Глава 25.3. Государственная пошлина 3 страница

Несомненно, люди жадно стараются познать смысл своих нынешних пережи­ваний и своего существования как целого, но мы не должны резко отделять такие когнитивные мотивы от тех, которые традиционно называются волевыми или аффек­тивными. Для людей типично пытаться делать что-то, в чем их желания и планы хо­рошо согласуются. Желание и разум не находятся в отношениях господина и слуги, а сплавлены в один мотив, который мы можем назвать «намерением».

Намерение — форма мотивации, обычно игнорируемая, но имеющая централь­ное значение для понимания личности. Понятие намерения позволяет нам преодолеть противопоставление мотива и мысли.

Подобно всем мотивам, намерение относится к тому, что индивид пытается делать. Конечно, существуют сиюминутные и кратковременные намерения (получить

3 См.: Allport G. W. Scientific models and human morals // Personality and social encounter. Boston: Beacon, 1960. Ch. 4.

4 KempfE. J. The autonomic functions and the personality // Nervous and Mental Diseases Monographs. Ser. 1921. №28.

5 Wallas G. The great society. N. Y.: Macmillan, 1914.

6 Перечисленные ниже авторы по-разному ставят существенный акцент на динамическую силу познавательных процессов: Bartlett F. G. Remembering. Cambridge, England: Cambridge Univ. Press, 1932; Asch S. E. Social Psychology. Englewood Cliffs, N. Y: Prentice-Hall, 1952; CantrilH. The why of man's experience. N. Y.: Macmillan, 1950; Festinger L. A theory of cognitive dissonance. Evanston (111.): Row, Peterson, 1957; Existence: a new dimension in psychiatry and psychology / Ed. by L. Festinger, E. Angel, H. F. Ellenberger. N. Y.: Basic Books, 1958. <Pyc. пер.: Экзистенциальная психология. Экзистенция. М.: Апрель-Пресс; ЭКСМО-Пресс, 2001.>

Трансформаиия мотивов 305

стакан воды, смахнуть муху, удовлетворить то или иное влечение); но это понятие имеет особую ценность при указании на личностные диспозиции дальнего действия. Мы можем намереваться организовать свою жизнь по какому-то этическому кодексу, отыскать смысл своего существования. Религиозное намерение ведет нас к такому упо­рядочению жизни, чтобы нам светила надежда в конце достичь райского блаженства. Понятие намерения позволяет нам признать несколько важных особенностей.

1. Когнитивные и эмоциональные процессы в личности сплавляются в интег­ральные побуждения.

2. Намерение, подобно всей мотивации, существует в настоящем, но имеет сильную ориентацию на будущее. Использование этого понятия помогает нам просле­дить динамику мотивации в направлении разворачивания жизни (в будущее), а не так, как это делает большинство теорий (в прошлое). Намерения говорят нам о том, какого будущего старается достичь человек. И это самый важный вопрос, который мы можем задать о любом смертном.

3. Это понятие подразумевает «поддержание напряжения» и, таким образом, отражает универсальную характеристику всех долгосрочных мотивов.

4. Когда мы определяем главные намерения в жизни, мы получаем тем самым средство для удержания в перспективе второстепенных тенденций.

Молодой студент колледжа намерен стать хирургом. Это базовый мотив. Данное на­мерение неизбежно осуществляет отбор, какие из его способностей будут оттачи­ваться, а какие будут запущены. (Следовательно, мы не можем понять его личность, изучая только его нынешние способности.) Это намерение вполне может принести разочарование его родителям, планировавшим, что мальчик сделает карьеру в бизне­се. (Следовательно, мы не можем понять его личность, наблюдая его влияние на дру­гих.) Намерение также подавляет противоречащие ему мотивы. Он хочет жениться, но его намерение стать хирургом отодвигает реализацию этой цели; он любит футбол, но жертвует им ради учебы. (Следовательно, мы не можем узнать его личность с по­мощью простого перечисления его влечений и желаний.)

Полезно знать, что человек может делать, каково его влияние на других людей и какими могут быть его импульсы и желания, но картина никогда не будет полной, если мы не узнаем также, каковы намерения этого человека, какого будущего он пытается достичь7.

