РАЗВЯЗКА

 

— Я решительно не согласен с вашей политикой, Лаврентий Павлович! — уже не говорил, а кричал Павел.

Нервными шагами он ходил по знакомому кабинету в московском Кремле, ранее принадлежавшему Сталину.

— Всего три с небольшим года прошло со смерти Иосифа Виссарионовича, а Советский Союз не узнать. Вы дали концессии на многие виды деятельности крупным американским и западноевропейским компаниям. Это же прямой подрыв экономики! Вы разрешили создание производственных кооперативов и аренду земли у колхозов и совхозов крестьянами-единоличниками. Частная торговля процветает. Я понимаю, вы провозгласили второй НЭП. Но сейчас же не двадцать второй год. Я с ужасом думаю, что Североросская Народная Республика сейчас более социалистическая страна, чем Советский Союз.

— Да уймись ты, — грозно блеснул на него стеклами пенсне Берия. — Концессия — это еще не сдача политических позиций. Варшавский блок крепок как никогда.

— Крепок?! – всплеснул руками Павел. — В Праге частное предпринимательство цветет пышным цветом. В Венгрии уже начали возвращать ранее национализированные предприятия. В Польше создаются акционерные общества. Это называется — крепок?! Один Ульбрихт в ГДР пока держится.

— Нам надо восстановить народное хозяйство после войны, — процедил Берия.

— Тогда бы Сталин ввел НЭП еще в сорок шестом, — кинулся к оппоненту Павел и резко понизил голос. — Я же говорил вам, что в моем мире был другой путь.

— И ты сам рассказал мне, куда этот путь привел, — усмехнулся Берия.

— Да я же говорил, говорил, что это из-за просчетов руководства! — сплел пальцы рук Павел. — Вот я веду Северороссию по социалистическому пути…

— И у тебя кризис, — спокойно вставил Берия.

— Конечно, у нас кризис! — вскричал Павел. — Вы же подняли цены на все поставляемое нам сырье в два, в три раза! Торгуете с нами по тем же ценам, что и с Западом!

— Но в переводных рублях, заметь, — уточнил Берия.

— Ну и что? Продукция североросских предприятий идет по тем же ценам, что и прежде.

— Подними цены, — безразлично проговорил Берия.

— Мы подняли, — вскинул руки Павел, — и вы сразу отказались от поставок новгородского Турбинного завода и заключили контракт с петербургским Невским заводом.

— Потому что у них лучше турбины, — пояснил Берия. — У них лицензия «Сименс» на автоматику. У них оборудование пятидесятого года, а вы всё еще работаете на станках и по технологиям тридцатых. Ваши турбины по всем показателям уступали западным, а цену ваш Госкомцен запросил такую же.

— А поддержать союзника? — вспыхнул Павел.

— А беречь народные деньги? — склонил набок голову Берия. — Ты лучше скажи, зачем при таком кризисе ты наращиваешь армию?

— Так вы же ее сокращаете, — проговорил Павел.

— Конечно, — ухмыльнулся Берия, — международная напряженность спадает. Мы решили, что двухмиллионной армии для СССР будет достаточно. На эту цифру и выйдем к пятьдесят восьмому.

— А товарищу Сталину было недостаточно, — наставительно произнес Павел.

— У Сталина были свои планы, — пожал плечами Берия, — у нас свои. У тебя ко мне всё?

— Да уж, говорить больше не о чем, — процедил Павел. — До свидания, товарищ Берия.

— Всего хорошего, господин президент, — ухмыльнулся Берия и уткнулся в бумаги, лежащие на его столе.

