РАЗГРОМ

 

Приняв дежурство по колонии в десять часов вечера, бригадир первой Воленко сменил часовых в лагере и в вестибюле, проверил сторожей на производственном дворе и у кладовых, прошел по палаткам для порядка и ещё раз заглянул в главное здание, чтобы просмотреть меню на завтрашний день. В вестибюле он мельком взглянул на стенные круглые часы и удивился. Они показывали пять минут одиннадцатого.

- В чем дело? - спросил он дневального.

- Остановились. Уже приходил Петров 2-й и лазил туда, сказал – завтра утром исправит.

- А почему не сегодня?

- Он взял запаять что-то...

- А как же завтра с подьемом?

- Не знаю.

Воленко задумался, потом отправился в палатку к Захарову:

- Алексей Степанович, у нас беда - часы испортились.

- Возьми мои.

Захаров протянул карманные часы.

- Ой, серебрянные!

- Подумаешь, драгоценность какая - серебро!

- А как же: серебро! Спасибо!

Утро встретило колонистов на удивление свежим солнечным сиянием. Колонисты щурились на солнце и нарочно дышали широко открытыми ртами, а потом все разьяснилось: часы испортились, и Воленко наудачу поднял колонию на полчаса раньше. Воленко был очень расстроен, на поверке приветствовал бригады с каким-то даже усилием. нестеренко ему сказал:

- Ну что такое: на полчаса раньше. Это для здоровья совсем не вредно.

Но Воленко не улыбнулся на шутку. После сигнала на завтрак, когда колонисты, оживленные и задорные, пробегали в столовую, он стоял на крыльце и кого-то поджидал, рассматривая входящих взглядом. Зырянский пришел из лагеря одним из последних. Воленко кивнул в сторону: - Алёша, на минутку.

Они отошли в цветник.

- Что такое?

- Часы... пропали... Алексея, серебрянные.

- У Алексея?

- Он мне на ночь дал... наши стали.

- Украдены? Ну?!

- Нет нигде.

- Из кармана?

- Под подушкой были...

- А ты... все в столовой? Сейчас же обыск! Идем!

В кабинете Воленко подошел к столу, Зырянский остался у дверей.

- Алексей Степанович! У меня взяли ваши часы.

- Кто взял? Зачем?

Воленко с трудом выдавил из себя отвратительное слово:

- Украли.

Захаров нахмурил брови, помолчал, сел боком:

- Пошутил кто-нибудь?

- Да нет, какие шутки? Надо обыскать.

В кабинет вошли Зорин и Рыжиков. Рыжиков с разгону начал весело.

- Алексей Степанович, Зорин партию столов в город... Я обратно привезу медь.

Зырянский с досадой остановил его:

- Да брось ты с медью! Никто никуда не поедет.

- Почему?

Захаров встал за столом:

- Часы того не стоят. Нельзя обыск. Кого обыскивать?

Воленко ответил.

- Всех!

- Чепуха. Этого нельзя делать.

- Надо! Алексей Степанович!

Рыжиков испуганно огляделся:

- А что? Опять кража?

- У меня... часы Алексея Степановича...

Захаров повернулся к окну, задумчиво посмотрел на цветники:

- Если украдены, никто в кармане держать не будет. Зачем всех обижать?

Зорин шагнул вперед, гневно ударил взглядом в заведующего:

- Ничего! Все перевернуть нужно! Всю колонию! Надоело!

- Обыскивать глупо. Бросьте!

Рыжиков закричал, встряхивая лохмами:

- Как это глупо? А часы?

- Часы пустяшные... Пропали, что ж...

Рыжиков с гневом оглянулся на товарищей:

- Как это глупо? Как это так пропало? Э, нет, значит, он себе бери и продавай, а потом опять будут говорить, что Рыжиков взял, чуть что – сейчас же Рыжиков? До каких пор я буду терпеть?

Зырянский неслышно открыл дверь кабинета и вышел. асовым сегодня стоял Игорь Чернявин. Зырянский приказал:

-Чернявин, стань на дверях столовой, никого не выпускать?

- Почему?

- Это другое дело - почему. Я тебе говорю.

- Ты не дежурный.

- Э, черт!

Он быстро направился к кабинету, ему навстречу вышел Воленко.

- Прикажи ему стать здесь!

- Я не хочу дежурить!

- Не валяй дурака!

- Я не буду дежурить!

- Идем к Алексею!

Воленко снова остановился перед столом Захарова, над белым воротником парадного костюма его побледневшее лицо казалось сейчас синеватым, волосы были в беспорядке, строгие, тонкие губы шевелились без слов. Наконец он произнес глухо:

- Кому сдать дежурство, Алексей Степанович?

- Слушай, Воленко...

- Не могу! Алексей Степанович, не могу!

Захаров присмотрелся к нему, потер рукой колено:

- Хорошо! Сдай Зырянскому!

