Лечим ГРИБОК на ногтях там, где другим не доступно. Эффективное решение и ваша защита от разных видов грибка. 2 страница

- Как счастлив человек, когда его не слишком мучают метафоры и он

наделен живой фантазией, - сказал Кай, - он способен тогда претворять

подобные мгновенья в нечто почти романтическое. И насколько же ему лучше,

чем тому мужчине, что танцует сейчас с этим парчовым созданьем. Он знает,

любит ли она десерты, какое предпочитает вино и о чем охотней всего болтает.

Для него это женщина, возможно, любимая женщина, а для нас она, - он

взглянул на бокал Фиолы, - я вижу, вы уже выпили свой мартини, поэтому я

могу выразиться более точно: для нас она символ вдохновения. Это почти

вершина того, чего можно желать.

Фиола задумался.

- Может быть. Такие встречи где-то на периферии чувств полны особой

прелести. Почему вы считаете, что каждый шаг поближе приносит разочарование?

- Он не приносит разочарование. Он просто гораздо меньше дает.

Уточняет, проясняет, завязывает отношения и - скажем прямо - снимает Чары.

- Это теория.

- Конечно, - согласился Кай, - и было бы очень глупо следовать ей в

жизни. Это вообще нелепость - жить согласно принципам, хоть бы и

безупречным. Теория - это лекарство, ее принимают, когда она необходима и,

по возможности, с примесью софизмов.

- Это удобно.

- Всякое удобство имеет прежде всего то преимущество, что оно удобно.

Есть у него и другое: что оно легко подворачивается под руку. Почему бы не

использовать все это как двигатель для собственного существования?

- Для такого взгляда имеется превосходное определение: аморальный, -

заметил Фиола и слегка поморщился.

- К тому же он нелогичен, и это хорошо. Прогрессивные убеждения

насквозь пронизаны логикой. Она составляет гордость целых поколений. Но

чувство она парализует, если подразумевать под этим не сантименты, а то

гибкое и весьма активное движение души, что сродни спинному хребту кошки -

эластичное, пружинящее, всегда готовое к прыжку. Логика создает такую

великолепную, такую образцовую ситуацию превосходства, что всякое

предположение, будто и вне ее могут найтись достойные внимания области,

рассеивается. Так самое существенное остается обособленным и недосягаемым

для профессоров и банкиров.

Фиола насмешливо дополнил:

- Для деловитых и старательных.

Кай достал сигареты.

- Не будем забалтывать наше возвышенное настроение.

- Я полагаю, что мы подводим под него солидный фундамент.

- Это еще хуже. Надо что-то делать...

Креолы пели теперь под аккомпанемент своих банджо и саксофонов. Между

силуэтами сидящих снова показался профиль танцующей женщины.

- Вы правы, - молвил Фиола, - надо что-то делать. Когда видишь, как

танцует эта женщина, хочется даже сделать что-то необыкновенное. - Он

улыбнулся Каю белозубой улыбкой. - Не попробовать ли нам сорвать банк в

рулетку?

- Идет.

Они ушли с террасы.

- По-моему, мы весьма решительны, - радостно заметил Фиола.

- Весьма. У нас хорошая основа.

- Я бы сказал, что даже мораль на нашей стороне.

- Тем осторожней будем мы делать ставки.

Перед входом в казино Фиола достал фишку и бросил ее назад через плечо.

- Жертва Меркурию.

- Нет, Венере. - Кай указал на стофранковую кокотку, которая с

изумлением подобрала нежданный выигрыш, упавший к ее ногам, и посылала им

воздушные поцелуи. - Это наверняка к счастью.

Некоторое время они присматривались к рулеткам. Кай поставил первым.

Фиола делал себе пометки. Шла большая и жесткая игра, уже далеко не шалость,

даже не развлечение, - царил азарт, который требовал напряжения всех нервов.

Зал был насыщен флюидами.

Несколько раз выпал "зеро", и банк загреб столько денег, что балканец

разбил свою шкатулку с пауком и вышел из игры. Его место заняла пышнотелая

дама-бельгийка. Она восседала, как наседка, на подушках, коими велела

выложить себе кресло, и гребла над столом жирными, вялыми движениями рук.