Соглашаясь с открытиями психоанализа, мы признаем, что индивид не всегда точно знает свои собственные намерения. На уровне сознания он может ошибочно интерпретировать направление собственных усилий. Мать, которая бессознательно возмущается своим ребенком и ненавидит его, возможно, в сознании переполнена заботливостью и будет настойчиво уверять в своей любви («реактивное образование»). Она нуждается в психиатрической помощи для прояснения своих намерений. Но у большинства смертных импульсы и планы, желания и намерения, конфликты и про­тиворечия довольно точно отражаются в их сознательных отчетах.

К несчастью, понятие намерения не занимает приоритетного места в современ­ной психологии. Это обосновано тем, что оно означает цель, эффективность созна­тельного планирования и «тягу», направляющую нынешнее поведение человека к его образу будущего. Более популярная «физиологическая» концепция сказала бы, что его толкают его мотивы (а не тянут его намерения). Многие психологи сказали бы, что «влечения» полностью объясняют все то, что мы здесь приписываем намерениям. Но

7 Ср.: Heider F. The psychology of interpersonal relations. N.Y.: Wiley, 1958. Ch. 4; Anscombe G. E. M. Intention. Oxford: Basil Blackwell, 1957.

306 Структура и развитие личности

влечения как таковые слепы. Они не объясняют организацию и ориентацию посред­ством когнитивных установок, предвидения, кортикального контроля. И тем не менее все эти психологические функции связаны в единое течение мотивации.

Обсуждаемую тему могут проиллюстрировать два ответа разных психологов на вопрос: «Какой самый важный вопрос вы зададите человеку, чтобы понять его лич­ность?» «Глубинный» психолог ответил: «Я бы спросил, какого рода фантазии посе­щают этого человека» (тем самым он выяснил бы, что бессознательно толкает его). Другой — консультирующий психолог с большим опытом — сказал: «Я бы спросил, где он хочет быть и что он хочет делать через пять лет» (тем самым он выяснил бы его долгосрочные намерения).

Прежде чем оставить понятие намерения, необходимо сказать следующее: если это понятие кажется неприемлемым (возможно, потому что оно восходит к Брента-но и даже к святому Фоме Аквинскому, или потому что у него есть «менталистский» оттенок), суть может быть успешно сохранена с помощью подчеркивания понятия интереса. Намерения человека — это, в конечном счете, его характерные интересы. Даймонд определяет интерес как «предрасположенность заниматься некоторой куль­турно разработанной деятельностью без расчета на какое-либо иное последующее удовлетворение, чем простое проявление этой предрасположенности»8.

Выражение «культурно разработанная» обращает внимание на различие между сложностью интереса и относительной простотой влечения. Интерес может включать или не включать первичное влечение, но он всегда включает нечто большее. Даже ког­да мы говорим, что индивидуум интересуется пищей или сексом, мы признаем, что это не влечения, а усвоенные способы удовлетворения влечений, которые определяют интерес. А на противоположном полюсе мы говорим о таких интересах, как архитекту­ра, работа в ООН или религия. В этих случаях вообще может не быть поддающегося обнаружению элемента влечения.

4. Эта теория будет учитывать конкретную уникальность мотивов. Какая разни­ца между мотивом конкретным и абстрактным? Рассмотрим таблицу, в левом столбце которой мы перечисляем определенные мотивы, обнаруживаемые при изучении ре­альных жизней; в правом столбце мы видим, как их можно приладить к разным абст­рактным теориям.

8 Diamond S. Personality and Temperament. N. Y.: Harper, 1957. P. 294.

Трансформаиия мотивов 307

Этих примеров достаточно, чтобы продемонстрировать разницу между конк­ретным и абстрактным видением мотивов. Последнее всегда прилажено к какой-то теоретической системе и вытекает из классификаций якобы базовых общих мотивов людей. Они касаются личности вообще. Они слабо приложимы к конкретному случаю. Ни четыре желания, ни восемнадцать инстинктов, ни тридцать потребностей, ни их любая комбинация или производные не могут адекватно объяснить бесконечное раз­нообразие целей, которых добиваются бесконечно разнообразные смертные.

