Сердце солдата 5 страница

— Ночной кошмар, от которого у папы остался синяк под глазом, — сухо ответила Бетси. — Что с тобой?

Джолин вздохнула.

— Со мной все будет в порядке. Честно. Просто мне нужна еще одна попытка.

— Я есть хочу, — сказала Лулу. — Папа, ты сегодня будешь готовить завтрак?

Майкл заметил реакцию Джолин на слова дочери. На лице ее было написано отчаяние, плечи поникли. Она повернулась, вышла из кухни и решительно захромала к зеркалу.

— Ладно, — согласился Майкл, — займемся завтраком. — Он увел девочек на кухню, накормил, а потом проводил наверх, чтобы они собрались в школу.

— Попрощайтесь с мамой, — сказал он по дороге к двери.

— До свидания, мама, — послушно произнесли девочки. Они не смотрели на Джолин, которая продолжала ходить перед зеркалом, тщательно следя за походкой.

Майкл проводил дочерей до конца дорожки и подождал, пока придет автобус. Потом вернулся в дом. Подойдя к Джолин, он увидел как она расстроена.

— Эй! — Майкл коснулся ее руки.

— Не нужно меня жалеть, — сказала она. — Я этого не вынесу.

Вот оно — напоминание о том, как они отдалились друг от друга. Джолин не хочет принимать от него утешение даже теперь, когда она так напугана и подавлена, а ее сердце рвется на части.

— Собирайся, Джо, пора ехать в реабилитационный центр. — Больше ни о чем он думать не мог.

На пароме Джолин отказалась выходить из машины. Они молча сидели рядом, пока Майкл наконец не решился нарушить молчание.

— Должно быть, там было ужасно, — осторожно произнес он, чувствуя себя обманщиком. Оба понимали, что он не имеет об этом ни малейшего представления.

— Ужасно? Да.

— Ты все время боялась?

Джолин посмотрела в окно машины.

— Не все время. Я не хочу об этом говорить, Майкл. Теперь уже все равно.

— Ты дома, Джо.

Она кивнула, не поворачивая головы. Пока они ехали через весь Сиэтл, она не произнесла ни слова. Смотрела в окно и в ответ на его вопросы пожимала плечами.

— Джо? — окликнул ее Майкл, высадив из машины. — Нам действительно нужно поговорить.

— Да, — ответила она. — Знаю. — Казалось, сама мысль об этом отнимает у нее последние силы.

Проводив ее взглядом до дверей реабилитационного центра, Майкл уехал. Но направился не к себе в офис, а свернул на Аврора-авеню к кабинету доктора Корнфлауэра.

Там он подошел к стойке администратора, за которой сидела девушка с лиловыми волосами и кольцом в носу.

— Я знаю, что не записывался, но мне нужно увидеть доктора Корнфлауэра, если это возможно. Я Майкл Заркадес.

— Да, секундочку. — Девушка встала и удалилась в коридор. Через две минуты она вернулась. — Доктор поговорит с вами в оранжерее. Сюда, пожалуйста.

Майкл прошел по коридору в маленькую оранжерею со стеклянными стенами, ротанговой мебелью в стиле 50-х и множеством цветов и зеленых растений. Ему почему-то вспомнилась гостиная родителей с дощатым полом и мягкой мебелью с обивкой в цветочек. На единственной капитальной стене висел желтый постер в рамке — цитата из «Дезидерата»[16]. «Иди спокойно среди шума и суеты, помни о том, какая благодать снисходит в тишине». Он не смог сдержать улыбки: когда-то такой же постер висел в спальне его матери.

— У меня мало времени, Майкл, — сказал Крис, закрывая за собой дверь. — Через десять минут придет пациент. — Это Кит? Кошмары усилились?

Майкл сел в мягкое кресло.

— Моя жена, Крис. Она… изменилась. Вчера вечером выпила несколько бокалов вина. Я понимаю, это немного, но ее родители были алкоголиками. Я никогда не видел, чтобы Джолин выпивала больше одного-двух глотков алкоголя. Она кричала во сне.

