Кристин Ханна 13 страница

— Командир…

Это был Джейми. Или ей померещилось?

— Джейми, — хотела сказать она, но из горла вырвался лишь хриплый звук.

Она лежала, тяжело дыша, придавленная к земле неподвижным телом Тэми.

— Давай, Тэми, очнись… пожалуйста…

Джолин услышала, как включился будильник на часах, но слабый, одинокий звук показался ей нереальным. Она знала, что ей это кажется. Она просто не могла расслышать его сквозь весь этот шум — стрельбу, крики.

— Прости, Тэм… — Прошептала она, волоча тело подруги по грязи. Перед глазами все плыло, кровь пульсировала в висках.

За ее спиной взорвался вертолет. Она упала на Тэми, закрывая подругу собой. Что-то ударило в Джолин, отбросило в сторону… Она лежала в грязи, оглушенная, и с черного неба на нее, словно фейерверк, падали горящие обломки металла.

Ей снова послышался будильник в часах… или это было что-то еще? Плач? Звук летящей бомбы? Крик? «Бетси-Лулу-Майкл», — успела подумать она, а потом словно стала куда-то падать, растворяться… и все исчезло.

 

 

Майкл стоял у окна на кухне, глядя на опускающуюся ночь. Была середина сентября, и прохладный ветер с моря шевелил ветви гигантских кедров, покачивавшихся над верхушками высокой травы. Скоро закончатся прогулки по пляжу — приближалась осень с холодными утрами и бесконечными дождями. Даже не глядя на сливы, Майкл знал, что с них уже стали опадать листья.

В вечернем лиловом свете он смотрел на белую линию забора, огораживавшего их участок. «Это мы, — сказала Джолин много лет назад, помогая ему прибивать планки. — Семья Заркадес. Все увидят забор и поймут, что это наше».

Из-за поворота прибрежной дороги показалась машина, на фоне заката ее фары казались особенно яркими. Майкл смотрел, как она приближается, похожая на большую коробку. У поворота к дому машина притормозила, свернула на дорожку, потом остановилась.

Пальцы Майкла сжали холодную, облицованную белой плиткой столешницу. «Разворачивайтесь и уезжайте… Вы ошиблись адресом…»

Из машины вышел военный, захлопнул дверцу и направился к дому.

О боже!

Майкл закрыл глаза и задышал так часто, что закружилась голова.

Задребезжал дверной звонок… Какой неприятный, резкий звук…

На негнущихся ногах Майкл подошел к двери, открыл.

— Она погибла?

— Я капитан Ломанд…

— Джолин погибла?

— Она жива.

Майкл схватился за дверной косяк, испугавшись, что у него подогнутся колени.

— Простите, что явился вот так. Я знал, чтУ вы можете предположить, увидев, как я иду по дорожке, но мне не хотелось, чтобы вам позвонил кто-то чужой… Можно войти?

Майкл растерянно кивнул, подумав: «Но вы тоже чужой». Капитан переступил порог и направился в гостиную. Он вел себя так, словно уже был здесь. Вероятно, был, но Майкл понятия не имел, кто это.

Капитан остановился у дивана и, не садясь, снял фуражку. Потом с сочувствием посмотрел на Майкла.

— Несколько часов назад «Черный ястреб» Джолин был сбит.

Майкл медленно опустился на кирпичную приступку камина. За его спиной бушевало пламя, слишком близкое и горячее, но он ничего не чувствовал.

— Ее перевозят в Ландштуль, в Германию, прямо сейчас. Это самый большой в Европе американский военный госпиталь. Она в хороших руках.

— В хороших руках, — повторил Майкл, пытаясь сосредоточиться. — Но что с ней?

— Я не знаю никаких подробностей, сэр, — сказал Ломанд.

— А Тэми была с ней в вертолете?

— Да. Но в настоящее время у меня нет никакой информации о ее состоянии. За исключением того, что она жива.

— Что мне делать? Чем я могу ей помочь?

