелит ее волосы, заставляя их танцевать. Она укуталась в одеяло и взгля­нула на него.

—Здесь ничего нет.

—Все, что нужно, здесь есть.

—Идти так далеко, для чего? — Она не знала, что она ожидала здесь увидеть. Может быть, памятник. Хоть что-то. Она села, уставшая и дрожащая от прохладного ночного воздуха. Одеяло не помогало. Десять одеял не спасли бы ее сейчас. Холод был внутри. Что он хотел сделать, когда тащил ее на этот холм среди ночи? — Что здесь такого особенного?

Михаил сел позади нее. Вытянув сильные стройные ноги по бокам от нее, притянул ее к себе.

— Просто жди.

Она хотела освободиться от его объятий, но ей было слишком холодно, чтобы с ним бороться.

—Ждать чего?

—Утра.

—Я могла дождаться его в доме.

Он рассмеялся. Приподняв ее волосы, он поцеловал ее в шею.

— Ты не поймешь, пока не увидишь. — Он прижался губами к мягкой коже под ее ухом. Она слегка дрожала. — Поспи немного, если хочешь. — Еще сильнее прижал ее к себе. — Я разбужу тебя вовремя.

После долгой прогулки спать ей уже не хотелось.

—Ты часто делаешь подобные вещи?

—Не так часто, как надо бы.

Они помолчали, но от этого молчания ей не было неуютно. Тепло его тела наполняло ее. Она почувствовала тяжесть его руки и то, как уверенно он держит ее. Она посмотрела на звезды, такие маленькие драгоценные камешки на темном бархате неба. Она никогда не видела их так близко, как сейчас, — казалось, она может дотянуться до них рукой н прикоснуться к каждой из них в отдельности. Ночное небо было так прекрасно! Из окна оно таким не казалось. И запах — густой, влажный запах земли. Даже звуки вокруг стали походить на музыку, напоминая пение птиц в саду и музыку дождя, играющего на маленьких жестяных баночках в их с мамой лачуге. Внезапно тьма стала рассеиваться.

Сначала медленно, едва заметно. Звезды становились все меньше и меньше, чернота вокруг была уже не такой густой. Ангелочек встала, кутаясь в одеяло, и смотрела. Позади все еще была темнота, но перед глазами разгорался свет: бледно-желтый, все ярче сияющий бриллиант, золо­тая вспышка, затем красная и оранжевая. Ей приходилось наблюдать за восходом солнца из окна, но так, как сейчас, было впервые — чтобы прохладный ветерок обдувал лицо, а вокруг был лес. Никогда ничего более прекрасного она не видела.

Утренний свет медленно разливался по горам, по долине, добежал до дома и устремился дальше в лес, на холмы. Она почувствовала сильные руки Осии на своих плечах.

— Мара, это жизнь, которую я хочу подарить тебе.
Солнечный свет был настолько ярким, что больно резал глаза, ослепляя ее больше, чем совсем недавно темнота. Она ощутила его губы на своих волосах.

— Это то, что я тебе предлагаю. — Его дыхание согревало ее кожу. — Я хочу наполнить твою жизнь всеми красками.
Я хочу наполнить ее светом и теплом. — Он обнял ее и прижал к себе. — Дай мне шанс.

Тяжесть спустилась и осела внутри Ангелочка. Он гово­рит красивые слова, но жизнь не такая. Жизнь не может быть такой простой и ясной. Ее жизнь была запутанной и искаженной, искривленной с самого ее появления на свет. Она не может просто стереть из памяти последние десять лет или первые восемь — до того, как Роб привел ее по темным улицам в бордель и оставил в вечное владение Хозяину. А началось это все еще раньше.

Она была виновата в самом своем рождении.

Ее собственный отец желал, чтобы ее выкинули из утробы матери, словно мусор. Ее родной отец. Мама так бы и сделала, если бы знала, что, оставляя ее жить, она поте­ряет его. За годы бесконечных рыданий мамы Ангелочек в этом убедилась.

Нет, сотни и даже тысячи рассветов не смогут изменить того, что было. Истина была утверждена на века — как и сказал ей во сне Хозяин. Ты не можешь убежать от дейст­вительности. Не важно, как сильно ты стараешься, но ты не можешь сбежать от истины.