Вихрем вылетев из генсековского кабинета, Павел помчался по кремлевским коридорам. «В Москву я больше не ездок, — вертелась в уме дурацкая фраза. — С Пекином много легче разговаривать. Товарищ Мао — настоящий коммунист. И Ульбрихт, а этот… Какой я идиот! Кого я привел к власти! Думал, спасаю мировой коммунизм, а возвел на престол этого палача. Да он хуже Горбачева. Тот просто вожжи отпустил, а этот действует хитрее. Полная подконтрольность страны партии и партии генсеку сохраняется, а куда идем? В капитализм. В обычный капитализм с имперской окраской. Господи, да что же я наделал? Зеков из ГУЛАГа потихоньку начали выпускать. Политических, вот что страшно. Уголовных, тех, что в пятьдесят третьем выпустили, после ареста Хрущева с компанией, всех снова пересажали. Показал товарищ Берия, как борется с преступностью. А врагов народа — на волю! Да не только врагов… Не все они были врагами, были и ошибки. Даже мне прислали справку о реабилитации Наталии, умершей в сорок втором в лагере. Но ведь это подрывает веру в правоту партии, вот что страшно. Я-то думал, что помогаю утвердиться продолжателю дела Ленина–Сталина, а поддержал его могильщика. Марксизм-ленинизм по-прежнему официальная идеология, ну и что? Празднуем Первое мая и Седьмое ноября, ну и что? На практике — отступление по всем фронтам. Неужели я проиграл? Неужели не только не добился главной цели своей жизни, но и похоронил коммунизм в этом мире на три десятилетия раньше, чем это произошло в моем? Нет, нет и нет! Мы еще повоюем. Сейчас же, немедленно, вылетаю в Пекин. Оттуда — в Берлин. Мы еще построим ось из стран истинного социализма. Мы еще отстоим наше дело. Наши дети еще будут жить в социалистическом, а может, и в коммунистическом обществе».

 

* * *

 

Английские газоны всегда производили большое впечатление на Алексея. Еще в семнадцатом, попав на берега туманного Альбиона, он подолгу стоял у этих ровных, покрытых изумрудной травкой участков земли и любовался. Что-то неестественное, но очень приятное виделось человеку, любящему порядок и организацию, в этих традиционно вечнозеленых газонах, аккуратно подстригаемых из поколения в поколение. А эти очаровательные изгибы дорожек английских парков! А кусты, постриженные в форме правильных кубов или шаров! Все это вселяло в сердце Алексея обманчивое, ко столь приятное ощущение покоя и незыблемости мира. И вот теперь он снова любовался этим неподражаемым пейзажем, шагая по песчаной дорожке английского парка к богатому двухэтажному дому, со стенами, увитыми плющом. Дом был построен в середине девятнадцатого века… в Швейцарии.

Рядом с Алексеем, стараясь выглядеть как можно торжественнее, вышагивал Путилов. Была середина марта, и чистейший горный воздух казался напоенным влагой тающего снега. Яркие лучи солнца освещали все пространство вокруг, словно стараясь порадовать людей после долгой зимы.

Когда Алексей и Путилов приблизились ко входу, двери распахнулись и на пороге возник дворецкий во фраке с белоснежной манишкой и в лакированных туфлях. На руках красовались белые перчатки.

— Его высочество ждет вас, — объявил дворецкий на немецком языке, пропуская гостей в дом.

Посетители прошли в зал, где, стоя у инкрустированного различными породами дерева стола, их ожидал принц Карл Стюарт. Принцу было около шестидесяти, его волосы давно уже поседели, но стройная высокая фигура не утратила величественной осанки. На нем были дорогой английский костюм, белая рубашка и тщательно подобранный по моде галстук. Никаких украшений, кроме обручального кольца на безымянном пальце правой руки. Поздоровавшись и элегантным жестом указав гостям на стулья с высокими резными спинками, принц уселся напротив них и заговорил по-немецки:

— Господа, как я понимаю, вы прибыли для того, чтобы получить от меня окончательный ответ.

— Наш визит неофициальный и сугубо конфиденциальный, — ответил Алексей на том же языке. — Формально и я и господин Путилов находимся в Швейцарии в отпуске, на лечении. Строго говоря, мы не проводим с вами переговоры с определенными предложениями, а, так сказать, теоретически обсуждаем проблему.

— Ну, хорошо, — снисходительно улыбнулся принц, — но я полагаю, что пора подвести определенную черту под нашим «теоретическим» обсуждением.

— Совершенно справедливо, — кивнул Алексей. — Тем более что, в случае поддержки вашим домом данного проекта, необходимые подготовительные действия должны быть произведены уже в ближайшее время.

— Хорошо, — согласился принц. — В таком случае не соблаговолите ли вы ответить мне на последние вопросы касательно вашего проекта?

— Разумеется, — кивнул Алексей.

— Проект конституции, — сразу перешел к делу принц, — который вы планируете вынести на референдум в начале пятьдесят восьмого года, предполагает установление монархии. Но он не дает монарху практически никаких реальных рычагов власти. Объясните мне еще раз, каков смысл данного действия?