— Молитесь, Майкл. Это все, что нам всем остается. Как только появится информация, вам позвонит сотрудник Красного Креста.

Майкл опустил взгляд на свои руки и увидел, что они дрожат. С ним происходили странные, немыслимые вещи — он отчетливо слышал удары своего сердца, звук выходящего из воздуха легких, скрип балки где-то в глубине дома.

— Позже к вам приедут. Чтобы помочь, — сказал Ломанд.

Майкл не мог представить, чем ему помогут чужие люди, но не стал возражать. Внезапно слова стали внушать ему страх: о многом он не хотел ни слышать, ни думать. Ему хотелось одного: чтобы этот человек поскорее ушел.

— Мне нужно ее увидеть. — Это Майкл знал точно.

— Конечно.

Ломанд постоял еще немного, вид у него был страдальческий.

— Она боец, — тихо произнес он.

— Да. — Майкл больше не мог слушать. — Спасибо… — Он хотел обратиться к мужчине по имени, но не мог его вспомнить.

Майкл встал, прошел к двери, открыл. Он слышал, что капитан идет за ним, слышал его тяжелые шаги. Оба молчали.

У двери Ломанд повернулся к нему:

— Мы все молимся за нее.

Майкл кивнул. Сил говорить у него не было. Даже поблагодарить. Он стоял в дверях, глядя, как капитан идет по дорожке — спина прямая, фуражка прочно сидит на голове, руки по бокам.

Он утратил ощущение времени. Вот он провожает взглядом идущего к машине военного, а вот уже стоит в дверях и смотрит на пустой двор, медленно погружающийся в темноту.

За долгую карьеру адвоката Майкл много раз слышал, как жертвы и обвиняемые говорили: «Я не помню, что делал… просто мозг отключился, и все».

Теперь он понимал, как это бывает, когда разум словно захлопывается, мозг перестает работать.

Майкл медленно закрыл дверь и вернулся в теплую кухню. Он слышал только удары своего сердца, звук собственного дыхания и эти ужасные слова, повторявшиеся вновь и вновь: «…Ее сбили».

Возможно, в эту минуту Джолин умирает… совсем одна…

Он закрыл глаза, на мгновение представив, что потерял ее… Похороны, слова, чувства. Боль, даже такая сильная, не могла его остановить. Он жаждал этой боли, заслужил ее. И как он переживет худшее, если не будет готов?

Беда в том, что он не мог понять, не мог определить, что для него самое худшее. Сообщить детям, растить их без нее, не справиться, ошибиться? Смотреть в глаза друзьям?… Вдовец, который проводил жену на фронт несправедливыми упреками и нарушенными обещаниями? Или приходить в пустой дом, учиться спать одному? Скучать по ней?

Это будет хуже всего. Почему он не вспомнил об этом, когда безрассудно заявил, что больше ее не любит? Тогда он думал о худшем в их отношениях. Джолин казалась ему такой большой и одновременно такой маленькой; она была центром всей его жизни, и это его раздражало. Он ненавидел ее силу, ее независимость. Хотел, чтобы она нуждалась в нем, хотя понимал, что на него нельзя надеяться. Винил ее в том, что несчастен, хотя на самом деле сам упускал самое важное.

А теперь ему, возможно, придется жить без нее. Эта мысль ошеломила его. Он мог представить последствия — разговоры, обязанности, поведение на людях, — но только не саму суть. Он не мог поверить, что жизнь пойдет дальше уже без нее.

Нетвердой походкой Майкл подошел к кухонному столу и взял беспроводной телефон. Номер ему удалось набрать только с третьей попытки — пальцы дрожали так сильно, что он нажимал не те кнопки. Услышав голос матери, радостный, слегка задыхающийся, Майкл почувствовал такую боль, что у него перехватило горло, и он с трудом мог говорить.

— Привет, Майкл. Как я рада тебя слышать! Я тут распаковывала коробки в магазине. Мы по-прежнему собираемся…

— Джолин, — произнес он. Глаза защипало.

— Майкл? — медленно сказала мать. — Что?

