В. Маркович 9 страница

— Философ мой, — вздыхает Артем. — Пойдем спать. Про это все разговор будет на тренинге?

— Не на первом, конечно, но будет.

Мы едем спать, и я долго лежу, не могу уснуть, слушаю дыхание Артема и все думаю, думаю обо всем на свете. А потом все равно мои мысли уезжают в сторону Игры и игроков. Вернется ли Саша домой? Что будет с Анжелой и ее ребенком. А с Соней? Откроет ли Маша свою бензоколонку? Когда Симуля наконец встретит своего МММ? Что они напишут на своих футболках? А может, мне позвонить Сашиной жене? А что, конструктивная мысль. Хоть разведаю, действительно ли она закрыла для себя возможности создания с Сашей новых отношений или просто в ней сейчас говорит обида, с которой можно справиться. В конце концов, она первая мне позвонила, значит, я имею право вмешаться. К тому же это мой мир, вспоминаю я надпись на футболке.

Я долго не сплю, и мне становится беспокойно. Почему по ночам так часто бывает страшно, грустно или тоскливо? Мы так зависим от солнца, что ли?

Я тихонько встаю и ухожу в другую комнату. Сделаю-ка я новую медитацию. Практики помогают мне стать радостно-спокойной.

 

Моя новая практика называется «Внутренняя улыбка». Все очень просто: нужно, перемещая свой внутренний взор сверху вниз, благодарить каждый свой внутренний орган и улыбаться ему внутренней и внешней улыбкой.

Я включаю музыку и начинаю. Через макушку я попадаю внутрь себя. Конечно же, первое, что я вижу, — это мозг. Большой, изрезанный извилинами, вызывая мое почтение, он лежит, заполняя собой практически все пространство черепа. Он весьма серьезен, даже суров, и я слегка робею перед ним.

— Привет, — неуверенно улыбаясь, говорю я своему мозгу.

— Привет-привет, коли не шутишь, — ворчит старикан в ответ, и я понимаю, что он бесконечно добр и мудр.

И тогда я, улыбаясь уже широко и радостно, говорю:

— Спасибо, что ты есть у меня.

— На здоровье, — улыбается он в ответ, словно в усы. Усову него, конечно, нет, но ощущение такое складывается.

Мне хочется с ним побеседовать, но медитация предполагает только улыбку и благодарность, поэтому я машу ему рукой и скатываюсь вниз, мимо глаз, нёба, попадаю в горло и натыкаюсь на двух разбитных сестричек, сидящих по обе стороны, нахально сложив нога на ногу в мягких тапках в форме ушастой собаки. Гланды. Мои гланды. Так вот они какие.

— Куда торопимся? — ехидно спрашивает меня одна из них. Я вспоминаю свои бесконечные детские ангины и чувствую себя немного виноватой за боль, которую я им причиняла.

— Привет, — отвечаю я немногословно. И конечно, улыбаюсь.

— Привет, коли не шутишь, — отвечает одна гланда, и я понимаю, что они на меня не сердятся.

— Спасибо вам.

— Пожалуйста, — смеются сестрички и машут мне тоненькими ручками.

Я качусь дальше вниз и встречаю его — сердце. Это оно причиняло мне столько боли всю мою жизнь. Это его я рвала на кусочки день за днем многие годы. Я смотрю на него, и у меня щемит. Щемит его, мое сердце. Мое родное, чудесное, терпеливое, нежное.

Мне хочется плакать от любви и благодарности, и я улыбаюсь со слезами на глазах.

— Прости меня, — говорю я не по правилам медитации.

— Конечно, — говорит мое сердце. Темно-красное, опутанное веревками сосудов, оно лежит как незыблемая глыба, очень мощное, но одновременно маленькое, мягкое и необыкновенно трогательное. В нем сила и мудрость. И я понимаю в этот момент, что оно давно уже мудрее меня. Это я там, снаружи, все мечусь, терзаюсь, все решаю — прощать, не прощать, любить, ненавидеть? Оно, мое сердце, давно уже простило всех и все. Оно слишком много страдало, для того чтобы не стать милосердным. Оно наконец стало старым и спокойным.

