Поселение норманнов в Нормандии и краткая история этого герцогства до 987 года

Вскоре после того, как норманны покинули Францию, в 892 и 893 годах, там начались внутренние смятения. Только что миновала опасность, великие подручники стали завидовать, что человек их звания и не королевского рода вступил на престол и сделался их государем. Одна сильная сторона выбрала королем Карла І Простого. Эвдо принужден был уступить ему часть королевства. Вскоре после этого Эвдо умер, и Карл Простой сделался единодержавным государем Франции в начале 898 года.

Междоусобие еще продолжалось, когда норманны вернулись из Англии. Другие полчища прибыли из Скандинавии. Между новыми пришельцами явился человек, который благоразумнее и вернее всех до него начал исполнять план покорения Франции или, но крайней мере, какой-нибудь французской области для жилища себе и своему народу. Это был Рольф, родом из Мера в Норвегии, сын тамошнего ярла Рагнвальда, по прозванию Мудрого. Рагнвальд, сильнейший ярл в Норвегии, был одним из тех, которые добровольно пристали к Харальду Харфагру (Прекрасноволосому), когда этот замышлял завоевать всю Норвегию. С того времени он пользовался особой милостью и уважением Харальда.

У него было много сыновей: один из них, Торир Молчаливый, наследовал от отца достоинство ярла в Мере; другой, столь славный в древних сагах, Торф Эйнар, был ярлом на Оркадских островах; третий, Роллегер, поселился в Исландии, а Рольф с молодых лет странствовал по морю и редко бывал на родине, под отеческим кровом. Около 874 года он плавал на Гебридские острова, на западной стороне Шотландии; оттуда, застигнутый зимой на обратном пути, отправился в Англию, в то время когда северные войска наводняли эту страну и частично завоевали ее. Рольф, кажется, пристал к берегам Уэссекского королевства, где имел два сражения с жителями, которые не пускали его идти вперед на разорение страны. Оба раза он победил, но сам понес великий урон и не знал, куда обратиться со своим малочисленным отрядом.

Как истинный викинг, он хотел воевать по своей воле, не подчиняясь ничьему начальству, чтобы не затеряться во множестве великих войск, сделавших уже значительные успехи в Англии. Так мысли его обратились к Франции; летописи рассказывают, что какой-то сон утвердил его в намерении идти туда. Он освободил пленных, послал нескольких норманнов к Альфреду с предложением мира и обещанием весной удалиться, если до того времени будет разрешена ему свободная торговля в этой стране. Альфред согласился и призвал к себе Рольфа: они стали друзьями и заключили взаимный оборонительный союз.

Зимой Рольф исправил свой флот и при наступлении весны переправился на твердую землю со вспомогательным отрядом Альфреда, у которого заключено было тогда перемирие с норманнами. Он хотел плыть во Францию, но буря отнесла его к острову Вальхерну, у берегов Голландии. Жители острова собрались и напали на него, он разбил их и некоторое время оставался на острове, ожидая подкрепление от своего союзника из Англии. По договору Альфред послал ему 12 судов с пшеницей, вином, свиным мясом и вооруженными людьми. Прибытие помощи возбудило опасение жителей, что Рольф поселится на острове и покорит его. Они позвали на помощь Радбода, графа Фрисландского, и Рагинера Длинношеего, графа Геннегау и Гасбая, сами также набрали войско в разных местах и напали на Рольфа соединенными силами. Он опять победил их, прогнал Радбода и Рагинера в их станы, опустошил весь остров и, переправясь на твердую землю, вторгся в землю фризов, чтобы отомстить им за нападение.

Большое фрисландское войско собралось у Гарлемского озерa и напало на Рольфа врасплох еще в пути. С такой же решимостью, как и смелостью, он построил свой отряд в боевой порядок и придумал военную хитрость: поставил задние ряды норманнов на колени, велел им накрыться щитами и ждать в таком положении нападения неприятеля. Фризы, думая, что имеют дело с небольшим отрядом, сделали неосторожное нападение. Вдруг со страшным криком норманны поднялись с коленей и стремительно ринулись на фризов. Обеспамятевшие от страха фризы бросились бежать опрометью и потерпели жестокое поражение в бегстве. Рольф вернулся на суда с великим числом пленных, среди которых было множество фризских вождей. Ограбив потом страну и вынудив значительную дань с фризов, он вошел в Щельду, делал опустошения по обеим берегам этой реки до города Конде и вторгся в Геннегау.