Возьмем последний пример из перечисленных в таблице. Верно, что Патриция в определенном смысле проявляет «компетентность» на своих приемах. Но в жизни есть миллионы видов компетентности, которые наверняка вообще не интересуют Патрицию. Ее мотив очень конкретен. Соль ее жизни — гостеприимство, а не абст­рактная компетентность. А любая абстрактная схема полностью упускает этот момент и, следовательно, проливает мало света на действительное функционирование ее личности. Видение интересов человека просто как вариаций, звучащих в общем пат­терне, — это карикатура на человека.

Этот акцент на уникальности мотивации может вызвать тревогу. Вы спросите: «Что же это будет за наука о мотивах, если мы не станем обобщать?» Ответ на это возражение состоит в том, что общие принципы мотивации (подобные тем, о кото­рых идет речь в этой и предыдущей главах) могут помочь нам понять, как образуется уникальность. Ошибочно считать, что общий принцип мотивации может вести толь­ко к единообразному списку мотивов, общему для всех людей.

Фуншионалыная автономия

Обратимся теперь к одному общему закону мотивации, полностью учитываю­щему конкретную уникальность личных мотивов и соответствующему всем другим критериям адекватной теории мотивации. Это отнюдь не единственный валидный принцип, подходящий к развитию человеческих мотивов, не объясняет он и всю мо­тивацию. Но это наша попытка избежать ограничений единообразных, негибких, аб­страктных, ориентированных назад теорий и признать спонтанность, изменчивость, направленность вперед, конкретный характер ббльшей части мотивации взрослых.

Функциональная автономия рассматривает взрослые мотивы как разнообраз­ные, самоподдерживающиеся актуальные системы, вырастающие из предшеству­ющих систем, но функционально независимые от них. Со многими мотивами про­исходит то же, что с ребенком, который постепенно перерастает зависимость от своих родителей, становится независимым и переживает своих родителей. Переход может быть постепенным, но тем не менее радикальным. Когда индивидуум (или мотив) созревает, его функциональная связь с прошлым рвется. Историческая связь остается.

Очевидно, что такая теория противостоит всем концепциям «неизменных энер­гий». Она отказывается от взгляда на энергии взрослых как на инфантильные или ар­хаичные по природе. Мотивация всегда современна. Жизнь современных Афин — это непрерывное продолжение жизни древнего города, но эта жизнь (в своем нынешнем «движении») ни в каком отношении не зависит от той жизни. Жизнь дерева — это непрерывное продолжение жизни семени, но семя больше не поддерживает и не пи­тает полностью выросшее дерево. Более ранние цели ведут к более поздним целям, но люди отказываются от первых в пользу последних.

308 Структура и развитие личности

Давайте рассмотрим несколько банальных примеров. Бывший моряк жаждет ви­деть море, музыкант страстно желает вернуться к своему инструменту после вынуж­денного отсутствия, скупец продолжает накапливать свое бесполезное состояние. Мо­ряк мог впервые полюбить море случайно, стараясь заработать на жизнь. Море было «вторичным подкреплением» для его первичного влечения. Но теперь, когда он, воз­можно, стал богатым банкиром, первоначальный мотив угас, а жажда моря продол­жает существовать и даже усиливается. Музыканта сначала могли ранить упреки по поводу того, как плохо он владеет инструментом. Но теперь он в безопасности, над ним никто не насмехается, и он обнаруживает, что любит свой инструмент больше всего в мире. Скупой, быть может, приобрел свою привычку к бережливости в край­ней нужде, но скупость устойчиво сохраняется и усиливается с годами, хотя в ней уже нет необходимости.

Удачный пример — мастерство. Квалифицированный рабочий чувствует себя вынужденным работать очень хорошо, даже если его доход больше не зависит от под­держания высоких стандартов. На самом деле в дни массового распространения «вре­мянок» его стандарты мастерства могут ставить его в экономически невыгодное по­ложение. Но даже тогда он не может выполнять работу небрежно. Мастерство — не инстинкт, но оно может приобретать такое устойчивое влияние на человека, что не удивительно, что Веблен по ошибке принял его за инстинкт.

Бизнесмен, давно материально обеспеченный, доводит себя работой до болез­ни, а возможно, и скатывается назад в бедность, стремясь к выполнению своих пла­нов. Тяжелая работа, когда-то бывшая средством достижения цели, становится целью самой по себе.