Кай прощупывал рулетку. Он уже три раза удачно ставил на красное,

теперь, рискнув всем выигрышем, попытал счастья на нечет, обеспечил себе

первую дюжину, утроив сумму, прибавил еще комбинацию из четырех номеров, и

все деньги поставил на семерку. Больше у него с собой не было ни гроша.

Напряжение игры завладело им теперь с такой силой, что для него уже не

существовало ничего, кроме зеленого стола, который, казалось, был столь

насыщен энергией, что едва не лопался. Вихрем вертелось на нем колесо с

номерами, заставляя всех затаить дыхание, пока молнией не сверкнет какое-то

число, - вот оно выделилось, стало крупным и четким, поглотило шарик,

закачалось, понемногу замирая, и встало, став обыкновенной лункой: семерка.

Кай выиграл.

Он уже расслабился, как ему вдруг пришло в голову, что ведь повторилась

ситуация, которая была час тому назад. Казалось, время повернуло свое колесо

обратно и предоставляет ему еще один шанс. Мгновенье властно захватило и

увлекло его, он сделал то же, что и раньше, - еще раз поставил на семерку.

Фиола, успевший уже все проиграть, пытался его предостеречь. Даже

крупье заколебался. Кай тем не менее своей ставки не изменил. Он проиграл и

поставил опять. Лопаточка крупье трижды загребла высшую ставку обратно в

кассу банка. После еще нескольких ударов место напротив Кая опустело. Банк

возместил себе потерянное.

Кай хотел встать. Но, оперевшись о стол, почувствовал под рукой фишки -

кто-то незаметно ему их подсунул. Только теперь обратил он внимание на

женщину, которая уже давно сидела с ним рядом и играла; он опешил - это она

подсунула ему фишки. Очень тихо и твердо женщина сказала:

- Вы должны открыть следующую игру.

Несколько секунд Кай колебался. Игра не была уже цепью отдельных ходов,

которую можно произвольно прервать, она стала самостоятельной силой,

подчинила весь стол собственному деспотическому закону. Почти безраздельно

завладела она ситуацией, отменив все иные понятия. Весь зал превратился в

сгусток ожиданий и предощущений, пронизанный лихорадочной дрожью...

Наверное, люди, сидевшие здесь и чувствовавшие себя спаянными в единый

фронт, понимали Кая и не помешали бы ему взять чужие фишки и продолжить

игру, ибо настоящему игроку ведома та магия приливов и отливов, что

сопровождает партию и ей предшествует; он знает, что пропущенный ход может

все уничтожить и что он невосстановим.

Каждый в этой распаленной страстью группе игроков чувствовал, что

близится решительный момент, что Каю предстоит напряженная борьба, и каждый

готов был поставить тоже. Никто не заметил, что у Кая уже нет денег на

ставку, иначе его знакомые пришли бы ему на помощь. Он и сам мог бы к ним

обратиться, но игра шла так быстро, что ради этого ему пришлось бы

пропустить как минимум один ход. А именно этот ход мог бы оказаться решающим

- пропустить его было бы ошибкой, начинать же после этого сызнова - нелепой

и безвкусной попыткой подражания. Предстоящая игра, только эта предстоящая

игра властно требовала от Кая, чтобы он сделал ставку...

Крупье уже механически повторил свою фразу и взглянул на Кая. Кай

видел, что Фиола понял его положение и торопливо пишет что-то на своей

визитной карточке, чтобы передать ему через стол; он чувствовал там,

напротив, и здесь, рядом с собой, родную кровь. В последнюю минуту он двинул

фишки незнакомки на красное и сейчас же получил вдвое большую сумму.

Сдержанно поблагодарив незнакомку, он вернул ей долг и поставил на

нечет, на красное и на две цифры. Цифры вышли.

Партия в три хода отняла у бельгийки все ее фишки. Она зло рассмеялась

и вышла. Зато явилась черепаха с целой грудой банкнот и густо исписанной

записной книжкой: талисман плюс система - разве это могло не сработать?