— Спасибо, — от души говорю я своему сердцу.

— Пожалуйста, — улыбается оно мне улыбкой старца, все видящего и понимающего, и я чувствую себя несмышленым ребенком. Мне становится намного легче. На нем, на сердце.

Я оглядываюсь по сторонам и вижу два серебристых, блестящих баллона — мои легкие. Они и правда легкие. И веселые.

— Привет, — говорю я и получаю в ответ струю ветра, обогащенную кислородом. У меня кружится голова, я радостно смеюсь и слышу, как легкие почти беззвучно, но крайне энергично смеются вместе со мной, с легким шипением выпуская в кровяную систему молекулы кислорода.

— Привет, — шипящим голосом хором отвечают мне мои легкие.

— Спасибо вам!

— Обращайся.

И я вновь скатываюсь вниз, к желудку.

— Здравствуйте, — говорю я ему почтительно.

— Привет, — отвечает мне желудок.

— Как вы?

— Слушай, ты там ешь поменьше, а то я не успеваю переваривать все, что ты закидываешь круглые сутки безостановочно.

— Да я в ресторане работаю.

— Догадываюсь.

— Я постараюсь. Спасибо вам, — я улыбаюсь ему.

— Пожалуйста, — улыбается в ответ желудок.

Что происходит? Ни один мой орган на меня не сердится! И это невзирая на то, что я относилась к ним всю свою жизнь совершенно безответственно и по-раздолбайски. Я не занималась спортом, ела что попало, болела, курила, пила всякую дрянь, нервничала и совершенно не думала о них, моих органах, беспрекословно и терпеливо перерабатывавших всю эту гадость в энергию, столь нужную мне для жизни.

Удивительно.

Я поворачиваю влево и встречаю селезенку. Депо крови. — Держись, — говорю я ей, маленькой, шустрой и веселой.

— Ноу проблем! — жизнерадостно отвечает мне моя селезенка.

— Спасибо тебе, — улыбаюсь я и подвигаюсь к спине, чтобы увидеть мои почки.

Две лоханочки лениво лежат на бочках. Ба, да кажется, они философы. Вообще, парным органам, похоже, повеселее живется. Есть с кем поговорить на равных, пожаловаться. Кто поймет тебя, как не твой брат?

— Привет, почки, — говорю я приветливо, с улыбкой.

Они чуточку приглядываются ко мне, потом переглядываются между собой и расплываются в улыбке. И жизнерадостно говорят:

— Хау дую ду.

— Спасибо вам.

— На здоровье. Оно у нас общее.

Я машу рукой и поворачиваю вправо. Пробираюсь к печени.

Она большая, коричневая и блестящая. Немного похожая на спокойное озеро. Так вот кто отражает алкогольные удары все эти долгие годы.

— Привет, — здороваюсь я с этим героем соц- и кап-труда.

— Здравствуй.

— Спасибо тебе. — У меня нет слов, чтобы выразить благодарность.

— На здоровье, — отвечает печень с улыбкой. И ни слова упрека.

Дальше колышутся кишки. Целая толпа. Тут, внизу живота, движуха по полной программе. Все кишки одновременно машут руками, волнуются, радуются встрече.

— Привет, — улыбаюсь я им.

— Привет! — шумят они.

— Спасибо вам.

— И тебе, и тебе! — прокатывается по ним волна перистальтики.

И тут я начинаю пробираться еще ниже. Туда, где моя матка и яичники.

Вот она, как и написано в умных книгах, размером с апельсин. Мое второе сердце. Центр меня — женщины.

— Привет, — шепотом говорю я. Она необыкновенно красива, моя матка.