Ни необходимость, ни рассудок не могут заставить человека получать удоволь­ствие от жизни на сельском хуторе, после того как он адаптировался к активной энергичной городской жизни. Городские привычки побуждают его к неистовому су­ществованию, даже если интересам здоровья соответствует более простая жизнь.

Занятия литературой, хороший вкус в одежде, использование косметики, про­гулки в общественном парке или зима, проведенная в Майами, сначала могут слу­жить, так сказать, интересам секса. Но каждая из этих «инструментальных» активно­стей может сама по себе стать интересом, поддерживаемым всю жизнь, даже после того, как перестает служить эротическому мотиву.

Некоторые матери неохотно рожают детей, смущаемые мыслью о том, что уход за ребенком — долгая и нудная работа. «Родительский инстинкт» полностью отсутству­ет. Мать может тщательно ухаживать за ребенком из страха перед тем, что скажут ее придирчивые соседи, или перед законом, или, быть может, в смутной надежде, что ребенок обеспечит ей старость. Такие грубые мотивы могут требовать от нее выполне­ния ее работы до тех пор, пока постепенно через практику самоотдачи ее ноша не превращается в радость. С ростом любви к ребенку первоначальные прагматические мотивы утрачиваются навсегда. Нет ничего устойчивее материнских чувств (их проч­ность вошла в поговорку), даже если (как в данном случае) можно показать, что они являются не изначальным, а приобретенным мотивом.

Позвольте добавить еще один пример. Многие мальчики выбирают профессию, идя по стопам отцов. Многие мальчики проходят также через период страстной «иден­тификации с отцом». Например, Джо — сын известного политика. Молодым парнем он имитирует все, что делает его отец, быть может, даже произносит «речи». Проходят годы, отец умирает. Теперь Джо — мужчина средних лет, глубоко увлеченный полити­кой. Он ходит в офис, возможно, на ту же работу, что и отец. Что мотивирует Джо

Трансформаиия мотивов 309

сегодня? Детская фиксация на отце? Предположим, да, ибо возможно Джо не изжил свой эдипов комплекс (пытаясь быть подобным папе, чтобы завоевать привязанность мамы). Тогда сегодняшняя политическая деятельность Джо должна иметь невротичес­кую окраску, и мы, возможно, обнаружим, что он демонстрирует компульсивную, ригидную, малоадаптивную манеру поведения. Однако есть шанс, что его интерес к политике вышел за пределы той «идентификации с отцом», с которой он начинался. Историческая непрерывность есть, но уже нет никакой функциональной непрерывно­сти. Политика — это теперь его господствующая страсть, это его стиль жизни, это большая часть личности Джо. Первоначальное семя отброшено.

Все наши иллюстрации имеют одну общую черту. Описанный нами взрослый интерес зарождался как нечто иное. Во всех случаях активность, которая позднее ста­ла мотивационной, сначала была инструментальным средством для какой-то другой цели (то есть для какого-то предыдущего мотива). То, что было некогда внешним и инструментальным, становится внутренней побудительной силой. Когда-то актив­ность служила влечению или какой-то простой потребности, теперь она служит сама себе или, в более широком смысле, образу Я (идеальному Я) человека. Теперь дикту­ет не детство, а зрелость.

Таким образом, функциональная автономия относится к любой приобретенной системе мотивации, в которой напряжения носят иной характер, чем предшествовавшие напряжения, из которых выросла эта сформировавшаяся система9.

9 Функциональную автономию (под другими названиями) признавали многие авторы. Много лет назад Ф. Брентано описал ее как «известный психологический закон: то, чего вначале желали просто как средства для чего-то другого, в конце концов из привычки становится тем, чего желают ради него самого» (Brentano F. The origin of the knowledge of right and wrong / Transl. by C. Hague. London: Constable, 1902. P. 16). Толмен говорит о «приобретенной приверженности определенным типам средств», обладающих силой возвыситься «в собственных правах» и приобрести «мертвую хватку» (Phil. Sci. 1935. Vol. 2. P. 370). В другом месте Толмен признает наличие «независимых тре­тичных мотивов», которые для всех практических целей должны рассматриваться как функциональ­но автономные (цит. по: Toward a general theory of action / Ed. by T. Parsons, E. A. Shils. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1951. P. 32f).