И все-таки не сработало. Кай пытался перетянуть к себе банк. Женщина с

ним рядом поняла его намерение и тоже перешла в наступление. Фиола занял

денег под свои визитные карточки и тоже возобновил игру. Однако банк пока

что выплачивал выигрыши только по мере поступления денег, поскольку бразилец

очень сильно проигрывал.

В комнате был еще один рулеточный стол. Фиола встал и сделал ставку

также и там. Кай последовал за ним. Прошло немного времени, и черепаха

скрылась. Зато явился Бэрд и присоединился к тем, кто атаковал банк.

Известие об этом отчаянном поединке быстро распространилось. Остальные

залы опустели. Люди столпились вокруг столов, некоторые еще держали в руках

газеты из читального зала. Один крупье даже обсчитался - неслыханное

происшествие.

Лихорадка распространялась, как наваждение. Все большее число людей

делало ставки и принимало участие в битве. При всей решимости игроков они

вели себя осмотрительно. Больше всего народу собиралось на местах, где

делались удвоенные и утроенные ставки.

Банк понемногу оскудевал. Он, правда, взял еще несколько солидных

кушей, но в среднем больше терял и вынужден был черпать из резервов.

Фиола и Кай в конце концов дошли до крайности. Они сосредоточили свои

наивысшие ставки всего на нескольких игровых полях, которые тотчас

заполонили и другие игроки. За одним из столов удар оказался удачным. Банку

пришлось за него платить столько, что не хватило наличности. Крупье был

вынужден просить немного подождать.

Публика в большом оживлении кинулась к другой рулетке. Настроение было

таким восторженно-братским, что им проникся даже шарик. Первая же ставка

принесла максимум en pleine {Сполна (фр.).} по таким высоким обязательствам,

что и здесь пришлось сделать перерыв и пойти за деньгами. Сразу же, словно

морской прибой, вдруг начал набухать разговор. В Спортинг-Клубе произошла

сенсация, которая стала темой пересудов на три дня вперед: в одном игорном

зале полностью сорвали банк.

 

Кай вышел из клуба в превосходном настроении, словно удачно завершил

тяжелую работу. Те, кто там еще жестикулировал и двигался, его больше не

интересовали.

Он ощущал в теле легкость, которая побуждала к озорству; для него было

не так важно, что он выиграл, - он даже не был уверен, что собрал и спрятал

все деньги, - но он чувствовал, что этот день, представлявшийся ему теперь,

по своему построению, в виде крутой спирали, оказался хорошим днем и придал

ему нечто пружинящее и легкое, словно он обрел тысячу союзников.

Он направился прямо к своему автомобилю, который ждал его как друг,

низко распластавшись на колесах, примечательный своими типично спортивными

очертаниями.

На капоте радиатора образовалась глиняная корка. Кай отламывал от нее

куски и бездумно растирал между пальцами. Потом достал носовой платок: он

заметил, что никелевая отделка покрыта серым налетом, и отчистил кусочек до

блеска.

Внезапно его охватило живое, осознанное стремление - он бросил платок и

включил мотор. Ему захотелось съездить в Ла Тюрби, поднявшись по

Гранд-Корниш {Большой карниз (фр.) - горное шоссе вдоль Лазурного берега.

(Примеч. пер.)}, и этим впечатлением завершить день.

Фруте просунула голову к нему под мышку и мешала вести машину.

Медленно, с остановками он развернул автомобиль. Авеню де Монте-Карло будто

вымерло, только какая-то одинокая фигура поднималась по нему со стороны

бульвара Ла Кондамин. На голове - маленький ток, под ним слегка

размалеванное лицо, усталый рот.

Каю показалось, что это та самая кокотка, которая подобрала фишку

Фиолы. Она подошла поближе, нерешительно остановилась и улыбнулась. Так она

и стояла, тоненькая и никчемная на фоне пустынной улицы и возвышавшегося за

нею горного массива - крошечный комочек жизни перед рядами фонарей и

молчанием, - и улыбалась жалкой профессиональной улыбкой, растерянная, как

животное, которое не ведает, чего ему ждать в ближайший миг.

Эта улыбка тронула Кая: она выражала больше, чем громкая жалоба, -

трагизм, о коем сама маленькая кокотка и не догадывалась. Пожалуй, тут и не

было трагизма для нее лично - для существа, отупевшего под амальгамой

оплаченных чувств; трагично это было лишь для другого, кто видел за ней

нечто человеческое - за ней, а не в ней...