— И поставила вам этот фингал?

— У нее всегда была тяжелая рука. Видели бы вы, как она бросает мяч.

Корнфлауэр улыбнулся и тоже сел.

— Очевидно, нам потребуется больше десяти минут. Я буду рад поговорить с Джолин, если она согласится.

— Джолин не склонна разговаривать на такие темы, но призналась, что у нее проблемы.

— Она солдат, Майкл, и это значит, что ей нельзя выглядеть слабой, и ей будет тяжело признаться в трудностях при возвращении к мирной жизни. Понимаете, ночные кошмары и бессонница — распространенные симптомы посттравматического стресса, но это также нормальная реакция на войну. В большинстве случаев кошмары со временем проходят. Если симптомы не исчезнут через три месяца, тогда у нас будет повод для беспокойства. Но теперь Джолин приходится иметь дело с сильными эмоциями; вероятно, она переживает из-за гибели товарища и из-за того, что лучшая подруга по-прежнему в коме. Вероятно, Джолин винит себя — необоснованно — в падении вертолета. Вероятно, она боится, что ваша семья окончательно распалась, и у нее не хватит сил снова собрать ее. Прибавьте сюда, что она лишилась ноги и, скорее всего, профессии, и вы получите женщину в кризисе.

— Как мне ей помочь?

— У нее такое чувство, словно она распадается на части, — тихо ответил Крис. — Вы привыкли к себе, а потом вдруг все меняется. И вы не понимаете, кто вы. Ночные кошмары могут быть просто ужасными.

— Я видел.

— Убедитесь, что в доме нет оружия.

— Господи…

— И внимательно следите, сколько она пьет. Это может усугубить проблемы. А главное, Майкл, пусть она говорит с вами. Слушайте, но не давайте оценок.

— Мы с Джо не особенно привыкли откровенничать.

Крис понимающе улыбнулся:

— Вот вам удобный случай, чтобы это изменить, Майкл.

 

По дороге из реабилитационного центра Джолин хотела поговорить с Милой, но не могла найти нужных слов. Перед глазами у нее все еще стояла прошлая ночь, когда она очнулась на полу от собственного крика, а в дверях стояли испуганные дети. Воспоминания грызли ее изнутри весь день. На физиотерапии она с трудом заставляла себя сосредоточиться.

Что с ней происходит, черт возьми? Ей, как никогда, нужна Тэми. Но от мысли о подруге стало только хуже.

Подъехав к дому, Мила повернулась к ней:

— С тобой все в порядке, Джолин? Ты сегодня какая-то притихшая.

Джолин представила, как признается Миле, что с ней что-то не так, и не смогла себя заставить. Она боялась открыть шлюзы, показать глубину своего страха. Впервые в жизни по-настоящему боялась. Больше, чем в Ираке.

— Я сегодня устала на занятиях. Эти мозоли меня просто замучили. — Она натянуто улыбнулась, ненавидя себя за ложь.

— Хочешь, я останусь и помогу встретить девочек после школы?

— Нет, мне уже лучше. Честное слово. Я немного вздремну, и сил прибавится. К возвращению девочек приготовлю им перекусить. Может, поиграем с ними в какую-нибудь настольную игру.

— Ладно, — неуверенно ответила Мила.

Джолин заставила себя улыбнуться. Торопливо поцеловав свекровь, она вышла из машины и направилась к дому. Закрыв за собой дверь, тяжело обвисла на костылях и с облегчением вздохнула.

Ей просто необходим бокал вина. Он успокоит нервы, уймет дрожащие руки. Всего один бокал. В этом нет ничего плохого.

Руки у нее опять тряслись. Джолин подошла к холодильнику, налила себе вина и села. После двух бокалов стало чуть-чуть легче. Напряжение ослабло. Но страх остался.

Ей нужна помощь.

Да. Именно так. Самое главное для нее — дети, а она их теряет. Пугает их, отталкивает. Ударила мужа по лицу и даже не помнит этого. Что она способна сделать с детьми? Джолин подошла к телефону. Быстро пролистав справочник, Джолин набрала номер Управления по делам ветеранов.

