Привкус власти

 

Несмотря на то что в битве на Великой Ливонский орден был разбит полностью и ретировался с территории Псковского княжества, князь и его двор вернулись в Петербург только в конце октября. Пока он стоял в Пскове, вышла целая серия указов, определявших жизнь нового государства.

Княжество князя Андрея официально именовалось теперь: «Великое княжество Северороссия». Состояло оно из трех земель – Ингрийской, Псковской и Новгородской. Земли имели определенные права по самоуправлению, но уложение князя распространялось на всю территорию, а законы должна была принимать дума из двух палат. В нижнюю каждая земля избирала по одному депутату от равного числа жителей одного сословия. Верхняя состояла из двенадцати человек – по четыре от каждой земли, – избранных властями каждой из земель. Законы принимались нижней палатой, одобрялись верхней и вступали в силу после утверждения князем. Короче, барон Рункель, стоявший за всеми этими реформами, сумел создать нормальную политическую структуру двадцатого века. Когда Артем сказал об этом, тот улыбнулся.

– Знаешь, – сказал он, – сейчас это поможет им добиться максимально быстрого развития и стабильности. Но придет время – будет тормозить их.

Первое заседание думы должно было состояться в середине ноября. Собственно, чтобы участвовать в его открытии, князь и вернулся в столицу.

Ольга встретила Артема как после долгой разлуки. Он подумал, что для жены это и была целая вечность, и понял вдруг, что ждать любимого из полных опасностей походов и терпеть неизвестность, наверное, страшнее, чем самому лететь в атаку на стреляющих в тебя арбалетчиков.

Беременность Ольги теперь была уже очень заметна, и она все опасалась, что стала некрасивой и потеряет любовь мужа. Артем все никак не мог убедить, что с каждым днем она становится ему дороже и роднее.

Ждал Артема и еще целый ряд открытий. Еще до начала войны с Ливонским орденом его министерство стало обрастать штатом сотрудников. Уезжая с бароном в Новгород, Артем передал свои функции помощнику. Во время стояния княжеского двора во Пскове он вернулся к своим «играм в экономическую реформу». Пытался руководить министерством с помощью депеш, передаваемых с гонцами, однако все время удивлялся, насколько торжественные и победные реляции о деятельности подчиненных он получал и как мало делалось на практике. Теперь, вернувшись в Петербург, он снова вступил в руководство министерством, но вскоре с удивлением обнаружил, что в его аппарате интриги цветут пышным цветом. Любой сотрудник министерства, желающий работать честно, быстро подвергается обструкции и нападкам со стороны коллег. Рабочий день Артема теперь очень часто начинался с разбора кляуз чиновников друг на друга. Определить, кто прав, кто виноват, за текучкой дел оказывалось очень сложно. Все улыбались и клялись ему в верности и чистоте намерений, все изображали активную деятельность по исполнению «гениальных идей начальника». Впрочем, сам Артем, проведя восемь лет на различных чиновничьих должностях, не строил иллюзий в отношении того, что творится в канцелярии в его отсутствие.

Его устав торговых гильдий действовал уже с июля. Бумажные деньги, которые начали ходить с ноября, были популярны все больше и больше. После того как барон раскритиковал первый проект Артема, в обращение были выпущены «долговые обязательства казначейства Великого князя Североросского, обеспеченные золотыми и серебряными слитками и обмениваемые на оные по первому требованию любого предъявителя». Но Артем чувствовал, что работа все больше и больше пробуксовывает из-за чиновничьих неурядиц, амбиций и склок.

Однажды Артем сказал обо всем этом барону после их очередной вечерней тренировки. На улице выла декабрьская метель, до Рождества оставались считаные дни. В тренировочном зале было холодно, поэтому они перешли в соседнюю маленькую комнатку, где и расположились на отдых.

– Ну и пошли это все к черту, – неожиданно сказал барон, отхлебнув красного вина.

– Как? – опешил Артем.

– А так. Если хочешь, завтра же организую твою отставку.

– А как же министерство?

– Ну уж на твою должность много охотников найдется. Князь Андрей – государь умный и решительный, он сможет заставить их работать. Так что за дело можешь не бояться.

– Но наша программа реформ…

– Скажи лучше, что тебе понравилось быть министром, обладать властью и распоряжаться деньгами. Я угадал?

Артем молчал.

