Александр Невский

В 1220 г. в семье переяславского князя Ярослава Всеволодовича родился сын, нареченный при крещении Александром. Казалось, судьба не оставила ему шансов проявить себя на политическом поприще: даже отцовский удел должен был достаться не ему, а старшему брату Федору, а уж о великокняжеском столе ему - младшему отпрыску четвертого сына Всеволода Большое Гнездо не стоило и мечтать. Но жизнь распорядилась иначе.

В 1233 г. умирает Федор, княживший в Новгороде, и теперь Александр становится прямым наследником Ярослава. В 1236 г. Александр приглашается на княжение в Новгород, а в 1239 г. женится на дочери полоцкого князя Брячислава. Этим династическим браком Ярослав стремился закрепить союз северо-западных русских княжеств перед лицом нависшей над ними угрозы со стороны немецких и шведских крестоносцев.

Наиболее опасное положение сложилось в это время на новгородских рубежах. Шведы, издавна соперничавшие с новгородцами за контроль над землями финских племен емь и сумь, готовились к новому натиску. На сей раз вторжение замышлялось не просто как военная акция, но как крестовый поход против "отступников и варваров" - именно так были названы русские и финны в булле папы Григория IX, благословившего поход.

Вторжение началось в июле 1240 г. Шведская флотилия под командованием Биргера, зятя шведского короля Эриха Картавого, прошла от устья Невы до впадения в нее р. Ижоры. Здесь шведы намеревались сделать остановку перед наступлением на Ладогу - главный северный форпост новгородцев. Тем временем Александр Ярославич, своевременно предупрежденный дозорными о появлении шведской флотилии, спешно вышел из Новгорода со своей дружиной и небольшим вспомогательным отрядом. Расчет князя строился на максимальном использовании фактора внезапности. Удар следовало нанести прежде, чем шведы, численно превосходившие русское войско, успеют полностью высадиться с кораблей.

Вечером 15 июля русские стремительно атаковали лагерь шведов, зажав их на стрелке Невы и Ижоры. Благодаря этому они лишили противника свободы маневра и ценой малых потерь (летопись определяет их в 20 чел.) нанесли шведам сокрушительное поражение. Эта победа надолго обезопасила северо-западную границу Новгородской земли и снискала 19-летнему князю славу блестящего полководца. В память о разгроме шведов Александр был прозван Невским.

Усиление авторитета князя всерьез обеспокоило новгородских бояр, и они вынудили его вернуться в Переяславль. Но в том же году угроза нависла над западными рубежами Новгорода: рыцари Ливонского ордена захватили Изборск и подступили к Пскову. Попытка псковичей противостоять вторжению собственными силами потерпела неудачу. Городское ополчение было разбито и Псков взят в осаду. Через неделю благодаря измене посадника Твердило рыцари вошли в город. Это заставило новгородских бояр вновь просить Александра Невского вернуться на княжение и возглавить оборону.

В 1241 г. он изгоняет немцев из крепости Копроье, а вскоре- освобождает Псков. Дальнейшее продвижение русских войск на северо-запад в обход Псковского озера натолкнулось на яростное сопротивление немцев. Александр отступил к Чудскому озеру, подтянув сюда все имевшиеся в наличии силы. Решающее сражение состоялось 5 апреля 1242 г.

Боевое построение немцев имело традиционную для крестоносцев форму клина, во главе которого находилось несколько рядов самых опытных тяжеловооруженных рыцарей. Остальные прикрывали фланги колонны, внутри которой находились пехотинцы. Данный порядок, иначе называвшийся "свиньей", был рассчитан на то, что головной отряд мощным фронтальным ударом таранит и рассекает надвое построение противника и затем наносит поражение его флангам. Пехота довершает разгром.