— Привет, — ласково отвечает она.

— Спасибо тебе.

— Пожалуйста, малышка.

— Я на тебя очень рассчитываю.

— Можешь, — легко и нежно вздыхает она, и меня переполняет счастье.

— Привет, ребята, — кричу я легким веселым яичникам, задорно торчащим на ниточках труб, и они приветственно качаются, оба одновременно.

— Привет!

— Не подкачайте!

— Можешь на нас рассчитывать.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

 

Вот и все. Мое путешествие внутри моего тела закончилось, а музыка еще играет.

И я начинаю свой путь назад, в комнату моей квартиры. Я потихоньку возвращаюсь, по дороге с любовью и бесконечной благодарностью вспоминая все свои органы — такие разные, такие нужные лично мне, сумевшие простить меня, беспутную и безалаберную, и сумевшие меня, безусловно, полюбить.

Я попадаю через макушку обратно в комнату, открываю глаза и понимаю, что на моем лице самая радостная и умиротворенная из всех возможных улыбка.

 

В пятницу утром, до собрания, я звоню Антону. Мне необходимо посоветоваться.

— Как ты думаешь, мне позвонить Сашиной Маше?

— Хм, — задумывается Антон, — а цель?

— Цель — выяснить, что она на самом деле думает.

— Ну, может, и позвонить. И что дальше? Вот скажет она, что никогда в жизни больше в одном поле не сядет с бывшим благоверным. И даже разрешит тебе это озвучить для Саши.

— Ну, предположим, я ему об этом сама говорю. И… И он все равно не отступится. Он же баран упертый. «По фиг мне» — вот и все, что он скажет. И опять поедет долбиться. Что, может, и к лучшему.

— Второй вариант. Она скажет, что просто хочет его проучить.

— И тогда ему тем более нельзя об этом говорить. Весь воспитательный эффект пропадет. Так-то она его все же заставила задуматься о своих способах бытия. И их эффективности.

— А если она скажет: «Ой, я вся такая непонятная, меня так колбасит, так колбасит, ну я прямо не знаю!»

— Да, женщина все может сказать.

— Вот и я о том же.

— Ну ладно, слушай, давай после собрания решим. Вдруг что полезное услышим. Спасибо, что поговорил.

— На здоровье, моя радость.

Как мне приятно! Я еду и улыбаюсь.

На собрании первым делом обсуждаем детишек, которым можно помочь. Их уже человек пять нашли. Как эти деньги разделить, спрашивается? Кому отказать? Наученные горьким опытом ребята всех родителей пробивают через Севиного милицейского друга. С родителями Никиты та еще катавасия. Они таких лохов, как мы, штук семь нашли, готовых помогать Никите. Теперь их всех опрашивает милиция. Ищут и сообщников в Германии. У людей просто волосы дыбом. Хотели помочь малышу, а тут на тебе.

— Слушайте, — вдруг говорит Настена, — так у нас же теперь не только пять новых детишек есть, но и семь новых спонсоров!

Все тупо смотрят на нее несколько секунд, а потом просто подлетают со своих стульев и начинают Настю обнимать.

— Мужик, — хлопает ее по ладошке Егор, — уважаю!

— Голова, — радуется Антоха.

Действительно, ведь люди готовы были помочь Никите, пусть теперь нашим новым найденышам помогут. Тем более мы их проверяем, риск минимальный.

Ай да Настена! Игроки тут же с головой кинулись в новое дело. Сева звонит милицейскому другу, остальные молча его обступили.

А что с Никитой делать? Он уже привык к нашей компании, к нему же ездили несколько раз в неделю, нянчились, конфеты дарили. Кто ж знал, что он детдомовский?

Мне, конечно, приходит в голову шальная мысль. Я смотрю на Настю. Она ловит мой горящий взгляд, подходит и говорит на ухо:

— Ты про Никиту думаешь?

— Ага.

