Глава 25.3. Государственная пошлина 32 страница

► В природе человеческой жизни заложено стремление к аффилиации и люб­ви, при условии, что такие привязанности не угрожают чувству личной безопаснос­ти и самоуважения. Существует и любовь, порождающая прощение, но реже.

► Когда предложение аффилиации отвергается или наносится урон самоува­жению, обычно развивается вторичная враждебность. Эта враждебность часто смеща­ется на иррелевантных «врагов».

► Действие и аффилиативных, и враждебных мотивов адекватно рассматри­вать не как проявление инстинктов, а как выражение усвоенной структуры чувств индивида.

► У каждого человека благодаря обстоятельствам и с помощью тренировки развивается исключающий, включающий или смешанный стиль жизни, который оп­ределяет его отношения с людьми.

► В исключающем стиле жизни — в структуре чувств, выстроенной вокруг узкого ограниченного понятия собственного интереса и маленького «безопасного островка» аффилиации — заложена некоторая экономия. Однако человеку, который собственную целостность видит только в противостоянии другим людям, который чувствует себя в безопасности, только подрывая безопасность других, вряд ли можно приписать значительную цель или целостность личности.

► Ни в природе человека, ни в природе научения нет внутренних ограниче­ний, вследствие которых самоуважение можно было бы сохранить только ведя ис­ключающий стиль жизни. Личная целостность полностью совместима с широким кру­гом аффилиации.

► Наконец, для осуществления этих принципов в действии мы должны мак­симизировать ситуации, в которых индивид (ребенок или взрослый) может участво­вать полностью и на равных в проектах, представляющих общий интерес для него и его партнеров. Так мы реализуем аффилиацию, сохраним самоуважение и уменьшим враждебность. Когда бы ни применялась эта формула, она ведет к улучшению чело­веческих отношений дома, в школе, на производстве и в стране — в том числе меж­ду группами «соперников», живущих на двух берегах одного потока жизни.

Религия и предрассудки'

Любовь к ближнему и фанатизм переплетаются во всех религиях. Многие на­божные люди насквозь пропитаны расовыми, этническими и классовыми предрас­судками. Но, в то же время, многие из наиболее пылких защитников расовой спра­ведливости также религиозно мотивированы. Они, подобно Ганди, трудятся ради одинакового отношения ко всем членам человеческой семьи. Именно этот парадокс мне хочется исследовать.

Этот парадокс не дает покоя как психологам, так и духовенству. В последнее десятилетие социологи и психологи значительно продвинулись в понимании динами­ки предрассудков, хотя они и склонны пренебрегать связью с набожностью. Обычно они просто довольствуются указанием на тот простой вывод, что — в среднем — те, кто ходит в церковь, более нетерпимы, чем те, кто в церковь не ходит. Что касается духовенства, может ли какой-нибудь священник не замечать как терпимость, так и фанатизм у своей паствы? Может ли он не сочувствовать трудному положению хрис­тианских духовников в Литтл-Роке, которое столь хорошо было описано Кэмпбеллом и Петтигрю в их новой книге «Христиане в расовом кризисе»?1

Прежде всего, позвольте мне описать суть проблемы в историческом контек­сте, поскольку крайне необходимо подчеркнуть ее распространенность и, по-види­мому, неизменный характер. В заключительных разделах я попытаюсь распутать этот парадокс с точки зрения психолога и указать путь к решению.

В христианской религии — и в определенной степени в других религиях — есть три существенных источника фанатизма.

Первый — доктрина откровения: неприкосновенность однажды обнаруженной истины. Эта доктрина обладает любопытным значением для ряда поколений верую­щих: она ведет к непреклонному убеждению в том, что оригинальные тексты Свя-

* Работа была первоначально представлена в виде Ратклиффской лекции в Университете Тафта в апреле 1959 г. и впервые опубликована в «The Crane Review» (1959). Печатается по изданию: Allport G. Personality and Social Encounter: Selected essays. Chicago: University of Chicago Press, 1960. P. 257-267'.