– Ну что же, – продолжал Рункель, – ты хорошо знаешь свое дело. Министр из тебя получился хороший. Порядок среди чиновников вполне сможешь навести. Мне даже не надо тебе ничего рассказывать. Разделяй и властвуй, используй кнут и пряник, играй на противоречиях группировок и благополучно управляй всей сворой. Дело ты, конечно, запустил, но это поправимо. Тех, кто сильно проворовался или зарвался, придется уволить или даже посадить. Но уж такова жизнь.

– Противно мне во все это лезть, в дрязги их, интриги, – грустно отозвался Артем.

– Ну а чего ты хотел, друг мой? Раз уж в это залез, хлебай полной ложкой или вылезай. Власть, она сама по себе никому так не дается. К ней еще комплект прилагается из интриг и грязи человеческой. Да и деньги так просто ни к кому не идут. За деньгами охотников много, и охотникам этим денег всегда не хватает. Так что драка за них всегда идет, как псы за кость грызутся. Хочешь денег, добро пожаловать в свору. Не хочешь в свору, отойди, никто тебя туда силком не тянет. Но уж не обессудь, денег на подносе никто не принесет.

– А ты как?

– А для меня это цветы у дороги, Артем. Когда у дороги много цветов, почему бы ими не полюбоваться, не насладиться их запахами? Но потом дорога идет через пустыню, и там у тебя каждая капля воды на счету, и огромный кошелек золотых дукатов ты готов променять за бурдюк протухшей воды. Правда, и дукатов под рукой нет. Так что о цветах и мечтать не приходится. Твоя дорога сейчас пролегла через прекрасную поляну. Ты сошел с дороги и стал рвать и нюхать цветы. Но прости меня, по дороге ты больше не идешь. Тебе теперь придется выбирать: или идти дальше, или остаться здесь, на поляне, но делать и то и другое одновременно ты не сможешь.

– Я хочу с тобой, – произнес Артем.

– Со мной у тебя никак не получится, потому что дороги у нас разные. Ведут они, правда, в одну точку.

– А что там, в конце дороги? – спросил Артем.

– Не знаю, имеет ли эта дорога конец, но мне кажется, что следующая остановка тебе известна, – ответил барон и посмотрел Артему в глаза.

– Известна, – сказал, подумав, Артем. Они помолчали.

– Артем, – позвал барон, – а знаешь, почему тебе так туго пришлось на Ладоге и почему стрела арбалетчика чуть не пронзила тебя в битве на Великой?

– Что ты имеешь в виду? – удивился Артем. – Это был бой.

– Бой-то бой, – отозвался барон, – только жизнь очень мудрая штука. Прежде чем ударить, она сначала предупреждает. Не все могут различить эти предупреждения, но предупреждения бывают всегда. Тебе показали, что все, что ты имеешь, ты можешь потерять в одно мгновение.

– Это ты устроил?

– Мне-то это зачем? Так сложились обстоятельства. Но сложились хорошо, потому что ты теперь предупрежден.

– И что теперь?

– Ничего, предупрежден, и все. Нельзя привязываться в этой жизни, Артем. Даже к пути, по которому идешь. Иначе это ограничивает твою свободу. Ты сейчас уже весьма опытный фехтовальщик, и ты прекрасно знаешь, что если в бою ты будешь таскать свой министерский стул, то твои шансы на победу сильно уменьшатся. Ты просто должен быть готов к тому, что все, что ты имеешь, в один момент исчезнет. Просто судьба так сложится. И будешь ты от этого страдать или нет, ничего не изменится, только головную боль принесет. Так что относись к вещам так, будто их у тебя уже нет. Меньше печалей, спишь спокойнее. Ну а что касается твоего министерского поста… Тебе решать. Нужен он тебе, расхлебывай эту кашу. Не нужен – плюнь на него.

На следующий день Артем обратился к Великому князю с «верноподданическим прошением», а короче, разогнал всю шарашкину контору к чертям собачьим. Передал монетный двор с большей частью министерской камарильи в ведение казначея (чему тот был безмерно рад) и оставил при себе лишь пяток самых толковых сотрудников. С ними, теперь в должности «советника князя по делам финансовым и научным», он продолжил работу над экономическими преобразованиями.

Подписывая указ об отставке Артема и назначении его на новую должность, князь Андрей жаловал ему вотчину под Псковом «за верную службу». Так что даже с учетом разницы в содержании министра и советника князя его доходы существенно возросли, чему Ольга была безмерно рада.

