Глава 12 Бурная пятница
Шлеп! Ляля убила комара на щеке у Клода. – Не смей кусать моего парня! Я его сама укушу! – объявила она, шутливо клацнув клыками. И с самодовольной улыбкой стряхнула кровососа на землю. – Спасибо, – буркнул Клод, – но только этот комар – пустяк по сравнению со всеми остальными проблемами. – Я знаю, – вздохнула Ляля. Ее напускное веселье растворилось в прохладном ночном воздухе. На самом деле она чувствовала себя ужасно. Все вокруг были напряжены донельзя. А еще хуже то, что причиной этому – ее отец. А самое худшее – что она точно так же ничего не знает, как и все остальные. Ну что он, умер бы, что ли, если бы назначил встречу в ЛИТе? Или он не в курсе, что его дочь не выносит холода? А может, он вообще не в курсе, что у него есть дочь? Клод обнял Лялю за плечи, поверх розового пиджака. От нее пахло ежевикой. – Что, и теперь не можешь сказать, да? Ляля сделала застегивающий жест и отвернулась. Трудно было притворяться, что она в курсе. Аццки трудно. Но что ей оставалось? Отец либо сидит у себя в кабинете и разговаривает по телефону, либо загорает в солярии. Ы-ык! Хит рыгнул, выдохнув язык пламени, и все столпились вокруг получившегося костра. Не столько затем, чтобы погреться, сколько затем, чтобы отвлечься. Друзья и родители друзей то и дело поглядывали на Лялю, вопросительно вскидывая брови – хоть бы намекнула, мол! Она в ответ только поджимала губы и пожимала плечами. «Да я бы намекнула, если бы могла!» Лагги держалась в стороне, открывая завернутый Клео увлажняющий крем. Ее чешуя уже начинала шелушиться. Ляля прекрасно понимала, как они все себя чувствуют. «Ну где же он?!» Джексон похлопал Лялю по плечу. Его глаз было не видно за очками, в которых отражалось пламя костра. – А ты не знаешь?.. – Да не могу я ничего рассказывать, понятно? Джексон испуганно отступил назад. – Ладно, ладно, спрошу у кого-нибудь другого… – Спроси меня! – предложила Спектра, стоявшая где-то неподалеку. – Я все знаю! Джексон секунду поколебался, потом вздохнул – дескать, терять-то все равно нечего. – Ты не знаешь, где Мелоди? «Ой…» – А как же, знаю! – ответил голосок, благоухающий фиалками. – Говорят, ее не пускают гулять за то, что она разбила отцовский мотоцикл! Джексон фыркнул. – У ее отца нет мотоцикла. – Конечно, она же его разбила, вот его и нет, – ответила Спектра. – Оттого-то ее отец так и злится. Он любил этот мотоцикл сильнее, чем родного сына! – У него нет сы… – Джексон запнулся. – Ладно, забудь. Внезапно налетел порыв ветра. Пламя заметалось. Мэдди Горгон поспешно обратила костер в камень, пока искры не разлетелись. Снова сделалось холодно. И темно. Люди застыли. Послышался шелест листвы под ногами, медленный и мерный. Шаги приближались. Главный наконец прибыл. Сердце у Ляли отчаянно забилось. Клод, почувствовав ее тревогу, а может быть, сам встревоженный, позволил себе взять ее за руку на людях. Заухала сова. Застонала Гулия. – Наступило время, – послышалось где-то среди высоких теней. Голос мистера Д был негромким, но звучным, и восточноевропейский акцент ему очень шел, – пришла пора сделать последний шаг для того, чтобы обеспечить продолжение нашего рода. Он выступил на поляну, залитую лунным светом. Руки по швам, плечи расправлены, черные глаза заглядывают в лицо каждому по очереди. Мистер Д явился перед своим народом с величием короля. Если бы Ляля не чувствовала себя такой несчастной и забытой, она бы им, наверно, гордилась… – Как известно многим из старших, земля, на которой мы стоим, свята. «Свята»? Может, он хотел сказать – «снята»? Может, дело в языковом барьере?» Друзья Ляли переглядывались, не менее озадаченные, чем она. – Именно на этой поляне семьдесят нормальских лет тому назад мы собрались, ища убежища от своих врагов. Страшась показать свои лица, мы рыли пещеры и уходили в катакомбы – буквально. Первые наши гробы, гробницы, лаборатории, пещеры – все это находится под нами. Но все это теперь позади, благодаря тому, что времена изменились! – Аху-у-у-у-у-у-у-у! – взвыли Вульфы. Прочие зааплодировали. Клодин сделала реверанс. Мистер Д вскинул бледную руку. Поляна затихла. – Теперь нормалы и ЛОТСы живут в мире и взаимопонимании. Некоторые даже влюбляются друг в друга. Новые аплодисменты. Фрэнки и Хит гордо улыбнулись. Но жест мистера Д снова заставил всех утихнуть. – Толерантность – это неплохо. Но интеграция? Ассимиляция? Это смерти подобно. Если позволить их крови смешаться с нашей, они испортят нашу ДНК, ослабят наши способности, уничтожат то, что делает нас уникальными. То, что делает нас ЛОТСами. То, благодаря чему мы – выше их! «Мы выше их?» Гулия снова застонала.