— Я тоже уже думала. Квартиру мы с мужем в понедельник покупаем, можно заниматься усыновлением ребенка. Мы еще даже не искали. Я подумаю. Съезжу в Тверь, поговорю с руководством детдома. Ничего не обещаю. Ты не говори пока ребятам, ладно?

— Конечно. Это дело такое. Нешуточное. Ребята договорились о встрече с милицейским другом, обещавшим помочь в добывании контактов жертвователей, и сидят довольные, блестят глазами, готовые к обсуждению текучки.

Саша с одной победой и одним поражением.

Он наконец-то владелец офисного центра. Все по этому поводу орут «Ура!» и чокаются кружками с чаем. Поражение, понятное дело, в семье. Жена, как уже упоминалось, по-прежнему не желает идти на контакт.

Поэтому Саша немного растерян. В бизнесе все понятно — есть простые приемы: не хотят так офисный центр продавать, предложим новые условия. Снова не подошли — опять стол переговоров. А что делать с женщинами, с их оскорбленным самолюбием — не вполне понятно. На переговоры не идут, плачут, истерят, напиваются и бросают трубки. Вот и вся коммуникация.

— Вот кретин! — опять говорит Антоха моими мыслями. — Сам все испортил, теперь шляется. Говорили мы тебе?

— Ну говорили. У меня свой путь ошибок. А как бы я узнал, что люблю ее, если бы не ушел?

Тоже верно. По обыкновению, все правы. Сдаваться Саша, естественно, не намерен, но с какой стороны подойти — пока не знает.

— А давай мы все вместе приедем, весь асфальт под окнами раскрасим, цветы нарисуем и будем петь, — загорается Егор. — Женщины любят такую херню. Или транспаранты развернем, как тогда, у Наташиного дома.

— О, и оркестр пригоним! — начинают генерировать идеи остальные.

— Девчонки, вы-то чего молчите? — спрашивает Сева. — Ваше мнение?

— Тема, — кивает Сима. Соня поднимает большой палец вверх.

— А еще можно нанять машину с корзинкой, из которых высотные работы производят, Сашу в нее посадить с цветами и под окна подвезти. — Все, у мужиков фантазия разыгралась не на шутку. Девчонки хохочут.

— Аж завидно, — говорит Анжела.

— Да ладно, ты вообще скоро мамой будешь, не завидуй!

— Одно другому не мешает.

Анжела, тем не менее, довольна — парень вроде не отрекается и даже приглашает на свидание. Денег дал — на фрукты и витамины. Слава богу!

В общем, с Сашей порешили. Значит, не буду пока звонить. А что, мне кажется, они классно все придумали.

Боков в последней стадии подготовки к генеральному событию в своей рабочей деятельности. На следующей неделе стартует первый молодежный лагерь для социально активных детей, который он организовал.

— Понимаете, — говорит он. — Это важно. Эти дети через десять — двадцать лет будут у руля нашей страны. Именно эти — социально активные. Они будут в политике, бизнесе, искусстве. Важно сейчас научить их мыслить категориями любви, добра и ответственности.

Боков жжот. Уважаю.

У Димы яхта на подходе. Сима вышла на новую работу, стала еще более деловая колбаса, чем раньше. И так далее.

Собрание подходит к концу, но у меня еще вопрос к Соне. Она счастливая, рот до ушей. И вертится как на иголках. Мне дико хочется узнать, по какому поводу счастье и иголки.

— Ребят, — вдруг говорит Егор, опередив меня. — У нас сообщение.

— У кого это у нас? — вопрошает Антон. А я, кажется, начинаю догадываться.

— У нас с Соней, — подтверждает мою догадку Егор. О нет!

— И?…

— У нас тут… Ну, в общем, у нас любовь.

— Что??? - Все просто встают на уши и поднимается страшный гвалт. — А как же правило? А когда вы успели? И как это вообще может быть?