1 Campbell E. Q., Pettigrew T. F. Christians in racial crisis. Washington: Public Affairs Press, 1959.

Религия и предрассудки 131

щенного Писания не нуждаются в подтверждении. Возьмем, к примеру, предписание святого Павла: «Посему не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь»2. Здесь святой Павел говорит о словах Христа: «Оставьте расти вместе то и другое до жатвы»3. Позже верующие испытывали трудности с этими выражениями терпимости. Как мы можем быть терпимыми к тем, кто отклоняется от заданной откровениями формулы спасения? Менно Симоне, анабаптист, был озабочен этой проблемой, и его ограниченное решение типично для всех времен. Он интерпретировал значение слов святого Павла следующим образом: «Никто не может судить, если слово судии не на его стороне»4. Фактически Симоне, подобно многим набожным людям, прибе­гает к своему праву судить об откровении согласно собственному мнению. Поскольку все секты и веры заявляют, что слово судии на их стороне — широко распахиваются двери для фанатизма. Тех, кто на сегодняшний день не верует, резко осуждают.

Второй внутренний источник фанатизма — доктрина избранности. Какие бы тео­логические суждения религия ни провозглашала, тот взгляд, что одна группа является избранной (а другая — нет), немедленно ведет от братства к фанатизму. Так происхо­дит потому, что религиозная доктрина избранности питает гордость и жажду статуса — два важных психологических корня предрассудков. Некоторые группы претендуют на то, что они — последнее колено Израилево; претензии повышают статус членов групп и отводят всем «нееврейским» группам более низкое положение. Главный пример избран­ности основан на неясных местах в Книге Бытия. Предполагается, что Ной проклял Хама и объявил, что его дети навеки будут «слугами слуг». Легенда гласит, что дети Хама образовали черную расу. Ловко используя это, многие белые в Южной Африке и в наших южных штатах заявляют, что они Богом избраны на постоянное господство.

Таким образом, доктрины откровения и избранности расчищают путь предрас­судкам, — но неизбежно ли они приводят к такому конечному результату? Если это так, мы должны разочароваться во многих религиях. Римско-католическая церковь твердо стоит на том, что она единственная истинная церковь, Богом установленная и защищенная от ошибок. Иудейская религия вовсе не может существовать без убеж­дения, что евреи — народ, избранный Богом. Следует ли из этого, что католики, иудеи и подобные им сообщества обречены на фанатизм?

Именно об этом епископ англиканской церкви Лесли Ньюбиджин писал: «Мы должны заявить, что Христу и завершенной Его работе присущи абсолютность и окон­чательность, но то же самое запрещает нам претендовать на абсолютность и оконча­тельность нашего понимания этого»5. Откровение и избранность, будучи предписаны свыше, нечувствительны к человеческой интерпретации. Только Богу известны его планы в отношении человеческой расы. Не нам судить тех, кто не разделяет нашего понимания этих планов.

Эта смягченная интерпретация религиозного откровения и избранности тре­бует тонкого ума, который может принять абсолютное и в то же время ни о чем не судить «до пришествия Бога». Может потребоваться долгое время, чтобы массы ре­лигиозных людей усвоили этот тонкий баланс. При нынешнем положении дел мы можем с уверенностью сказать, что большинство людей продолжает рассматривать

3 Евангелие от Матфея (13:30).

4 Simons M. A foundation and plain instruction of the saving doctrine of Christ // On the ban: questions and answers, 1550 / Trans, by I. D. Rupp. Lancaster: Elias Barr, 1863.

5 Newbigin L. Rt. Rev. The quest for unity through religion // Journal of Religion. 1955. Vol. 35. P. 17-33.

2 Первое Послание к Коринфянам (4:5).

132 Статьи разных лет

тех, кто не принадлежит к их религии, со снисходительностью и даже с презрени­ем. Это справедливо для иудеев, католиков, мусульман-фундаменталистов и даже для либеральных христиан, чье следование особому варианту откровения и избранности часто сродни интеллектуальному снобизму.

Третий внутренний источник фанатизма в христианской истории — теокра­тия — потерял значительную часть своей силы. Согласно этому взгляду, распрост­раненному в течение многих веков, правителям начертано свыше проводить в жизнь с помощью гражданской и военной власти актуальные интерпретации откровения и избранности. Эта доктрина божественного права и божественного принуждения ввер­гла западный мир в века преследования и кровавого фанатизма под знаменем свя­того рвения. Западу потребовалось долгое время для того, чтобы избавиться от фи­зического принуждения как способа провести в жизнь слово Судии. Не только сами правители, но и народ — даже многие святые — полагали, что в обязанности свет­ской власти входит насильственное принуждение к согласию с преобладающими в это время интерпретациями откровения и избранности.