Граф Рагинер, человек храбрый, употреблял все усилия, чтобы остановить дальнейшее вторжение Рольфа; между ними случались многие стычки и сражения, в коих норманны всегда оставались победителями. Рагинер расположился в засаде для внезапного нападения, но на него самого напали врасплох и даже взяли в плен. Фрисландия пришла в ужас: супруга Ригинера, в глубоком горе, предлагала Рольфу двенадцать норманнов, взятых в плен в прежних сражениях, за выкуп своего мужа. Рольф велел ей сказать, что граф будет казнен немедленно, если она не отправит к нему этих пленников со всем золотом и серебром, какое найдется в стране. В трепете за жизнь мужа, она исполнила оба суровых условия с такой точностью, сколько позволяли ей средства, даже не пощадила церквей и монастырской казны. Все сокровища она отправила к Рольфу с просьбой о свободе мужа и клятвенными уверениями, что не могла собрать более. Рольф позвал к себе Рагинера, порицал его за неблагоразумное нападение на него на острове Вальхерне и потом прибавил: «Возвращая тебя, знаменитый и храбрый муж, твоей жене, отдаю тебе половину золота и серебра, которые она и вельможи твоей страны прислали на выкуп тебя: да будет впредь между нами постоянный мир и дружба, а не вражда!»

После такого великодушного и благородного поступка Рольф оставил эти страны, направил путь во Францию и вошел в Сену. Туда пришел к нему посланник от короля Альфреда, который находился тогда в крайности от норманнов и просил помощи у Рольфа, как у союзника. Рольф тотчас оставил Францию и переправился в Англию, чтобы помочь Альфреду в минуты опасности, с такой же дружеской готовностью, с какой тот помог ему на острове Вальхерне, куда занесла его буря. Спасение Альфреда, его успехи и победы в летописях особо приписываются деятельному участию Рольфа; потом многие годы провел он в походах по разным странам.

На обратном пути из Балтийского моря в Норвегию он прибыл в Викен[62] и, по обычаю викингов, фуражировал для снабжения флота провиантом.[63] Но Харальд Харфагр, покоривший Норвегию, заботясь о тишине и порядке в своем государстве, между прочим, строю запретил всякого рода разбои. Случилось так, что он лично находился в Викене, когда Рольф там грабил. В гневе на такое пренебрежение своих приказаний, король тотчас повел его на суд; Рольф был изгнан из государства, как нарушитель общественного спокойствия.

Его дряхлая мать напрасно умоляла короля, чтобы он не наказывал его так позорно.[64] Рольф, изгнанник из Норвегии, утратив отечество и собственность, на всех парусах поплыл во Францию с тем, чтобы завоевать себе государство или погибнуть, На пути пристали к нему другие викинги.

Когда Рольф прибыл опять во Францию (89б год) и поплыл с флотом по Сене, ограбленные много раз жители до того перепугались, что Витто, архиепископ Руанский, по настоянию купечества и других, послал к нему послов: они просили безопасности для жизни и собственности руанцев, вверявших себя под покровительство норманнов. Рольф обещал оставить их в покое, услышав, что они бедные, беззащитные люди. Потом он сам прибыл к Руану и остановился со своими длинными судами у церкви св. Мартина. Он нашел город очень опустевшим, стены разрушенными. Рольф посоветовался со своими товарищами, Эти красивыые сильные люди полагали, что надобно завладеть такой плодородной страной. Рольф велел исправить городские стены и учредил в Руане свое местопребывание.

С сильным войском поплыл он далее по Сене до Архаса (Пон-де-л'Арш). В то же время другие полки норманнов плавали по Луаре и Гаронне, так что в их власти находились в одно время все значительные реки Франции. Карл Простой пошел на Рольфа с сильным войском. Оно расположилось на реке Эре, впадающей в Сену недалеко от Пон-де-л'Арша. Райнольд, герцог Франции и Орлеана, и вождь французского войска, спрашивал мнение Гастинга, как избавиться от этого врага. Гастинг был природный норманн, поселившийся во Франции и, как владелец Шартра,[65] примкнувший к войску со своим вспомогательным отрядом. Он советовал вступить в переговоры и выбран был посланником к норманнам, вместе с двумя другими, понимавшими их язык.

Норманнский стан находился на другом берегу Эры. Переговоры велись таким образом, что на одном берегу стояли французские уполномоченные, а на противоположном — норманнские. Гастинг кричал с берега норманнам, спрашивая, что они за люди и зачем пришли сюда. Ему отвечали, что они северные люди, а пришли для покорения Франции.

