Глава 1. Они летели уже довольно долго, и только пилот, ведущий грозную машину, да ученый, который постоянно смотрел в окно

Они летели уже довольно долго, и только пилот, ведущий грозную машину, да ученый, который постоянно смотрел в окно, не спали. Самолет для сна очень приспособлен. Специальные раздвижные кресла заменили полноценными кроватями-лежанками, однако в дневное время все обычно спали сидя, несколько наклонив удобные спинки. Сон был, пожалуй, единственным занятием, кроме еды, разговоров и выполнения своих обязанностей. Во время сна можно отдохнуть телом, но главное – душой. Изнурительная работа в Библиотеке утомила всех. Майору вечно снилась она.

С утра на каждом участке с полки сбрасывается книга, сбрасывается очень аккуратно, чтобы упала страницами наверх. Затем рабочие бригадами по пятнадцать человек листают страницы, а какой-нибудь человек сидит высоко над книгой и переписывает её на листы грубой бумаги. После того, как будет переписана вся книга, листы сшиваются и ставятся в библиотеку.

*******

Ученый, руководя Второй Экспедицией, не прекращал вспоминать Первую. Двадцать пять лет назад в ней пропал его младший брат, мастер летнего дела. Ровно двадцать пять лет назад в этот самый день, профессор сказал исторические слова: «Обитаемый луг номер четыре. Повторяю…» Связь оборвалась, на базу никто не вернулся. И самолет у них сломался, и перегорела рация, каких только предположений не звучало, но никто из Совета не принял всерьез его теории «О враждебности обитателей луга», которую молодой, тогда еще, ученый предложил за месяц до рокового полета. Его никто не послушал и тогда, когда он предложил вооружить Экспедицию стрелковым оружием. Совет, для приличия поболтав о пустяках, принял решение вооружить исследователей и пилотов мечами-паразониумами[3], морально устаревшими еще тысячу лет назад.

После пропажи Экспедиции, Совет не на шутку разволновался. Послали уже на следующий день спасательный отряд, затем еще один, и еще, и еще. Отряды были оснащены по последнему слову техники, не хуже самой Экспедиции. Они получили приказ: найти любой ценой.

Но никто не вернулся. Так ученый потерял отца Владимира Федоровича, который добровольно вызвался прийти на помощь и возглавил первый отряд.

Расследование нашло причину в мощных магнитных полях, но стараниями Геннадия Владимировича на самолет Второй Экспедиции поставили не только новые «антимагнитки», но и мощный авиационный пулемёт.

Устав от тягостных воспоминаний, ученый прикрыл глаза и, совсем было, решил вздремнуть, как вспомнил, что забыл поесть.

Особого голода он не чувствовал, но регулярное питание укрепляло здоровье, это ученый вычитал еще в молодости из старого журнала без обложки. Эти журналы выписывала его мама. Она улетела в Москву за день до катастрофы, и естественно не вернулась.

Едва слышно ученый встал со своего кресла, задел подлокотник, который упал с громким стуком, и, тихо выругавшись, заметил, что майор начал просыпаться. Стараясь больше не шуметь, профессор отправился на кухню, где съел два пакетика тушенки и подумал, почему бы не использовать вместо пакетов жестяные банки, так, кажется, делали до Несостоявшейся Войны. Он глянул на небо. Слепящее солнце, чистое небо. Профессор заметил, что в салоне становится душно и открыл верхний люк.

Вернувшись, ученый увидел майора, возившего с приборами. Военный обернулся. Завидев профессора, он громко зашептал:

-Гена, внизу замечены некие строения, напоминающие шахты для ядерных ракет. Что будем делать? Запуск ракет - конец человечества...

Ученый потер переносицу. Слепящее солнце, чистое небо! Неприятный сюрприз.

-Сфотографируй и распечатай. Не бойсь, Петя, прорвемся. Знаешь, что такое стратегические ракетные силы?

Военный задумчиво посмотрел в окно и жадно потянул воздух.

-Ох, не думаю я, что эти ракеты не поднимутся в воздух. Гнетет. Разве не чуешь? На душе, веришь, такая тяжесть, будто бы сам только что всё человечество приговорил. И душно.

Взгляд Петра недоуменно уставился на открытую створку, через которую проникал свежим ветром чистый воздух. Да-да, именно чистый воздух. Когда каждый человек уменьшился в тысячу раз, когда остановились дымные заводы и фабрики, когда безумцы перестали бомбить себе подобных и отравлять жизнь себе подобных, воздух стал по-настоящему чистым.

И чем чище был воздух, тем хуже становилось майору.