Вспомним призыв святого Августина к императору уничтожить пелагиан, кото­рые оспаривали его взгляды на проклятие некрещеных детей. Преследование евреев святым Амвросием, святым Григорием Нисским и святым Иоанном Златоустом6. Фа­натизм папы Урбана II, который разжигал политическую и экономическую экспан­сию крестоносцев против «отвратительных турок», освященную неистовым боевым кличем: «Deus vult» *. Папу Сикста IV, который в период строительства Сикстинской Капеллы уполномочил испанских суверенов на создание безжалостной инквизиции. Тысячи евреев, сожженных у столбов в 1485 году, когда Томас Торквемада принял управление Инквизицией. Варфоломеевскую ночь 1572 года, когда были вырезаны от двадцати до тридцати тысяч гугенотов7. Папу Иннокентия VIII, который в XV веке предал анафеме всех, кто отказывался верить в колдовство8. Безрезультатную жесто­кость религиозных войн, которые пошли на убыль только к концу XVII века.

Вышедший на сцену протестантизм повел себя не лучше, поскольку был осно­ван на тех же трех столпах фанатизма: откровениях, избранности и теократии. Пара­докс протестантизма в том, что — за исключением важнейших моментов истории — он не следовал своему главному догмату о том, что путь откровения носит личный характер. Хотя о человеке говорится, как об ищущем откровения, от него ожидается достижение «верного» ответа через его связь со Священным писанием и Святым Ду­хом. Смерть у столба стала наказанием для Сервета, который, по мнению Кальвина, неверно понимал голос Святого Духа. Долгое время протестантизм относился к ереси

6 История антисемитизма в католической церкви изложена в книге: Hay M. The foot of pride. Boston: Beacon, 1950, переизданной в 1960 году под названием «Europe and the Jews». В одной из проповедей красноречивого святого Иоанна Златоуста (которого кардинал Ньюман назвал «...чув­ствительным сердцем, возвышенным, очищенным, измененным прикосновением небес»), мы чита­ем: «Синагога хуже, чем публичный дом... она — притон негодяев и приют для диких зверей... преступное собрание евреев... дом худший, чем винная лавка... притон воров; публичный дом, жи­лье несправедливости, убежище дьяволов, гибельная пропасть и бездна... Что до меня, — я ненави­жу синагогу... Я ненавижу евреев по той же причине».

* Лик Божий (лат.).

1 Для удобства объяснения этих и сходных эпизодов см.: Meyers G. The history of bygotry in the United States. N. Y.: Random House, 1943. См. также: Bainton R. H. The travail of religious liberty. Philadelphia: Westminster, 1951.

8 Kramer H., Springer J. Malleus Maleficarum / Trans, by M. Summers. London: Pushkin Press, 1948. P. XX. См. также: Huxley A. The devils of London.

Религия и предрассудки 133

как к преступлению, караемому смертной казнью, хотя его трактовки причудливо ме­нялись с эволюцией сект и теократического господства различных суверенов.

Королева Елизавета I требовала от каждого католика посещения англиканской церкви. В течение большей части XVIII века высказывания в поддержку католической мессы в Англии наказывались пожизненным тюремным заключением, а до 1825 года иностранцы, которые хотели стать английскими гражданами, должны были принять причастие от священника англиканской церкви9. Генеральный суд Массачусетса в 1647 году принял декрет о том, что «ни иезуиты, ни духовные или церковные лица (как они называются), посвященные в сан Папой Римским, не могут отныне всту­пать на землю Массачусетса. Каждый человек, не освободивший себя от подозрений, должен быть заключен в тюрьму, а затем выслан. В случае повторения он должен быть предан смерти».

II

Пересказывать историю фанатизма утомительно и болезненно. Но забыв о ней, мы не сможем понять природу современной проблемы. Не все ужасы ушли в прошлое. Однако у нас появилось понимание психодинамических факторов, кото­рые добавляют жару в теологический диспут.