Для всех вдруг становится это очевидным. Действительно, признаки были, но мы так привыкли думать, что они с разных планет, что не могли даже мысли допустить. Вот лохи фиксированные!

— Правило не нарушили, — хором отчитываются Соня с Егором. — Чувства правилами, как справедливо заметили Наташа и Антон, не запрещены. В отношения вступать раньше, чем до окончания правила, не собираемся. Миша, квартиру можешь не искать. Правило кончится, поменяетесь с Соней местами.

Ну и дела!

— Соня, — вспоминаю я, — у него же нет пятнадцати тысяч в месяц.

— Да и фиг с ними, — машет рукой счастливая Сонька. — Обойдемся пока. А потом будут. Егор же бизнес открывает, и еще планы есть. А я его поддерживать буду изо всех сил. Я поняла — моя миссия быть настоящей женщиной и во всем поддерживать любимого человека.

С ума можно сойти.

Да, здорово у Сони приоритеты поменялись за три месяца. Да и сама она. Где та холодная, высокомерная и неприступная красавица? Осталась лысая оторва, но, правда, очень красивая. Мне так она больше такая нравится. Значительно живее.

Егор, наоборот, посерьезнее стал. Ему уже некогда доказывать всему свету свою независимость — слишком дел много. Поэтому он из нигилиста превращается в нормального бизнесмена, хотя и очень неформального. Но это уж черта характера, с ней не поспоришь. Он навсегда останется неформалом, даже если семь дней в неделю в пиджаке будет ходить. В таком случае по вечерам он будет его сдирать с себя и топтать ногами.

Н-да, вот так новость. В конце концов, нашумевшись, мы молчим и смотрим на них. Сравниваем. А что, может, и хороша парочка.

— Что это, вашу мать, за перекрестное опыление? — вдруг восклицает Антон.

— В смысле?

— Анжела с Сониным парнем, а Соня с Анжелиным партнером!

— Точно, — мы хохочем, Соня с Егором сидят довольные.

— Чур, — говорю я, — даже за ручки не держаться. Про поцелуи и обнимашки я уж и не говорю. Блин, ну вот как вы теперь при встрече целоваться в щечку будете? По-дружески уже не получится.

— Через салфетку, — смеется Егор.

— А я вам говорила! — вдруг восклицает Сима. — Что?

— Что они снюхаются; помните, когда Соня к нему переезжала, я говорила об этом. Как и про ребенка. Меня интуиция не обманывает.

— Слушай, Сима, — говорит Антон. — Мне кажется, тебе свое шестое чувство надо пока попридержать. Пока еще какая-нибудь материализация твоих чувственных идей не случилась.

Так что с собрания мы уходим ошарашенные.

— Может, вам тоже заявиться? — подкалывает нас с Антоном Боков, но я отмахиваюсь.

Я возвращаюсь домой. Артема уже нет, он уехал на тренинг к десяти часам. На такси. Я слоняюсь по квартире и трогаю его вещи. Потом достаю все, что у него есть в сумке, приготовленное на три дня, и аккуратно раскладываю. Редкое явление. Вообще-то я хозяйка отвратительная.

Дело в том, что, когда я родилась, моим родителям дали отдельную квартиру, и мама ужасно обрадовалась:

— Ой, Лариску не могли толком приучить к домашней работе, пока с подселением жили, так хоть Наташей займемся.

И занялись. Мама настойчиво приучала меня к труду. Посуда, полы, грязная обувь — все полагалось мыть. В саду полагалось собирать всяких тварей и клубнику.

В общем, надо ли говорить, что от этих безобидных занятий меня отвратили навсегда. Я сопротивляюсь им аж до болезни, до тошноты и головокружения.

Поэтому, видимо, я всю жизнь начальник — чтобы ничего самой не делать.

А сейчас я разложила сумку Артема с удовольствием. Хочется иногда сделать что-то своими руками для любимого человека. Правда, редко. Всеми остальными способами — сколько угодно, а вот ручками… Хотя они у меня ловкие и умелые. Ресурс пропадает.

