Сидя в своём офисе и как всегда приказав Глории никого к нему не пускать, Гарри нужно было бы сосредоточиться на работе, да вот только, какие тут к чёрту документы и листочки, когда из головы никак не выходит голубоглазый парень из отдела рекламы?
Стайлс знал, что поступил, как самый настоящий трус – как только он проснулся, то сразу же понял, что находился не в своей квартире, так как он никогда никого к себе не приглашал. А парень, которого он обнимал, был его, можно сказать, подчинённым. И Гарри не был настолько пьян, чтобы не вспомнить события вчерашнего вечера. Поэтому он, аккуратно, стараясь не разбудить хозяина квартиры, слез с дивана, нашёл свои вещи, разбросанные где-то около стола, быстро надел их и, бросив последний короткий взгляд на спящего парня, который казался таким юным и милым, просто-напросто сбежал.
И все два дня выходных он буквально не выходил из своей квартиры, сидя там, будто в крепости, и молясь, чтобы Луи не заявился к нему, с требованиями объясниться.
Но где-то в глубине души он понимал, что Томлинсон вряд ли бы так поступил, он не казался таким.
Поэтому, утром понедельника, чтобы не встречаться с ним на лестничной площадке, кудрявый проснулся раньше времени, сделал все утренние процедуры и тут же помчался к своей машине, чтобы, не дай Бог, не столкнуться с тем, кто теперь прочно засел в его мыслях. И плевать, что на часах было около шести утра, а работа в офисе начиналась только в девять.
Всё, чтобы не встречаться с Луи и вновь забыть, как дышать. Всё, чтобы не напоминать самому себе, что он просто жалкий трус. Всё, чтобы не провалиться в пропасть, в которой он так боится оказаться.
Перед глазами Стайлса была бумага с печатным текстом, но в голове стояли лишь картинки прошедшей ночи, одна жарче другой. Казалось, он всё ещё ощущал прикосновения губ Луи к своим, казалось, он всё ещё ощущал его вкус, чувствовал его мягкую кожу под своими руками, зарывался руками в его волосы и чувствовал себя так до безумия, до невозможности хорошо.
Гарри тряхнул головой, но всё бесполезно. Перед глазами только он, такой красивый, прекрасный, солнечный. Идеальный.
От безысходности Стайлс ударил кулаком по столу, хватаясь за голову и зарываясь пальцами в волосах.
Это безумие не могло больше продолжаться. Весь рабочий день просто насмарку. Гарри так и не смог выполнить ничего из огромной кучи несделанных дел, а всё из-за Луи.
Он всё гадал, как же отнёсся он к его побегу, что чувствовал, какие мысли были у него в голове, и что дальше будет с их отношениям, как они дальше будут общаться, ведь они практически живут напротив друг друга.
Понимая, что ничего больше сделать он всё равно не сможет, он сложил бумаги в одну ровную стопку и нажал кнопку на телефоне:
- Глория, отчёт готов, унеси.
После он снял очки, кинул их на стол и облокотился на спинку кресла, закрывая глаза.
Однако ответа не последовало. Он вновь нажал на кнопку:
- Глория? Ты что там, заснула? – в ответ – тишина.
Чертыхнувшись, Гарри быстро вышел из своего кабинета и направился в приёмную, где не обнаружил никого. Его секретарши не было, видимо, она куда-то вышла. Или…
Гарри посмотрел на часы. Ну конечно, сейчас ведь обеденный перерыв. Что ж, Глория заслужила небольшую передышку, так как работа у неё и правда была не из лёгких, особенно с таким несносным начальником, как Стайлс.
Вздохнув, Гарри решил сам донести отсчёт, заодно и размяться немного, так как пять часов непрерывного сидения – это слишком.
Пока он проходился по этажам, почти все сотрудники вежливо с ним здоровались, некоторые даже спрашивали о его самочувствии. Гарри всем отвечал и благодарил, направляясь на нижний этаж.
И только когда он уже оказался на этом этаже, то вспомнил, что тут располагается рекламный отдел. То есть, где-то тут должен быть Луи. Он совершенно не хотел его видеть, но в то же время ему было необходимо удостовериться в том, что всё, что было между ними – не иллюзия, да и что сам Томлинсон – не плод его воображения.
Быстро отдав отчёт начальнику рекламного отдела, Гарри уже почти выходил, как вдруг услышал неподалёку какой-то грохот и, повернувшись, увидел, как пачка исписанных бумаг взлетает в воздух и рассыпается по всему полу, а виновник всего этого поскользнулся и сейчас распластался на земле, однако, совершенно не собираясь вставать. Он лишь лёг в позу звезды и закрыл глаза, слегка улыбаясь.
Первый позыв – убежать, спрятаться, сделать так, чтобы его больше не видели. Но Гарри знал, что не сможет сейчас, потому что этому парню, лежащему сейчас на полу прямо в центре помещения, было невозможно сопротивляться. Потому что он неосознанно привлекает. Потому что его не хочется бросать.