— Ваше высочество, — проговорил Алексей, — Северороссия — демократическая страна. Это завоевание, к которому ее народ шел столетиями и которое не будет отдано ни при каких условиях. Страна прошла период монархии, ограниченной конституцией. После она изведала абсолютную императорскую власть и, скинув ее в семнадцатом, не согласна более отдавать свои права и свободы никому. Народ Северороссии достаточно зрелый в социальном плане, чтобы самостоятельно избирать свое правительство и отвечать за собственные поступки. В связи с этим передача прав управления государством некой семье, пусть и имеющей вековые традиции правления в этих землях, представляется нам необоснованной. В то же время, как любая крупная социальная система, Североросское государство иногда проходит через периоды социальных напряжений. Противостояние законодательной и исполнительной власти, предпринимателей и наемных работников, сторонников государственного регулирования и невмешательства государства в экономическую и частную жизнь граждан характерно для всех стран. Северороссия не исключение. При определенных условиях это может привести к дестабилизации системы. С нашей точки зрения, президентская форма правления не обеспечивает необходимого единения нации в условиях кризисов, поскольку президент, как глава государства, является представителем лишь части народа или политических и предпринимательских кругов. В связи с этим мы решили упразднить президентский пост и признать монарха как номинального главу государства. Мы считаем, что незапятнанная репутация дома Стюартов и тот авторитет, которым обладает ваша семья, помогут объединить всю нацию ради достижения единых целей и стабильности. Что же касается отсутствия реальных рычагов власти у монарха, то это гарантирует отсутствие у него личного интереса при разрешении любого конфликта. Сам статус монарха обязывает его быть «отцом нации», действовать исходя из интересов всего государства, а не выражать интересы отдельных групп. Что касается механизма воздействия, то публичное заявление или пожелание столь влиятельной персоны вполне может существенно повлиять на события. Кроме того, как вы помните, по конституции король получит право накладывать вето на законы, для преодоления которого потребуется повторное голосование в Думе. Король имеет право выдвигать кандидатуру премьер-министра при голосовании в Думе. Король обладает правом законодательной инициативы. Мы считаем эти механизмы достаточными для Северороссии, обеспечивающими королю реализацию тех функций, ради которых мы и планируем восстановление монархии.

— Говоря проще, — вступил в разговор Путилов, — мы пришли к выводу, что конституция восемнадцатого года, составленная ныне покойным адмиралом Оладьиным под себя, дает слишком много возможностей для популистов и диктаторов нанести вред стране. Конечно, большие президентские полномочия позволили нам эффективно провести послевоенную экономическую реформу. Но они же позволили перед этим ввергнуть страну в войну, обошедшуюся нам в сотни тысяч жизней и чуть не стоившую независимости. Мы решили, что сохранение существующей системы несет в себе больше угроз, чем выгод. Превращение же Северороссии в парламентскую республику может привести к потере эффективности исполнительной власти и нарастанию противоречий между политическими партиями. Вот почему мы пришли к решению о целесообразности восстановления монархии.

— Говоря еще проще, — подхватил принц, — политические, промышленные и финансовые элиты договорились не слишком раскачивать лодку и, в качестве стабилизатора, решили вновь призвать дом Стюартов.

— Что же, ваше высочество, — улыбнулся Алексей, — тот факт, что политическая и бизнес-элита Северороссии смогли прийти к общему мнению, полагаю, говорит в пользу этой страны и дает возможность надеяться на благополучное возвращение правящего дома.

— Логика в ваших словах есть, — проговорил принц. — Однако насколько готов народ к восстановлению монархии?

— Народ готов к стабильной жизни, — ответил Алексей, — и поддержит любые разумные меры для ее обретения. Полагаю, если наша позиция будет объяснена достаточно четко, то граждане поддержат этот шаг на референдуме.

— Кроме того, — наклонился вперед Путилов, — есть определенные приемы по продвижению и популяризации идей государственного значения среди населения. Статьи в прессе, выступления видных общественных деятелей в пользу конституционной монархии, публичные акции с участием представителей дома Стюартов вполне смогут сформировать необходимое общественное мнение к референдуму. Правда, они требуют времени. Вот почему господин президент сказал, что стратегическое решение все же не следует откладывать в долгий ящик.