— Думаю, мне нужно с кем-то говорить, — выпалила она снявшему трубку секретарю.

— О чем?

— Я ветеран Операции освобождения Ирака. После ранения. Мне нужно с кем-то поговорить о ночных кошмарах, которые меня преследуют.

— Секунду.

Дыши, Джолин. Не вешай трубку.

— Я могу вам помочь? — послышался в трубке мужской голос.

— Да. Надеюсь. Я ветеран Операции освобождения Ирака, и у меня проблемы со сном.

— Вы опасаетесь, что можете причинить вред себе или другим?

— Что? Намеренно? Нет. Конечно нет, но…

— Я могу записать вас на консультацию к психологу.

Джолин с облегчением выдохнула.

— Это было бы здорово. Спасибо.

— Как насчет пятнадцатого декабря?

— Прошу прощения. Вы сказали, пятнадцатого декабря? Сейчас октябрь.

— Да. Такая длинная очередь. Мы зашиваемся. Многие солдаты, вернувшись домой, нуждаются в помощи. Но если у вас возникает желание причинить вред себе…

Джолин знала, что произойдет, если она ответит утвердительно. В ее личном деле появится соответствующая отметка.

— Нет, спасибо. Мне не нужна консультация пятнадцатого декабря. Уверена, что к тому времени я справлюсь. — Она положила трубку, не в силах пошевелиться.

Фантомная боль вернулась, выкручивая отсутствующую ступню.

Джолин доковыляла до гостиной и рухнула на диван, пытаясь справиться с болью. На лбу выступил пот. Закрыв глаза, она сосредоточилась на дыхании.

Мысли ее прервал стук в дверь. Джолин встрепенулась. Она что, спала? Неужели уже вернулись девочки? Она посмотрела на часы. Только три. Джолин встала, подхватила костыли и медленно пошла к входной двери.

На пороге стоял Бен Ломанд с букетом цветов в руке.

— Бен. — Джолин улыбнулась впервые за много дней. — Как я рада тебя видеть, входи! — Она провела его в гостиную и опустилась на диван.

— Пришел тебя проведать. — Он сел рядом. — Майкл сказал, что ты уже дома.

— Мне с каждым днем все лучше.

— Это хорошо.

Джолин собралась с духом.

— Ты говорил с родителями Смитти?

— На похоронах, — кивнул Бен.

— Они винят меня?

— Конечно нет, Джолин. Они знают, что их сын герой, который погиб, защищая свою страну. Они им гордятся.

— Я пыталась его вытащить.

Они умолкли, каждый понимал, что сказать тут нечего.

— Джолин, — наконец нарушил молчание капитан, — у меня есть новости.

— По поводу чего?

— Из Ландштуля от доктора Сэндса пришла твоя медицинская карта. Там написано, что ты годна к службе.

Годна к службе?!

Джолин тихо вздохнула. После того что случилось за эти недели, она забыла о карьере. О полетах.

Как такое могло случиться?

— И?…

— Ты пилот, — сказал Бен. В его глазах она прочла сочувствие. Возможно, другие солдаты могут нести службу с одной ногой, но только не пилот.

Бен намекал, что она больше никогда не будет летать. Джолин на секунду закрыла глаза, чувствуя, как ампутированную ногу пронзила боль.

— Я не удовлетворяю критериям, требуемым для продолжения службы. Точно не удовлетворяю. У меня только одна нога.

— Ты можешь подать рапорт об отсрочке. Возможно, после реабилитации…

Джолин пристально посмотрела на него.

— Но ведь мне не позволят летать, да?

Ответ она прочла в глазах Бена.

— Нет. До полетов тебя не допустят. Но ты можешь остаться в Национальной гвардии. А если уволишься, то получишь полную пенсию.

— Пенсию… — тихо повторила Джолин, пытаясь представить жизнь без армии, без друзей, без неба… Но ведь она пилот. Пилот. Разве она может остаться на службе и не летать?