Антикатолицизм в Соединенных Штатах, подобно антинегритянским пред­рассудкам, часто поощряет склонность к сексуальным разоблачениям. Подстрекае­мая историями о безнравственности в женских монастырях, толпа в Чарлстоне (Массачусетс) 11 августа 1834 года сожгла монастырь урсулинок. Одна влиятельная политическая партия «ничего-не-знающих» достигла в середине XIX века значитель­ной власти, во многом основываясь на подобных легендах. Позже в том же веке Аме­риканская протекционистская ассоциация процветала, поддерживаемая антикатоли­ческими периодическими изданиями. Таким типичным изданием был «Watson's Magazine», не только антикатолический, но также антинегритянский и антисемитс­кий журнал. Его логика хорошо видна в следующей типичной для него цитате: «Боже всевышний! Вообразите себе негритянского священника, дающего обет целомудрия, а затем дающего себе волю среди женщин, которых учили, что священник не мо­жет грешить. От этого можно содрогнуться». Подобным же образом говорилось о «распутных евреях», у которых «волчий аппетит к запретным плодам — похотливый пыл, который усиливается новизной девушек из национальностей, не практикую­щих обрезание»10. В современной психологии большое внимание уделено этой ком­бинации сексуального и религиозного11.

В нынешнем веке политические эгоистические интересы воодушевляют религи­озные преследования не меньше, чем в прошлом. Вспомним о еврейских погромах в царской России и о резне мусульман индусами и индусов мусульманами всего десяти­летие назад. Своего рода религиозный восторг опьянял нацистов: «Гитлер является новым, более великим и могущественным Иисусом Христом. Наш Бог, наш Папа — Адольф Гитлер». Так восторгался нацистский лидер Бинве. А непревзойденный в сво­ем экстатическом преклонении министр пропаганды Геббельс в своей речи в Берлине поучал поставленную в строй германскую нацию: «Наш вождь посредничает между

9 Freedman M. (Ed.) A minority in Britain. London: Valentine, Mitchell, 1955. P. 39 f.

10 Meyers G. The history of bygotry in the United States. N. Y.: Random House, 1943. P. 252, 259 f.

11 Allport G. W. The nature of prejudice. Cambridge: Addison-Wesley, 1954. Ch. 23.

134 Статьи разных лет

своими людьми и троном Господа... Все, что излагает наш вождь, — это религия в ее высшем смысле, в ее глубочайшем смысле и в ее наиболее глубоком и скрытом значе­нии»12. Даже эти немногие примеры объясняют нам, почему многие думающие люди не доверяют религии. Один студент колледжа выразил главную идею широко распрос­траненного суждения: «Веками религия пыталась установить братство людей. Пора ее расцвета прошла... Проблемы, которые религия пыталась решить, требуют решения, но религия потерпела неудачу». Другой студент говорил об организованной религии как о «...проклятии — еще одной форме раскола в разобщенном мире»13.

История, которую мы вспоминали до сих пор, — односторонняя. Мы не долж­ны забывать, что даже во времена преследований были пророки с большой душой, которые, часто подвергаясь опасности, выступали против фанатизма и проповедова­ли доктрину равноправия мнений. Таким был Сократ. Так поступал и Христос — за много веков до возникновения Его церкви.

В эру раннего христианства эти голоса были робкими и неясными. Например, Тертуллиан утверждал, что бог не желает, чтобы ему поклонялись против своей воли; спасение не может быть принудительным, а должно быть свободно принятым. Имен­но Тертуллиан столь блестяще понял динамику поиска козлов отпущения: «Они ви­дят в христианах причину любых бедствий в государстве, каждого человеческого не­счастья. Если Тибр достигнет стены, если Нил не достигнет полей, если погода не меняется, если голод или мор — вопль сразу один: "Христиан ко львам!"»14. Тем не менее, жесткие трактовки Тертуллианом избранности и откровения заставили его столь яростно выступать против церковных нонконформистов, что он был назван первым христианским фанатиком.

Подобным образом папа Геласий I в конце V века выступил против принуж­дения и поставил под сомнение право каждого императора толковать Жертву на Кресте или устанавливать, как ее плоды должны распределяться между людьми. Свя­той Амвросий также выступал против права императора толковать христианскую веру, но не колеблясь обличал евреев. В XIII веке Раймунд Луллий отважился высту­пить как против крестовых походов, так и против начавшей возвышаться инквизи­ции. А веком позже кардинал Николай Кузанский внушал, что человеческое изло­жение божественного всегда заражено слепотой эгоистических интересов смертных. Он предложил создать Парламент религий, в который должны быть приглашены даже мусульмане. Но такие голоса были слабыми и спорадическими.