— Понятно. — Принц положил ладони на стол. — Но не возникнут ли вопросы относительно выбора правящего дома? Ведь более полутора веков на территории страны правил дом Романовых-Стюартов. Что касается представителей нашего семейства, то… Хотя мы считаем, что в тысяча семьсот сорок первом году престол должен был достаться не Елизавете Романовой-Стюарт, а моему предку Александру Стюарту, история распорядилась иначе. Мы долго скитались по Европе. Увы, в Британии нас в тот момент не слишком ждали, хотя на самом деле мы имели тогда не меньше прав на британский престол, чем на петербургский. Впрочем, в политике всегда главенствует грубая сила, а уже потом — закон и традиция. Наконец мы обрели пристанище здесь, в Люцерне. Однако с тех пор только часть монарших домов признает нас в качестве королевского семейства. Не вызовет ли наша претензия на петербургский трон возражений со стороны представителей бывшего Российского императорского дома?

— Мы изучали этот вопрос, — мгновенно среагировал Путилов. — Те события двухвековой давности, безусловно, чрезвычайно запутанны. Конечно, в период правления дома Романовых-Стюартов эта семья сделала все, чтобы подтвердить свою легитимность и уверить всех в своем праве на власть. Однако и сейчас многие специалисты утверждают, что претензия вашего предка на трон не была уж столь необоснованной. Мы вполне можем опубликовать эти факты и придать им нужный вес. Что же касается династических споров, я полагаю, они не будут иметь слишком большого значения. Спор пойдет о целесообразности сохранения республиканской или реставрации монархической системы. А уж чтобы слова «монархия» и «дом Стюартов» звучали одинаково, мы постараемся.

— А все же, господа, — откинулся назад принц, — почему вы избрали наш дом, а не дом Романовых-Стюартов?

— Видите ли, ваше высочество, — сцепил руки в замок Алексей, — наш выбор основан не столько на династических соображениях, сколько на геополитических. Романовы-Стюарты и за рубежом, и в Северороссии воспринимаются скорее как правители крупной евразийской державы, часто противостоящие Европе и чрезвычайно склонные к авторитарным методам. Однако за последние годы вполне отчетливо сложилась тенденция развития Северороссии как демократического европейского государства. Более того, это направление получило поддержку абсолютного большинства населения. Здесь, с точки зрения политики, было бы куда благоприятнее воцарение дома Стюартов, который ассоциируется с королевством Североросским, динамично развивающимся государством с конституционной монархией и европейскими установками в жизни всех слоев общества.

— Короче, — склонил голову набок принц, — мы для вас — это декларация западного и демократического пути развития, Романовы — евразийского и имперского. Вы выбираете нас?

— Совершенно справедливо, — кивнул Алексей.

— Только ли это? — В глазах принца засветился неподдельный интерес.

— Вы необычайно проницательны, ваше высочество, — улыбнулся Алексей. — Залог стабильности государства — это четкое видение перспектив развития. Мы видим эти перспективы в интеграции в Европу. Но, как вы понимаете, речь идет не только об интеграции, но и о достижении лидерства. Но для этого мы слишком маленькая страна. Ближайшей целью является формирование единого экономического и политического пространства в районе Балтийского моря. Обретя лидерство в этом союзе, мы сможем претендовать уже на лидерство европейское и мировое. Но одного экономического союза, который мы уже заключили со Скандинавскими странами, здесь недостаточно. Мы считаем, что будущее за некой надгосударственной системой, которая впоследствии может трансформироваться в конфедерацию… а дальше — как знать. Но наши наиболее важные партнеры в этом союзе — Швеция, Дания и Норвегия, конституционные монархии. Чтобы создать с ними единую систему, мы должны быть, как говорится, в одном формате.

— Вы далеко смотрите, — покачал головой принц. — А Финляндия и Эстония? Они ведь республики.

— Мы никого не неволим, — пожал плечами Алексей. — Захотят — присоединятся. Каждый должен иметь право выбора. Но о преимуществах конституционной монархии, как они представляются нам, я полагаю, сказано уже достаточно.

— Значит, господа, — усмехнулся принц, — элиты договорились не только о целесообразности реставрации монархии, но и о движении на запад. Что ж, похоже, вечный вопрос Северороссии, о выборе между Западом и Востоком, получил свое решение. Но правильное ли оно?

— Мы считаем, — ровным голосом проговорил Алексей, — что каждая личность от рождения обладает определенными неотъемлемыми правами. Мы считаем, что интересы личности важнее интересов государства. Мы считаем, что государство служит лишь формой совместной жизни своих граждан, а не их хозяином. Мы полагаем целесообразной интеграцию в развитую западную экономику ради ускорения развития нашей собственной экономики. Все это — движение на запад, которое мы выбрали. Мы считаем, что оно не мешает каждому конкретному гражданину постигать глубину восточной духовности. Но мы не считаем, что нам целесообразно откатываться назад, к диктатуре, тотальному вмешательству государства в частную и экономическую жизнь граждан, к тупому изоляционизму. Я сам большой поклонник японской культуры, восточной философии и чрезвычайно уважаю православие. Но, на мой взгляд, они, не обязательно должны сочетаться с сатрапией и экономической отсталостью.