Он наклонился вперед, прижался лбом к стене кухни, ярко-желтой, как солнце. Разве кухня не должна быть солнечной, Майкл? Ведь это сердце дома. Перед глазами все поплыло.

— Джо сбили. Она жива… ее везут в госпиталь в Германии.

Он услышал, как охнула мать.

— Боже милосердный. Что…

— Это все, что я знаю, мама.

— О, кардиа моу, мне так жаль…

Эти тихие, ласковые слова матери словно прорвали плотину. Майкл судорожно вдохнул и заплакал так, как никогда раньше не плакал, даже после смерти отца. Он думал о Джолин, вспоминал, как она улыбается, смеется, обнимает дочерей своими сильными руками, кружит их, крепко прижимает к себе.

Он плакал, пока не почувствовал пустоту внутри, потом выпрямился, вытер глаза. Мать продолжала что-то говорить нежным голосом, но слушать не было сил. Никакие слова теперь не могли облегчить его боль.

— Дай мне немного времени, мама. Пару часов, я должен еще сказать девочкам.

Он повесил трубку, прервав мать на полуслове.

Майкл наклонился над кухонной раковиной, думая, что его вырвет. Так уже бывало, когда приходили плохие новости, — например, когда ему сообщили, что у отца метастазы. С трудом переведя дыхание, он попытался унять бешеный ритм сердца. Она может умереть. Серебристый сток раковины расплывался у него перед глазами — слезы снова застилали глаза, стекали по щекам, капали на белую эмаль.

Сколько он так стоял, склонившись над раковиной и плача?

Наконец Майкл почувствовал, что снова может дышать, вытер лицо и заставил себя выпрямить спину. Потом медленно прошел через весь дом и стал подниматься по лестнице. Каждая ступенька давалась ему с огромным трудом, словно подъем на велосипеде на крутую гору. Добравшись до спальни Бетси, он тяжело дышал, обливаясь потом.

Перед дверью он замер — больше всего на свете ему хотелось, чтобы не нужно было ничего сообщать девочкам. Потом вошел, запоздало вспомнив, что забыл постучать и что к личной жизни подростка следует проявлять уважение.

Девочки сидели рядом на кровати, смотрели кассету, где Джолин читает сказку на ночь.

Хорошо бы остановиться прямо здесь, на пороге комнаты, и повернуть назад. После того как он им скажет, дочери навсегда изменятся. С этой секунды они будут знать, что несчастья случаются, причем очень быстро, когда ты их не ждешь. Вертолеты могут сбить, а мама может быть ранена… если не хуже.

Он споткнулся.

— Папа, хочешь посмотреть, как мама читает мне сказку? — спросила Лулу.

Майкл хотел подойти к ним, но не мог; он стоял на пороге, слегка покачиваясь и держась за косяк, чтобы не упасть. Потом шагнул вперед и выключил телевизор.

Бетси нахмурилась:

— Что случилось?

Майкл молчал, и лицо Бетси побледнело.

— Мама?

— Мама дома? — спросила Лулу. — Ура-а-а! Где она?

Надежда, подумал Майкл. Он обязан спрятать собственные страхи и дать им надежду.

Но если надежда окажется ложной? Майкл понятия не имел, насколько серьезно ранена Джолин и выживет ли она.

«Ее сбили…»

Он с трудом сглотнул и вытер глаза.

— Говори, — решительно сказала Бетси.

Майклу было больно видеть, как она боится и как старается быть взрослой. Он обошел груду одежды на полу и сел на кровать. Лулу без предупреждения прыгнула ему на руки.

— Где мама, папочка? — спросила дочь, подпрыгивая.

Майкл вытянул ноги, прижимая к себе Лулу.

— Иди сюда, Бетси, — тихо позвал он.

Она осторожно подвинулась, не отрывая от него взгляда; Бетси изо всех сил пыталась справиться с собой, но губы у нее дрожали. Майкл видел.

