АРЦИЯ. МУНТ. Шарло оделся, сел на кровать и задумался

 

Шарло оделся, сел на кровать и задумался. Обычно он засыпал сразу же, едва голова касалась подушки, но ни в прошлую ночь, ни в эту сон не шел. Мальчик сам не мог понять, что его тревожило. Смерть Артура? Странный крик? Отъезд Филиппа с Алеком, вчерашний пожар или что-то еще? Шарль Тагрэ рос среди рыцарей, а не среди плаксивых теток и презирал суеверия и трусость, но каждый воин слышал о чувстве опасности, от которого нельзя отмахиваться.

Отцу, Рито, Луи, Штефану, даже Артуру можно было объяснить, что что-то не так, но напыщенные дворцовые павлины ничего не понимают, а кузенов, как назло, увела нагрянувшая Элеонора. Сигнор Карпус, конечно, знает много, но при этом глуп, как бубен, и верит только в то, что написано в его книжках.

Что же делать? Отец говорил – если ты уверен в своем решении, делай, что решил, и ни на кого не оглядывайся, а он уверен, что им с Катрин нужно бежать. Куда и почему, мальчик не думал, захватившее его ощущение тревоги властно толкало на то, что воспитатели, без сомнения, назовут безобразной выходкой, а отец… Отец поймет. Скорей бы только он разбил этого Тартю и вернулся! Тогда все сразу наладится, а так все плохо… Артура убили, а он был замечательным человеком. И очень, очень добрым.

Во дворце шепчутся, что капитана гвардии отравили. В столицах часто травят, граф Трюэль говорит, что это называется политикой, но почему Артура? Неужели за то, что он любил отца? Лейтенант Паже тоже любит короля, но Артур Бэррот был готов за него умереть, Шарло слышал, как об этом говорили Рито с Луи, и был с ними согласен.

Скорей бы они вернулись… Конечно, все очень расстроятся из-за Артура, а Рито… Жена капитана была его сестрой, но он с ней из-за чего-то рассорился. Этого Шарло не понимал. Катрин иногда бывает ужасной дурой, но он никогда не махнет на нее рукой, что бы та ни натворила. Однажды он спросил у отца, почему Рито не разговаривает с сигнорой Дариоло, тот долго молчал, а потом обещал рассказать позже. Значит, расскажет. Он никогда не врет – не то что наставники. Если будет больно или горько, все равно скажет как есть. И правильно, мужчина должен знать, что его ждет, и идти навстречу будущему с открытыми глазами. Хоть бы отец и Рито вернулись поскорее, но раньше чем через полторы кварты не получится. Гонец, конечно, появится раньше, дней через пять. А может, отец прискачет вместе с ним? Ему же сообщили и про пожар, и про Артура с канцлером…

Странно, как у такого противного человека, как граф Бэррот, сын вырос настоящим рыцарем, хотя случается всякое. Родители могут быть хуже детей, а дети – хуже родителей. Дядя Жоффруа был мерзким человеком, это все знают, а его сыновья очень даже хорошие, особенно Этьен. Только вот стесняется Филиппа. Конечно, из Этьена король как из Садана клирик, но, может, отец еще женится…

То, что он сам родился бастардом, Шарло не мучило никогда. Сколько он себя помнил, рядом были отец и его друзья, не делавшие никакой разницы между ним с Кати и маленьким Эдмоном, сыном Жаклин. Да и сама Жаклин… Отец и Рафаэль объяснили, что жена отца – слабая и несчастная и ее надо защищать. И Эдмона тоже. Шарло это делал, причем с удовольствием, а когда брат и мачеха умерли, переживал их смерть вместе с отцом, к которому привязался еще сильнее. Виконту Тагрэ и в голову не приходило пенять на судьбу, он не нуждался в слюнявой жалости, которой допекали его служанки, когда он был совсем маленьким. То, что у него нет и никогда не было матери, мальчик принимал как данность. Зато у него был отец. Самый лучший. Самый сильный. Самый добрый. И был Рито Кэрна, которого и в голову не могло прийти называть сигнором. Мириец все время пел, смеялся и потихоньку учил их с Филиппом байле.

Кузенам было хуже, потому что их родичей никто не любил. Шарло искренне сочувствовал Филиппу и Алеку, когда им приходилось навещать мать. Филипп никогда не рассказывал об этих посещениях, но воспринимал их как наказание. Не в чем было завидовать и Ларрэнам! Сыновья дяди Жоффруа не имели кошачьих лап, но они были круглыми сиротами.