— Что же, я могу только с удовольствием подписаться под вашей декларацией, — улыбнулся принц. — Вы вполне выразили мои взгляды на эти проблемы.

— Поэтому мы и обратились к вам, — проговорил: Алексей.

— И это не может не радовать, — сцепил руки в замок принц. — Но есть еще одна проблема — раздел страны.

— Вы правы, ваше высочество, — согласился Алексей, — это наша печаль и наша боль. Но мы не можем ждать. Проблема раздела — это проблема десятилетий. Мы считаем, что, в случае успеха нашего курса, после освобождения от коммунистического ига восточная Северороссия с удовольствием вернется в состав Североросского королевства. Сейчас мы рассматриваем эти земли как временно оккупированные. Впрочем, в свое время оккупация значительной части Франции не помешала дофину принять корону.

— Десятилетий? — принц удивленно поднял брови. — Вы убеждены, что коммунистическая система рухнет в столь близком будущем?

— Абсолютно, — уверенно сказал Алексей. — Она уже прошла через свой зенит. С кончиной Сталина, создавшего великую империю, крушение коммунизма стало абсолютно предсказуемым. Собственно, и коммунистической-то ее сейчас можно назвать очень условно. Последним настоящим коммунистом у руля был Ленин. Сталин уничтожил оставшихся мелких вождей, верных коммунистической идее, и создал обычного тоталитарного монстра, с полным государственным контролем за всеми сферами жизни. Но чтобы управлять таким монстром, нужно быть гением. А гениев-то в советской верхушке и не осталось. Зато остались недальновидные и очень алчные элиты. После смерти льва его охотничья территория временно достается шакалам. А уж они способны привести в запустение любую, даже самую процветающую землю. Коммунистическая система сгниет изнутри и рухнет даже без нашей помощи. Если нам и стоит принять участие в сокрушении этого колосса на глиняных ногах, то для того лишь, чтобы, падая, он не задел нас. Ядерный потенциал у них все же приличный. Настоящая борьба сейчас должна развернуться за последующее переустройство мира.

— Что вас в нем не устраивает? — заинтересовался принц.

— Сейчас мир строго биполярный, — пояснил Алексей. — Один полюс — СССР, второй — США. Первый слабее. Он проиграет. Но после его крушения мир может стать однополярным. Возможно, это даже хуже… для всех. Для США — потому что они могут зарваться в своем величии. Они обязательно получат ненависть всего мира, который не простит им явного доминирования и обвинит во всех смертных грехах, своих и чужих. А все остальные страны просто утратят возможность свободного развития, получат перекосы в экономике и политической структуре. Не лучшая из возможных перспектив, право слово.

— Вы видите выход в создании нового полюса притяжения? — поднял брови принц. — Считаете, что им должна стать Европа?

— Биполярность автоматически означает слишком сильное противостояние, граничащее с войной, — возразил Алексей. — Я за многополярность. И я надеюсь, что одним из таких новых полюсов мирового развития станет Петербург.

— Вы далеко смотрите и глубоко мыслите, господин президент, — покачал головой принц. — Неужели при такой широте взглядов и обширности целей вы будете готовы отдать власть всего через два года? Ведь мы с вами ровесники, кажется.

— Да, ваше высочество, мне шестьдесят, — подтвердил Алексей. — И я являюсь главой государства уже двенадцать лет. Мне достаточно, в эти игрушки я наигрался и своих целей в жизни достиг. Честолюбие — удел более молодых. Наполеону, когда он отправлялся на остров Святой Елены, было сорок шесть. Наверное, это возраст, когда еще хочется покорять и властвовать… А может, просто у нас с Наполеоном разные взгляды на мир. Чего я хотел добиться при жизни, я достиг. Сейчас я работаю ради будущего. Ради того, чтобы страна после моего ухода осталась свободной, стабильной и процветающей.

— Поверьте, вы еще увидите свой прижизненный памятник, — ухмыльнулся принц.