— Мама попала в аварию, — сказал Майкл, обнимая дочерей. — Ее везут в очень хороший госпиталь, прямо сейчас. И…

Она поправится. Майкл не мог это выговорить, не мог заставить себя произнести эти слова.

Лулу отстранилась, внимательно посмотрела на него.

— Маме больно?

— Она поправится? — тихо спросила Бетси.

— Мы должны верить, что поправится. — Никогда в жизни Майкл не говорил так неубедительно. — Мы должны молиться за нее.

Бетси смотрела на него во все глаза. Самообладание покинуло ее, по щекам потекли слезы, плечи вздрагивали.

Лулу разрыдалась.

Майкл обнял обеих, прижался к ним, сам с трудом сдерживая слезы.

Казалось, они плакали несколько часов. Наконец Лулу отстранилась. Ее черные кудрявые волосы были влажными и прилипли к покрасневшим щекам.

— Если маме больно, ей дадут мороженое? Помнишь, Бетси, как мама дала мне мороженое, когда я упала с лестницы?

— Клубничное, — подтвердила Бетси.

И Лулу кивнула:

— С карамельными крошками.

Бетси вытерла слезы и шмыгнула носом.

— Помнишь, Лулу, как прошлым летом на пляже она подвернула ногу? Нога распухла, стала красной и толстой, а мама сказала, что ей не больно. Она просто один день не бегала. А когда собака укусила ее в магазине, у нее шла кровь, но ей не было больно, помнишь? Потому что она солдат — вот что она сказала. Она сильная. Правда, папа?

Майкл мог только кивнуть. Для них эти истории были удобным способом вернуть Джолин домой, туда, где она должна быть, но сам Майкл мог думать только о вертолетах, падающих, разбивающихся, взрывающихся, и об ужасных ранах. Он думал о письмах, которые не отправил Джолин, пока она воевала, о словах, которые не сказал и которые сказал — я больше тебя не люблю — и к горлу подкатывала тошнота.

Когда через два часа приехала мать, он испытал огромное облегчение и благодарность.

— Йа-Йа, маме больно, — сказала Лулу и снова заплакала.

Мила взяла инициативу в свои руки.

— Твоя мама солдат, Люси Луида, и ты не должна об этом забывать. Ей нужно, чтобы мы теперь думали о хорошем. Может, ребятки, переоденетесь в пижамы, и я почитаю вам на ночь?

Майкл оторвался от дочерей и встал. Потом нетвердой походкой двинулся к матери.

— О, Майкл, — прошептала она. Голос ее дрожал, глаза наполнились слезами.

— Не надо. — Майкл уклонился от протянутой руки. Нельзя, чтобы его утешали, — не теперь, не перед детьми. От прикосновения матери он может сорваться. Он прошел мимо нее и не останавливался, пока не оказался в коридоре.

Потом закрыл за собой дверь и спустился на первый этаж. Какое-то время — Майкл сам не знал, как долго — он бродил по дому, разглядывая памятные вещи. Свадебная фотография в книжном шкафу, приставной столик, который они с Джолин реставрировали вместе, декоративная тарелка на стене кухни.

Зазвонил телефон.

— Майкл Заркадес, — сказал Майкл, хватая трубку.

— Здравствуйте, мистер Заркадес. Это Максин Солл из Красного Креста.

Он изо всех сил стиснул трубку, думая: «Господи, пусть все будет хорошо».

— Как моя жена?

— Прошлой ночью ее вертолет сбили в провинции Аль-Анбар. Из-за тяжелых боев спасательная операция была затруднена. Я не знаю подробностей и не могу сообщить вам информацию о других членах экипажа. Но мне известно, что ваша жена жива, и ее состояние стабильно. Ей оказали помощь в Баладе, а теперь она находится на пути в Германию, в Ландштуль.

Майкл испытал такое облегчение, что опустился на колени на пол кухни.

— Слава богу, — прошептал он. Сотрудница Красного Креста что-то рассказывала про госпиталь, но Майкл почти не слушал.

Повесив трубку, он вышел на улицу, где его окружила холодная, черная ночь. Теперь ты приедешь домой, Джо, ты поправишься.