Более известно утверждение Р. С. Вудвортса, что «механизмы могут становиться влечениями». «Фундаментальным влечением к определенной цели может быть голод, секс, драчливость и т. д., но, когда активность началась, средства для достижения цели становятся сами по себе объектом интереса» (Woodworth R. S. Dynamic psychology. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1918. P. 201).

В. Штерн отмечает то же самое, когда пишет, что «феномотивы» могут превращаться в «геномотивы» (Stern W. General psychology from the personalistic standpoint / Transl. by H. Spoerl. N. Y: Macmillan, 1938). Как мы видели в предыдущей главе, нашу позицию поддерживает понятие «вторичной автономии эго» X. Хартмана.

Несмотря на эту широкую поддержку, многие критики заметно сопротивляються этому понятию. В общем, они утверждают: если достаточно далеко распространить теорию инстинктов или теорию редукции влечений, то они охватят все случаи «функциональной автономии» (см.: Bertocci P. А. Critique of Gordon W. Allport's theory of motivation // Psychological Review. 1940. Vol. 47. P. 501-532; Oppenheimer O. The functional autonomy of motives // Journal of Social Psychology. 1947. Vol. 25. P. 171-179). Критику, исходящую из признания адекватности S—^-психологии, см. в: McClelland D. С. Functional autonomy of motives as an extinction phenomenon // Psychological Review. 1942. Vol. 49. P. 272—283; Rethlingshaefer D. Experimental evidence for functional autonomy of motives // Psychological Review. 1943. Vol. 50. P. 397-407.

Сомневаюсь, что этих критиков удовлетворит данное изложение фактов в пользу функциональной автономии. Тем не менее я извлек пользу из этой критики и моя аргументация, надеюсь, стала более убедительной, чем в первоначальном изложении (Allport G. W. Personality: a psychological interpretation. N. Y: Holt, Rinehart and Winston, 1937. Ch. 7).

310 Структура и развитие личности

Уровни автономии

Я мог бы бесконечно множить примеры функциональной автономии, но это ни к чему. Пора систематизировать наши представления об этом явлении. После нескольких лет размышления над проблемой я пришел к выводу, что его нужно рас­сматривать на двух уровнях. Следует рассмотреть уровни: (1) персеверативной функ­циональной автономии и (2) собственной, или проприативной, функциональной авто­номии. Первый уровень может быть приблизительно объяснен простыми (или с виду простыми) неврологическими принципами. Однако второй уровень прямо зависит от определенных философских допущений относительно природы человеческой лич­ности: дело не в том, что эти допущения как-то противоречат известным невроло­гическим фактам, а в том, что они выходят за пределы нынешних знаний о спосо­бах действия нервной системы.

Персеверативная функциональная автономия. Начнем с некоторых эксперимен­тов с животными. Не очень понятно, как их трактовать. С одной стороны, нервный и эмоциональный базис животных сходен с таковым у человека. С другой стороны, у животных так плохо развиты высшие корковые центры, что способности к символи­зации, задержке и собственная система отсчета у них в основном или даже полнос­тью отсутствуют.

1. Доказательства на животных. Экспериментатор кормит крысу через равные промежутки времени. Крыса наиболее активна как раз перед временем кормления. Спустя некоторое время экспериментатор перестает кормить крысу. Но хотя она те­перь голодна все время, предыдущий ритм максимальной активности (как раз перед обычным временем кормления) устойчиво сохраняется10.

Моллюск, чьи привычки зарываться в песок и вновь вылезать зависят от при­ливов и отливов, даже перенесенный с пляжа в лабораторию будет сохранять тот же ритм11.

Крыса, научившаяся двигаться в лабиринте, побуждаемая голодом, будет пра­вильно пробегать лабиринт даже после насыщения, не ради пищи, но, очевидно, «ради развлечения»12.

Один исследователь заливал крысам в уши коллодий, тем самым вызывая чи­стящие движения. Месяц спустя после начала эксперимента, когда в ушах крыс под микроскопом не было найдено даже следов раздражителя, количество «чистящих» движений еще оставалось очень большим13.

Эти и многие подобные эксперименты показывают то, что мы имеем в виду под персеверацией. Этот механизм вступает в действие вследствие того, что один мо­тив продолжает (по крайней мере, некоторое время) «подпитывать» себя. Здесь мы имеем самый элементарный пример функциональной автономии.