Покачав головой и думая, что он совершенный идиот, Гарри подошёл к Луи, лежащему со всё ещё закрытыми глазами, и тронул его за плечо так, что тот тут же распахнул свои голубые глаза и уставился на кудрявого.
Стайлс сглотнул. Однако Томлинсон лишь счастливо улыбнулся, будто только что ему предложили огромную вкусную плитку шоколада, приподнимаясь и принимая сидячее положение.
Казалось бы, он просто улыбался, однако эта улыбка лишь говорила Гарри: «Ты мудак. Ты просто взял и сбежал от такого солнца, просто взял и бросил, как чёртову шлюху после пьяного секса».
И он прав. Поступил по-свински. И сейчас ему было безумно стыдно, более того, вдруг Луи подумает, что это и правда был просто секс, и сейчас ему стыдно или противно?
- Луи, я… - начал было Гарри, но тот лишь мягко положил свой палец на его губы, не удержавшись, проводя им по его нижней губе и приоткрывая рот, будто хотел ощутить то же самое.
- Я всё понимаю, Гарри, не объясняй ничего. В конце концов, ты не обязан, - он улыбнулся, но как-то грустно, отчего у Стайлса защемило в груди.
Он никогда не испытывал такое чувство нежности к кому-либо. Никогда ещё он так не хотел, чтобы кто-то был расстроен или огорчён.
- Я понимаю, что это был всего лишь секс, - сказал, и тут же пододвинулся ближе, шепча: - И не бойся, я никому не расскажу.
Перед Гарри встал нелёгкий выбор – либо сейчас просто поблагодарить парня, который запал ему в душу и уйти, просто забывая самую лучшую ночь в его жизни, словно страшный сон, либо всё-таки сделать шаг в ту самую пропасть, которой он так страшился всё это время.
Конечно, он понимал, одна ночь – это ничто, это даже не срок, и невозможно сказать, что он был влюблён, когда, в сущности, всё, что между ними было – это лишь потрясающий секс. Однако… рискнуть стоит. И пускай он окунется в эту пропасть с головой.
Он видел по взгляду Луи, что тот будто ожидает, когда же Гарри решится, когда же сделает тот самый выбор. И это всё решило.
Пускай они знают друг друга от силы три дня. Пускай всё, что между ними было – лишь физический контакт. Но Гарри знал, что он уже не сможет просто так забыть и отпустить волшебного парня с потрясающими глазами и прекрасной улыбкой.
Поэтому в следующее мгновение он подаётся вперёд и нежно целует Луи в губы, закрывая глаза и удивляясь тому, как идеально их губы подходят друг другу, и какое чувство наполненности и правильности заполняет его, когда он рядом с Луи. Это невозможно объяснить, но это факт.
И плевать, что вокруг них полно сотрудников, которые сейчас прекратили все свои дела и смотрят на своего начальника и парня из отдела рекламы с выпученными глазами. Что они уже начинают шептаться за их спинами. Что они уже обсуждают и осуждают. Плевать. Абсолютно на всё.
Луи первым отстранился от Гарри, тяжело дыша и облизывая губы, смотря на него со смешинками в глазах.
- Это значит…? – начал он, вопросительно приподнимая бровь.
Гарри улыбнулся, проводя своим носом по его.
- Это значит, что нам стоит попробовать.
Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/1323999
Дорожная лихорадка
(Автобиография Лемми Килмистера (с участием Дженис Гарза))
перевод с английского:
© Шатохин Андрей Иванович 2004
© Бравый Дмитрий Викторович 2004
© Пролог – с участием СеррёГи 2006
Эта книга посвящается Сюзан Беннет,
которая, возможно, была той единственной.
ПРОЛОГ
Я, Ян Фрэзер Килмистер (Ian Fraser Kilmister), родился в сочельник[1] 1945 года, недель на пять раньше срока, с красивыми золотистыми волосами, которые, к радости моей странной мамули, выпали пять дней спустя. У меня не было ни ногтей, ни бровей, и я весь был ярко красный. Самое раннее моё воспоминание - я кричу. По какой причине, не знаю; может, психанул, а, может, уже репетировал. Я постоянно делаю фальстарты.
Чем, интересно, папаша был недоволен? Полагаю, вы можете заметить, что нам и времени-то не было наладить отношения – слинял он через три месяца. То ли из-за моих выпавших волос, то ли счёл, что я уже достаточно похож на него.
Во время войны мой отец был священником Королевских ВВС, а моя мать была очень симпатичным молодым библиотекарем и ничего не знала о двуличности духовенства. Я имею в виду учение о том, что Мессия был отпрыском жены бродяги (к тому же девственницы) и духа. И это - достаточное основание для всемирной религии? Сомневаюсь. Полагаю, что если Иосиф поверил в это, его место - в хлеву.
Как бы то ни было, по отцу я не скучал, потому что даже не помнил его. К тому же мои мама и бабушка избаловали меня до крайности.