Кай открыл дверцу.

- Я хочу немного прокатиться. Не желаете ли составить мне компанию?

Она не удивилась - профессия приучила ее ко всяким странностям. Просто

кивнула и молча села в машину - что за этим последует, выяснится достаточно

скоро.

Они проехали по круговой дорожке перед казино, свернули на авеню де

Спелюг, оставили позади себя отель "Мирабо" и стали постепенно подниматься в

гору. Мотор с легким бульканьем всасывал через карбюратор поток воздуха; они

ехали все быстрее. Слева выросла скалистая стена, отвесная и прямая,

ландшафт справа начал смещаться; иногда он расстилался где-то вдали за

парапетом низким каменным ограждением дороги, похожий на расшитый светлыми

точками парус, - потом опять исчезал и видно было только небо.

Кай включил фары и прожектор-искатель, косой луч которого заскользил

рядом с машиной. Метров на сто вперед дорога была вовлечена теперь в

блеклую, призрачно катящуюся жизнь - из тьмы вдруг выскакивали пальмы,

делались все больше, чернее и толще и вмиг пропадали где-то сзади.

Луч искателя не отставал от машины, как гончая собака, и, как

светящийся заостренный палец, как световая игла, выхватывал вдруг что-то

незнакомое - виллу с белой оградой, причудливо разветвленное дерево, обломки

скалы, садовые тропинки, которые в четкой округлости кадра виделись где-то

невероятно высоко, словно висели в воздухе и вели к звездам.

Перед ними разворачивалась панорама ночи. Линия берега изгибалась

грандиозной дугой от Бордигеры до мыса Антиб. Глубоко внизу - широкие горбы

скал Монте-Карло и Монако, расположившиеся в волнах, как буйволы, на чьих

спинах играют светлячки. Море испускало тихие и долгие вздохи и где-то

вдалеке сверкало пеной. У ветра был солоноватый привкус.

На склонах несколько раз возникало светлое пятно и, ширясь, летело им

навстречу: фары другой машины, позволявшие задолго до встречи с ними

проследить, как они проносятся вдоль садов и тропинок. Чаще всего они

сворачивали и скользили по нижней дороге у моря. Но один раз то и дело

мелькали на высоте, потом, после подъема и снижения, с внезапно

разгоревшимися глазами появились на скалистой дороге, пригасли и

умиротворенно прожужжали мимо в виде большого лимузина. Свет внутри позволил

разглядеть, что там одиноко сидит старая женщина; соскользнувший на спину

меховой палантин обнажил ее плечи, под стать молодой девушке.

Поднявшись на уровень Ла Тюрби, Кай повернул назад. В течение всей

поездки девушка рядом с ним не шелохнулась. А он бы и не знал, о чем ему с

ней говорить. Когда снова показалось казино, он спросил:

- Куда мне вас отвезти?

Тени у нее на лице стали более строгими, а лоб и подбородок

обрисовывались даже резко. "В сущности, она хорошенькая", - думал Кай,

дожидаясь ответа.

Секунду она смотрела на него и спокойно сказала:

- Куда вам будет угодно.

Только в следующий миг до нее дошел смысл вопроса. Смущенно и торопливо

она прибавила:

- На бульвар Ла Кондамин.

Лицо ее опять сникло. Она забилась в угол сиденья и уже взялась за

ручку дверцы, словно больше не могла терять время.

Мысли Кая непрестанно витали где-то вдали от нее. Охваченный радостным

возбуждением, он хотел доставить удовольствие кому-нибудь еще и потому взял

ее с собой. Но он не заметил, что в течение их поездки кокотка на время

превратилась в женщину.

Когда машина миновала Спортинг-Клуб, Каю вспомнилась сцена с фишкой,

которую бросил Фиола. Он взял сумочку, лежавшую между ними, наполнил ее

фишками, защелкнул замок, затормозил и сказал:

- Сегодня вы принесли мне счастье! - теперь так пойдет и дальше.