Шарль немного подумал о том, чем бастарды отличаются от небастардов, но мысли упрямо возвращались к побегу. Умом мальчик понимал, что делать этого нельзя, а внутренний голос твердил, что не только можно, но и необходимо. Шарло вздохнул, закрыл глаза, просчитал до тридцати двух (именно столько лет сейчас отцу) и решительно встал. Будь что будет, но они с Катрин убегут.

Юный виконт все делал с умом. Помогли бесконечные игры «в Мирию». Когда-то Жаклин рассказала, как Рито с сестрой убежали от капустниц в горы, а потом их подобрал корсарский корабль. Эта история поразила воображение шестилетнего Шарло, и он не отстал от Рафаэля, пока тот, сначала с неохотой, а потом – все больше увлекаясь, не рассказал о своих приключениях. Гор и моря в Мунте не было, но окна, карнизы и столетний дикий виноград имелись. Этого хватило, остальное доделало воображение. Кати нравилось, когда он ее спасал. Правда, не от циалианок, а от злого жениха или дракона. Шарло соглашался – девчонка, чего взять!

Правильно говорит господин Игельберг, что никакой опыт не бывает лишним. То есть он говорит не совсем так, а с какими-то дарнийскими вывертами, но смысл именно такой. Шарло столько раз «убегал» по ночам, что, когда игра перестала быть игрой, совершенно не волновался, действуя чуть ли не по привычке.

Мальчик зажег свечу, поставил ее на пол (свет есть, а загляни кто в окно, не увидит) и начал одеваться. Дни стояли теплыми, но осенняя ночь – это осенняя ночь, тем более от ночевки под открытым небом зарекаться нельзя. Из своих одежек Шарло давно отобрал те, что потемнее, потеплее и попроще. Плащ, сапоги и берет он наденет, когда выберется из дворца. Так… Огненный камень, кинжал, запасная рубашка… Жаль, подаренная отцом книжка по военному искусству слишком тяжелая, да ничего с ней не случится, а вот фигурку тигра он возьмет с собой и обломок мирийского коралла тоже. Написать записку? Да ну его… Лучше от этого не будет, а отцу он все объяснит. Что «все», мальчик не задумывался, занятый куда более важным вопросом.

Свои пожитки Шарль сложил в подаренный господином Игельбергом настоящий заплечный мешок (дарнийские наемники молодцы, придумали много нужного!), открыл окно и легко пошел по широкому карнизу, слегка придерживаясь за оплетающий стену дикий виноград.

Комната сестры была через два окна, в которых мерцал свет. Мальчик осторожно заглянул в щель между занавесками. Так и есть! Онорина болтает с гвардейцами, а на столе гора всякой снеди и два кувшина. Значит, на лестницу ход заказан, придется выбираться через отцовские покои, но как же это некстати!

Хорошо, хоть он приучил сестрицу открывать на ночь окно. Шарло слегка толкнул раму и проскользнул внутрь. Кати дрыхла, завернувшись с головой в одеяло и, разумеется, при свете. Ну это-то как раз пригодится. Только б не развизжалась спросонья. Мальчик осторожно присел на краешек кровати и положил руку на розовый мягкий холм.

– Кати!

Сопение и дрыганье ногой, ну чистый сурок!

– Кати! Просыпайся! Кому говорят!

– М-м-м-м-м, не хочу… Поздно.

– Кати!

Одеяло было безжалостно сорвано, и девочка, моргая, уставилась на брата.

– Шарло! Ты чего?

– Того, – находчиво ответил виконт Тагрэ, – вставай, мы уходим.

– Куда?

– Туда. Вставай и одевайся. Так надо!

Кати зевнула и уселась, замотавшись в одеяло.

– Мы сегодня не договаривались, и вообще, завтра вставать рано…

– Кати, я серьезно. Нужно удирать.

– Не понарошку? – Светлые глаза сестрицы широко распахнулись. – А зачем? И папы нету…

– Если б он был, мы бы не убегали.

– Лучше подождем, – не согласилась девочка, – когда он дома, ругать нас или не ругать, решает он. Ему нравится, когда ты в окна лазаешь. А когда его нет, нас заедят.

– Нас не поймают. Ты что, не понимаешь? Мы в самом деле убегаем. Мы пойдем навстречу отцу.

– Ладно, – решилась Кати, – я по нему соскучилась. И по Рито тоже, и, раз нас не будет, мы в храм к Иллариону не пойдем, я туда не хочу. Только мог бы раньше сказать, а то Онорина вчера летние вещи убрала.