— Кто начальник? — спрашивал далее Гастинг.

— Все они имеют равную власть, — был ответ.

— Слыхали ли они об их соотечественнике Гастинге, который в прежние годы ходил с сильным войском во Францию?

— Рассказывают, — отвечали ему, — что он храбро и славно начал, но кончил с небольшой выгодой и славой.

Несмотря на то, Гастинг продолжал:

— Не желают ли они признать власть короля французского и получить от него владения?

Они отказались, говоря, что не хотят никому подчиняться, пока в состоянии владеть оружием, и мечом завоюют страну. «Что же они хотят делать?» — спросил Гастинг. Они отвечали, что не намерены никому давать отчета, и ушли с берега.

Во французском стане рассуждали, отважиться ли на сражение; Гастинг не советовал, узнав, что норманнское войско состоит из молодых отборных людей. Ротланд, знаменосец во французском войске, заподозрил его в тайной приверженности к землякам и сказал, что волков не травят волками, а лисиц — лисицами. Рассерженный Гастинг объявил, что не будет больше участвовать в совещании об этой войне. Французское войско выступило и перешло на противоположный берег реки. Рольф, ожидавший нападения, обвел стан валом с одним широким и большим входом. Через эти ворота старались ворваться французы, Это было напрасно. Норманны отразили нападение, Ротланд-знаменосец пал, Райнольд и Гастинг со всем войском и вождями бежали.

Не опасаясь более неприятеля, Рольф также покинул той стан, поднялся еще далее вверх по Сене, внезапно напал на Мелюн, взял его, избил всех знатных граждан, ограбил город и всю окрестную страну. Райнольд не мог спокойно сносить позора своего бегства на Эре и, собрав опять войско сильнее прежнего, напал на Рольфа в другой раз. Искусно поставив свой отряд в боевой порядок, Рольф прорвал ряды французского войска, уничтожая все, и нанес ему жестокое поражение: герцог Райнольд был убит в бегстве; множество отведено в плен на норманнские суда.

Рольф вторгся в Бургундию и дошел до Сен-Флорентина на реке Армансоне, в Шампани, но там проиграл сражение с Ричардом, герцогом Бургундским, и воротился на Сену. Он оставался в области Парижа, когда дошло до него, что город Байе (в Кальвадосском департаменте, в Шампани) дурно укреплен: он быстро двинулся туда и осадил город; но жители оборонялись храбро и взяли в плен Бото, одного из знатных норманнских вождей. Рольф послал в город с предложением перемирия на один год за освобождение Бото. Предложение было принято. Рекою Сеной въехал он в реку Марну, взял Мо и прошел по стране до Маасa. Когда срок перемирия с городом Байе кончился, Рольф спустился на своих маленьких судах вниз по Сене и нечаянным нападением взял город. Беренгар, граф Байеский, пал при защите этого места. По северному обычаю, Гольф женился на красивой дочери графа, Попе, и вернулся в Руан, где было его главное пребывание.

Здесь владел он всей окрестной страной; начал укреплять многие места и вообще принимал все меры для безопасности и прочности поселения. Христиане спешили толпами подчиняться его законам: владычество язычника, под защитой которого обеспечивалась их жизнь и собственность, они предпочитали власти христианского государя, бывшего не в состоянии оборонять их. Порядок и тишина начали процветать в этой стране, более всех пострадавшей от норманнского разорения и от того, большей частью, запустевшей и покинутой. Французы и скандинавы, христиане и. язычники жили в согласии под управлением северного вождя и в хороших взаимных отношениях, спокойные и безопасные.

Геривей, архиепископ Реймский, усердный ревнитель обращения норманнов в христианство, сообщил архиепископу Руанскому, Витто, рассуждение в 23 главах о том, как надобно поступать относительно тех норманнов, которые один или несколько раз крестились, но тем не менее возвращались к прежним языческим обычаям; убивали священников и других христиан, приносили жертвы идолам, учреждали пиршества при жертвоприношениях. Геривей, по примеру папы Иоанна IX, советует поступать в этом случае кротко и осторожно. Папа замечал, что для этих новых христиан нельзя употреблять церковные наказания, потому что они не очень просвещены и не привыкли к принуждению, оттого и следует обходиться с ними кротко и снисходительно, не раздражая их на жесткие поступки. Такими средствами духовенство старалось обратить к миролюбию этих северных варваров и. присоединить их к христианству, потому что не было сил для сопротивления им. Это стало особенно необходимым, потому что они до того усилились, что начали уже укрепляться и отводить себе жилища в государстве.