— Может быть, — безразлично бросил Алексей. — Впрочем, лучше, когда после твоего ухода твои памятники ставят, а не свергают. Однако к делу. У вас, я так понимаю, есть еще вопросы.

— Совершенно верно, — подтвердил принц. — Вы предложили в качестве кандидата на трон моего сына Генриха. Однако традиции правящих домов предполагают, что короноваться должен глава семьи.

— Однако, — проговорил Путилов, — ваш далекий предок Карл Первый Стюарт вступал на трон еще при жизни своего отца. Молодой монарх, после того как пресеклась линия преемственности власти, символизирует новую эпоху, не несет на себе груза старых…

— И более управляем, — прервал его принц. — Карл был сыном дочери великого князя Североросского, а его отец не мог взойти на престол по династическим соображениям.

— Но, ваше высочество, — произнес Алексей, — в словах господина Путилова есть здравое зерно. Ведь многие помнят, как в годы Второй мировой войны вы, мягко говоря, далеко не сразу определили свое отношение к Гитлеру. А строго говоря, вы некоторое время откровенно заигрывали с фашистами. Я, конечно, понимаю, историческая целесообразность, желание поднять свой вес в политике. Но, так или иначе, этот эпизод и ряд других делают вас фигурой весьма уязвимой.

— Но, позвольте, Сталин тоже заигрывал с фашистами, — скривился принц, — а сейчас левые считают его главным антифашистом.

— У него уже была верховная власть, а вы — лишь претендент на таковую, — хмыкнул Путилов. — Чувствуете разницу?

— А вот ваш двадцатипятилетний сын, — словно не услышав произнесенных принцем слов, продолжил Алексей, — ни в чем подобном быть обвинен не может. У него блестящее образование — юридический факультет Йельского университета. Он свободно владеет немецким, русским и еще тремя языками. Он прекрасный спортсмен, умеет держаться на публике, обладает привлекательной внешностью. Все это делает его безусловно лучшим кандидатом на престол. Кроме того, никто не запрещает вам переехать в Северороссию и стать его советчиком, если вас волнует именно проблема молодости и неопытности наследника.

— Ну что же, — вздохнул принц, — раз так, давайте обсудим механизм вступления на престол… республики.

— Я полагаю, первая фаза уже успешно пройдена, — проговорил Алексей. — Ваш сын дважды посещал Северороссию в качестве туриста и познакомился со страной. И мы с господином Путиловым в ходе встреч с ним составили самое благоприятное впечатление. Наследник выразил желание принять корону на предложенных нами условиях. Вторую фазу, я надеюсь, мы завершим в ближайшие дни. Это ваше согласие, как главы дома Стюартов, на провозглашение вашего сына Генриха королем Северороссии. В этом случае возможно и желательно, чтобы уже не позднее этого лета наследник принял гражданство Североросской республики и переселился на постоянное место жительства в Петербург. В этом он может рассчитывать на наше всемерное содействие. Далее, будут проведены определенные публичные акции, призванные повысить популярность наследника, дома Стюартов в целом и идеи восстановления конституционной монархии. Попутно я, вместе с господином Путиловым, буду вводить наследника в курс политических, общественных и экономических течений в стране. Когда, по данным рейтингов, популярность идеи восстановления монархии достигнет пика, группа наиболее уважаемых общественных деятелей страны выступит с инициативой восстановления монархии. Они выдвинут на обсуждение тот проект конституции, который мы с вами только что обсуждали. Я поддержу эту идею. Будут назначены общественные слушания, а потом референдум по конституции. В случае ее принятия, а я на это очень надеюсь, коронация Генриха может состояться уже в мае пятьдесят восьмого года. Одновременно будет упразднен президентский пост, и я передам власть новому правительству, сформированному Думой.

— Хорошо, — кивнул принц, — но, как я понял из текста разработанной вами конституции, все реальные властные полномочия окажутся в руках премьер-министра. Господин Татищев, господин Путилов, я в достаточной степени узнал вас, чтобы понять, что кандидатура премьера как минимум на следующие четыре года вами уже выбрана.

— Совершенно справедливо, — кивнул Алексей. — Мы считаем, что им должен остаться Василий Леонтьев, занимавший должность премьер-министра на всем протяжении моего президентства. Он достаточно молод, но уже весьма опытен. Он является автором экономической реформы, фактически создавшей ту Северороссию, которую мы видим сейчас. Он в курсе всех политических процессов, протекавших в стране за последние десятилетия.