Что характерно, моя сестра Лариска — отменная домохозяйка. С большой буквы «L».

Вечером Артем пришел мрачноватый. Значит, все по плану. Первый день самый сложный. Приходится признавать очевидные для окружающих, но непонятные самому себе вещи. Разбираться со своими тараканами.

Не переживай, Тема, завтра будет полегче и повеселей. А послезавтра вообще до колик обхохочешься.

Я кормлю его, вызывая изумление своим трудолюбием, и укладываю спать без лишних вопросов.

Оставшиеся два дня я волнуюсь, беспрерывно разговариваю с капитанами и донимаю Олега. Звоню ему в каждый перерыв и спрашиваю:

— Как там Артем?

— Работает, — отвечает односложно Олег.

А что тут еще скажешь? Меня саму иногда раздражают родственники студентов. Все настойчиво звонят и спрашивают:

— Ну, как там мой?

— Работает, — отвечаю я. Больше все равно не скажешь. Тем паче, там правило о конфиденциальности принимается.

В воскресенье я с цветочком встречаю Артема на выпускном и сразу из зала тренинга везу в аэропорт. Артем веселый-веселый, позитивный, глаза блестят. Целует меня, шутит, болтает обо всем подряд, делится открытиями, рассказывает о своих ощущениях. Ожил, спящий красавец. На неделю эмоций хватит, а потом они улягутся, останется сухой остаток — знания.

— Созвонимся, малыш, — говорит он на прощанье, — мне надо о многом подумать.

Он целует меня и исчезает в шереметьевских недрах.

А я остаюсь тут, бесконечно гонять свои мысли по кругу. Думать, выберет — не выберет, любит — не любит, плюнет — поцелует. В отсутствие информации — самое тупое и бесполезное занятие. Обычный параноидальный загон. По выражению Глеба, ментальная мастурбация.

 

 

Тринадцатая неделя

 

— Ну что, последняя неделя? — С этих слов начинаю я капитанские звонки в понедельник. — Финишная прямая.

Игроки почти уже не спят. Некогда. За неделю нужно доделать проект и подтянуть все личные цели, ликвидировав отставание. Временного лимита больше нет.

По-хорошему на текучку у нас осталось пять дней. Потом два дня третья сессия, и все. Прощайте, скалистые горы! Впрочем, у многих горы только начинаются. Но это уже совсем другая история.

В воскресенье игроки выполнили свое намерение относительно Саши и его жены. Оркестр, транспаранты, рисунки и надписи на асфальте, Саша, въехавший с цветами в автокорзинке прямо в окно, — все было.

Жена рыдала, Саша объяснялся в вечной любви. Оркестр играл музыку о любви. Лидеры махали плакатиками «Маша, мы с тобой» и про любовь.

— Ну и?… - тороплю я Антона, нетерпеливо прерывая его лирический рассказ.

— Что «и»?

— Она его пустила обратно?

— Ты что, дура?

— Замолчи лучше. Как вы мне надоели!

— Вот здрасьте! Кто мы и когда успели.

— Мужики, которые меня обзывают дурой. У меня три красных диплома после школы и высокий ай-кью.

— Сочувствую, — вздыхает Антон, — а в школе?

— Из пятнадцали предметов восемь троек и одна пятерка.

— Неужели остальные двойки? — ужасается Антон.

— Четверки.

— Так себе аттестат. Оно и видно. Ну ты подумай сама: что за вопрос ты задаешь? Ты бы не пустила? Она его любит, у них двое детей и куча лет совместной жизни, и все, что мешает, — это обида. Уязвленное самолюбие. И тут такой подход! Все, о чем мечтает женщина, в один момент. Кстати, ты могла бы также учесть мой жизнерадостный и воодушевленный тон, которым я все это рассказывал. Ну? Пустила бы?