Она немного помедлила, прежде чем, взять сумочку, и Кай вдруг подумал,

что она, чего доброго, уйдет без нее. Но потом девушка усталым движением все

же взяла ее - ведь для нее это была значительная сумма. Привычка никогда не

отказываться от денег одержала верх. Она ушла, отнюдь не рассыпаясь в

благодарностях.

Кай слишком поздно осознал, что не только сделал ошибку, но и был груб.

Ему хотелось сказать девушке что-нибудь приятное - например, что он был бы

очень рад увидеться с нею завтра, потому как приехал только сегодня и еще

слишком устал. Но что бы это дало? - лишь отодвинуло бы развязку, да и,

возможно, девушка его вообще не поняла бы. Так что он просто подождал, пока

она не спустилась по авеню де Монте-Карло - маленькая фигурка на фоне

пустынной улицы...

Со стороны Спортинг-Клуба донеслись шаги покидающей его публики.

Какая-то дама наискосок переходила улицу. Канделябр лил желтый свет на ее

лицо. Это была та самая женщина, что подсунула Каю фишки. Она была одна и,

не оглядываясь, села в лимузин.

Кай вдруг почувствовал себя бесконечно усталым.

 

II

 

 

Он проснулся далеко за полдень. Фруте разбудила его довольно громким

воем, она требовала, чтобы ее вывели гулять. На вечернюю прогулку хозяин и

собака поехали в Ниццу. Но Фруте в тот день вела себя необычно: на

Английской набережной она опять стала выказывать нетерпение и принялась

бесцеремонно протискиваться между гуляющими - как выяснилось, ради того,

чтобы бурно приветствовать одного из них, настолько бурно, что остальные

начали почтительно обходить эту пару.

Человек, к которому кинулась собака, опешил и стал озираться.

Встретившись глазами с Каем, он поспешил к нему.

- Вот это сюрприз! Должно быть, вы приехали совсем недавно, иначе я бы

заметил вас и Фруте.

- Только вчера, Льевен. А в Ниццу - только сегодня.

Льевен погладил дога по голове.

- А помните, как вы хотели подарить мне Фруте перед отъездом из

Сурабайи? Тогда она была еще щенком, а теперь такая здоровенная.

- Сегодня я и не стал бы ее дарить. Сколько времени прошло с тех пор,

как мы не виделись?

- Два года.

- Два года. Время спешит, как плохие часы. Я хочу сказать, что с таким

же успехом это могли быть два месяца.

- Так много всего произошло?

- Так мало. Год я прожил довольно спокойно. Отчасти из расчета, отчасти

из сентиментальности. Мне это пошло на пользу.

- Старая болезнь. Тяга к оседлости. Она, как малярия, нападает на

человека через определенные промежутки времени. Теперь я пытаюсь ее лечить,

навещая Кинсли. Он женился, любит фаршированных гусей и серьезное чтение.

Это отпугивает на год вперед. Сколько вы намерены здесь пробыть?

Кай пожал плечами.

- Не знаю.

- Значит, мы встретились вовремя. Завтра я еду в Монцу. Хотите поехать

со мной?

- Там будут гонки?

- Очень скромные, спортивного значения они не имеют. Но для меня они

чрезвычайно важны. Несколько лет назад я купил пакет акций одного

автозавода. Теперь мое положение в этой компании настолько упрочилось, что я

с ними сотрудничаю. Мы сконструировали новый и очень хороший автомобиль,

развивающий большую скорость. Его надо испытать. На завтрашние гонки мы

заявили только одну машину, чтобы, не привлекая к себе особого внимания,

проверить, как она будет вести себя при более длительной эксплуатации. Мы

тренируемся с дальним прицелом - я хочу произвести фурор в гонках на

Гран-при Европы. Поэтому мы не станем выжимать из машины все возможное. Пока

что нам не нужна победа - только проба. Вас это интересует?

- Да. Я поеду с вами.

Они пошли вместе ужинать и заняли столик под открытым небом. Так

приятно было спокойно посидеть, перебирая прожитые бок о бок годы, как дети

перебирают крошки печенья.

Бронзовые фигуры перед отелем "Амбассадор" держали в руках светящиеся

шары. Позади отеля "Негреско" всходила луна. Безвкусный павильон возле мола

показался более сносным, когда из его окон на воду стал литься электрический

свет. По набережным, словно моторизованная армия, в несколько рядов

проносились машины. Шум прибоя смешивался с жужжаньем моторов.

