ЮЖНЫЙ КОРБУТ. ГАР-РЭННОК

 

Александр Тагэре долго смотрел на казавшееся настоящим закатное небо, в котором кружила Белая Стая, и не мог наглядеться. Окажись он в храме Ушедших, ничего не зная об эльфах, он бы точно сошел с ума от красоты и золотой осенней грусти. Здесь орки почитали погибших богов, вождей и героев, среди которых были не только горцы, но и люди, и эльфы.

Теперь Сандер знал, кто нарисовал столь поразившую его святую Ренату в храме Триединого и карточную колоду, найденную им во Фло. Клэр Утренний Ветер – так звали художника, расписавшего храм в память обо всех погибших. Александр надеялся с ним познакомиться, но сейчас Утренний Ветер, заменивший исчезнувшего Романа, где-то скитался. Где-то? Скорее всего, в Арции.

– О чем задумался? – Ежи Гардани тронул гостя за рукав, – Посмотри лучше, как Инта похожа на Ликию, а сын Омма на твоего предка! Это неспроста – Год Трех Звезд просыпается и Старая Кровь ищет друг друга.

– Ты о чем?

– Ты – потомок Рене Счастливого, значит, в тебе течет кровь Первых Владык Тарры. А Ликия – одно лицо с Интой, значит, и она тоже. Теперь понял? Ваш союз не случайность, и неважно, где ты ее встретил, в Тарре нет рода выше, чем дети Инты.

– Мне все равно, какого она рода, – улыбнулся Александр, позволяя Ежи увлечь себя на улицу, – давно хотел тебя спросить, ты веришь в гоблинских богов, твой отец – тоже, но в Гелани полно иглециев…

– Ах, ты об этом, давай погуляем, я тебе все расскажу, все равно до пира делать нечего. Лучше нам как следует проголодаться, а то вечером по целому кабану придется проглотить. Со шкурой и копытами.

Сандер усмехнулся. Разумеется, таянский принц не заменил да и не мог заменить ни Сезара, ни Рито, ни погибших на Гразском поле, но Ежи стал ему другом, и дружба эта уже прошла испытание войной. Арциец с удовольствием последовал за Гардани на гору Памяти. Сначала они шли, болтая о всяких пустяках, потом подъем стал круче и разговоры сами собой увяли.

Друзья карабкались по узкой тропинке, то и дело норовившей выскользнуть из-под ног. Шуршали осыпавшиеся камешки, доцветал горный шиповник, на солнце грелись ящерицы с рыжими пятнами над глазами. Александр с детства обожал лазать по скалам, и прогулка вызвала у него очередной приступ глупого, необузданного счастья. Ему было стыдно, ведь тем, кого он оставил за перевалом, приходилось невесело. Сезар воюет, Рито ходит по лезвию ножа, что с Шарло и Катрин – неизвестно, страной заправляет ничтожество, с которого клирики и ифранцы за помощь сдерут семь шкур, а отдуваться придется Арции. В такое время король не может быть счастлив, а ему хочется петь. Ликия вернула ему не только жизнь, но нечто большее… Надо же, они – родичи, он ей расскажет об этом, когда вернется в Гелань.

Тропинка затерялась в кустах ежевики, но рыцари продолжали идти вперед, хотя колючие плети изо всех сил цеплялись за одежду.

– Чего ей надо? – возмутился Ежи, пытаясь освободиться от особо нахальной ветки.

– Наверное, хочет нас угостить. Смотри, сколько ягод.

– А ведь верно.

Они лакомились терпко-сладкими ягодами, как мальчишки, и им улыбалось солнце позднего лета. Большой глянцевый уж, обитавший в гуще ежевичника, не выдержал поднятого шума и, возмущенно шипя, отправился прочь, вызвав очередной приступ веселья. Когда арциец и таянец выбрались из ягодника на вершину, солнце начинало клониться к закату. Первые серебряные лиственницы у храма были посажены шесть сотен лет назад, но огромное дерево на вершине горы было старше. У его корней лежал растрескавшийся валун, на котором попытался найти приют несчастный уж. Бедняге вновь пришлось спасаться бегством.