Майкл до такой степени погрузился в свои мысли, что не сразу заметил человека, стоящего на террасе на другой стороне дороги. В тусклом свете уличного светильника был виден только силуэт, но Майкл догадался, кто это.

Он закрыл за собой дверь и пошел по гравийной дорожке, прислушиваясь к хрусту маленьких серых камешков у себя под ногами. Ночь пахла отливом — в воздухе чувствовался слабый запах серы.

— Карл? — спросил Майкл, подходя ближе. — Ломанд к вам тоже приходил?

Карл кивнул.

— Мне нужно было уйти из дома. Сет… Я не знаю, что, черт возьми, ему сказать. С ним сейчас мать Тэми.

— Да. Моя мама тоже с девочками. Что с Тэми?

— Проклятые военные и Красный Крест ни черта мне не говорят. Она жива. В критическом состоянии. Вот и все, что я знаю. А Джо?

— Жива, в стабильном состоянии. Это все, что мне известно. Они ничего не говорят об остальных членах экипажа.

— Сегодня пришло электронное письмо от Тэми. Наверное, отправила перед вылетом. Оно такое… — Голос Карла дрогнул. — Потом я еще раз прочел его и подумал: неужели это ее последние слова?

Майкл не знал, что ответить, и поэтому промолчал. Но и молчание было невыносимым.

— Ты вылетаешь завтра? — спросил он.

— Да. А ты?

— Тоже. — Майкл посмотрел на черную воду, прислушиваясь к шуму прибоя. Чем дольше он тут стоял, тем неудобнее было уходить. Наконец-то у них с Карлом появилось что-то общее, но это не сблизило их. — Наверное, мне пора возвращаться к девочкам. До завтра.

— Да. — Карл помялся, потом повернулся к нему: — Спасибо, что пришел.

Майкл кивнул и двинулся к дому, но когда вошел внутрь, то пожалел, что не остался с Карлом. Всюду, куда бы он ни бросил взгляд, ему мерещилась Джо.

«Сегодня пришло письмо от Тэми…»

Майкл прошел в свой кабинет, включил компьютер и открыл электронную почту.

В папке «Входящие» было новое письмо: военный адрес Джо крупными, жирными буквами.

Когда она его написала? Вчера, прямо перед вылетом?

Щелчком мыши Майкл открыл письмо.

 

«Любимые мои!

Огромное спасибо за подарки, которые вы прислали на этой неделе. Можете мне поверить, я была настоящей королевой. Все хотели попробовать разные вкусности, а пахлава была просто потрясающей. Я откусила один кусочек и сразу подумала о вас. Попросите вашу бабушку рассказать, как она учила меня готовить пахлаву. Я была не самой лучшей ученицей, это точно. Не такой хорошей, как Бетси.:)

Знаете, что еще напоминает мне о доме? Погода. Пришел сентябрь, а это значит, что идет дождь — даже в пустыне. Наша база превратилась в большое грязевое болото. Тебе бы понравилось, Лулу. Шлеп! Шлеп!

Здесь все идет своим чередом. Я много летаю. Недавно была в одном месте, которое называется „зеленая зона“, и пила там молочный коктейль. Вкуснятина!

„Черный ястреб“ стал для меня вторым домом. Тут так много оборудования — целый мир под пальцами моих рук. Когда я смотрю на показания навигатора, то думаю о вас, о доме и считаю дни до своего возвращения.

А пока я знаю, как вы по мне скучаете, и хочу, чтобы вы знали, что мне вас тоже очень не хватает. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслью о вас.

Лулу, мне очень хочется услышать все-все о твоем первом дне в школе. Я знаю, ты можешь немного бояться, но помни, что так бывает со всеми. У тебя уже появились новые друзья? Как тебе учительница? Расскажи мне обо всем.

