Перекур на тонущем судне

Некоторые типы катастрофических ситуаций, например расстре­лы или изнасилования, очень похожи на столкновения хищника с жертвой, к выживанию в которых мы подготовлены эволюцион­ным процессом. В таких обстоятельствах паралич жертвы может оказаться эффективным средством отпугивания хищника. Такой шанс всегда существует. В других случаях паралич становится трагедией сам по себе.

Гибель парома «Эстония» в Балтийском море ночью 28 сентяб­ря 1994 г. стала самой страшной морской катастрофой в совре­менной истории Европы. За ней последовали годы официальных отчетов, теорий заговоров и взаимных обвинений. Но одна загад­ка крушения привлекла относительно мало внимания. Как гово­рили позже свидетели, в самые страшные последние минуты жиз­ни парома огромное количество находящихся на его борту пасса­жиров не предпринимало абсолютно ничего.

«Эстония» вышла из своего родного порта, эстонского Талли­на, в рутинный 15-часовой рейс до Стокгольма. Этот автомобиль­ный паром был шикарнее всех остальных. На его борту был бас­сейн, сауна, казино и три ресторана. Судно было символом только что обретшей независимость и вступившей в ряды стран со сво­бодной рыночной экономикой Эстонии. Почти у каждого из 989 находящихся на борту людей была своя спальная каюта. Хотя всю ночь штормило, экипаж парома не ожидал никаких серьезных за­труднений. В баре «Балтика» играл оркестр, и десятипалубный корабль бороздил черные воды ровно так же, как делал это уже 14 лет. Чуть раньше в этом месяце на пароме были проведены две инспекции, имелось положенное количество шлюпок и спасатель­ных жилетов.

Одним из пассажиров парома в ту ночь был Кент Херстедт, теперь член парламента Швеции. Тогда ему было 29 лет и он оказался на судне, потому что помогал в организации «мир­ной конференции», на которую собрались представители бизнеса из стран балтийского региона. Только что завершилась «холодная война», и эта конференция, организованная по инициативе прави­тельства Швеции, должна была укрепить мир путем усиления эко­номической взаимозависимости балтийских стран. «Идея состояла в том, что, если мы будем больше торговать друг с другом и зани­маться бизнесом, нам меньше захочется воевать», — рассказывает он. Конференция проходила вполне успешно. Она началась в Эсто­нии, а продолжиться должна была в море, на борту этого гигант­ского парома. Во время промежутка между официальными меро­приятиями, запланированными на тот день на судне, Херстедт по­шел в сауну. Именно там он заметил, как плещется в бассейне вода. «Эти паромы настолько гигантские, что на них, как правило, почти не чувствуешь качки, — говорит Херстедт, — но волны в бассейне были первым знаком [неприятностей]».

Позднее Херстедт отправился на обед, но у него разыгралась морская болезнь. Он ушел, чтобы немного подремать в своей каю­те. В 22.30 он проснулся от громкого лязгающего звука. Потом он будет гадать, не тогда ли началась катастрофа. Но в тот момент он подумал, что этот звук издает какой-то плохо закрепленный груз. Вздремнув, он почувствовал прилив бодрости и вернулся к своим коллегам в ресторан. Он уселся и заказал себе кока-колу. В этом конкретном ресторане был оркестр и площадка для танцев, и Хер­стедт помнит, как они с коллегами забавлялись, наблюдая за пара­ми, пытающимися танцевать на раскачивающемся полу: «Им приходилось держаться друг за друга и в ритм с волнами перебегать с одной стороны зала в другую. Это было действительно смешно. Мы с друзьями начали шутить по этому поводу. Я сказал, что все это очень похоже на «Титаник» и нам скоро должны принести шам­панское». Когда танцевать стало уже невозможно и люди стали по­кидать ресторан, Херстедт с одним из коллег перебрались в бар, расположенный в другой части судна. По его воспоминаниям, бар был заполнен, в нем было около 50 человек. «Все прекрасно прово­дили время. Играла музыка-караоке. Мы с другом присели у бара. Настроение было прекрасное. Все смеялись и пели».

