Когда дым ест глаза

Чтобы лучше понять, какие чувства испытывает человек, попав­ший в пожар, я отправилась в тренировочную башню учебной ака­демии пожарного департамента Канзас-Сити. В Канзас-Сити жи­вет чуть меньше 450 тыс. человек, и пожарный департамент пер­вым реагирует на любые экстренные вызовы. Ежегодно пожарные Канзас-Сити делают почти 60 тысяч выездов, то есть их вызывают по 164 раза в день.

Руководитель учебного отдела пожарного департамента Кан­зас-Сити Томми Уокер, проявив традиционное для пожарных радушие, настоял, что будет встречать меня в аэро­порту. Это был тощий, как шпала, человек с седыми усами и по­трясающими манерами, но тем не менее не уступавший шоферам-дальнобойщикам в мастерстве применения крепкого словца. Од­нако я никогда не встречала настолько дружелюбных и терпели­вых людей, а поэтому было удивительно слышать, как он называет кого-то «куском дерьма» или «сукиным сыном» (а он делал это очень часто). «Если я говорю, что кто-то «кусок дерьма», то это комплимент, — объясняет он голосом ведущего телешоу. — Наде­юсь, вас не оскорбляет моя манера выражаться».

Как любой хороший руководитель пожарного департамента, Уокер превращается в проповедника, говоря о профессиональной подготовке. После 8 недель теоретических занятий в классах его курсанты в течение 10 недель проходят через все доступные его воображению симуляции адского пекла. Он заставляет их на чет­вереньках передвигаться по лестницам посреди кромешного ды­ма, стоять рядом с огнем, пока больше не будет сил терпеть, и с завязанными глазами ползать но лабиринтам до тех пор, пока они не запутаются в проволочных заграждениях и не начнут резать их, чтобы выбраться на свободу. Он повидал все возможные реак­ции на страх и хочет вызвать их все в пожарном, пока тот не попал в реальный пожар. «Вы не представляете себе, сколько людей впа­дают в крайнюю панику при потере видимости, — говорит он, — поэтому мы должны проверить человека, прежде чем отправлять его в пламя». От 10 до 14 % курсантов в каждом классе не выдер­живают таких тренировок. «Некоторые люди просто к этому не приспособлены. Например, я хотел бы стать нейрохирургом, но ведь это не каждому дано...» В общенациональных масштабах во время тренировочного процесса в пожарных частях гибнет при­близительно два человека. Но процесс подготовки настолько ва­жен, что игра считается стоящей свеч.

Чтобы выяснить, поддамся ли я панике, Уокер повел меня на задний двор. Тренировочная башня представляет собой шести­этажную конструкцию из железобетона, стекловолокна и листо­вого металла, заполненную старой мебелью и разнообразными горючими материалами. Вокруг разбросаны обугленные шезлон­ги, разбитые лампы и потрепанные диваны, в результате чего баш­ня становится похожей на общежитие, превратившееся в нарко­притон. Мебель департаменту жертвуют пожарные и их родст­венники, а горючими материалами служат старые поддоны, поставляемые с местных товарных баз. Полы и потолки покрыты черной сажей, а воздух смердит от тысяч тренировочных пожа­ров.

Для симуляции пожара работающие у Уокера инструкторы пускают дым. Он делается из дешевого бананового масла, кото­рое при распылении превращается в густой серый нетоксичный дым. Прежде чем запустить меня в башню, они отводят меня в кладовую и одевают в полный комплект пожарного обмундирова­ния, которое, могу признаться, мне очень понравилось. (Пожар­ные действительно носят подтяжки.) Но потом мы вошли в баш­ню, и за нами с лязгом захлопнулась металлическая дверь. На ка­кое-то мгновение мне действительно показалось, что я повернусь и выбегу через дверь.

Главное, чего люди не понимают в пожарах, — это то, что его основное действующее лицо — дым. Именно благодаря дыму мы почти полностью теряем возможность найти путь к выходу. Что­бы защититься от дыма, наши глаза буквально закрываются сами, и мы не можем открыть их снова. Это — рефлективный защитный механизм. Кроме того, дым — самая вероятная причина смерти во время пожара. Пожарным редко приходится видеть обожженное тело. Токсичный дым, возникающий в результате вялотекущего пожара, может убить вас во сне еще до того, как появится откры­тое пламя. Вот почему чрезвычайно важно, чтобы в помещении имелся детектор задымления с работающими батарейками.