Пока еще невозможно обозначить неврологический базис, лежащий в основе устойчиво продолжающейся функциональной автономии этого типа. Только что упо­мянутые явления, как и перечисленные ниже, указывают на наличие самоподдержи-

10 Richter С. P. A behavioristic study of the activity of the rat // Comparative Psychology Monographs. 1922. Vol. l.№2.

11 Crawford S. С Characteristics of nocturnal animals // Quarterly Review of Biology. 1934. Vol. 9. P. 201—214.

12 Dodson J. D. Relative value of reward and punishment in habit formation // Psychobiology. 1917. Vol. l.P. 231—276.

13 Olson W. С The measurement of nervous habits in normal children. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 1929.

Трансформаиия мотивов 311

вающихся контуров или подструктур, приспособленных уже не только к контролю стимула. Неврологи признают эти явления и рассуждают относительно участвующих в них нервных механизмов14.

2. Зависимости. Никто не станет отрицать, что жажда табака, алкоголя или препаратов опиума — это приобретенная страсть, которая может быть очень интен­сивной. Вот что пишет алкоголик, проходящий лечение:

«Эти пароксизмы страстного желания наступают через регулярные промежутки вре­мени (три недели) и длятся в течение нескольких дней. Это не жеманная слабость и не предмет для зубоскальства. В отсутствие "жидкости" я физически и психически за­болеваю. Изо рта течет слюна, желудок и кишечник, кажется, сводят судороги, тош­нит, я становлюсь желчным, впадаю в беспричинную нервную хандру»15.

Можно сказать, что такой физиологический голод, искусственно вызванный наркотиками, — неправильный пример. Новые работы по зависимостям показывают, что их механизм, в основном, психологический. Так, обезьяны и люди, получавшие опиаты по медицинским показаниям, привыкали и сильно страдали от их «отмены», но после излечения не демонстрировали желания снова употреблять наркотики. С дру­гой стороны, настоящие зависимые даже после лечения, когда все симптомы отме­ны исчезли, в огромном большинстве случаев возвращаются к своей зависимости. Это происходит не вследствие физиологического голода, а только потому, что сфор­мировалась подсистема личности, которая справляется с жизненными фрустрациями при помощи наркотиков. Таким образом, «сидящий на игле» — это человек, сфор­мировавший приобретенную и автономную мотивационную структуру16.

3. Круговые механизмы. Каждый наблюдал, как ребенок почти бесконечно повто­ряет одно и то же действие. Добродушные родители поднимают ложку, вновь и вновь бросаемую малышом. От этой игры родители устают гораздо раньше малыша. Такая же нескончаемость свойственна детской болтовне, манипулированию и игре. Каждая ак­тивность дает «обратную связь» в сенсорные отделы, тем самым поддерживая «круго­вой рефлекс»17. Признаться, этот пример иллюстрирует только временную функцио-

14 Так, Д. О. Хебб считает, что «открытые группы клеток в мозге» могут обеспечивать некоторое длительное воспроизведение активности (Hebb D. The organization of behavior. N. Y.: Wiley, 1949). Морган говорит о «центральных мотивационных состояниях» (Morgan С. Т. Physiological psychology. N. Y.: McGraw-Hill, 1943. Ch. 22). Дж. Ч. Экклз утверждает, что старое научение никогда не утрачи­вается, но может быть реорганизовано таким образом, что уже не проявляется в поведенческих пат­тернах, к которым раньше «принадлежало» (Eccles J. С. The neurophysiological basis of mind. Oxford: Clarendon, 1953). Олдз вводит понятие самостимуляции в объяснение «долговременной продолжи­тельности» (Olds J. The growth and structure of motives. Glencoe (111.).: Free Press, 1956).

Близкую линию рассуждений предлагает У. С. Мак-Каллох (McCulloch W. S. A hierarchy of values determined by the topology of nervous nets // Bull. Math. Biophysics. 1945. Vol. 7. P. 89). Этот автор утверждает, что нервная система не линейна; кортикальные нейроны организованы в круг. Импульс не возбудит моторный нейрон, пока не пройдет по всему кругу и соответственно не модифицируется. Во всех этих рассуждениях мы замечаем общую идею кортикального отражательного контура. Этот принцип может оказаться объяснением нервной основы персеверативной функциональной автономии.