Реформация добавила свои доводы, хотя она и стала восприемницей трех столпов фанатизма. В 1554 году Себастьян Кастелло выпустил манифест, защищав­ший религиозную терпимость. Он настаивал на том, что христианская вера мило­сердна, преследование есть ее антитезис, а если преследование является частью ре­лигии, то религия — проклятие для человечества. В разгар сжигания ведьм Монтень выразил свои опасения в прекрасных словах: «В конце концов, наивысшая оценка

12 Meyers G. The history of bygotry in the United States. N. Y.: Random House, 1943. P. 389 ff. Полезное описание смеси политических предубеждений с протестантским фанатизмом см. в: Roy R. L. Apostles of discord. Boston: Beacon, 1953.

13 Allport G. W., Gillespie J. M., Young J. The religion of the post-war college student // Journal of Psychology. 1948. Vol. 25. P. 3-33.

14 Tertullian. Apology. Ch. 40 // Migno: Patrologia Latina. Vol. I. Col. 542.

Религия и предрассудки 135

догадок человека — сжечь его за них». Тогда же, в XVI веке, Швенкфелд учил, что чувство божественной непосредственности должно удерживать нас от ненависти: у Духа Святого семь даров, и мы должны признать их разнообразие у разных людей. Айреницизм, поиск мирного единения церквей, вырос на этой основе, так же как современное квакерство. Но полный расцвет этого спиритуализма XVI века дости­гался медленно. Как отметил Бейнтон: «Лучшее в области религиозной свободы было сказано в шестнадцатом веке, но не практиковалось до девятнадцатого»15.

Однако защитники равноправия взглядов редко были искренними. Мильтон выдвинул принцип религиозной свободы, но отказывал в ней католикам и атеистам; подобной позиции придерживался и Джон Локк. Кромвель выступал за свободу сове­сти, но по политическим мотивам отказывал в ней католикам, сторонникам англи­канской церкви и баптистам.

Постепенно выросли сильные поборники разделения церкви и государства. Пер­вые шаги в этой схватке были сделаны диссентерами в Голландии и Роджером Уиль-ямсом в Новом Свете. Решительный поворот, разумеется произошел, когда Джеймс Мэдисон написал, а Конгресс принял Первую поправку к Конституции Соединенных Штатов: «Конгресс не принимает законов, относящихся к религиозным установлени­ям или запрещающих свободное их осуществление». Впервые в истории западного мира люди отменили притязания государства на религиозные санкции, а следователь­но — возможность официального преследования за отклонения в религиозных вопро­сах. Один из выдающихся американских юристов Дэвид Дадли Филд назвал этот ре­шительный шаг «...величайшим достижением в ходе человеческого прогресса».

Первая поправка уничтожала возможности для теократии в Америке, а ее по­следствия были столь широки, что сегодня ересь или любая другая форма вариантов религиозных верований почти никогда не наказывается как преступление против за­конов в любой из стран мира. Теократический столп фанатизма рухнул, а два других столпа ослабли. Этот факт помогает сегодня надеяться, что произошедший коренной перелом принесет глубокие перемены.

Сегодня только отдельные ортодоксальные секты явно используют доктрины откровения и избранности для оправдания антинегритянских, антиеврейских, анти­языческих или каких-либо других предрассудков. Однако если явные теологические оправдания встречаются реже, чем раньше, то аналогичные психологические процес­сы все еще действуют.

IV

Рассмотрим довольно обычную форму синдрома религиозных предрассудков. Скажем, некоего ребенка обучили обычному для взрослых комплексу идей. Христос пришел в мир, чтобы спасти всех людей, черных, коричневых и белых, — но про­изойдут страшные вещи, если кто-нибудь небелый будет жить по соседству. Его обу­чили, что церковь, к которой принадлежит его семья, самая лучшая, а все осталь­ные — хуже. Он узнал, что Отец небесный оказывает милости, когда его попросят, но особенно детям, принадлежащим к избранным.