Никто не мешал им. Французам наскучило вооружение новых войск против них: до такой степени упало мужество французского народа от бесполезной войны. Норманны, со своей стороны, занимаясь устройством новых поселений, кажется, держали себя спокойно некоторое время. По крайней мере, летописи долго не говорили о норманнских нашествиях, исключая места на Луаре, где посетили они города Тур и Амбуаз и разрушили мост на этой реке. Пользуясь спокойствием в государстве, церковные отцы собрали собор в Троле, в Суассонской области. Собор открылся жалобами на великие успехи норманнов; изображали печальное состояние монастырей, частью сожженных и разрушенных, частью огабленных и обнищавших; находили причиной этого бедствия грешную жизнь христиан, изнурявшую их силы, оттого-то они и не могли сопротивляться язычникам, но всегда бывали принуждаемы бегать от них.

Между тем как отцы церкви изливали свои сетования и думали о средствах против зла, Рольф делал приготовления к великому решительному походу. Кажется, что он пользовался уважением у всех норманнов во Франции и руководил их замыслами, или, может быть, вожди различных северных полчищ сговорились на общее предприятие — потому что после отдыха нескольких лет все они снова приходят в движение, вдруг поднимаются в поход на Луаре, Гаронне, Сене и все направляют путь во внутренние области Франции. Такое общее движение, казалось, имело определенную цель — завоевание Франции.[66] Карл Простой был в таком страхе, что обратился к архиепископу Руанскому с просьбой уговорить Рольфа на трехмесячное перемирие. Король объяснял свою нужду архиепископу в следующих словах: «Ежедневно теряем множество людей; города и деревни разоряются; никто не жнет, не сеет; государство гибнет. Скажи Рольфу, что я дам ему великие владения и богатые дары, если он захочет сделаться христианином».

Рольф согласился на перемирие, и норманны остановились. Мы не знаем точных условий при заключении перемирия и обещаний, сделанных Рольфу. Известно только, что герцог Бургундский Ричард и Эбло, граф Пуату, жестоко досадовали на эту сделку и считали ее позором для Франции; оттого, по истечении перемирия, начались новые военные действия со стороны французов. Северные войска опять двинулись в поход и свирепствовали хуже прежнего.

Поприщем своих опустошений Рольф выбрал реки Сену и Йонну, доплыл до Сенса[67] и разорил всю страну до Флери и Этампа; другие войска с юго-западной стороны королевства проникли до Лангедока и Прованса.[68] Мы не имеем полных известий о норманнском походе: летописи сообщают о нем чрезвычайно отрывочные сведения и останавливаются только на разорениях, постигших отдельные места.

Рассказывают о Рольфе, что он обратился наконец к Шартру, который был хорошо укреплен и защищен замком, лежавшим на горе. В одном иэ гротов горы, где в старину друиды совершали свои таинственные обряды, сохранялась, как драгоценность, икона Пресвятой Девы в печальной одежде; над гротом находилась соборная церковь. Шартр считался одним из священных мест Франции. Рольф напал на него с метательными и разными другими орудиями. Ричард, герцог Бургундский, Эбло, граф Пуату, и Роберт, граф Парижский, брат умершего короля Эвдо, собрали войско для обороны города.

Норманны жестоко теснили город, и Рольф готовился овладеть им, когда герцог Ричард и граф Роберт пришли на помощь осажденным. Гвальтельм, епископ Шартрский, пламенной речью ободрил стражу и гарнизон, исповедал и причастил их, обещал вечное блаженство павшим в бою с врагами Божьими, страшными норманнами. С прибытием помощи ожившие духом и силами граждане и стража выступили из Шартра для нападения на неприятеля вместе с герцогом Ричардом и графом Робертом; во главе граждан находился епископ в праздничных ризах, предшествуемый распятием; он нес в руках копье с повешенною на нее одеждою Пресвятой Девы, полученною Карлом Простым из Константинополя; за епископом следовало прочее духовенство, взывая о помощи к Божьей Матери и распевая хвалебные песни ей.