Внутри башни, находясь в кромешной темноте, я включила фо­нарик. Он не сильно помог, потому что свет отражается от дыма ровно так же, как свет фар от тумана. В нашем случае у сопрово­ждающего меня пожарного инструктора была инфракрасная ка­мера, помогающая обнаруживать живых людей и ориентировать­ся в помещениях. Мы могли видеть себя на экране в виде призрач­ных силуэтов. Но у обычного человека во время пожара не будет подобных вспомогательных приборов. Мы медленно двигались по стене, на ощупь разыскивая дорогу к лестнице, а потом считали ступеньки, чтобы знать их количество во время спуска вниз. Очень трудно представить себе, что можно выбраться из любого незна­комого здания в такой темноте, а особенно при чрезвычайно вы­соких температурах. В данном случае жара не было, но, пройдя через несколько комнат, я подумала, что, будучи в одиночестве, не смогла бы выбраться из здания и за пару часов. Я находилась в группе из двух человек, но даже в условиях симуляции было со­вершенно ясно, что покинуть группу было бы полным безумием. Два бредущих на ощупь слепца — лучше, чем один.

Еще одна вещь, с которой люди не ожидают столкнуться во время пожара, — шум. В общем, шум радикально повышает уро­вень стресса, а стресс, как нам известно, мешает думать и прини­мать решения. Пожарные научились прислушиваться к реву огня. «Иногда входишь в огонь, и тебя окружает жар. Тебе обжигает колени, тебе обжигает уши, к стенам не прикоснуться. Но огня не видно, — говорит Уокер. — Ты останавливаешься, поворачива­ешься к остальным и говоришь: «Заткнитесь все на хрен...» И сра­зу слышишь, где бушует огонь. Он щелкает и хрустит, и, как правило, в этой ситуации он находится либо прямо под тобой, либо по соседству*.

Еще больше все усложняется тем фактом, что пожары растут экспоненциально. Каждые 90 секунд площадь пожара почти уд­ваивается. Общая вспышка, то есть взрыв висящего в воздухе го­рючего дыма, в результате которого загорается все в комнате, как правило, происходит через 5—8 минут после появления открыто­го пламени, К этому моменту среда становится уже совершенно непригодной для поддержания жизни.

За последние полвека технологии пожаротушения совершенст­вовались гигантскими скачками. Сегодня детекторы задымления и системы распыления воды спасают тысячи жизней. Но в то же са­мое время гораздо жарче стали полыхать и пожары. Строитель­ные материалы сегодня стали гораздо менее огнестойкими, чем всего 25 лет назад. Легкие стропила крыши могут обрушиться все­го через пять минут прямого воздействия огня. Пластиковая фур­нитура служит топливом. Поэтому на тушение возгорания в со­временном доме требуется гораздо больше воды, и борьбу с по­жаром надо начинать быстрее, чем в здании, построенном сто лет назад.

Психологу пожарного департамента Ричарду Гисту приходится информировать сотни жителей Канзас-Сити о гибели родственников в пожарах. Снова и снова они спрашивают его, почему их родные просто не вышли в дверь или не выскочили через окно. Они совершенно не представляют себе, каково нахо­диться в пожаре. «Мне часто приходится стоять в сгоревшем доме вместе с выжившими родственниками жертв пожара и объяснять, как погибли их близкие. Они спрашивают: «А почему они просто не...?* И приходится рассказывать им, что было два часа ночи, и погибшие крепко спали». Если вы, проснувшись в густом, горячем дыму, встанете с кровати, можете считать себя умершим от ожога легких. Нужно скатиться с кровати на пол и ползком двигаться к выходу из комнаты, но об этом сразу можно и не вспомнить. Именно поэтому Гист тратит львиную долю своего времени, уго­варивая людей вовремя менять батарейки в детекторах задымле­ния и репетировать процедуру эвакуации, чтобы действия по спа­сению стали автоматическими. Вторя практически всем специалистам по катастрофам, с которыми мне довелось встретиться, Гист говорит: «Если вам надо остановиться и продумать свои действия, у вас не останется времени на то, чтобы выжиты».