Зная об этой особенности рыцарской тактики, Александр сознательно сконцентрировал главные силы на флангах, в полках правой и левой руки. Собственную дружину - самую боеспособную часть войска - он оставил в засаде, чтобы ввести ее в бой в самый критический момент боя. В центре же, по самой кромке берега Узмени (протоки между Чудским и Псковским озером) он расположил новгородскую пехоту, которая и не могла выдержать фронтального удара рыцарской конницы. Фактически, этот полк был изначально обречен на поражение. Но смяв и отбросив его к противоположному берегу (к острову Вороний камень), рыцари неминуемо должны были подставить слабо защищенные фланги своего клина под удар русской конницы. К тому же, теперь за спиной у русских был бы берег, а у немцев - тонкий весенний лед.

Расчет Александра Невского полностью оправдался: когда рыцарская конница "прошибося свиньею сквозе полк", она была взята в клещи полками правой и левой руки, а мощная атака княжеской дружины довершила разгром. Рыцари обратились в паническое бегство, при этом, как и рассчитывал Александр Невский, лед не выдержал, и воды Чудского озера поглотили остатки крестоносного воинства. Поражение было сокрушительным. Если верить летописи, погибло 400 рыцарей, а 50 было взято в плен. Но даже если эти цифры несколько завышены, Ледовое побоище, как назвали современники эту битву, серьезно ослабило Ливонский орден. В следующем, 1243 г. рыцари вынуждены были заключить с Новгородом мир, отказавшись от всех прежних своих притязаний.

Тем временем Александра Невского уже не было на волховских берегах. Он спешно возвратился во Владимиро-Суздальское княжество, т.к. его отец был вызван в ставку Батыя, а вскоре после этого вынужден был отправиться в Каракорум.

После смерти Ярослава Всеволодовича великое княжение должно было согласно "лествичному" праву (по старшинству в роду) достаться его брату Святославу. Батый утвердил его вокняжение. Но великий хан рассудил иначе: вызвав в Каракорум Андрея и Александра, он пожаловал первому ярлык на владимирское княжение, а второму - на киевское. Александр, недовольный таким распределением ярлыков в Каракоруме, пошел на сближение с Батыем.

В то же самое время брат Александра Андрей Ярославичем предпринимал действия, внушавшие серьезные опасения ордынским правителям. Он вступил в союз с Даниилом Галицким, что было закреплено женитьбой владимирского князя на дочери Даниила. Все говорило о том, что два самых могущественных правителя русских земель вынашивают планы антиордынского восстания. Однако татары опередили события, направив против Андрея Ярославича войско во главе с воеводой Неврюем. 24 июля 1252 г. под Переяславлем князь потерпел поражение и вынужден был бежать в Швецию. Примечательно, что буквально накануне прихода "Неврюевой рати" в Сарае побывал Александр Невский. К тому же, незадолго до этого, как свидетельствует летопись, Андрей пенял брату: "Доколе нам меж собою бранитися и наводить друг на друга татар". Таким образом, подозрение в пособничестве Александра Невского в подавлении антитатарского восстания кажется весьма обоснованным.

Став великим князем, Александр Невский неоднократно вынужден был силой оружия устанавливать порядок в своих владениях. В 1255 г. он принудил к покорности новгородцев, изгнавших его сына Василия. Через два года вспыхнули волнения в связи с проведением татарами переписи населения для исчисления дани. Александр Невский подавил восстание, однако проведение переписи было сорвано. Лишь в 1259 г. татарские "численники" при поддержке войск великого князя смогли обложить Новгород данью.

Новое восстание против сборщиков дани вспыхнуло в 1263 г. Оно охватило Ярославль, Ростов, Суздаль, Владимир и другие города Северо-Восточной Руси. Но на сей раз инициатором сбора дани было центральное монгольское правительство хана Хубилая. Поэтому золотоордынский хан Берке, давно тяготившийся зависимостью от Каракорума, не стал тот час же предпринимать карательную акцию, а занял выжидательную позицию. Оценив сложившуюся ситуацию, Александр поспешил в Сарай с тем, чтобы заверить Берке в своей лояльности и, сыграв на его противоречиях с Хубилаем, отвести от Руси угрозу нового нашествия. Успешно выполнив эту миссию, он покидает Орду, однако доехав до Городца неожиданно заболевает. Здесь же 14 ноября 1263 г. Александр Невский скончался.