Я встретил его двадцать пять лет спустя, в пиццерии на Эрлс-Корт-роуд (Earls Court Road), когда в нём, видимо, проснулась совесть и он возжелал «помочь мне». Мы с мамулей прикинули: «А не вытрясти ли нам малость деньжат из этого сукиного сына?». Так что я-таки приплёлся туда на встречу с раскаявшимся гадом - я подозревал, что зря, и был прав.
Я узнал его сразу; он измельчал - я оказался гораздо больше него. Передо мной сидел ссутулившийся доходяга в очках и с лысиной во всю голову.
Думаю, ему было страшно неудобно - бросить в своё время того, кому ты должен был стать кормильцем, и затем не объявляться в течение двадцати пяти лет... неудобно, конечно же. Но гораздо неудобнее было моей матери в одиночку поднимать меня, а также содержать мою бабушку!
Итак, он сказал: «Хоть я и недостойный отец, но хотел бы как-то искупить свою вину и помочь тебе». Ха!
Я сказал: «Хорошо, я облегчу тебе задачу. Я играю в рок-н-ролльной группе и мне нужна кое-какая аппаратура» - усилок у нас снова сгорел - «так что, если ты купишь мне усилитель и пару кабинетов[2], будем считать, что долг погашен, окей?»
Возникла пауза. «Э-э», - сказал он.
Ситуация разыгрывалась явно не по его сценарию.
- Музыкальный бизнес крайне сомнителен, - сказал он. (По слухам, в своё время он был превосходным аккомпаниатором. Но его время прошло.)
- Да, - сказал я, - я знаю, но этим я зарабатываю на жизнь. (Ложь. По крайней мере, в то время!)
- Вообще-то я имел в виду, что оплачу что-нибудь вроде водительских курсов, уроков маркетинга. Я думал, что ты мог бы стать коммерсантом или... - Он умолк.
Остатки моего энтузиазма окончательно испарились.
- Пошёл ты... - сказал я и встал из-за стола. Ему повезло: огромную миротворческую пиццу ещё не принесли, в противном случае эта пицца стала бы его новой шляпой. Я вернулся на улицу безотцовщины. Там не было ни души, и это было на Эрлс-Корт-роуд.
К разговору о двуличных ублюдках - моя группа, Motorhead, в 1991 году была номинирована на Грэмми. Музыкальная индустрия сделала нас, понимаешь, очередными счастливчиками. И вот я погрузился в самолёт в Лос-Анджелесе – до Нью-Йорка путь неблизкий и в моём кармане была пинта виски. «Джек Дэниелс» - я всегда находил, что он помогает мне мыслить трезво. Пока мы выруливали на залитой солнцем взлётной полосе, я отхлебнул глоток и расслабился, весь отдавшись приятным размышлениям.
Вдруг раздался голос: «Отдайте мне эту бутылку!»
Я поднял глаза; бортпроводница с волосами, залитыми лаком, и ртом, больше похожим на очко, повторила: «Отдайте мне эту бутылку!»
Не знаю, что ты, уважаемый читатель, сделал бы на моём месте, но эта грёбаная бутыль была куплена мной за мои деньги. Хрен тебе. И я не замедлил огласить эту информацию. Ответ гласил: «Если вы не отдадите бутылку, я высажу вас из самолёта!»
Это становилось интересным; мы были пятыми в очереди на взлет, уже опаздывали, и эта тупорылая сука собиралась высадить меня из-за одной пинты Джек Дэниелс?
- Хватит цирка, и высаживайте меня из вашего грёбаного самолёта прямо сейчас, - сказал я, или что-то в этом смысле. И можете себе такое представить; эта идиотка так и сделала! Ха-ха-ха-ха-ха!! Из-за неё все опоздали и пропустили пересадку в Нью-Йорке, и всё из-за пинты янтарного эликсира бодрости. Ну и что? Да пошла она на хрен! Вместе с лошадью, на которой приехала! Хотя, если подумать – может, она сама и есть лошадь. Я улетел полтора часа спустя другим рейсом.
Это, конечно, было дурное предзнаменование для предстоящего празднества, и так всё и продолжилось. Когда мы добрались до легендарного Радио Сити[3] (Дома Всех Звёзд, понимаешь!), каждый вырядился пингвином, пытаясь в этих фраках как можно более походить на тех козлов, что крадут наши деньги. Я не ношу фрак, это, понимаете, не для меня. И не думаю, что швейцарам был по душе мой Железный крест.
Так или иначе, будучи выдвинутыми на Грэмми за наш первый для Sony альбом, я, как дурак, полагал, что компания должна быть довольна. Однако, думаю, они этого даже не заметили. Мне до сих пор так и не посчастливилось узреть в оцепенении то величие, что являет собой Томми Моттола[4] – тем вечером он, наверное, был слишком занят, гоняясь за Мерайей Кери по ее гримерке. Я не страдаю избытком амбиций; «Привет!» или «Рад тебя видеть» или даже «Эй, чувак!» было бы вполне достаточно. Но ничего такого. Ни хрена. Пошли они все на хер! Так что я отправился на вечеринку Sire Records. Уж куда лучше. Там и оторвался.
Короче, всех их - на хер!... С лошадьми!