— Я всегда внимательно следил за событиями в Северороссии, и господин Леонтьев давно попал в сферу моего внимания, — проговорил принц. — Безусловно, он способный… экономист. В существующей политической системе Северороссии этого весьма достаточно. А вот в планируемой… Ведь он станет фактически главой государства. Именно он будет отвечать и за обороноспособность страны, и за ее внешнюю и внутреннюю политику.

— Мы считаем, — ровным голосом произнес Путилов, — что господин Леонтьев вполне в состоянии решать такие задачи. Можете быть уверены, что мы, крупнейшие предприниматели страны, не оставим его без совета и поддержки.

— Кроме того, — усмехнулся Алексей, — я действительно считаю, что Василий вполне дорос до того уровня, когда он сможет принять на себя полную ответственность за судьбу страны. Кроме того, по нашим прогнозам, в ближайшие годы основная борьба для Северороссии будет развиваться именно на экономическом фронте. Современный мир таков, что, пока мы не достигнем более высокого уровня в промышленности и финансах, мы не сможем играть достаточно серьезную партию ни в дипломатии, ни на военной арене.

— Что же, господа, — кивнул принц, поднимаясь, — ваши слова весьма убедительны. Через полтора-два часа сюда приедет мой сын, с которым мы сможем продолжить обсуждение перспектив развития Северороссии. Как глава дома Стюартов, я полагаю, что мой сын Генрих может принять корону на предложенных вами условиях. А сейчас прошу вас оказать мне честь, отобедав со мной.

Гости встали, галантно поклонились. Всем присутствующим в зале было ясно, что здесь, в тихом домике в Швейцарских Альпах, принято решение, которое во многом определит жизнь нескольких поколений граждан Северороссии.

 

* * *

 

За иллюминатором медленно проплывали Альпийские горы. Президентский самолет только что взял курс на Петербург и теперь медленно набирал высоту в лазоревом небе. Путилов подошел к Алексею, праздно наблюдавшему за проплывающим внизу пейзажем, опустился в соседнее кресло и произнес:

— По-моему, мы с вами неплохо поработали.

— По-моему, тоже, — согласился Алексей, не оборачиваясь.

— Не ожидал, что мое предложение поискать варианты более стабильного государственного устройства приведут вот к этому, — хмыкнул Путилов. — Ваша идея была столь же оригинальна, сколь и не нова.

— Новые проблемы иногда решаются старыми способами, — пожал плечами Алексей. — В конце концов, за последнюю тысячу лет люди слишком мало изменились, чтобы для них пришлось искать некие принципиально новые формы государственного правления. Хотя я бы эту форму не назвал более стабильной. То, что мы пытаемся претворить в жизнь сейчас, это стабильная система для тех условий, которые мы имеем сейчас. Мы говорим о стране с мощной растущей экономикой, с развитой социальной структурой и гражданскими институтами. Мы с вами лишь вводим новый стабилизатор, незаинтересованного третейского судью, который будет пользоваться общим доверием. Попробуйте ввести эту систему сейчас в СССР, и эффект будет прямо противоположным. Никакой конституционности ожидать и не приходится. Будут новый царь-батюшка с неограниченными полномочиями и его подданные-рабы. Нет, систему надо все время корректировать в соответствии с внутренними и внешними условиями. Универсальных моделей не существует.

— А скажите, Алексей Викторович, — вкрадчиво осведомился Путилов, — откуда у вас такая убежденность в скорой кончине коммунистической системы?

— Не сказал бы, что скорой, — возразил Алексей. — Я не уверен, что увижу ее кончину.

— Берия проводит рыночные реформы, — произнес Путилов.

— Ленин тридцать лет назад их тоже проводил. А потом были тридцатые… и сороковые. В коммунистической системе меня волнует не столько экономическая политика, сколько подавление прав и свобод граждан, тоталитаризм. А вот в этом плане в Советском Союзе кардинальных изменений нет. Выпущены некоторые партийные работники, репрессированные Сталиным. Посажены выдвиженцы Хрущева и Молотова. Но это, так сказать, смена декораций. Любому советскому гражданину за малейшее сомнение в непогрешимости советской власти грозит лагерь, а за желание выехать за границу — расстрел. Притом в последнее время началось даже закручивание гаек. Сталин в начале пятидесятых терпел так называемых «стиляг», молодежь, увлекающуюся западным образом жизни. А вот Берия пересажал их всех. Так что если рассматривать коммунизм не как экономическую модель, а как систему подавления личности государственным аппаратом, он все так же крепок.