Что ей теперь осталось?

— Мне очень жаль, Джо.

Джолин кивнула и отвела взгляд, чтобы он не заметил слез в ее глазах.

— Спасибо, сэр, — сказала она внезапно охрипшим голосом.

 

Паром уже причаливал к острову Бейнбридж, когда зазвонил сотовый Майкла.

— Алло!

— Мистер Заркадес? Это директор Уорнер, средняя школа. Боюсь, у нас тут случился инцидент с Бетси.

Паром ударился о причал и замер. Майкл завел двигатель.

— Что? Инцидент, говорите? Что это значит?

— Бетси участвовала в драке.

— Вы имеете в виду настоящую драку?

— Да.

— Уже еду. — Майкл отключился, съехал по пандусу на причал и вырулил на дорогу. Оказавшись на шоссе, он вдавил педаль газа в пол.

Через двадцать минут Майкл остановился у здания средней школы. Внутри на ослепительно-белых стенах висели десятки лент победителей ярмарок научных проектов учащихся. В приемной перед кабинетом директора он увидел Бетси — руки скрещены на груди, губы плотно сжаты. При его появлении дочь подняла голову, и ее глаза широко раскрылись.

— Папа, я…

Майкл жестом прервал ее, не останавливаясь, прошел к столу секретаря и представился. Его провели в кабинет.

Директор Уорнер, маленькая симпатичная женщина с добрыми глазами, заметила синяк под глазом Майкла и нахмурилась.

— Я упал с велосипеда, — кратко прокомментировал Майкл.

Она молча кивнула.

— Мне жаль, что пришлось вам звонить. Все мы знаем, что у вашей семьи трудные времена. Присаживайтесь.

Майкл сел.

— Она подралась? С кем?

— С Сиеррой Филлипс и Зоуи Уимеранн. Насколько я знаю, они смеялись над ее матерью. По всей видимости, отец Сиерры что-то сказал о способности женщин управлять вертолетом, а Зоуи рассмеялась. Бетси ударила ее.

Майкл вздохнул. Неудивительно, что Сет называл их волчицами.

— С этими девочками у нее уже не первый конфликт. Кроме того, после возвращения матери у нее возникли проблемы. Все идет не так гладко, как мы предполагали.

— Ее преподаватели рассказали мне, что последние несколько дней Бетси вела себя очень импульсивно. Кричала на подруг, не сдавала домашние задания. Если вы хотите ее кому-нибудь показать, у нас в школе есть превосходный психолог.

— Спасибо, директор Уорнер. Я вам сообщу, если в этом будет необходимость. А теперь я хотел бы поговорить с дочерью, если вы не возражаете.

Она встала.

— Конечно. А как Джолин?

Майкл не знал, что ответить на этот вопрос. Он уже устал притворяться и делать вид, что все хорошо.

— Не очень. В том-то и проблема.

— Может, должно пройти время?…

— Да, — сказал он. — Мне все так говорят.

Директор Уорнер вместе с ним вышла из кабинета и направилась к Бетси. У девочки был упрямый вид — рассерженный и одновременно испуганный.

— Бетси, — сказала директор, — на этот раз я поручаю уладить дело твоему папе, но если такое повторится, я буду вынуждена отстранить тебя от занятий. Ты поняла?

Бетси угрюмо кивнула и молча пошла за Майклом к машине.

— Друзья-враги? — спросил он, открывая дверцу. — Я полагал, что Сиерра твоя лучшая подруга.

— Не пытайся выглядеть крутым, папа. Тебе не идет.

— Эти девочки не стоят твоей дружбы, Бетси.

— Знаю. — Она вздохнула. — Я с ними больше не дружу.

Майкл сел в машину.

— Что произошло, Бетси?

Она забралась на пассажирское сиденье и посмотрела на отца. Лицо ее вспыхнуло.

— Я просто сорвалась, папа. Даже не понимаю, как это случилось. Но я не виновата. Это все Зоуи. Она первая меня ударила.

— А почему Зоуи тебя ударила?