Кати, все еще зевая, встала и начала собираться. Разумеется, она копалась, как стая куриц. Хуже всего было с волосами, которые могли бы быть и покороче, и пожиже. Сама Катрин отродясь кос себе не заплетала, и за дело пришлось взяться брату, обладавшему немалым опытом по части приведения в порядок лошадиных грив и хвостов. Несколько раз сильно дернув и трижды переплетя косу (первый раз вышло слишком туго, второй – слишком слабо), Шарло довел дело до конца и взялся за одежду. Разумеется, лезть в окно сестре было не в чем. В комнате были только дурацкие девчоночьи тряпки. Пришлось, велев ей собирать самое нужное, вернуться за штанами, курткой и плащом, а заодно еще раз убедиться, что Онорина и ее кавалеры и не думают ложиться.

Пока он ходил, Кати свалила на кровать целую гору хлама вроде лент, туфелек, заячьих хвостиков, кукол и прочей дребедени, но Шарло был неумолим. Несмотря на дрожащие губы сестрицы, из кучи были выдернуты расческа, зеркало, несколько лент, жемчужное ожерелье (подарок Рито, надо взять с собой) и платье попроще, а все остальное безжалостно засунуто в сундук. Не прошло и оры, как Катрин была готова, теперь оставалось самое трудное – добраться по карнизу до отцовского балкона. Друг к другу они ходили запросто, но здесь придется прыгать. Для него это пара пустяков, но Катрин…

Шарло лихорадочно соображал, с чего начать урок по скалолазанию, когда его что-то толкнуло в ногу. Кошка! Ну надо же! И какая славная! Большая, черная, остромордая. Наверняка крысоловка.

– Киса! – соизволила заметить и Кати. – Хорошая киса, иди сюда… кис-кис-кис…

Киса подошла, деловито и коротко потерлась о коленки и направилась к стене. Вспрыгнула на сундук, встала на задние лапы и, уцепившись передней за балдахин кровати, потянулась второй к резной гирлянде, шедшей поверх деревянной панели.

– Киса, – вопросила Кати, – глупая, ты чего? Кис-кис-кис…

Кошка обернулась, как показалось Шарло, досадливо глянула на них и вновь взялась за свое. Мальчик, сам не зная почему, подошел. Кошка пыталась дотянуться до изящной розетки слева, хотя прямо над ней была точно такая же. Шарль машинально тронул резное дерево, но кошка неожиданно сиганула вниз, с силой ударив его под колено. Стараясь удержаться на ногах, мальчик оперся о стену, и… панель поехала вниз. Кошка довольно мяукнула. Ну надо же!

– Умница, – от души поблагодарил Шарло ночную охотницу, а та, еще раз приглушенно мявкнув, юркнула в щель.

– Пошли и мы. – Кати кивнула и улыбнулась. Она совсем проснулась, и ночное приключение начинало ей нравиться. Шарло вынул из настольного шандала три свечи и сунул в карман. Затем взял одной рукой стоящий у кровати ночничок, а другой – теплую ладошку сестры и первым протиснулся в потайной ход. Наверное, они задели какую-то пружинку, потому что дверца тут же захлопнулась, и они оказались в кромешной темноте, в которой сверкали золотистые кошачьи глаза. Ночная гостья была не одна, в проходе ее поджидало по меньшей мере полдюжины товарок, что вызвало у кошколюбивой Катрин приступ восторга. Но надо было идти. Звери, похоже, придерживались того же мнения, так как двинулись первыми, то и дело оглядываясь и испуская дружелюбное урчание.

– А кисы нас зовут, – восторженно прошептала расхрабрившаяся Катрин.

– Ну и правильно, – согласился Шарло. Дорога была долгой, изобиловавшей множеством лесенок, развилок и переходов. Без кошек они бы десять раз заблудились, но звери уверенно вели их за собой. Наконец повороты и спуски кончились, и брат с сестрой оказались в длиннющем сводчатом коридоре. Он тянулся и тянулся; Шарло начало казаться, что они никогда не выберутся, но дорога пошла вверх, потянуло свежестью и горьковатым запахом осенних костров. Кошки вежливо потерлись о ноги и исчезли.

– Вылезаем.

– А где киски?

– Пошли домой. Нам сюда.

Катрин не спорила, сюда так сюда. Они оказались в каком-то садике, под ногами была мягкая, недавно вскопанная земля.

– Наконец-то! – Знакомая фигура шагнула навстречу, и только теперь Шарло понял, что на самом деле ему было очень страшно.