– Хочешь? – Ежи протянул плоскую фляжку с царкой, верную спутницу каждого «Серебряного» или «Золотого». Тагэре отпил из горлышка и вернул приятелю. – Ты хотел поговорить о святых и прочей дребедени?

– Хотел, – кивнул головой Тагэре, любуясь облитыми золотом горами, – ваши края у нас называют Отлученными, но в прежние времена Таяна и даже Тарска были в лоне Церкви Единой и Единственной.

– Были, до Тиберия, – подтвердил Ежи, – знаешь про него?

– Нас учили, что он был благочестивым и невинно убиенным, но тут я узнал…

– …что Тиберий был мерзкой тварью, с потрохами продавшейся Годою. Один ублюдок самочинно провозгласил другого кардиналом, а на самом деле Архипастырь Феликс отдал посох Эланда, Таяны и Тарски Максимилиану. Во время Войны Оленя тот принял сторону Рене Арроя, но потом…

– Ему очень захотелось стать Архипастырем? – предположил Сандер.

– Так захотелось, что Феликс заболел и умер. Роман Ясный считал, что смерть не была случайной, но бросить обвинение в лицо Максимилиану никто не решился. Доказательств не было, а поставить все на кон и сцепиться с бывшим союзником, ставшим убийцей, император не рискнул. Завладев Посохом, Максимилиан начал правдами и неправдами укреплять власть Церкви, но у него было два сильных противника. Иоахиммиус Гидалский и кардинал Таяны, Тарски и Эланда, поставленный покойным Феликсом. Он был таянцем по происхождению и состоял в родстве с Шандером Гардани, а герцог не мог простить Максимилиану Феликса и лжи.

– Как звали таянского кардинала?

– В миру Балаж Ракаи, после пострига он принял имя Бенедикта. Когда Максимилиан сначала осторожно, а потом все нахальней принялся переписывать историю, а циалианки стали ему помогать, Бенедикт выступил против. Один из всего конклава. Он тоже был должен умереть, но Роман был рядом, и у Максимилиана ничего не вышло. Стало ясно, что Кантиска становится опасным местом для тех, кто не согласен с Его Святейшеством. С тех пор Бенедикт Таяну не покидал, между ним и Максимилианом началась тайная война. Низложить своего врага Архипастырь не мог, это вызвало бы слишком большой шум, к тому же был кое-кто, кого Максимилиан боялся.

– Эльфы?

– Да, и особенно Роман. Он настаивал на том, что с Максимилианом и его политикой нужно кончать, в Эланде и Таяне считали так же.

– А в Арции?

– Император почти согласился пойти против Церкви, но тут очень кстати умерла его жена, Белинда Гардани, и Рене Смелый отступил. В Арции Церковь продолжала гнать свою линию, но в Эланде и Таяне ей воли не давали. Сын Шандера Гардани Стефан был сильным человеком. Поняв, что в империи творится что-то странное, он сделал то, что нас и спасло. Стефан провозгласил себя королем, хоть и союзным Арции, но суверенным, а Бенедикт объявил, что таянские клирики выходят из-под руки Кантиски.

– Но отлучены вы были много позже.

– Верно. Максимилиан до колик боялся появления в Святом граде «Божьих вестников», но эльфы были заняты Вархой, а Роман и Клэр не могли воевать с Церковью без поддержки Мунта. Так тянулось еще двести лет, Арция потихоньку сходила с ума и распадалась на куски, мы держались. Потом на нас натравили Западную Фронтеру.

– Западную?

– Восточная – это почти что Таяна, разве что имена отличаются да и то не слишком. Завгородни и Лодзии – фронтерцы, но они – свои.

– Я понял, – кивнул головой Александр, – но я спрашивал о другом. Не о том, как вас отлучили, а о том, во что вы верите?

– А вы? – лукаво улыбнулся Ежи.

– Мы? – Сандер немного растерялся. – В Триединого, наверное.