Нпадение на норманнов было сделано с двух сторон: с одной напали на них французы и бургундцы под начальством храбрейших людей Франции, с другой — бросились на них граждане; последние, побуждаемые благочестием, с радостью проливали кровь за спасение святого города. Несмотря на то, норманны сопротивлялись долго и упорно, сражались как люди, приученные военной наукой и храбростью выходить победителями из множества сражений. Но среди жестокого боя их с бургундцами и французами на них напали с тыла граждане Шартра; будучи не в состоянии выдерживать долго это двойное нападение, после жаркой схватки они уступили поле сражения с потерей 6 или 7 тысяч человек.[69]

Преследуемый Рольф вернулся с большей частью войска вЭтамп. Другая часть направила путь в Лош в Турени и расположилась там станом на горе. Эбло, граф Пуату, пришел уже после сражения. Он был очень недоволен, что не отложили нападение до его прихода. Герцог Ричард и граф Роберт, купившие победу дорого и с великими усилиями, указали ему норманнов, ставших станом на вершине торы близ Лоша. «Там, — говорили они, — еще остались для него лавры». Графу Эбло также хотелось отличиться победой; в ту минуту он пошел туда и напал на норманнов со стрелами и дротиками. Они защищались храбро таким же оружием. Несколько раз он старался взобраться на гору, и каждый раз его отражали. Чтобы со всех сторон запереть их стеною, граф велел принести палисады, употребленные норманнами при осаде Шартра. Неприятели отняли их и сами оградились тыном. В отчаянии Эбло позвал на помощь Ричарда. Они окружили гору войском, со всех сторон и построили укрепления. Неприятели держали совет, как выйти им из такого опасного положения. Ночью, когда все стихло, некоторые из них пробрались через стан и укрепления французов. Благополучно совершив этот переход, они сильно затрубили в рога: в ту же минуту норманны пустились с горы бегом, со страшным военным криком. Французы, пробужденные шумом от сна, вообразили, что пришел Рольф со всем войском на выручку своим. Темнота ночи, испуг, смятение увеличили беспорядок во французском стане. Граф Ричард и герцог Роберт, как ни были неустрашимы, но в общей суматохе лишились всякого присутствия духа и не знали, что делать, от страха и недоумения.

Победа небольшой толпы изнуренных голодом норманнов над такими знаменитыми вождями и их многочисленным войском подавала потом повод к насмешкам и приводила в стыд этих господ. Французы, едва оправясь от изумления и образумившись при виде истинного положения дел, бросились преследовать бегущих. Но эти уже дошли до берега Эры, встали там станом в болотистой стране и построили себе страшные укрепления из ободранных трупов убитых лошадей, волов, ослов, коз и овец. При виде такого ужасного вала французская конница в страхе отпрянула назад: сами лошади почувствовали омерзение. Норманнов оставили в покое. Они дошли потом до своих судов и вернулись счастливо в Руан.

Рольф, несмотря на потери при Шартре, в таких же силах, как прежде, приготовился к новому походу, возобновил войну и свирепствовал жестоко в стране: мужчин убивал, женщин уводил в плен, разорял церкви и опустошал все. Внушая ужас таким образом действий, он хотел этим облегчить себе победу над упавшим духом французов и принудить их покориться. Во Франции не предвидели ничего другого, кроме верной погибели. Прелаты, графы обвиняли в медлительности короля; народ умолял их сжалиться над христианством и даровать спокойствие стране. Карл Простой созвал чины. Они советовали ему включить мир с норманнами.[70]

Карл сообщил чинам предложения, какие хотел сделать Рольфу для открытия переговоров с ним. Чины одобрили их. Гольф уже состарился, и ему надоела постоянная странническая жизнь, которую он вел целых сорок лет в беспрестанных морских походах и войнах. Король предлагал ему всю страну от рек Эры и Эпте до моря и маленькой речки на самой границе Бретани. По другим, все пространство земли между морем, Понтье, Бретанью, Шартром, Меном и Бове, вместе с прекрасной и плодоносной страной, которая называлась потом Нормандией и ныне одна из лучших частей Франции. Чтобы прочнее привязать его к королю и выгодам Франции, предлагали ему в супруги побочную дочь короля, Гизелу, 15-летнюю принцессу,[71] с условием принять св. крещение и жить в мире с Францией.

Предлагаемая страна в продолжение целого столетия была обыкновенным пристанищем викингов и оттого очень разорена и безлюдна; на прежних пашнях росли леса. Заметив это, Рольф сказал, что там не найдет пропитания для себя и войска. Решились, несмотря ни на какие пожертвования, жить в постоянном мире с этими норманнами; для этого оставалось одно средство — принять их в число подданных Франции; потому предложили Рольфу в придачу Фландрию. Эта была для него болотиста. Наконец вместо Фландрии уступили ему Бретань, как зависимую лену, так что Беренгер, владелец Рейна, и Алан, герцог Дольский, должны были присягать в верности герцогу Нормандскому, как феодальному властелину.