Она улыбнулась грустной улыбкой, ее душа ныла и болела. Может быть, этот человек на самом деле тот, за кого себя выдает. Может быть, он имеет в виду каждое сказанное слово, но она знала что-то, чего не знал он. Никогда не будет так, как он хочет. Так просто не может быть. Он мечтатель. Он требует от нее невозможного. Озарение сойдет на него, и он очнется.

Ангелочка не будет рядом, когда это случится.

 

 

«Даже если ты убедил меня, ты не убедил меня».

Аристофан

Михаил заметил, что Ангелочек изменилась 'после той ночи, но это изменение не сделало его счастливым. Она отгородилась от него и держа­лась на расстоянии. И хотя синяки исчезли с ее лица и ребра зажили, она все еще была изранена. Она не подпускала его слишком близко. Она прибавила в весе, вернув килограммы, которые потеряла после того ужасного избиения. Она окрепла физически, но Михаил ощущал ее глубокую внутреннюю уязвимость. Он давал ей задания, чтобы наполнить ее жизнь смыслом, чтобы бордель стал забываться. Но в ее глазах не было жизни.

Большинство мужчин были бы удовлетворены, будь у них такая послушная и работящая жена. Михаил был не из таких. Он женился на ней не для того, чтобы приобрести работницу. Он хотел, чтобы эта женщина была частью его жизни — частью его самого.

Каждая ночь была испытанием. Он ложился рядом с ней, вдыхая аромат ее тела, пока не начинала кружиться голова. Она ясно давала понять, что он может использовать ее тело так, как хочет, и тогда, когда хочет. Она смотрела на него каждый вечер, снимая одежду. В ее глазах читался немой вопрос. У него пересыхало во рту, но он не сдавался. Он ждал и молился о том, чтобы ее сердце смягчилось.

У нее продолжались ночные кошмары. Она часто просы­палась, дрожа от страха, покрываясь потом. В эти минуты она запрещала ему даже прикасаться к ней. Только после того, как она снова засыпала, он обнимал ее, прижимал к себе. Она расслаблялась, и он знал, что где-то глубоко внутри она понимает, что с ним она может чувствовать себя в безопасности.

Это радовало его, но естественные нужды его тела все сильнее давали о себе знать — тем сильнее, чем дольше они были вместе. Его разум старательно рисовал образы того, как они занимаются любовью, все в точности так, как описано в книге Песни Песней. Он почти физически ощущал ее руки и медовые поцелуи. Затем, вырвавшись из своих грез, он чувствовал себя еще более разочарованным и несчастным, чем прежде.

Конечно, он может прямо сейчас получить все, что захочет. Им обоим это было бы удобно. Она бы оказывала ему услугу. В этом она эксперт. Но он знал, что она по-прежнему будет далеко от него — считать бревна на потолке или продумывать завтрашние дела, делать все, что угодно, лишь бы отгородиться от него. Она не посмотрит ему в глаза, ей будет все безразлично, хотя он до смерти жаждет ее любви.

Картина из недавнего прошлого внезапно всплыла в памяти Михаила: Ангелочек сидит на краю своей кровати во «Дворце», покачивая ногой взад-вперед, словно маятником. Теперь, если он подчинится своему физическому влечению, будет то же самое. Это будет Ангелочек, не Мара. Она будет просто ждать, когда он все закончит, чтобы она могла забыть его, как и других мужчин, которые использовали ее тело.

«Боже, что мне делать? Я схожу с ума. Ты слишком многого от меня ожидаешь. Или это я слишком многого ожидаю от нее?»

Ответ остался прежним: «ЖДИ».

Больше всего Михаилу хотелось, чтобы она назвала его по имени. «Только один раз, Иисус. Боже, пожалуйста. Только раз». Михаил! Признание его существования. Чаще всего она смотрела сквозь него. Ему хотелось быть чем-то большим, чем просто человеком на периферии ее души, от которого она ожидает только одного. Что по ней снова пройдутся и опять будут ее использовать. Любовь для Ангелочка была грязным словом.

«Как мне научить ее тому, что такое настоящая любовь, тогда как даже мои собственные инстинкты становятся на пути? Господь, что я делаю не так? Она еще дальше от меня сейчас, чем тогда, в Парадизе».