– Ты веруешь в «Триединого, всемогущего и всеблагого, жизнью нас одарившего» и так далее? Ты ему молишься?

– Сейчас – нет. Раньше, когда был маленьким, – Александр собрался с мыслями, – я просил Триединого сделать меня таким, как все, просил вернуть отца и брата, а потом как-то перестал… Может, дело в том, что я встретил Романа Ясного, хотя нет… Тогда я уже не молился.

– Не молился или не верил?

– Я понял, что мне никто не поможет, но дальше как-то не думал. Моя семья всегда принадлежала Церкви Единой и Единственной, хотя теперь я вижу, мы просто исполняли то, что заведено. – Сандер задумчиво накрутил на палец темную прядь. – И все же очень многим в жизни я обязан именно клирику. Евгений был кардиналом Арции, но о Триедином со мной не говорил, только о земном… Верил ли отец, не знаю, но матушка верила, хоть и не любила циалианский орден.

– Триединого нету, Шандер, – просто сказал Ежи, – это выдумка. И Баадука с его Всеотцом нет, и хаонгского Созерцателя, и сурианских божков… Тарру создали боги гоблинов, потом пришли другие, привели с собой эльфов и истребили первых богов. Чужаки правили Таррой, потом куда-то ушли, бросив все на произвол судьбы, но люди не могут не молиться, и они придумали себе таких богов, которые им понятны, а клирики появились сами. Был бы мед, а мухи найдутся…

– Но в Гелани на каждом углу иглеции.

– Верно, – таянец вынул саблю и начал что-то чертить на песке, – в семье Гардани заведено смотреть правде в лицо, но это не значит, что нужно лишать надежды других. Без богов обойтись можно, без церкви – нет. Надо именовать детей, хоронить покойников, соединять молодоженов. Рысьи когти! Человеку нужно место, где можно поплакать, пожаловаться, прощения попросить. Наши клирики страну не губят, а людям с ними легче, проще и понятнее. Поговори с отцом, если хочешь, или с Геланским епископом Львом, я могу только за ними повторять.

– Повтори, – улыбнулся Сандер.

– Изволь. Отец говорит, что одному, чтобы не украсть, хватает совести, другому нужен стражник, а третьему – страх божий. Кто-то может тащить свою беду на себе, кто-то ее свалит на соседа, а кто-то на бога. Беды от этого никакой.

– Ты так думаешь? – Александр закинул голову, подставляя лицо заходящему солнцу. – Наверное, ты прав, когда говоришь о людях вообще, но некоторым легче знать правду. Какой бы она ни была. Я мало думал о Триедином, но раз ты говоришь, что мы одни…

– Одни? – Анджей вбросил саблю обратно в ножны. – Если бы это было так! То, что мы знаем, мы знаем от эльфов. Думаю, отец не рассказал тебе всего, потому что Лебединый король это сделает лучше.

– Об этом мы с ним не говорили.

– Значит, поговорите. Триединый – выдумка, зато есть другие…

– Другие? И кто же?

– Всех не знают даже Лебеди, но, похоже, это не боги нам помогут, а мы им. Все это слишком сложно, я мало что понимаю, но Тарра висит на волоске, и этот волосок – мы. Даже странно, – таянец невесело улыбнулся, сразу став старше своих двадцати семи, – мы, и вдруг – спасители всего сущего.

– Наверное, – предположил Тагэре, – это потому, что Триединого нету, а мы – есть. Я бы хотел, что б и вправду над нами был кто-то мудрый и милосердный, я всегда хотел быть вассалом достойного сюзерена, а не королем, не вышло… Если не будет другого выхода, придется держать Тарру на плечах, но, может быть, все не так страшно?

– Может быть, – не стал спорить Гардани, – я не силен в этих вещах. Правду сказать, мне и самому в голову не лезет, что Тарра может погибнуть, но ты спросил, во что мы верим, а мы верим в то, что со злом нужно драться самим, а не просить помощи у тех, кому и так тяжело.