Бетси, я понимаю, что иногда тебе бывает очень одиноко. Средняя школа — нелегкое испытание для всех, и особенно для девочки, которая волнуется за мать и у которой непростые отношения с подругами. Жизнь сложна — особенно теперь — и будет лучше, если ты признаешь эту сложность и примиришься с ней. Не бойся обсуждать с Сиеррой свои страхи. Или с Сетом. Или с папой. Заранее неизвестно, кто скажет слова, в которых ты больше всего нуждаешься. И помни: подруга может поддержать тебя в самые тяжелые времена. Я это знаю, потому что здесь мне каждый день помогает Тэми.

Отсюда, издалека, я еще яснее понимаю: как нам повезло, что мы есть друг у друга.

Я люблю вас обеих, как до луны и обратно.

Мама».

 

Майкл откинулся на спинку кресла. Я люблю вас… обеих.

Конечно, он это заслужил, но все равно больно. Ему казалось, что его письмо что-то изменит, но с какой стати? Одно письмо — и то запоздавшее — не способно исправить то, что он натворил.

— Майкл? — В кабинет вошла мать.

Он медленно повернулся. Кресло заскрипело.

— Тут письмо от Джо. Девочки захотят прочесть его утром.

— Иди со мной, — сказала она.

Майкл прошел вслед за ней из кабинета в гостиную, где Мила села в кресло у окна. Сам он опустился на низкий диван. Между ними был старинный кофейный столик — первый из «реставрационных» проектов Джолин. Светло-синий, с осколками семейной жизни. Карандаш, две фотографии в дешевых рамках, плохо обожженный глиняный кувшин, вылепленный кем-то из девочек, непрочитанный журнал. Джолин навела бы в доме порядок.

— Ты должен быть сильным ради дочек, — сказала мать. — Ради нас всех.

— Перед ее отъездом… — произнося эти слова, Майкл понимал, что делает это зря, что заставляет мать стыдиться за него, но ничего не мог с собой поделать, — перед ее отъездом я сказал, что хочу развестись.

Лицо матери вытянулось.

— И она с этим уехала?

— Да.

— О, Майкл! — Мила тяжело вздохнула. — Я догадывалась. Ее письма…

— Обращены к девочкам. Да.

— Ладно, — сказала она. — Ты, конечно, идиот. Мы все идиоты, когда дело касается любви. У нас с твоим отцом тоже не обошлось без проблем. Однажды он даже съехал — на шесть месяцев. Ты был тогда маленьким. Я извинилась и ждала. Это длинная история, не имеющая особого значения, кроме одного: он вернулся, и я его приняла. Мы смогли снова быть счастливы вместе. И ты сможешь. — Мила встала с кресла, обогнула кофейный столик и села на диван. Она обняла сына и притянула к себе, успокаивая так, как только может успокоить мать. — Я позабочусь о девочках. Поезжай к ней, Майкл.

Они долго сидели обнявшись. Когда мать наконец задремала, Майкл встал, накрыл ее пледами, которые она сшила сама, и стал бродить по темному дому. Несколько раз проверял девочек — открывал дверь их комнат, с порога смотрел на спящих дочерей и с болью думал, что проснутся они уже в другом мире. Сон не шел, и в пять утра Майкл стал пить кофе — в основном из-за того, что спать не мог, а от усталости начал спотыкаться, ударяясь о мебель, роняя предметы. Иногда перед его глазами появлялась улыбающаяся Джолин, и он, словно слепой, натыкался на стул или опрокидывал семейную фотографию.

Разбудил его звонок в дверь. Майкл вздрогнул и резко выпрямился, понимая, что заснул прямо на деревянном кухонном столе. Встав, он, пошатываясь, пошел к двери и открыл ее.

На пороге стояли трое мужчин. Они представились сослуживцами Джолин из Национальной гвардии и предложили помощь. Майкл увидел, что другая машина сворачивает с дороги к дому Карла и Тэми. Вне всякого сомнения, в ней еще солдаты, готовые помочь.

Майкл попытался — безрезультатно — выпроводить их и был вынужден провести в гостиную, где они выстроились у стены. Солдаты заявили, что готовы к любым заданиям: отвезти детей в школу, сходить в магазин, постричь газон.