Рольфу предоставлялось управление герцогством с неограниченными правами; он должен был владеть им, как наследственной собственностью (odal); подобно другим владениям того рода, оно могло переходить от него к потомкам, даже и женского пола; он обязывался нести для короля воинскую службу и присягнуть ему в верности; напротив, король, со своей стороны, обеспечивал ему спокойное владение герцогством.

Французский король Карл Простой, Роберт, герцог Франции и граф Парижский, графы королевства, архиепископы, епископы и аббаты клялись святой католической верой в подтверждение этого дара и обеспечили Рольфу все преимущества в уступленной ему стране. Это происходило в Сен-Клере, на реке Эпте, где король виделся с Рольфом для торжественного заключения договора и пригласил вельмож государства присутствовать на этом свидании. Когда бароны Франции подвели Рольфа к королю для принятия присяги, взоры всего собрания обратились на северного вождя: предубежденные в его пользу мужественною, прекрасною наружностью, все в один голос вскричали: «Такой человек достоин великого герцогства!»

Рольф присягнул королю в верности и в знак подданства вложил свои руки в руки Карла. Северный вождь, Герберт, получил от короля графство Сенлис; другому, Герло (или Гелло), одному из знатных соратников Рольфа, дано было во владение Мон-де-Блуа. Этот Герло был отцом Теобальда Старого, у которого был сын Одо, граф Шампанский, а от него все позднейшие графы Шампани.

В радости, что спас свое королевство и примирился с храбрыми норманнами, король вернулся во внутренние области Франции. Рольфа проводил герцог Роберт в Руан, где этот новый подручник вскоре крещен был архиепископом Франко в присутствии многих французских вельмож, принят от купели герцогом Робертом и наречен по имени своего крестного отца. В первые семь дней после того носил он новую одежду новообращенного и, по совету архиепископа Франко, жаловал поместьями церкви и монастыри в знак того, что впредь будет таким же добрым христианином, как прежде был великим викингом; в первый день одарил он поместьями церковь Богородицы в Руане, на другой день — церковь Богородицы в Байе, на третий — церковь Богородицы в Эвре, на четвертый — церковь Сен-Мишель-сюрте- Мер, на пятый — церкви св. Петра и св. Одени в Руанском предместье, на шестой — церковь св. Петра в Жюмьре, на седьмой — монастырь Сен-Дени. Кроме последней, все эти церкви находились в его герцогстве. Потом он разделил землю между товарищами, из которых одни были норвежцы, другие — шведы и датчане. Этот дележ производился по северному обычаю: каждый участок отмеривали веревкой; даже сейчас многие места в Нормандии сохранили имена северных воинов, бывших их владельцами. В ставке Рольфа находилось много молодых людей живого и беспокойного характера, которые не поселились у него, а еще хотели искать приключений; таких одарил он лошадьми и оружием. Удовлетворив справедливые требования всех и каждого имуществом и владениями, он направился с большой свитою во Францию и там с великой пышностью праздновал свою свадьбу с принцессой Гизелой. Его примеру последовали другие норманны и женились на француженках и бургундках.

Руан,[72] где Рольф учредил свое главное пребывание, был укреплен; разрушенные стены поправлены, построены замки, разоренные церкви восстановлены; благодаря заботливости тех самых людей, которые недавно жестоко опустошали эти страны, умножились там города и деревни; поросшие лесом земли превратились в плодородные поля.

В древнейшем собрании нормандских законов есть известие, что Рольф, сделавшись государем Нейстрии (страны, после поселения в ней норманнов названной Нормандией), воскресил древние обычаи и постановления; когда же он стал немощным, он советовался с мудрыми стариками, знавшими в подробности старинное судопроизводство, велел представить себе Салические и Рипуарские законы, которыми управлялись франки, исправил их и применил их к нравам и обычаям своего народа, по совету разумных и сведущих людей, поставил межевые знаки между пограничными и соседними странами и, подобно другому Ромулу, сделал свое герцогство пристанищем чужеземцев и изгнанников, давая всем недвижимую собственность и покровительство законов.