Воленко отстегнул повязку, и, против всяких правил и обычаев колонии, она закраснела на грязном рукаве Алешиной спецовки. Но, по обычаю, Захаров поднялся за столом и поправил пояс. Воленко вытянулся перед заведующим и поднял руку:

- Первой бригады дежурный бригадир Воленко дежурство по колонии сдал!

Зырянский с таким же строгим салютом:

- Четвертой бригады дежурный бригадир Зырянский дежурство по колонии принял.

Но как только захаров сказал «есть», Зырянский опрометью бросился из кабинета. Теперь уже с полной властью он ещё издали закричал дневальному:

- Дневальный! Стань на дверях, никого из столовой!

Чернявин увидел повязку на рукаве Зырянского:

- Есть, товарищ дежурный бригадир!

На быстро бегу Зырянский круто повернул обратно.

- Алексей Степанович, я прступаю к обыску.

- Я не позволяю.

- Ваши часы? Потому? Да? Я прступаю к обыску.

- Алёша!

- Все равно я отвечаю.

Захаров поднял кулак над столом:

Что это такое? Товарищ Зырянский!

Но Зырянский закричал с полным правом на гнев и ответственность:

- Товарищ заведующий! Нельзя иначе! Ведь на Воленко скажут!

Захаров опешил, посмотрел на Воленко, сидящего в углу дивана, и махнул рукой.

- Хорошо!

В двери столовой уже билась толпа. Нестеренко стоял против Чернявина и свирепо спрашивал:

- Черт знает что! Почему, отвечай! Кто нас арестовал?

- Не знаю, дежурный бригадир приказал.

- Воленко?

- Не Воленко, Зырянский.

- А где Воленко?

- Не знаю.

- Арестован?

- Не знаю. Кажется, отказался дежурить.

На Зырянского набросились с подобными же вопросами, но Зырянский не такой человек, чтобы заниматься разговорами. Он вошел в столовую, какнастоящий дикттаор сегодняшнего дня, поднял руку:

- Колонисты! К порядку!

И в полной тишине он обьяснил:

- Товарищи! У Воленко ночью украдены серебрянные часы Алексея Степановича. Бегунок!

- Есть!

- Передать в цеха: начало работы откладывается на два часа.

- Есть!

В подавленном, молчаливом отчаянии колонисты смотрели на дежурного бригадира.

Зырянский стал на стул. Было видно по его лицу, что только повязка дежурного спасает Зырянского от безудержного ругательного крика, от ярости и злобы.

- Надо повальный обыск! Ваше согласие! Голосую...

- Какие там голосования!

- О чем спрашивать!

- Скорее!

- Давай! Давай!

- Замолчать! - закричал Зырянский.

- Бригадиры! Сюда! Четвертая бригада, обыскать бригадиров. Остальные, отступить!

Хоть и все согласились на обыск, а краснели и бригадиры, и члены четвертой бригады, когда на глазах у всей колонии зашарили пацаньи руки в в карманах, за поясами, в снятых ботинках. Но молча хмурились колонисты, молча подставляли бока; нужно отвечать всем за того, кто ещё не открытый, притаившийся здесь же в столовой, возмущающийся вместе со всеми, – с какой-то черной целью – неужели из-за денег? - регулярно сбрасывал на голову колонии им. Первого мая целые обвалы горя.

Два часа продолжался позор. Зырянский со свирепой энергией разгромил спальни, кладовые, классы, библиотеку, заглянул во все щели и в зданиях и во дворе. В десять часов утра он остановился перед Захаровым, уставший от гнева и работы:

- Нигде нет. Надо в квартирах сотрудников!

- Нельзя!

- Надо!

- Не имеем права, понимаешь ты? Права не имеем!

- А кто имеет право?

- Прокурор. Да все равно, часы уже далеко.

Зырянский закусил губу, он не знал, что дальше делать.

Вечером над разгромленной колонией стояли раздумье и тишина. Говорить было не о чем, да, пожалуй, и не с кем. С кем могла говорить колония им. Первого мая? Ведь в самом теле колонии сидело ненавистное существо предателя.

Колонисты встречались друг с другом, смотрели в глаза, грустно отворачивались. Редко, редко где возникал короткий разговор и терялся в пустоте.

Рыжиков сказал Ножику:

- Это из нашей бригады.

- Из нашей, - ответил Ножик. А кто?

- А черт его знает!

И в восьмой бригаде сказал Миша Гонтарь Зорину:

- А того... Воленко обыскивали?

- Миша! Ты дурак, - ответил Зорин.

- Я не такой дурак, как ты думаешь. Никто ведь не знал, что у Воленко часы.

- Все равно, ты дурак.

Гонтарь не обиделся на Санчо. При таких делах нетрудно и поглупеть человеку.

И в палатке четвертой бригады Володя Бегунок сказал Ване:

- Это не Воленко.

- А кто?

- Это Дюбек.

- Рыжиков? Нет!

- Почему нет? Почему?

- Володя, ты понимаешь? Рыжиков, он вор, ты понимаешь? Он... возьмёт и украдет. А это, с часами, нарочно кто-то сделал, понимаешь, нарочно!