— Мама? — Майкл наклонился над диваном, чтобы разбудить ее.

— А? — Она села, глаза ее были затуманены.

— Тут пришли…

Его прервал новый звонок в дверь.

Теперь это были четыре женщины, жены сослуживцев Джолин; у каждой в руках прикрытая фольгой миска с каким-то блюдом и пакет с продуктами. Они сочувственно улыбнулись Майклу, обняли — без слез, — а затем занялись принесенными продуктами. Через несколько секунд дом наполнился запахом жареного бекона. Женщины готовили завтрак для девочек.

В девять часов девочки спустились в непривычно многолюдную, но погруженную в молчание гостиную. Лулу, окинув взглядом собравшихся, забралась на колени к бабушке. Бетси вставила наушники от плеера; она сидела в углу, слушая музыку и играя в какую-то электронную игру.

Майкл собрался было что-то сказать, но тут снова прозвенел звонок.

Думая, что это еще одни помощники, он открыл дверь.

Растерянный и оглушенный, он не сразу понял, что происходит. На крыльце стояла женщина, лицо которой показалось ему знакомым: короткая аккуратная стрижка, слишком много косметики. В руках у нее был микрофон.

— Я Диана Виган из «Комо-ТВ». Вы Майкл Заркадес?

Он растерянно кивнул, заметив, что люди начали приносить букеты к забору. Кто-то привязал желтую ленту к столбику, на котором был почтовый ящик.

— Ваша жена участвовала в боях вместе со своей лучшей подругой и вторым пилотом уорент-офицером Тамарой Флинн? Как я понимаю, они познакомились в летной школе еще подростками. Вы, наверное, гордитесь женой. Как…

— Без комментариев. — Майкл захлопнул дверь и попятился.

Он был так потрясен, что не сразу заметил, как стало тихо в гостиной. Солдаты Национальной гвардии, женщины, семья — все смотрели на него. Очевидно, он что-то сделал не так. Что от него хотели услышать? Что он гордится Джолин? Гордится, что ее сбили?

Неужели именно этого от него ждали? Он просто не в состоянии сформулировать ни одной мысли — его мир рушится.

 

 

Это был один из тех туманных дней в Сиэтле, когда кажется, что небо уже никогда не станет голубым, а будут только эти бесконечные серые облака. Издалека до Джолин доносился гудок парома — прерывистый, как плеск воды, которую он рассекал — и крики чаек.

Бетси любит кормить чаек. Сколько раз они стояли на палубе парома, держась за руки на холодном ветру, и кидали еду птицам с глазами-бусинками, без всяких усилий парившим над водой.

Автомобильный сигнал.

Она нахмурилась недоумевая.

Звук изменился, превратившись в настойчивый писк.

Внезапно она поняла, что глаза у нее закрыты. Во рту так сухо, что невозможно сглотнуть. Нет. Во рту у нее что-то есть.

Она медленно приходила в себя. Попыталась открыть глаза.

Над ней не небо, а белый потолок с яркими светильниками. Она заморгала. Со всех сторон какие-то аппараты, стойки, мониторы щелкают и пищат, похожие на худых бесцветных плакальщиков.

Предмет во рту — трубка. Другая тянется к груди от аппарата справа.

Громкий чмокающий звук то затихает, то усиливается.

Она услышала шаги, потом звук открывающейся и закрывающейся двери.

Нужно сосредоточиться. Где она? Что произошло?

К кровати подошел мужчина в белом халате. На руках у него темно-красные перчатки, белая маска закрывает нос и рот. Он отдергивает штору — полукруг, отгораживавший ее от мира.

Кровать. Да. Точно. Она в кровати.

— Командир, — сказал мужчина. — Вы очнулись.

Она попыталась ответить, но мешала трубка.

Боль. Ей больно. Боль накатила внезапно, поглотив ее всю. Почему раньше она ничего не чувствовала? Монитор рядом с ней запищал чаще.