— Конечно, пустила бы.

— Ну вот. Слава богу!

— Какие же они молодцы!

— Есть немного. Подожди хвалить, а то за оставшуюся неделю как испортим все!

— Я тебе испорчу.

Миша бросил ходить по клубам, решив, что это ему неинтересно. Однако у него остались некий лоск и аккуратность в одежде. Зато он облюбовал вдруг какую-то маленькую местечковую кафешку, где куча народу играет в шахматы. Он зашел туда перекусить, да и застрял на полвоскресенья. Выяснилось вдруг, что он отлично режется в шахматы. Он тут же стал чемпионом дня, вызвав восторги местных девушек-болельщиц. Так что у него теперь даже выбор появился. Что дополнительно повысило его самооценку. Теперь он ждет, пока закончится Игра, чтобы больше времени там проводить и организовать чемпионат. Круто, по-моему, если этот медвежонок себя найдет. Любой человек хорош, если он на своем месте.

Анжела переехала к бывшему Сонькиному парню, и теперь мы с полным правом можем называть его Анжелин парень. Он, правда, еще в некотором шоке, но Анжелу это не волнует. Она свое получила. «Привыкнет», — решила она. Наш бульдозер. Еще две сделки на этой неделе, и ее цели по работе тоже выполнены. Она правде пытается облениться, мотивируя это беременностью и богатым парнем, но Вера ее в жесткой форме отправляет работать.

У Димы приехала яхта, и завтра предстоит спуск на воду, после чего тест-драйв и собственно сделка. Он едва успевает завершить все до окончания Игры.

Егор в выходные запустил — сайт и теперь тестирует его. Кроме того, его раскручивают и пообещали, что через месяц он будет в первой десятке на всех поисковиках. С дисками вроде все хорошо: их завезено много и разных. Есть и партнерские фирмы для подстраховки, где можно перехватить недостающие. В крайнем случае и Горбушка никуда не делась. Кроме того, он завязался с человеком, который занимается контентом для мобильных, и Егор загорелся и этим тоже. Очень скоро у него на сайте и музыку можно будет скачать. Курьер нанят, машина будет вот-вот куплена.

Соня работает, и, кажется, ей нравится. Она ведь совсем не приучена это делать. Впрочем, великая карьера — не ее цель.

Иринка тоже нашла наконец новую работу и выходит на нее в следующий понедельник.

Боков готовится к лагерю.

Неожиданно он звонит мне после звонков и просит встретиться. Я приглашаю его к себе в ресторан, он приезжает важный, с официальной просьбой.

— Ты про лагерь наш все знаешь?

— Ну, в общем, да. Все, о чем ты рассказывал, по крайней мере.

— Я прошу тебя провести у нас мастер-класс по лидерству. Часов на пять.

— Вот здрассьте. Я не работала с подростками никогда.

— Да какая разница. Расскажи им про то, кто такие лидеры. Так же, как нам. Только матом не ругайся. Все-таки у них еще неокрепшие души.

— Ага. Они лучше нас это делают.

— Ну все равно. Проведешь?

— О господи, вот еще растяжка! Когда?

— В среду.

— Вроде неотложных дел нет. Деньги-то платите?

— Конечно. Только у нас небольшой фонд.

— Ну, сколько будет?

— Три тысячи рублей.

Мне становится смешно. Я прошу время подумать до утра. Хотя в глубине души я уже согласна. А отсрочка — так, запасные двери. Страшно все же. И денег практически не платят. Однако я поеду. Расскажу им, что лидер — это не всегда тот, кто впереди, на коне и с шашкой, а тот, с кем рядом люди растут, становятся больше, лучше, сильнее. А впереди он с шашкой или позади с костылем — это уже вторично.