15 Bainton R. H. The travail of religious liberty. Philadelphia: Westminster, 1951. P. 253. См. другие источники, рассматривающие рост религиозной толерантности: Latourette К. S. A history of Christianity. N. Y.: Harper, 1953; Jordan W. K. The development of religious tolerance in England. 4 vols. Cambridge: Harvard University Press, 1932-1940.

136 Статьи разных лет

Предположим теперь, что эти знания впитал ребенок, у которого сильны психологические потребности, вызванные чувством тревоги, неполноценности, по­дозрительности и недоверия. Он может никогда открыто не думать о доктринах от­кровения и избранности; тем не менее, его воспитание готовит его к тому же типу рассуждений, которым отмечен фанатизм во всем ходе истории: «Бог неравнодушен ко мне. С помощью молитвы я могу вызвать Его особое расположение. Его роль зак­лючается в том, чтобы пожаловать мне безопасность и другие блага. Моя жизненная система — это система исключения, отсечения тех соседей, которые не относятся к моей группе и угрожают моему комфорту. Моя религия и мои пристрастия вместе служат моему стилю исключения. Они — острова безопасности в угрожающем мире. Они — специально сшитые для использования в опасных водах спасательные жиле­ты». В таком случае ни религия не является причиной этнических предрассудков, ни предрассудки не являются причиной религиозных взглядов. Обе стратегии защитные, обе предоставляют безопасность, ощущение статуса и инкапсуляции.

Этот синдром носит чрезвычайно общий характер; многие исследования по­казали, что в среднем у тех, кто посещает церковь и у явно религиозных людей зна­чительно больше предрассудков, чем у тех, кто церковь не посещает, и у неверую­щих. Сегодня, как и в прежние времена, несчетное число людей полагает, что всемогущий Бог замыслил иерархию в человеческой семье, вершину которой зани­мают они. А некоторые все еще цитируют Священное Писание для подтверждения своей точки зрения.

В описанном нами случае ясно, что религия не является главным мотивом в жизни. Она играет лишь инструментальную роль, служит многочисленным формам эгоистического интереса и рационализирует их. Здесь религиозное убеждение и обу­чение не усвоены полностью. Человек не служит своей религии — она подчинена за­даче служить ему. Главным мотивом всегда является эгоистический интерес. При та­кой организации жизни религия обладает лишь внешней ценностью. И таким образом религия, носящая внешний характер, наиболее тесно связана с предрассудками.

V

А теперь мы обратимся к противоположному, или внутреннему типу религиоз­ного чувства. Он также берет начало в ранние годы жизни. Как и в предыдущем слу­чае, разум ребенка рано настроился на милости, которые может оказать Бог: пода­ренные на Рождество коньки или отмена посещения зубного врача. Вначале любому ребенку трудно избегать центрированного на себе или на семье взгляда на религию. Но существует изначальное отличие: ребенок, которого мы сейчас описываем, обла­дает благом базового доверия и безопасности у себя дома. Ему не нужно смотреть на людей как на угрозу его благополучию. Ему не нужно использовать религию в каче­стве талисмана. Он не зафиксировался на незрелом уровне развития. В подростковом возрасте он смог осуществить скачок, который Пиаже назвал реципрокностъю, воз­можностью воспринять, что другие тоже обладают убеждениями и предпочтениями (в отношении их собственной религии, культуры и расы), которые аналогичны его собственным и, с их точки зрения, столь же различны.

Юноша, которого мы описываем, не покалечен своими страхами и тревогами. Конечно, у него они есть, но он принимает их как нормальные болезни человечес­кой расы. Разумный принцип психологии гласит, что принятие своих тревог ведет к сочувственному пониманию и принятию других.

Религия и предрассудки 137

Продвигаясь таким образом к зрелости, человек не обязательно теряет свою религиозную веру или даже веру в откровение и избранность. Но догма смягчается смирением: согласно библейским предписаниям, он удерживается от суждений «до дня жатвы». Религиозное чувство такого сорта наполняет всю жизнь мотивацией и смыслом. Она уже не ограничена отдельными сегментами эгоистического интереса. И только в таком расширенном религиозном чувстве обучение братству обретает крепкие корни.