Сразу после 1 часа ночи «Эстония» внезапно накренилась на правый борт на полные 30 градусов, и по ее коридорам полетели пассажиры, торговые автоматы и горшки с цветами. Всех присут­ствующих в баре резко бросило на стену. Херстедт успел ухва­титься за стальной поручень и, держась за него, повис над голова­ми остальных. «Всего за секунду в месте, где только что царили шум, веселье и чудесное настроение, наступила полная тишина. Я думаю, мозг каждого из людей работал как компьютер, пытаясь понять, что произошло», — вспоминает он. Затем послышались вопли и плач. Во время падения многие серьезно пострадали, а крен судна предельно затруднял передвижение.

Хотя никто еще не знал об этом, всем пассажирам «Эстонии» ос­тавалось всего 10 минут до тех пор, пока правый борт парома полно­стью не погрузится в воду и наклон судна сделает передвижение почти невозможным. Херстедт начал мыслить стратегически. «Я стал реагировать совсем не так, как обычно, а скорее так, как меня научи­ли думать во время военной службы. Я начал говорить себе: так, у тебя есть вариант номер один и вариант номер два. Выбирай. Дейст­вуй. У меня не было мыслей типа «ой, наш корабль тонет». Я даже не думал обо всей картине в целом». Как и Зедено во Всемирном торговом центре, Херстедт ощутил иллюзию «центральности»: «Я видел только свой очень маленький мирок». Херстедт подумывал вылезти через окно, пока не заметил, что оно закрыто и заперто на защелку. Тогда он решил добраться до коридора.

Но, проходя через фазу осмысления, Херстедт заметил нечто странное в поведении некоторых других пассажиров. Они вели себя совсем не так, как он: «Некоторые люди, казалось, не пони мали, что произошло. Они просто сидели, впав в полную апатию». Не один и не два человека, а целые группы людей, казалось, поте­ряли способность двигаться. Они находились в полном сознании, но не реагировали на окружающую обстановку.

Борясь с силой притяжения, Херстедт вскарабкался по лестни­це. На палубе горели огни, а в небе сияла луна. Люди наглядно де­монстрировали все свои качества и способности. Один мужчина, вспоминает Херстедт, стоял в сторонке и курил сигарету. Боль­шинство пассажиров старалось устоять на палубе раскачивающе­гося судна, одновременно с этим разыскивая шлюпки и спасатель­ные жилеты. Некоторые пытались успокоить друг друга. Хер­стедт помог раненой женщине найти спасательный жилет. Другие пассажиры, как потом рассказывали следователям спасшиеся, от­нимали жилеты у своих собратьев по несчастью. Кошмар довер­шался тем, что у пассажиров и членов экипажа возникли серьез­ные затруднения со спуском спасательных шлюпок. Они не могли ни найти инструкции по использованию автоматических систем, ни заставить работать заржавевшие механизмы спуска лодок на воду. Обязательные при температуре воды 10° С и волнах высотой до 28 футов спасательные жилеты надевать было безумно слож­но. Лямки были слишком коротки (по крайней мере, создавалось такое впечатление). Многие из них были связаны в комплекты из трех штук, что еще больше замедляло процесс эвакуации. По мере того как судно продолжало переворачиваться, вода вокруг него заполнялась пустыми спасательными жилетами.

Но и тут были люди, не предпринимавшие ровным счетом ниче­го. Некоторые пассажиры просто столбенели посреди всего этого хаоса. Пол Барни, пассажир из Великобритании, вспоминает группы людей, стоявших, словно статуи, на палубе. «Я снова и снова спрашивал себя: почему они не пытаются поки­нуть судно?» — сказал он позднее репортерам Observer. «Они не­подвижно сидели... когда вода поднялась, она просто поглотила их», — говорит один из пассажиров. Другой пассажир увидел около десятка людей, лежащих на полу близ палубной надстрой­ки. Он бросил им спасательные жилеты, но они даже не среагиро­вали. Один человек, по свидетельствам очевидцев, забрался в еще закрепленную на своем штатном месте шлюпку, а потом просто спокойно улегся в ней, не пытаясь спустить ее на воду.