На собрании игроки обсуждают проект. Двоих спонсоров для двоих детей уже нашли и свели их. Еще бы двоих скооперировать, вот было бы здорово. А пятый — наш. Вернее, пятая. Девчушка Таня. С клиникой предварительно договорились, уже отправили туда справки, но до окончания программы они, конечно, не успеют ее туда отправить. Жаль. Впрочем, мама, слава богу, адекватная и все сама доделает. А проплатят ребята со своего счета.

Настена ездила вчера с мужем в Тверь, в детский дом Никиты. Разговаривала с директрисой. В принципе противопоказаний нет, надо только собирать бумаги. Что там делать с каким-то советом и так далее. То есть формальные дела. Директриса, знающая всю историю, даже обрадовалась, что такие хорошие люди готовы усыновить Никиту.

Все это Настя рассказала мне тихонько. Игрокам мы пока не говорим, чтобы не наболтать лишнего. Вот будет конкретнее — Настя скажет.

Они между тем сами вспоминают Никиту и решают собрать ему подарок. И подарить что-нибудь всему детскому дому. Компьютеры, например, или телевизоры.

Денег до тридцати тысяч немного не хватает, и игроки дают обещания по их добыче до вечера четверга.

В среду все по-прежнему носятся как ненормальные, ищут деньги, доделывают цели. Я же еду в лагерь к Бокову, проводить мастер-класс.

Через пять часов работы с этими вооруженными кучей зубов бандитами я выжата как лимон.

И это еще лучшие дети. А как педагоги работают со всеми остальными? Им надо всем медали на шею повесить.

Меня завалили каверзными вопросами, шумели, спорили, соглашались и не соглашались, сопротивлялись, иногда становились притихшими. Да, это не взрослые, спуска не дадут. Никакой снисходительности, сплошной оголтелый максимализм.

В принципе я могу выкрутиться из любой ситуации, ответить на любой вопрос и решить любую логическую задачку. Но пару раз меня все же крепко заставили задуматься, практически загнав в тупик. Пришлось потеть и сдвигаться. Искать ответ и размышлять. В общем, мозги покипели как следует.

Зато когда я все-таки вовлекла их в свои знания и энергию, я завоевала уважение и получила самых преданных и благодарных слушателей на свете.

Домой я вернулась без задних ног и отключилась, даже не доползя до душа. Артем не звонит.

В четверг на собрании офиса меня все обнимают, тормошат и спрашивают, что я чувствую в связи с приближением окончания игры.

— Усталость, — говорю я, и меня со свистом закидывают чайными пакетиками. Хорошо хоть не использованными.

— А как же гордость, воодушевление? — спрашивает маленькая Ленка.

— Не знаю. Может, высплюсь недельку, тогда и гордость с воодушевлением наступят. А пока усталость. И еще грусть. Жалко расставаться.

— Так никто же никуда не уезжает.

— Ну да, но все равно, привыкли уже к звонкам этим ненавистным, к тому, что все друг о друге все время думают.

Игроки-то будут еще потом между собой много лет дружить, как практика показывает, а я буду общаться только с некоторыми. Будет следующая группа людей, и приоритеты сместятся в их сторону. Стареньким сперва будет обидно, что я уже следующих люблю, а им мало внимания уделяю, а потом они привыкнут. Поймут.

— Как Артем после тренинга?

— Не знаю.

— Понятно. Задумался?

— Видать. Причем сильно. Четвертый день ни слуху ни духу.

— Не плачь. — Ленка меня обнимает.

— Да я не плачу вроде, — вздыхаю я.

— Нет плачешь. Только молча и без слез.

— Ну вот, мало того, что традиционными способами плакала, теперь еще дополнительный метод освоила.

В офисе сегодня философская атмосфера. Окончание очередной Игры — знаковое событие для всей компании.

— Как с результатами, не считали еще? — спрашивает Глеб.

— Нет, конечно. В субботу на третьей сессии, забыл?

— Не забыл, просто не терпится узнать процент выполнения.

— Узнаешь. Что со следующей Игрой — она моя?