— Я назвала ее сукой. Она такая на самом деле, папа. Правда. Ты всегда говорил, что лучший аргумент — это правда.

— Хорошо сказано. Послушай, Бетс, я знаю, что ты переживаешь из-за мамы, но…

— Знаешь, дело не только в ней.

— В ней. Ты ударила девочку, которая сказала про нее гадость. Но ведь и ты сама, Бетси, тоже обижаешь маму. Наверное, теперь ты переживаешь.

— А ты обидел ее перед отъездом.

— Да. Обидел. И переживаю. Но я не луплю всех подряд.

— Она почти на меня не смотрит. Я имею в виду маму. Мне даже кажется, что она больше меня не любит.

Майкл вздохнул. Вот она — настоящая проблема.

— Знаю, малыш. Мама изменилась. Нам всем больно это видеть, и поэтому ты расстраиваешься. Но нельзя же набрасываться на людей.

Бетси посмотрела на него.

— Я боюсь, папа, — тихо сказала она.

— Да. Мы все боимся.

Джолин слышала, как открылась дверь, слышала шаги, приближавшиеся к ее кровати. Это Майкл.

Она притворилась спящей. Три выпитых бокала вина успокоили ее, ослабили тоску, страх и злость. У Джолин не хватало мужества посмотреть в глаза детям и мужу, которые хотели, чтобы она вернулась. В любом случае Майкл — последний человек, с которым она будет говорить о своей карьере. Майкл всегда ненавидел ее профессию. Скорее всего, он ограничится одним словом: «Хорошо». Ему не понять, что она чувствует, думая о том, что больше никогда не сядет за штурвал «Черного ястреба».

Поймав себя на этой мысли, Джолин разозлилась: черт возьми, Смитти мертв, а Тэми где-то далеко на больничной койке борется за жизнь. Разве Джолин имеет право оплакивать потерянную карьеру?

— Джолин, я знаю, что ты не спишь.

Она лежала совершенно неподвижно, стараясь дышать ровно. У нее не хватало смелости посмотреть ему в глаза. Только не сегодня, когда чувство утраты было глубоким, как пропасть в горах, бездонным.

 

 

Всю следующую неделю Джолин пряталась от семьи. Это оказалось на удивление легко. День она проводила в реабилитационном центре, усиленно тренируясь и постепенно учась обходиться без посторонней помощи, а по возвращении домой просила Милу приехать и исчезала у себя в спальне. Вино и снотворное приглушали боль, так что она могла спать. Вечер за вечером Джолин слушала звуки, доносившиеся из-за двери — муж и дочери разговаривали, смеялись, смотрели телевизор. Жизнь продолжалась. Без нее. И каждый раз, слыша смех, она еще глубже проваливалась в эту липкую тьму и теперь уже с трудом представляла, что сможет найти путь обратно.

Она лежала в своей одинокой постели, отрезанная от всего и от всех, понимая, что терпит поражение, отступает перед трудностями, но ничего не могла с собой поделать. На кого ей теперь опереться? Дети ее боятся, да и она боится самой себя, своего распадающегося, ненадежного разума. Тэми не может протянуть ей руку помощи, и это еще один грех Джолин. Сколько бы она ни убеждала себя, что ничего не могла сделать в той ситуации, но чувство вины поджидало ее по ночам, словно стервятник, терзающий плоть. Она часто звонила в Германию, говорила с Карлом, но оба знали, что вовсе не его голос ей отчаянно хочется слышать. В последнее время их разговоры становились натянутыми, надежда таяла.

Майкл тоже ее пугал, наверное, больше, чем все остальное. Он продолжал говорить правильные вещи, слова, которые она хотела услышать, но на самом деле не любил ее. Иначе и быть не могло. Майкл разлюбил ее, когда она была сама собой и просто не может ее любить такую, какой она стала.

Джолин боялась, что, если в минуту слабости позволит себе поверить ему, это уничтожит остатки гордости, которые у нее еще сохранились.