Ддя защиты собственности от насилий он ввел поставления, что всякий укрыватель, наравне с вором, подвертит себя смертной казни. Есть сказание, что он приказал оставлять на пашнях плуги и пускать по воле лошадей, волов и ослов, и обещал платить из своей казны, по назначеной цене, за всякий ущерб, причиненный воровством или разбоем. Одна крестьянки, с ведома мужа, украла свой собственый плуг: хотели испытать герцога и закон его. Воровство открыто со всеми его обстоятельствами, но герцог не умел шутить законами: крестьянин и жена его были повешены.

Эта строгость, по словам норманнских летописей, довела до того, что в его время никто не осмеливался грабить и воровать в его герцогстве. На дубе в лесу Марре, недалеко от Руана, Рольф велел повесить золотой браслет.[73] Там висел он три года, и никто не прикоснулся к нему: до того боялись бдительности старого герцога. В подобных сказаниях, выдуманы они или истинны, из рода в род переходило воспоминание о порядке и всеобщей чесности под мощным правлением этою человека.

В старости он держал кормило правления такой же твердой рукой, как руль викинга в молодости. Когда во Франции по отзыву одного французского писателя, королевская власть находилась в пренебрежении, все отрасли управления пришли в неверное, сомнительное положение, старый морский разбойник умел сохранять порядок и законы и снискать себе уважение во всех сословиях своего народа. Бретонцы, беспокойные жители Бретони, все еще сохранявшие некоторую независимость и чувство свободы и часто надоедавшие французским королям, оказали в покорности герцогу Нормандскому; но Рольф привел их под свою власть с такой силой, что Бретань впоследствии безусловно повиновалась ему и его потомкам.

Французы с завистью смотрели на цветущую Нормандию, возраставшую в силах и населенности, обитаемую иноземцами, врагами, варварами. Карл Простой тайно посылал соглядатаев к дочери, Гизеле, — это узнали некоторые норманнские вельможи; боясь коварно замышляемого присоединения Нормандии снова к Франции, они встревожились и предостерегли герцога. Не с такой скоростью дошла эта весть до него, с какой он рассеял все опасения сильной мерою; сначала позвал к себе посланников, потом велел отвести их на площадь и там казнить всенародно. Гизела умерла со страха и горя, король гневался.

Французы дивились, однако ж никто не трогался. Когда: герцог Роберт, крестный отец и друг Рольфа, имея ппротив Карла Простого тайные замыслы, хотел увериться в помощи герцога, этот, не одобрив его намерений, отвечал его послу: «Скажи своему государю, что он поступает несправедливо; я не против войны его с королем, если он имеет причины на то, но никогда не похвалю, что он хочет отнять государство у Карла».

Значение, которое Рольф доставил себе через это, переходило с герцогством, как наследство, из рода в род, от отца к сыну: герцоги Нормандские почти все отличались мощью в управлении государством. Норманны также передали потомкам свой воинственный, рыцарский дух, бесстрашную храбрость, честолюбие и любовь к странствованиям; последняя осталась навсегда резкой чертой в нормандском народе и более всего другого затрудняла совпадение его нравов с нравами французов.

Вильгельм, великий герцог Нормандский, завоеватель Англии, возложивший английскую корону на себя и преемников, лучше других знал своих норманнов и говорил, это очень надменный народ, которым повелевать нелегко, готовый тотчас затеять ссору; все можно сделать из них, если только уметь внушить им страх к себе. Один сицилийский писатель, Малатерра, живший в конце XI века и изучивший в Сицилии нравы, свойства и поступки тамошних норманнов, описывает их хитрыми и благоразумными, не выносящими обид, всегда готовыми на мщение за них; его словам, «они покидают отечество из видов корысти, властолюбивы и ищут богатства, но держатся середины между скупостью и расточительностью; когда нужно, перенсят труды, голод и холод, но очень своевольны и требуют обуздания законами, любят красноречие, пышность в платье и оружии, также лошадей и охоту, особенно соколиную; государи очень щедры из желания великого имени». Французы, не знавшие напитков из солода и менее северных употреблявшие пищи, дивились, что они пили и ели больше, и в насмешку прозвали их обжорами и пивниками[74]*. С другой стороны, в древних песнях норманнов очевидно чувство отвращения к французам.

Это взаимное нерасположение — собственно, народная вражда — продолжалась до тех пор, пока они различались родовыми чертами лица, русыми волосами и другими племенными отличиями, служившими напоминанием, что они чуждое, привитое племя в составе французского королевства. Несмотря на то, обитатели Нормандии, состоявшие двух разных народов, жили мирно и согласно с крепким скипетром Нормандских герцогов и вскоре слились в один народ, тем удобнее, что государственный строй Нормандии вообще был устроен по образу Французского государства.