Возвещая владимирцам о смерти великого князя, митрополит Кирилл воскликнул: "Чада моя, разумейте, яко уже зайде солнце земли Суждальскыа". Ответом же ему был вопль: "Уже погибаем". То же настроение пронизывает и летописное известие о смерти Александра Невского, который, по словам летописца, "много трудися за Новград и за Пьсков и за всю землю Русьскую живот свой отдавая". Церковь причислила его к лику святых, прославляя как благоверного князя, христолюбца, защитника православия, "презревшего, - как сказано в посвященном ему тропаре, - догматы латинян и вменившего в ничто все их обольщения".

Оценка Александра Невского как правителя, который силой оружия защитил Русь с запада и мудрой политикой уберег ее от нашествия с востока, став традиционной в летописной и житийной литературе, была почти без изменений воспринята историографией и публицистикой Нового и новейшего времени.

"Соблюдение Русской земли от беды на востоке, знаменательные подвиги за веру и землю на западе доставили Александру славную память на Руси, - писал С.М. Соловьев, - сделали его самым видным историческим лицом в нашей древней истории - от Мономаха до Донского". В советской историографии подчеркивалось, что благодаря победам Александра Невского "были заложены первые основы совместной борьбы великого русского народа и выступавших вместе с ним народов Прибалтики против захватнического стремления немецких и шведских феодалов на восток"; что "в своих дипломатических сношениях с папской курией князь Александр сумел разгадать захватническую сущность папской политики и дипломатии в Восточной Европе"; и что, наконец, "восточная политика, намеченная Александром, была позднее унаследована и с успехом применена в целях объединения Русской земли Иваном Калитой и его преемниками на великокняжеском столе" (В.Т. Пашуто).

Однако сегодня историки, характеризуя деятельность Александра Невского склонны воздерживаться от однозначно панегирических оценок. При этом, если часть исследователей ограничивается констатацией "двойственности" его политики (подразумевая под этим, что во имя побед на западе, Александр проявлял чрезмерную лояльность к Орде), то другая часть однозначно оценивает его политику как "протатарскую".

Действительно, Александр Невский не только ничего не сделал для борьбы с монголо-татарами, но и фактически содействовал окончательному установлению ордынского ига. Однако, диктовалась ли такая политика исключительно властолюбием Александра, или она была "искусством возможного", результатом трудного выбора в пользу наименьшего зла? В пользу второго предположения говорит тот факт, что его политика находила понимания у значительной, если не подавляющей части современников, а смерть князя была воспринята ими как великое горе.

Итак, попытаемся понять, что же заставляло Александра не только быть лояльным по отношению к Орде, но и силой принуждать к этому своих соплеменников?

Во-первых, не следует забывать, сколь малый срок прошел к тому времени после ужасающего погрома, во время которого были обращены в пепел 49 городов и неподдающееся учету число более мелких поселений. Ужас, вселенный монголами в сознание людей был столь велик, что обезлюдели даже те места, куда захватчики не дошли. В земле вятичей, лишь частично затронутой нашествием, были заброшены все феодальные усадьбы и около ⁹/₁₀ сельских поселений. На Смоленщине число поселений сократилось на треть. Волна русских беженцев докатилась до Саксонии. Поэтому, оценивая перспективы восстания против Орды, Александр и его современники очень хорошо понимали, чем они рискуют. Под таким углом зрения политика Андрея Ярославича могла восприниматься как преступное безрассудство. Во-вторых, отношение к Орде как к меньшему злу объяснялось веротерпимостью монголо-татар. Будучи язычниками-шаманистами, они считали, что любым богам - не только своим, но и чужим - следует оказывать почтение, чтобы не навлечь их немилость. Согласно кодифицированному Чингисханом своду монгольского обычного права (Яссе) духовенство всех религий освобождалось от любых налогов и повинностей. Таким образом, в понимании людей той эпохи монголы, сколь бы жестоки они не были, были лучше шведов или немцев, ибо они посягали на жизнь, но не на душу. Более того, вековой опыт соседства Руси со степью оставлял надежду на христианизацию и - как следствие - ассимиляцию завоевателей. Ведь даже половцев удалось интегрировать в древнерусскую политическое и культурное сообщество: последние полвека до монголо-татарского нашествия половцы если и воевали в русских землях, то лишь как союзники одной из княжеских группировок во внутренних усобицах, а многие из их вождей (например, сын известного по "Слову о полку Игореве" хана Кончака) были уже христианами. И до определенного времени надежды на грядущее христианское просвещение татар имели под собой реальную почву, подтверждением чему служит учреждение в 1263 г. Сарайской епископии и происхождение многих русских дворянских родов от крещеных татарских князьков и "царевичей" (один из них - Петр - был даже канонизирован). В-третьих, готовность сотрудничать с Ордой диктовалась и тем соображением, что лучше платить строго определенную дань ("выход"), чем подвергаться все новым и новым набегам. Наконец, даннические отношения позволяли сохранить некоторую самостоятельность Руси и свести до минимума вмешательство Орды в ее внутренние дела.