Каждое утро она клялась себе, что сегодня все будет по-другому, но каждый вечер пряталась у себя в комнате и принимала снотворное, чтобы заснуть. Ночные кошмары не проходили.

— Сегодня ты едешь со мной в суд, — сказал Майкл однажды утром, без стука войдя к ней в спальню.

— Нет, спасибо.

Он подошел к прикроватной тумбочке и взял пустую бутылку из-под вина.

— Выбирай: пойдешь или я тебя отнесу.

Она села в кровати.

— Я много лет не приходила в суд.

— Сегодня придешь. Мама сказала, что присмотрит за девочками. Нам нужно успеть на паром в семь пятьдесят.

— Но Конни…

— Он в курсе.

Джолин с удивлением смотрела на мужа.

— Ладно, — наконец согласилась она.

Естественно, ей потребовалось много времени, чтобы собраться. Закончив, Джолин вернулась в спальню и посмотрела на себя в зеркало.

Издалека она, наверное, не привлекала к себе внимания. Только подойдя поближе или увидев ее походку, можно было заметить уродливый пластиковый протез.

— Отлично выглядишь. — Майкл стоял в дверном проеме.

Джолин неловко повернулась на здоровой ноге.

Он окинул ее оценивающим взглядом: распущенные волосы до плеч, свитер с высоким горлом, оставляющим открытой лишь узкую полоску кожи, и черные брюки, скрывающие отсутствующую ногу.

— Не знаю, готова ли я появиться на публике, — сказала Джолин.

— Готова. Конни уверен. — Майкл протянул руку.

Она ухватилась за него, позволила поддерживать, пока медленной, подпрыгивающей походкой шла в гостиную, где ее ждали Мила и девочки. Было невыносимо видеть, что дочери с опаской смотрят на нее.

Мила поднялась с кресла.

— Ты не забыл ее таблетки, Майкл?

— Я все взял, — ответил он.

Мила подошла к ним. Джолин не могла не заметить, что девочки держатся сзади.

— Ты справишься, — сказала Мила.

Эти слова всколыхнули память Джолин, возродили желание вернуть прежнюю жизнь. Сколько раз за эти годы Мила подбадривала и утешала ее! После рождения Бетси, когда у Джолин никак не получалось забеременеть, именно Мила снова и снова убеждала ее не отчаиваться, не оставлять попыток, не терять надежды. «У тебя еще будет ребенок, — говорила она. — Я знаю». В Джолин проснулось старое, забытое желание не подвести свекровь — рваное и потрепанное, но живое. И это было приятно.

— Спасибо, Мила! — Голос Джолин дрогнул.

А потом они с Майклом пошли через гостиную и прихожую в гараж. Джолин не без труда села в машину: проклятый временный протез был громоздким и тяжелым.

Джолин хотелось снять протез и помассировать ногу, но в салоне было слишком мало места. На пароме они не выходили из машины. Джолин молчала, разглядывая берег острова, а Майкл читал свои заметки.

Паром обогнул мыс, и перед ними открылся вид на Сиэтл, словно корона из стали и сверкающих драгоценных камней над волнами бухты Эллиот. Розовый оттенок утреннего неба у самого горизонта сменялся цветом морской волны. Гора Рейнир парила над городом, словно снизойдя до того, чтобы сегодня показаться людям.

Джолин забыла, как огромен и красив город. Отсюда она видела поток фар на старой бетонной дуге виадука Аляскан-Вэй.

«Ты должна это выдержать», — подумала Джолин, внезапно сообразив, что будет передвигаться в толпе, где ее могут толкнуть.

На Третьей авеню Майкл свернул на автостоянку перед зданием суда. Джолин знала, что ему придется просить кого-то из помощников переставить машину, но теперь обрадовалась, что Майкл понимает: короткий путь для нее самый лучший.

Он обошел машину и открыл дверцу.

Джолин запаниковала.

— Ты сможешь, — ровным голосом сказал Майкл и протянул ей руку. Уцепившись за него, она выбралась на тротуар. В небе над их головой тучи закрыли тусклое осеннее солнце, и на асфальт брызнули капли дождя.