— Успокойтесь, командир, — сказал сквозь маску незнакомец. — Вы попали в жуткую катастрофу. Помните? Ваш вертолет сбили.

Одно слово он произнес медленно, с ударением — ка-та-строфа.

Дым. Горящие осколки металла. Тэми.

Кровь забурлила от адреналина. Боль усилилась — откуда? Она не знала, не могла определить источник.

Ей хотелось спросить о Тэми, о своем экипаже, но тело не слушалось. Она смотрела на незнакомца, мысленно умоляя…

Она представляла, как хватает незнакомого мужчину за руку, требует, чтобы он сказал, как там остальные, но сделать ничего не могла. Она думала о Тэми, о том, как обнимала ее, обещая, что все будет хорошо.

Кровь на ее лице… Везде.

Мужчина что-то сделал с мешком, висевшим у ее кровати, и белесая пелена вернулась, окутала ее, затуманила взгляд, унесла куда-то далеко. Она сидела на веранде у себя дома, закинув ноги на перила, прислушиваясь к крикам носившейся по двору Лулу и к ровному, успокаивающему плеску далеких волн.

 

Очнулась она от боли.

Джолин открыла глаза, задыхаясь, силясь заполнить легкие воздухом. Трубки во рту уже не было. Сколько она здесь лежит, то теряя сознание, то приходя в себя?

Она потеряла счет времени. Выныривая из забытья, она все еще пребывала словно в тумане, мысли у нее путались. В палату несколько раз заходили медсестры, и она умоляла их сказать, что случилось с остальными, но в ответ получала лишь сочувственный взгляд и обещание позвать капитана, но если тот и приходил, она его не видела, снова погружаясь в сон.

Теперь она окончательно очнулась. Изголовье кровати немного приподнято, часть аппаратуры исчезла. Свет яркий, безжалостный. Узкое окно справа было мокрым от дождя, и на долю секунды ей показалось, что она дома…

Джолин окинула взглядом комнату — маленький металлический стул у окна, телевизор в углу, подвешенный между стеной и потолком, серые стены. Затем медленно опустила взгляд. Правая рука в белом гипсе, от локтя до запястья. Но ее внимание привлекла вовсе не рука.

Правая нога была совсем не похожа на ногу. Она лежала поверх белоснежной, накрахмаленной простыни, слегка согнутая в колене. Ниже середины лодыжки это была распухшая, почерневшая, гноящаяся масса, похожая на подгоревшую сардельку. Ее скрепляли четыре больших металлических болта, без которых это была бы вообще не нога. От нее отходила трубка к вакуумному насосу, откачивавшему из раны жидкость, которая собиралась в пластиковый мешок. Из лодыжки торчали осколки кости. И запах, жуткий запах горелого, гниющего мяса.

От этого вида к горлу подступила тошнота, и Джолин зажала рот рукой.

— О боже…

Дверь открылась, и в палату вошел высокий мужчина в белом халате.

— Вы проснулись, — сказал он, натягивая маску на рот и нос. Потом обогнул кровать и остановился по другую сторону. — Я капитан Сэндс.

— К… как мой экипаж?

— Вам нельзя волноваться, командир.

Джолин хотела приподняться, но не смогла. От малейшего усилия она начинала задыхаться, покрываясь потом.

— Мой экипаж… Тэми? — еле слышно прговорила она, подняв на него взгляд. — Старший уорент-офицер Флинн?

— Старший уорент-офицер Флинн наверху.

— Она жива. — Джолин откинулась на подушки. — Слава Богу! Могу я с ней поговорить?

— Пока нет, командир. У нее черепно-мозговая травма. Мы внимательно за ней наблюдаем.

— Хикс?

— Сержант Хикс тоже здесь. Получил осколок в бедро, но быстро поправляется. Ваш второй стрелок, Оуэн Смит, погиб. Мне очень жаль.

— О боже…

Смитти. Она вспомнила его улыбку… и зияющую рану в груди. Занял очередь для вас двоих… Я заранее знаю, что мне скажет мама.