— Право слово, — покачал головой Путилов, — я хотел сказать то же самое. А еще я хотел сказать, что экономически советский блок силен как никогда. Что хоть и несколько сокращенная, но все же весьма грозная армия по-прежнему представляет серьезную угрозу западному миру. Что мобилизационный потенциал Советского Союза намного превосходит американский. Конечно, наметилась некая напряженность в отношениях между Москвой и Пекином. Но, я полагаю, это не приведет к слишком уж кардинальному ослаблению советского блока. У Берии есть и противоречия с Берлином и Новгородом. Но, простите меня, приструнить Ульбрихта и Сергеева могут даже командующие советскими войсками, дислоцированными на их территории. С моей точки зрения, сейчас речь пойдет о формировании мощной империи с центром в Москве. И эта империя будет вполне в состоянии просуществовать несколько сотен лет.

— Не выйдет, — бросил Алексей, — и вот почему. Сталин создал империю, как говорится, «под себя». Он был там богом. Грозным богом. Его боялись… и любили. Но сейчас он умер. И те, кто не представлял свою жизнь без него, теперь с удивлением понимают, что без Сталина, оказывается, солнце светит так же ярко, а земля не переворачивается. В Советском Союзе наступает идеологический кризис. Одним страхом эту махину не удержишь. У них сейчас два пути. Первый, возможно, могли бы символизировать собой расстрелянные ныне Хрущев и Молотов. Они действительно верили в коммунистическую идею и вполне могли бы предложить населению путь в светлое коммунистическое завтра. Они могли опереться на партию. При Сталине это был аппарат, полностью подчиненный воле генсека, где все, от члена Политбюро до рядового коммуниста, одинаково равны перед вождем. Эти сделали бы партию иерархическим орденом, управляющим государством. Потом, когда окрепла бы партийная элита, она бы заменила этих вождей на других, уже совсем безвольных, работающих только в ее интересах. Постепенно наступил бы паралич власти, а тут бы подкатили еще и экономические проблемы. Сталин-то понимал, что социалистическая экономика — экономика сугубо военная, мобилизационная, не способная долго существовать в условиях мира. А эти думали, что такая модель — вечная. Они могли бы вступить в экономическое противоборство с Западом, провозгласить мирное сосуществование, и тут же проиграли бы.

— Вы уверены, что коммунисты способны на мирное сосуществование с Западом? — с сомнением покачал головой Путилов.

— Убежденные коммунисты — нет, — улыбнулся Алексей. — А вот номенклатура, подобравшая власть и присвоившая национальные богатства, могла бы поверить в такую иллюзию. Кому хочется воевать, если есть неограниченная власть над одной шестой частью света, кремлевский паек и квартира, которой могли бы позавидовать и я и вы? А вот без войны коммунизм долго просуществовать не может. Это система, созданная под сверхнапряжения и без оных сжирающая сама себя. В конце концов начали бы отваливаться насильственно присоединенные окраины, а сам Советский Союз вошел бы в такой глубокий кризис, что его последствия я даже не берусь предугадать. В лучшем случае нашелся бы лидер, который бы сумел начать перестройку и вывести страну на путь либерализма и рынка. Это, полагаю, произошло бы к концу века. Но события складываются иначе. К власти пришел Берия. Прагматик, для которого коммунистическая доктрина — это лишь средство достижения власти. Но, при всей видимой несокрушимости, он — слабая фигура. Слабая — из-за неадекватности оценки происходящего. Сталин всегда ясно видел ситуацию и давил любую опасность в зародыше. Берия слишком заносчив и слишком уверен в незыблемости своего положения. К власти его привел случай. Заметьте, он чуть не прозевал заговор, созревавший у него под самым носом, потому что недооценил соперников. Недооценит и в дальнейшем. Он допустил усиление партийных и хозяйственных элит. А они не потерпят всевластного деспота над собой. С ними надо договариваться, делиться властью и капиталами, как это делаем мы с вами. Либо держать их в ежовых рукавицах, как это делал Сталин. Третьего не дано. В третьем случае элиты окрепнут настолько, что свергнут самого правителя. Вот это и произойдет с Берией в самом скором времени.

— Когда? — поинтересовался Путилов.

— Не раньше чем через год, не позже чем через пять.

— Ваша оценка основывается на анализе действий Берии?

— Нет, на анализе тенденций