— Захватишь мои костыли? — спросила Джолин. — Они мне могут понадобиться.

— Конечно.

Начался долгий и трудный переход к зданию суда. Через несколько секунд Джолин уже вся взмокла и тяжело дышала. Она пыталась сосредоточиться на каждом шаге, не обращая внимания на боль.

Двигалась она медленно и довольно неловко, но все же сама шла в здание суда. Единственной ее опорой была рука Майкла.

У подножия каменной лестницы она остановилась, тяжело дыша, и посмотрела наверх. Бетонные ступени вздымались в серое небо, словно Чичен-Ица[17].

— Если ты хочешь опоздать…

— Меня подождут, — небрежно ответил Майкл.

На этот раз Джолин крепко стиснула его руку и позволила поддерживать себя, пока они медленно, очень медленно поднимались по лестнице. Шаг. Подъем. Наклон. Упор.

Джолин не знала, сколько времени занял подъем, наверное, несколько минут, но ей эти минуты показались часами. Наконец они добрались до зала суда. Майкл проводил Джолин к сиденью позади стола защиты.

— Удачи, — сказала она.

Майкл ответил ей улыбкой:

— Спасибо.

Потом он ушел, присоединившись к рвущимся в бой молодым помощникам, которые окружили стол.

Зал судебных заседаний постепенно заполнялся. Джолин видела расхаживающих по проходу репортеров с микрофонами наготове. Должно быть, это громкое дело. Нужно было расспросить Майкла.

Одновременно с судебным приставом в зал вошли четыре морских пехотинца в парадной форме. Они шли в ногу и сели рядом друг с другом, позади Джолин — спины прямые, лица мрачные. Не успела Джолин удивиться, как в зал ввели обвиняемого.

Мальчишка, не больше двадцати пяти лет. Но Джолин хватило одного взгляда, чтобы понять: ветеран. Она видела его глаза.

В зал вошел судья, ударил молотком и объявил о начале заседания. Затем прокурор стал излагать позицию обвинения — это был рассказ о жажде крови и гневе, о любви, которая обернулась трагедией, о девушке, которой выстрелил в голову человек, клявшийся, что любит ее. Для такой простой истории речь была слишком длинной — прокурор говорил больше часа, — и у Джолин разболелась нога. Отсутствующая ступня пульсировала болью.

Наконец пришла очередь Майкла. Он встал и обратился к присяжным. В отличие от прокурора, Майкл держался с ними свободно, почти дружелюбно.

— Кит Келлер не чудовище. Это было бы слишком просто. Мы можем упрятать чудовище в тюрьму и считать, что исполнили свой долг. С Китом все сложнее. Он — это мы. Он ваш брат, сын, сосед. — Майкл пристально посмотрел на каждого из присяжных. — Он был видным парнем в средней школе Уэнатчи, одним из лучших футболистов. Проучившись год в колледже, он женился на девушке своей мечты, Эмили Плотнер, и устроился на работу в местный продуктовый магазин. Его работодатели и сослуживцы расскажут, каким он был замечательным. Кит считал, что его жизнь удалась. Они с Эмили задумывались о ребенке… А потом случилось одиннадцатое сентября. Я не сомневаюсь, что каждый из вас помнит, где находился в ту минуту, когда услышал об атаках террористов. Кит был на работе. И почти сразу же узнал, что его лучший друг летел рейсом девяносто три.

Джолин непроизвольно подалась вперед.

— Практически каждый из нас тогда хотел сделать что-то полезное. Кит не ограничился словами. Он пошел в морскую пехоту и отправился сражаться с терроризмом в Ирак, где участвовал в самых жестоких сражениях той войны. Каждый день он видел убитых и искалеченных друзей, каждый день знал, что следующий его шаг может стать последним. Он собирал останки своего лучшего друга, когда заложенная у обочины бомба разорвала его на куски… Кит — солдат. Я не знал, что это значит, хотя должен был, потому что моя жена тоже солдат. Я проводил ее на войну, не понимая, что это значит. — Майкл повернулся и посмотрел на нее. — Я горжусь ею.