 

Льевен заехал за Каем. Он взял с собой шофера, который должен был

остаться в Монце, чтобы помочь механикам. Они ехали с умеренной скоростью.

Дорога была переполнена автобусами, где сидели образованные представители

среднего класса, а гиды с мегафонами просвещали их по части географии.

Описав дугу, дорога затем круто пошла вниз, предвещая еще невидимый

поворот.

Сзади раздался резкий сигнал.

Льевен предостерегающе поднял руку, но при этом еще свернул в сторону,

чтобы дать проехать другой машине.

Большой двухместный автомобиль уже выставил свой капот и пытался на

высокой скорости их обогнать. Сидевшая за рулем женщина слишком поздно

сообразила, что двойной поворот лишает ее свободы маневра. Тем не менее она

попыталась быстро обогнать автомобиль Льевена.

Вдруг она услышала гудок машины, выезжавшей ей навстречу из-за

поворота, и так растерялась, что повернула слишком рано. Хотя Льевен и

затормозил, расстояние между ними сократилось настолько, что двухместный

автомобиль зацепил его машину и покорежил ей грязезащитное крыло; в

результате ее так занесло, что Льевену пришлось резко крутануть руль в

противоположную сторону, чтобы не соскользнуть вниз.

Две машины стояли, сцепившись одна с другой. Льевен включил

пронзительный предупреждающий сигнал. Кай выскочил и побежал за поворот,

чтобы остановить встречные машины. В двухместном автомобиле сидела дама. Она

вела машину одна. Бледная от испуга, она не сводила глаз с Льевена. Он пожал

плечами.

- Не повезло.

- Это была моя вина, - поспешно сказала дама.

- Когда имеешь дело с автомобилями, о чьей-то вине говорить не

приходится, - ответил он. - Это была досадная случайность. Надеюсь, мы

сможем починить вашу машину.

Шофер разнял сцепившиеся крылья. Льевен осторожно отвел свою машину

назад и мог теперь ее осмотреть.

- Только это погнутое крыло, - пустяк, все остальное в целости и

сохранности.

Он отогнал машину на обозримое место, потом вместе с Каем вернулся

обратно, чтобы обследовать двухместный автомобиль. Дама вышла и в

растерянности стояла возле радиатора.

Льевен завел мотор и прислушался к нему. Он был в порядке.

- Полагаю, вы можете ехать, - сказал он с сожалением, включил скорость

и выжал сцепление: в машине что-то заскрипело, но она не тронулась с места.

Льевен радостно воскликнул:

- Наверно, барахлит коробка передач, - и стал включать одну скорость за

другой. Машина не реагировала.

Шофер выбросил из нее подушки и ступеньки и поднял домкратом задний

мост, так, что колеса зависли над землей. Они не вертелись, когда работал

мотор.

Льевен кивнул молодой даме:

- Мы уже нашли. Поврежден либо задний мост, либо дифференциальная ось.

Это можно исправить только в мастерской.

- Может, просто выскочил какой-нибудь болт, - успокаивающе сказал Кай.

- Я предлагаю дать хорошенько осмотреть машину в ближайшем городке. До него

мы ее дотащим без труда.

- Дотащим-то с удовольствием, - засмеялся Льевен, - да только для этого

нужен стальной трос.

- А нельзя оставить машину здесь и кого-нибудь за ней прислать? -

спросила молодая дама.

- Если оставить, то присылать кого-то уже не понадобится. На этом

малозаметном месте ее разобьет вдребезги первый же автобус, особенно если за

рулем будет итальянец с амбициями гонщика. А они там есть у каждого.

Раздобыть трос не проблема.

Кай принялся останавливать проезжающие легковые машины. Трос? В ответ с

сожалением качали головой. Тогда он преградил дорогу первому же

туристическому автобусу. Целый рой пассажиров с любопытством высунулся

наружу.

Кай вступил в переговоры с водителем и на самом деле раздобыл у него

трос. Дав этому человеку свой адрес, он пообещал, что отошлет трос в

автобусный парк.