15 Inmate W. E. Beyond the door of delusion. N. Y: Macmillan, 1932. P. 281.

16 Lindesmith A. R. Opiate addiction. Bloomington (Ind.): Principia Press, 1947; Wilker A. Opiate addiction: Physiological and neurophysiological aspects in relation to clinical problems. Springfield (111.): Charles С Thomas, 1953.

17 HoltE. B. Animal drive and the learning process. N. Y: Holt, Rinehart and Winston, 1931. Ch. 7, 8. На более высоком уровне анализа Ф. Г. Олпорт поднимает вопрос, не обладают ли все «структуры событий» (по присущей им природе) качеством самоподдержания на физическом, психологическом и социальном уровнях (Allport F. H. Theories of perception and the concept of structure. N. Y.: Wiley, 1955. Ch. 21).

312 Структура и развитие личности

нальную автономию. Однако он демонстрирует важность наличия некоторого нервно­го аппарата для поддержания паттернов активности без необходимости прослеживать каждый акт до мотива-влечения.

4. Персеверация задания. Многие эксперименты показывают, что незавершен­ные задания повышают напряжение, удерживающее человека за работой, пока зада­ча не завершена (неважно, сколько времени она занимает). Даже тривиальная задача может потребовать значительного времени. Попросите испытуемого провести час, придумывая и записывая все возможные слова, начинающиеся с буквы «С». Когда он покинет кабинет экспериментатора, даже во сне и, быть может, на следующий день он будет устойчиво продолжать, не желая того, вспоминать новые слова на «С»18. Здесь функциональная автономия также имеет короткую протяженность, но суть в том, что для объяснения временно находящейся в разгаре самоподдерживающейся динамической системы не требуется гипотеза о самоутверждении, соперничестве или любой другой базовой потребности.

Гештальт-психологи говорят о «тенденции завершения» (Gestaltdrang), которая продолжает действовать вплоть до завершения задачи. Известно, что запоминание незавершенных задач лучше, чем завершенных19. Любое незаконченное задание давит в направлении продолжения работы над ним.

Вудвортс первоначально говорил о «привычках, становящихся влечениями». Это утверждение приемлемо только отчасти. Будучи однажды выученными, боль­шинство привычек становятся просто инструментальными навыками. Мы пользуем­ся своей пишущей машинкой, автомобилем или языковыми привычками только для обслуживания своих активных мотивов. Однако «привычки, стремящиеся вверх» вы­соко динамичны. Ребенка, только учащегося говорить и ходить, похоже, влечет к совершенствованию этих умений. Подросток не имеет покоя, пока не доведет до со­вершенства свое умение кататься на коньках, танцевать или водить машину. Конеч­но, некоторые умения никогда реально не становятся совершенными. Концертиру­ющего пианиста ежедневно влечет к многочасовым занятиям. Мы можем заключить так: влекущей силой обладают не совершенный талант или автоматическая привыч­ка, а, скорее, несовершенный талант и привычка в процессе становления.

5. Знакомство и рутина. Джон Дьюи писал: «Суть рутины — настаивать на своем собственном продолжении. Нарушение ее — это осквернение прав. Отклонение от нее — проступок»20.

Как мы видели, бесконечное повторение имеет свойство навязчивости, особен­но в детстве. Если вы рассказываете историю маленькому ребенку, он не позволит вам вносить вариации при повторном рассказе. Всегда лучше знакомые игровые предметы, пища, семейные обычаи. Поездки, например, в летний лагерь, часто вызывают ост­рую тоску по дому. Как указывает Пиаже, детская моральность — это, главным обра­зом, моральность обычая, послушания и рутины21.

Читатель может возразить, что знакомая обстановка — это только условное подкрепление, которое будет удовлетворять наши влечения. Так, наша обычная кро­вать связана с освежающим сном; она нравится нам, потому что она является «вто-

18 Kendigl. Studies in perseveration // Journal of Psychology. 1936. Vol. 3. P. 223-264.

19 Zeigarnik B. Uber das Behalten von erledigten und unerledigten Handlungen // Psychologische Forschung. 1927. Bd. 9. S. 1—5. <Pyc. пер.: ЗейгарникБ. Запоминание законченных и незаконченных действий // Левин К. Динамическая психология. М.: Смысл, 2001. С. 427—495.>