Теперь Артем со «своими ребятами» спешно разрабатывал таможенный устав и устав «о делах банковских и обмена монет». Дни были заполнены переговорами с многочисленными делегациями. Итальянские банкиры, евреи-менялы, византийские купцы, делегации различных европейских купеческих гильдий сменяли друг друга в его дубовом кабинете, украшенном резьбой немецких мастеров. Дела шли – нет, летели галопом.

Но не это было главной его радостью. В январе Ольга родила сына. Его сына. Артем был на седьмом небе от счастья. Сына назвали Генрих. Имя не слишком православное, но не вызвавшее удивления в космополитичном Петербурге.

Впрочем, как ни странно, его ближайшим другом и советником, после барона, разумеется, стал теперь отец Людвиг, с которым они работали над созданием университета. После отставки с министерского поста, Артем смог посвящать этой работе больше времени, и она его увлекла. Отец Людвиг был очень интересным собеседником, широко мыслил, блистал глубокими для своего времени познаниями в различных областях. В прошлом настоятель кафедрального собора в Новгороде, после – капеллан католиков войска князя Андрея, теперь он был ректором Санкт-Петербургского университета. Отец Людвиг с самого начала своей пасторской деятельности заботился о создании школ для детей и об образовании паствы. Притом заботился не столько о пропаганде католичества, сколько о распространении знаний. За это он и был сослан Великим Инквизитором в Новгород еще восемь лет назад. Пожалуй, перед Артемом был один из первых просветителей наступающей эпохи.

Единственное, о чем сожалел барон, это то, что к этой работе нельзя было подключить покойного отца Александра.

– Знал бы ты, как много знал и понимал этот человек, – говорил он Артему, – жаль, что ты не успел с ним пообщаться, когда уже понял те вещи, которые объяснял тебе я. Он был потрясающим собеседником, всегда способным совершенно по-новому взглянуть на любой предмет.

– Он был членом нашего ордена и обладал теми же знаниями, что и вы? – спросил тогда Артем.

– Нет, ему это было не нужно, – ответил барон. – Такой мудрый человек, каким был Александр, может понять все сам. А тот уровень духовного развития, который был у него, намного превышает мой.

Теперь на стол Артема ежедневно ложились списки наиболее заметных ученых Европы. Было интересно читать о научных открытиях или даже «гипотезах», сделанных великими учеными мужами, которые еле дотягивали до уровня знаний ученика младшей школы из мира Артема. Впрочем, всему свое время. Артем представлял, как смешно выглядят «изобретения» ученых его времени для обитателей «центра», из которого пришел барон.

Сам барон тоже принимал участие в создании университета и сумел договориться с неким арабским медиком, попавшим в немилость у своего халифа, о преподавании на медицинском факультете. Это вызвало бурю негодования среди населения Петербурга, и прежде всего духовенства, как православного, так и католического. Была послана делегация к князю с прошением «не допустить лекаря нехристя до христианских страждущих». Вообще, отношения между двумя ветвями Церкви складывались непросто, но в этом вопросе они достигли потрясающего единодушия. На делегацию князь Андрей кричал так, как не кричал на ливонцев в битве на Великой, и, произнеся последнюю фразу:

– Серыми хотите быть, так дайте другим дальше собственного носа увидеть, – подписал поданное отцом Людвигом приглашение и сопроводительную грамоту для араба в Петербург.

Это событие было поворотным и в политической жизни страны. Как и предсказывал барон, новые придворные достаточно быстро организовали несколько партий и принялись увлеченно интриговать друг с другом. Достаточно сильная оппозиция сформировалась и против самого барона. Поскольку возглавлялась она боевым другом князя Андрея боярином Алексеем, то чувствовала себя достаточно уверенно.

Личного врага получил и Артем. Поскольку в его функции входил контроль за экономической политикой, его рекомендации периодически стали пересекаться с интересами казначея Великого князя, который имел совсем иное видение экономических преобразований. Связано это было не то с привязанностью к устаревшей феодальной модели, не то с его личными интересами. Он дружил со многими купцами и менялами, и Артем подозревал, что казначей втихую проворачивает какие-то коммерческие делишки. К марту схлестнулись они с Артемом не на шутку, и все это переросло в длительную чиновничью войну, сопровождаемую большим числом кляуз Великому князю на Артема от казначея и всех его друзей.

Короче, Артем вел нормальную жизнь придворного вельможи, государственного советника и счастливого семьянина. И только ежедневные занятия с бароном делали ее другой, совсем другой.