Но у водителя взыграло профессиональное честолюбие. Он бросил свой

автобус и пассажиров, залез под поврежденный автомобиль и, лежа между

колесами, выкрикивал, что он там обнаружил.

Его спутник с мегафоном стал его звать. Но тот только глубже забирался

под машину. Смирившись, гид в ожидании водителя стал подробно рассказывать

пассажирам о здешней местности.

Наконец, с некоторым применением силы, удалось-таки вытащить водителя

из-под машины. Но прежде, чем он перестал заниматься поломкой и вспомнил о

своих обязанностях, пришлось надавать ему полные руки сигарет.

Шофер Льевена крепко соединил тросом оба автомобиля и сел в

двухместный, чтобы им управлять.

Выяснилось, что его владелица - мисс Мод Филби - направлялась в Геную.

- Мы едем туда же, - заметил Льевен, - и по пути завернем в ремонтную

мастерскую.

Они сидели все трое рядом. Машина тронулась. Обернувшись назад, Льевен

крикнул:

- Тормоза работают?

- Да!

- Тогда, несмотря на прицеп, мы можем ехать быстрее, - сказал он,

успокоившись, и принялся беседовать со своими спутниками.

Двадцатью километрами дальше они увидели светящуюся вывеску

автомастерской. Машину втащили вовнутрь и демонтировали мост. Через час

вышел шофер и сообщил, что срочный ремонт не имеет смысла надо заказать

запасные части. Через три дня машина будет на ходу.

Льевен вопрошающе взглянул на Мод Филби. Она кивнула:

- Я оставлю машину здесь. Если вы можете довезти меня до Генуи...

Он вежливо сказал:

- С удовольствием. Но мы едем дальше Генуи. Может быть, вам тоже надо

дальше?

- Нет, только до Генуи. Меня там будут ждать.

- Так что, поехали?

Время поджимало. Льевен ехал быстро. С моря дул бриз. Вода была совсем

синей. Небо и море составляли хороший фон для профиля американки. Лицо ее

казалось произведением скульптора. Оно было виртуозно накрашено.

Кай предоставил Льевену вести разговор. Незнакомка принадлежала к тому

типу женщин, которых с первого взгляда нельзя вполне точно классифицировать

К тому же она была американка, а это чрезвычайно затрудняло задачу. Будь она

европейкой, ее можно было бы принять за изысканную даму полусвета; будучи

американкой, она могла с таким же успехом оказаться женой страдающего

печенью биржевого маклера.

Судя по всему, она была женщина экзальтированная, с претензиями, и

отличалась особым, вполне американским свойством - путать вежливость с

галантностью.

В Генуе она с ними распрощалась. Кай и Льевен поехали дальше, в Милан.

- Хорошенькая девушка, - сказал Льевен, - ее желтый кабриолет уже не

раз попадался мне на глаза. Она, видимо, живет в Ницце.

- При обгоне она немножко неосторожна, Льевен.

- Зато тем осторожнее в разговорах.

- Стало быть, она здесь одна и, вероятно, не замужем. Это происшествие

она приняла так легко, что не трудно угадать: подобные происшествия для нее

не редкость и она не придает им значения.

- Если вы правы, Кай, то открывается довольно-таки неплохой шанс.

- Напротив: будь с нею здесь муж, тогда и впрямь был бы шанс.

- Я вообще-то нахожу, что она очень даже ничего, - задумчиво проговорил

Льевен, - и, кажется также, не из тех, кто устраивает сцены при расставании.

- Какой вы практичный человек, - похвалил Кай собеседника, - это же

замечательно удобно - начинать любовную связь сзади наперед и принять

необходимые меры предосторожности, прежде чем рельсы чувств пойдут под

уклон. Фантастически практично.

Льевен приосанился.

- Долгая жизнь...

Кай, смеясь, перебил его:

- Знаю, знаю: она научила вас во всех любовных делах первым делом

обозначать границы, ибо ни в одной другой сфере катастрофа не может

разразиться по такой пустяковой причине, как в этой. Но на меня это не

производит впечатления - предусмотрительность, и ничего больше.

- Если исходить из задачи стопроцентно использовать данную тебе жизнь,