-Да что же это такое, а!? – прохрипел он.

-Это место последнее, из которого мы ловили сигналы Экспедиции, - не слушая военного, сказал ученый.

-А раньше сказать было нельзя?! Пилот, пилот уходи из этого квадрата! – кричал вмиг потерявшийся майор, - Быстрее Димка!

Пилот, было заметно даже через маску, проникся всей ответственностью. Он ускорил обороты двигателя до максимума, пытался выжать еще больше.

Петр Равин, сильный, гордый человек. В Библиотеке к нему привязалось прозвище: идейный. Он медленно сполз с кресла, сел прямо на пол. По его лицу катились крупные капли пота, но задыхаться он перестал. Уже через секунд пять, военный начал вставать. Но не успел он подняться, как самолет резко подбросило, майор вновь упал, но на этот раз резко. Падение вправило ему мозги, отрезвило его разум.

-Сознание терзалось предчувствиями. А теперь вроде отпустило, - тихо пробормотал второй пилот.

-И все-таки я был прав! – торжественно объявил ученый.

-Не до радости, - отрезал Петр.

Из пола вылетел снаряд, просвистев у самого носа побледневшего солдата, огромная пуля улетела в верхний люк. Офицер мгновенно подскочил к пулемету, широким взмахом сдернул мешковину, которая закрывала орудие. Одной левой рукой майор отодвинул тяжелую дверцу.

И он начал стрелять. Пули свистели повсюду. Безумный, яростный шум боя одного самолета с десятком зениток. Шансы не равны.

-Не стреляй, бесполезно. Наш ствол не подходит для такой работы, - обреченно произнес ученый.

Офицер дал короткую очередь и выкрикнул:

-А ты пробовал?! Даже если надежды почти не осталось, надо зубами цепляться за свою жизнь! А не хочешь цепляться – можешь выпрыгнуть, никто не держит!

Однако зря профессор недооценивал авиационные пулеметы. Разработав их для стрельбы из самолета по самолету, он не видел эффективного применения таких орудий против наземных целей. Но калибр в пятнадцать миллиметров и длинный ствол прекрасно делали своё страшное дело. Немного мешал специализированный прицел, но точный глаз военного находил цели, а его рука их уничтожала. Через семь секунд замолкла первая ПВО установка, ещё через пять с высокой травинки сорвалась вторая. Майор уничтожил бы и третью, но в самолет снова попали. Офицер едва не выпал, но все-таки удержался. Тревожный взгляд его упал на кабину пилота. Худшие ожидания подтвердились. Штурвал вырвался из рук летчика и бил человека при каждой попытке схватить его. Когда до земли оставалось около сотни метров, высокие верхушки травы мягко приняли самолет. Дергавшийся штурвал немного угомонился, и пилот смог, наконец, дернуть рули управления на себя. Самолет послушно начал взмывать в небо, но трава, уже успевшая окутать корпус, не хотела отпускать свою добычу так легко.

Словно по зову растения, из чащи спутанных лиан прилетел снаряд. Он был чрезвычайно мощен, но корпус не пробил, вместо этого с огромной силой толкнул хвост самолета. Летчик ударился головой. Последнее, что увидело угасающее сознание – второй пилот, который медленно подходил к нему, не спеша протягивал руки к приборной доске и со скоростью улитки вдавливал какой-то механизм. Уже совсем неважно, какой. Контуры стали для пилота очень четкими, затем глаза сами собой закрылись от крови, застилавшей всё лицо. Потом был свет, тьма, переходящая во свет и свет, гаснувший во тьме.

Быстро подскочивший сменщик бросил мгновенный взгляд на первого пилота, молниеносным движением до упора утопил «сброс». Холодея от ужаса, он понял, что не слышит звуков. Продолжавшаяся перестрелка майора с зенитками, попытки ученого докричаться до Центра через сломанный аппарат, жуткий шелест дикой травы. Все это сливалось в единый концерт самолета с оркестром и, скорее всего, это последняя его часть. Но сменщика интересовал совсем другой звук, которого он не услышал. Обычно «сброс» - это невыносимо громкий лязг, от которого на учениях многие на время теряли слух.

Последняя надежда подняться в небо рухнула. Точно об этом знал лишь пилот, но духом безумного отчаяния пропитались все.

Трава снижала скорость падения, что давало некоторое время подумать о своей, теперь уже прошлой, жизни. Профессор посмотрел на первого пилота. Он был определенно жив. «Надолго ли» - подумал с горечью Геннадий Владимирович.

Трава внезапно расступилась, и самолет упал, опрокинувшись в своем падении.