Норманны завоевали населенную уже страну с древними законами и учреждениями, с укоренившегося властью дворянства с многочисленными народными сословиями дувенства, горожан и поселян; подчинив себя образованию оборотясь в христианскую веру, они должны были применяться к этим установившимся общественным учреждениям, предоставив дела обыкновенному их ходу. Рольф и его потомки окружали себя советом из знатных вождей и воинов. Опираясь на этот совет, они владели высшею законодательной и исполнительной властью. Одна старинная летопись монаха в Фонтинелле хвалит Рольфа, что он своим мудрым правлением содействовал полному слиянию различных племен, поселившихся в его герцогстве, и образовал из них целый народ, который в короткое время превзошел всех соседей силой, числом и внутренним единством. Северные тинги не годились для государственного устройства Франции, и не меньше для Нормандии. Для ее прочного существования необходимо было, чтобы вся власть сосредоточивалась в одном сильном лице, поэтому норманны предоставили герцогу защиту выгод каждого, наблюдение за общей безопасностью, все правительственные распоряжения с совета умных и знатных людей между ними.

Эти обстоятельства, как и во Франции, принесли с собой господство феодализма в Нормандию. Но никогда не доходило до того, чтобы феодальная система (хотя со временем и сделалась тягостнее) подавляла чувство гордости в норманнах. Когда в других французских областях, говорит один ученый нормандский писатель, необходимо было поровительство высшего для сохранения личной свободы, в Нормандии, напротив, каждый человек, каждая недвижимая собственность были свободны; там один герцог владел непосредственным правом суда над всеми подданными, феодальные не имели никаких способов изменять состояние свободного народа или нарушать право собственности.

Нам неизвестны первые акты, определявшие права жителей. Древнейший в этом акт, достигший нашего времени, принадлежит к 1315 году, когда Нормандия уже опять присоединена была к Франции. Из него видно, что жители Нормандии обязаны были нести определенные повинности и платить установленные налоги, но кроме того не могли ничего от них требовать; их нельзя было подвергать судебному допросу, разве только в уголовных преступлениях; сорокалетняя давность в Нормандии давала законные права; все нормандцы могли быть судимы только своими земляками. Такие изъятия составляли Конституционный акт или хартию нормандцев и в различных случаях утверждались со всеми обычными торжествами. Нигде не было издано столько постановлений для безопасности лиц и собственности; письменные приговоры употреблялись в Нормандии уже с начала XII века, почти за 200 лет до того времени, когда этот обычай принят был в прочих областях Франции.

У потомков норманнов черту их северного происхождения составляла решительная склонность к охоте, рыбной ловле и морским путешествиям; в последующих веках из Нормандии вышло много мореплавателей. В X столетии были построены Дьепп, Шербур, Гонфлер, Барфлер, были гавани, посещаемые бесчисленным множеством иноземных торговых кораблей: это исходные точки мореходства норманндцев. Они обогащались трудом, торговлей и мореплаванием и знали им цену. С тем вместе сохраняли наследственную воинственность и страсть к поэзии. Ни в одной французской области поединки и решение ссор оружием не находилось в таком общем употреблении, как в Нормандии; вызывали друг друга на Holm-gang (прогулку на островок), сражались в загороженном месте и на открытом поле; скандинавские турниры переселились на почву Франции. На пирах сочинялись песни, рассказывали саги, были забавы и развлечения гостей.

В это время в южной Франции, в местах, лежащих близ Средиземного моря, особенно в блестящую эпоху Беренгаров, графов из Арагонского дома,[75] трубадуры, рыцари и странствующие певцы воспевали на провансальском языке любовь и красоту в изящных канцонах, прекрасные, как природа, среди которой они родились; в очаровательных идиллиях (Pastourelles) описывали прелести сельской жизни, а в тенцонах рассуждали о метафизических вопросах перед учрежденным, для того судилищем; в сирвентах изображали сатирическими чертами их нравы. Нормандские скальды пели подвиги храбрых, эта сила выражения и смелое воображение дали направление северной французской поэзии, которая после вибирала преимущественно эпико-романтический род.

Особо по завоевании Англии, среди колебавших умы крестовых походов, когда чудесные сказания Востока переправились в Европу и круг понятий расширился, поэтический