Позднее, в ходе полицейских опросов, некоторые из выжив­ших скажут, что понимают, почему те люди вели себя таким обра­зом. В какие-то моменты у них тоже возникало почти непреодо­лимое желание остановиться и замереть. По их словам, вывести себя из этого ступора им удавалось только мыслями о родных, особенно о детях.

В 1.50, то есть всего через полчаса после первого сигнала «SOS», «Эстония» скрылась под водой, затонув в перевернутом положе­нии. За несколько мгновений до этого Херстедт спрыгнул с кораб­ля в море. Он забрался в спасательный плот и всеми силами стал стараться удержаться на его борту. В ожидании спасения ему придется провести на нем пять часов. Изначально на плоту было еще около 20 человек. Но к моменту появления вертолета в жи­вых, включая Херстедта, остались только семеро.

В общей сложности в катастрофе парома выжили всего 137 че­ловек. Следствие придет к выводу, что судно затонуло, потому что открылись расположенные в его носовой части ворота авто­мобильной палубы и воды Балтийского моря быстро заполнили корабль. Для большинства из 852 жертв катастрофы «Эстония» стала местом последнего упокоения, и их тела до сих пор нахо­дятся внутри лежащего на дне судна.

Что же общего было у остолбеневших пассажиров «Эстонии» с Клэем Виоландом из Технологического университета Вирджнии? Все они оказались в экстремальной ситуации и чувствовали без­выходность своего положения. Кроме того, они были чрезвычай­но напуганы, такого страха нам с вами, наверно, испытывать не приходилось. Но в случае «Эстонии» реакция паралича стала ужасной ошибкой естественного характера. «Скорее всего, здесь мы наблюдали ситуацию, в которой некогда адаптивная реакция превратилась в негативную в результате технологических измене­ний», — говорит специалист по состоянию паралича у животных Гэллап. В момент экстремального стресса наш мозг ищет подхо­дящие средства выживания и выбирает неправильное действие, как это происходит с дайверами, сбрасывающими под водой свои дыхательные аппараты, или с оленями, застывающими без движения в свете фар автомобиля. Из 23 участников конференции, на­ходившихся на борту парома вместе с Херстедтом, выжил только еще один.

Некоторые люди, как и животные, более склонны впадать в па­ралич, чем другие. Эта модель поведения встроена в состав их ре­акции на страх. Никто не знает, почему так происходит. Несо­мненно, большую роль играет генетика. Гэллап вывел цыплят со склонностью впадать в паралич на более длительные промежутки времени, и в поведении их потомства наблюдались те же самые тенденции. Специалист по деятельности мозга Джозеф Леду го­ворит, что в этом есть логика. Миндалина — область мозга, отве­чающая за страх, — состоит из двух основных частей. Латеральное ядро обрабатывает поступающую информацию, а центральное — руководит вырабатываемой реакцией. «Можно представить себе определенные генетические или благоприобретенные различия в строении латерального ядра, повышающие чувствительность тех или иных людей к входящей информации, — говорит Леду. — По­этому один и тот же пугающий внешний стимул вполне может за­ставлять этих более чувствительных людей впадать в паралич».

Но более важным для нас, наверно, является факт пластично­сти мозга. Его можно натренировать реагировать на стимулы бо­лее правильно. С другой стороны, сильный страх углубляет со­стояние паралича. Например, животные, получившие инъекцию адреналина, оказываются более склонными впадать в обездви­женное состояние. Тогда меньший уровень страха снижает веро­ятность паралитического состояния. Крысы с поврежденной мин­далиной вообще не впадают в паралич даже при встрече с кошкой. Гэллап выяснил, что страх не парализует и домашних животных, когда их насильно лишают свободы движения. Судя по всему, они воспринимают такие действия, как часть игры. Они могут оказы­вать сопротивление, но не теряют способности двигаться. Они просто испытывают недостаточно сильный страх. Поэтому впол­не логично ожидать, что, даже немного снизив уровень собствен­ного страха и адреналина, мы при необходимости сможем вывес­ти себя из состояния паралича.