У Джолин перехватило дыхание. Майкл говорил с ней. Вот зачем он сегодня привел ее сюда. Чтобы она слушала.

— Герои… — тихо сказал Майкл. Казалось, это слово уносилось вдаль, и они с Джолин остались вдвоем, глядя друг на друга через забитый людьми зал. — Они герои, наши солдаты, мужчины и женщины, которые подвергли себя опасности, чтобы защитить нас с вами, наш образ жизни. Как бы вы ни относились к войне, вы должны быть благодарны солдатам, от которых мы требуем так много. И которым иногда даем так мало.

Майкл медленно повернулся к присяжным.

Сколько это продолжалось, когда он обращался к ней, только к ней? Несколько секунд? Мгновение? Казалось, прошла вечность. Сколько она ждала этих слов: «Я тобой горжусь»? Глаза наполнились слезами, и Джолин раздраженно смахнула их.

— Солдата учили быть сильным и смелым, — продолжал Майкл. Голос его слегка охрип от едва сдерживаемых чувств, но это замечала только Джолин. — Рассчитывать лишь на себя. Но Кит нуждался в помощи. Он вернулся домой с раной, которая не могла затянуться сама; по ночам его преследовали кошмары. — Тут Майкл снова посмотрел на Джолин, и в его взгляде она прочла понимание, которого не видела раньше, сочувствие, не имевшее ничего общего с жалостью. — Кит не позволил себе помочь, хотя его жена пыталась. Но как помочь человеку, мучимому кошмарами, которые вы и представить себе не можете? Каким возвращается с войны солдат? Эти вопросы мы — как нация — должны задать самим себе. Келлер сидит сейчас перед вами, но на самом деле он еще не вернулся из Ирака…

Следующий час Майкл излагал точку зрения защиты на факты, подчеркивая посттравматический стресс и отсутствие помощи, постоянно напоминая об усиливавшихся страхе и гневе Кита.

— Друзья и родные Кита подтвердят, что он вернулся с войны другим, психологически сломленным. Он пытался обратиться за помощью в Управление по делам ветеранов, но тщетно, как и многие другие солдаты, вернувшиеся с войны. Страдания его были ужасны — ночные кошмары, бессонница, навязчивые воспоминания. Он слишком много пил, пытаясь избавиться от этих симптомов, но алкоголь, к сожалению, лишь усугублял его состояние. Это состояние называется посттравматическим стрессом и признается психическим расстройством. Оно было известно задолго до того, как получило такое серьезное клиническое наименование. Во время Гражданской войны его называли «сердце солдата», что, как мне кажется, наиболее точно отражает суть. Во время Первой мировой войны его называли «снарядным шоком», а в период Второй мировой — «военной усталостью». Другими словами, война меняет всех солдат, но некоторым наносит глубокую травму. Как и многие солдаты до него, Кит вернулся домой нервным, взвинченным, склонным к насилию и злым. Факты свидетельствуют, что в тот ужасный день, когда он вместе с женой поехал на рынок Пайк-Плейс, обстановка напомнила ему войну. Это была последняя капля. На одно трагическое мгновение Кит забыл, где он, кто он и его реакцией управляли адреналин и военная подготовка. В этом состоянии бегства от реальности он выстрелил в жену. Почему? Мы не знаем, потому что этого не знает сам Кит, но вызванные нами эксперты помогут нам понять.

Закончил Майкл следующими словами:

— В тот момент Кит Келлер не был способен намеренно убить жену. Он считал, что находится в Ираке, и делал то, чему его учили. У него не было намерения убивать Эмили. Кита не следует отправлять в тюрьму — он нуждается в помощи. Этот человек, который пошел на войну, чтобы нас защищать, теперь нуждается в нашей помощи. Неужели мы повернемся к нему спиной? Совершенно очевидно: в тот ужасный, воистину ужасный день в его доме произошла трагедия. Но это не было убийством. Благодарю вас.