Я не имею в виду, что религиозные взгляды людей могут быть полностью внешними или внутренними. Существует континуум их градаций. У людей с внеш­ней религиозностью бывают моменты, когда до них доходит универсализм христи­анского учения, возможно сея в них сомнения в собственной позиции по таким вопросам как сегрегация негров. У людей с внутренней религиозностью тоже могут быть ошибки, как в случаях, когда они соскальзывают в насмешливый и модный в обществе антисемитизм.

Тем не менее, в принципе, различие носит решающий характер. Если мы не примем его, нам не удастся объяснить старый парадокс: как происходит, что религи­озные люди больше склонны к предрассудкам, чем нерелигиозные, хотя в то же вре­мя большинство борцов за равенство и братство в течение веков были религиозно мотивированы? Вспомним папу Геласия, Кастелло, Святого Франциска, Швенкфел-да и Роджера Уильямса; ближе к современности — Ганди, отца Хадлстона, Мартина Лютера Кинга и Альберта Швейцера, а также бесчисленных активных членов Амери­канского комитета друзей Церкви, Католического межрасового совета, Унитарного церковного комитета и других религиозных групп, слишком многочисленных, чтобы их все упомянуть.

VI

Связь между религией и предрассудками зависит от того типа религии, в кото­рой находит убежище индивидуальная жизнь. Когда она имеет внешний характер, связь с предрассудками тесна, когда характер внутренний — предрассудки ограниче­ны. Когда религиозные группы становятся самокритичными и бдительными к пробле­ме, они могут удачно использовать этот центральный факт, чтобы направлять свою политику и планы на будущее. Если попытаться сформулировать проблему, то она зак­лючена в том, как трансформировать связанный с предрассудками внешний религи­озный стиль, которого придерживаются большинство членов религиозных групп — ка­кими бы они ни были, — во внутренний религиозный стиль, когда общее убеждение в равноправии взглядов соединяется с формированием самой личности.

Анализ слухов'

Слухи сделались проблемой национальной важности в трудные 1942—1943 годы. Тогда один высокопоставленный чиновник из Отдела военной информации назвал причину слухов и рецепт контроля за ними, частично (но только частично!) верные. Он сказал: «Слухи вырастают из отсутствия известий. Следовательно, мы должны со­общать людям самые точные новости, по возможности быстро и полностью».

Верно, что слухи процветают при недостатке информации. Уверенность лю­дей в том, что правительство дает полную и точную информацию о разрушениях — следовательно, все худшее им известно, — препятствовала возникновению в Брита­нии слухов даже в дни самых страшных бомбежек. Если люди уверены, что знают худшее, маловероятно, что они станут усугублять картину, добавляя ненужные ужа­сы для объяснения самим себе своей тревоги.

В то же время нетрудно доказать, что слухи разрастаются и при обилии ново­стей. Было всего несколько слухов о наших ужасных потерях на Перл-Харборе до тех пор, пока сами газеты не опубликовали официальный отчет о катастрофе. Были от­дельные слухи о смерти Гитлера до того, как газеты сообщили о покушении на него летом 1944 года, но сразу после этого слухов стало значительно больше. Лавина слу­хов о мире в конце апреля—начале мая 1945 года совпала с открытым обсуждением в прессе приближающегося крушения Германии. Аналогично, поток слухов захлестнул страну в последние часы перед днем победы над Японией: преждевременные исто­рии о конце войны распространялись быстрее, чем их успевали официально опро­вергать. Стоит упомянуть весьма странный эпизод в истории слухов: в течение не­скольких часов после публикации известия о внезапной смерти президента Рузвельта 16 апреля 1945 года распространились истории о смерти многих других известных лю­дей, включая генерала Маршалла, Бинга Кросби и мэра Ла Гуардиа.

Если общественные события незначительны, то маловероятно, что они поро­дят слухи. Но при определенных обстоятельствах, чем больше пресса уделяет внима-

* Этот очерк был написан в соавторстве с Лео Постманом и опубликован в журнале «Public Opinion Quarterly» (1946-1947). Фактически он содержит краткое изложение книги тех же авторов «Психология слухов» (The psychology of rumor), опубликованной в 1947 г. Печатается по изданию: Allport G. Personality and Social Encounter: Selected essays. Chicago: University of Chicago Press, 1960. P. 311-326.