Но чтобы быть до конца объективными, следует указать и на соображения иного порядка, которые ставят под сомнение правильность политического выбора Александра Невского. Во-первых, два похода монголов – в 1237-38 гг. и 1240-1242 гг. серьезно обескровили Батыеву рать. Покорение Северо-Восточной Руси стоило им как минимум 25 тысяч воинов (в одной только Коломенской битве – не менее 10 тысяч и под Козельском – более 5 тысяч). А к осени 1241 г. из 100 тысяч воинов, приведенных Батыем под Киев, у него, по подсчетам Д.Г. Хрусталева, осталось не более 45 тысяч. Добавим к этому, что после смерти великого хана Угедея увели свои тумены из восточной Европы Гуюк и Бури. Таким образом, ко времени возвращения Батыя из западного похода численность войск Золотой Орды была весьма незначительной. При этом значительную их часть приходилось держать в землях половцев и волжских булгар, поскольку в 1241 г. они уже пытались сбросить с себя монгольское иго. Следовательно, шансы на победу восстания при условии единства русских князей в 1243 г. все-таки были.

Во-вторых, уже в 50-60-х гг. XIII в. среди монголо-татар стал распространяться ислам, что почти не оставляло шансов на успех православных миссионеров. В-третьих, уплата ордынского "выхода" не спасала Русь ни от карательных походов, ни от разбойных набегов татарских князьков. Кроме того, уплата дани в условиях крайне низкой продуктивности сельского хозяйства Северо-восточной Руси (как из-за последствий нашествия, так и по причине неблагоприятных природных условий) означала практически полное изъятие из сферы производства прибавочного продукта. Это делало почти невозможным расширенное воспроизводство, развитие обмена, прогресс в области ремесла и возрождение городов. С другой стороны, это побуждало феодалов компенсировать низкую доходность своих хозяйств за счет ужесточения эксплуатации зависимого крестьянства.

Таким образом, ордынское иго затормозило экономическое и культурное развитие русских земель и в то же время явилось одной из главных предпосылок формирования крепостнической системы. И наконец, более чем относительной была внутренняя самостоятельность русских земель в составе Золотой Орды. Самим фактом раздачи ярлыков ханы не просто вмешивались во внутренние дела Руси, но и натравляли одних князей на других, провоцировали все новые и новые усобицы, наносившие урон, не меньший, чем татарские набеги. Более того, необходимость получать санкцию на власть в Орде заставляла русских князей прибегать к самым низменным средствам. Если раньше аристократия воспитывалась на высоких христианских идеалах и традициях воинской доблести, то теперь происходила обратная социальная селекция. Тот князь, кто пытался следовать нравственному эталону дружинной поэзии и житийной литературы неизменно оказывался в проигрыше. Выживали и побеждали те, кто жестокость и безнравственность власти готов был принять как норму. Это коренным образом повлияло на эволюцию политических традиций средневековой Руси, способствуя усилению в них деспотического начала.