– Теперь, когда мы свободны, мы можем поставить себе новые цели! Научить мир жить по-нашему! Дать себе волю! Наполнить мир своим потомством! – А все эти поздравления, значит, были так, для виду! – шепнула Лагги. Если она имела в виду, что мистер Д затеял какую-то рискованную фигню, то Ляля была с ней совершенно согласна. Мистер Д щелкнул пальцами. Рядом с ним возник мистер Мускул с позолоченной лопатой. Предводитель небрежным кивком поблагодарил своего помощника и вскинул лопату к небу. – Вот почему я, с помощью Рама де Нила и фирмы «Wolf Construction», приобрел эту землю, чтобы возвести на ней для вас и всех будущих поколений ЛОТСов новую школу, школу Рэдклиф! Он вонзил лопату в глинистую почву и выворотил пласт земли. – Официально объявляю, что строительство началось! Многие родители разразились торжествующими криками. Большинство детей – нет. Вместо этого они обернулись к Ляле, как будто ждали, что она разъяснит им, что имел в виду ее отец. – Почему же папа мне ничего не сказал? – пробормотал Клод. Лагги выгнула брови, как бы говоря: «Он че, серьезно?» Клео прищурилась: «Нет, и ты от меня это скрывала?» «Твой папа это знал! Это же он купил землю! Все претензии к нему!» – подумала Ляля, глядя исподлобья на Рама де Нила. «Нет, и ты скрывала это от нас с Клео?» – как бы говорил ощетинившийся мех на загривке Клодин. «А твой папа тоже знал! Он отвечает за строительство! Все претензии к нему!» – думала Ляля, сердито глядя на Кларка Вульфа. «Неужели Клод держит тебя за руку при всех?» – ухитрилась спросить Гулия одной-единственной усмешкой. «Да, Гулечка, он держит меня за руку при всех! И больше я ничего не знаю и знать не хочу!» – кивком ответила Ляля. – Так что прощайтесь со школой Мерстон, – говорил мистер Д. – С сентября все вы пойдете в первую частную школу, предназначенную только для ЛОТСов. Фрэнки принялась ковырять швы. Хит сунул в рот таблетку от изжоги. Джексон обмахивался обеими руками и все искал на поляне кого-то – должно быть, Мелоди. – Похоже, кто-то не прижился на Майорке, – сказала Спектра Билли. Клод вздохнул: – Видимо, этим летом я работаю на стройке… Мистер Д принялся объяснять, что новая школа будет настоящим шедевром архитектуры. Что все занятия, кружки и спортивные секции будут рассчитаны на особые способности и нужды ЛОТСов. Что эта школа привлечет сюда ЛОТСов со всего мира – некоторые из них уже записались в нее, а некоторые даже переехали в Сайлем. Но Ляля не могла думать ни о чем, кроме конкурса «T’eau Dally». И что ей теперь делать? Взять и все бросить? – Вопросы есть? – спросил мистер Д. Взметнулся лес рук. – А как же наши «химеры»? – спросила Фрэнки. – Это разделение может серьезно повредить отношениям! Хит закивал. – Ну, вы же никуда не уезжаете. Просто переходите в другую школу. – А если я все равно хочу играть в футбол за Мерстон? Это Клод. – Ты нужен Рэдклифу, сынок! Теперь ты будешь играть за нас. – А в баскетбол? Это Дьюс. – Баскетбольная команда у нас тоже будет. – А мы сможем соревноваться с нормалами из других школ? – Ну, если они отважатся принять наши более сильные команды в свою лигу… – А как же моя спортивная стипендия в колледже? Это Лагги. – Да, и мне обещали стипендию, как лучшему бегуну! – Вам больше не понадобятся стипендии. Мы сейчас работаем над тем, чтобы открыть колледж для ЛОТСов. Образовательные стандарты там будут высокими, а плата – низкой. Некоторые родители зааплодировали. – Но мы же так старались нормально ужиться с нормалами! По-моему, это будет шаг назад. Это Клодин. Мистер Д изобразил снисходительную улыбку. – Ничего, у тебя еще будет время на то, чтобы общаться с… с иными. Но только не в дни занятий и не по выходным, когда у вас будут школьные соревнования и походы. Фрэнки заискрила. – А у нас есть выбор? – Я бы предпочел остаться! – Я тоже! – И я! Мистер Д нахмурился. Откуда ни возьмись налетел ледяной ветер. Но у него на голове ни единый волосок не шелохнулся. – Посещение школы Рэдклиф обязательно для всех ЛОТСов. Толпа ахнула так дружно, что ветки над головой закачались. – Собрание окончено! – А как же все те нормалы, которые мной восхищаются? – шепнула Клео Ляле. – Они же без меня пропадут! А как же конкурс? Мы же с Дьюсом вот-вот станем лицом школы! Ну сделай же что-нибудь! Ляля понимала, что Клео права. Но что она может сделать? Поговорить с ним? Это не выход. «Папочка, выслушай меня хотя бы сейчас! А сейчас? Ну, а сейчас-то ты можешь?» Все их отношения – один сплошной неотвеченный вызов. – А как же конкурс? – спросила вслух Фрэнки. – Какой еще конкурс? Десятки глаз уставились на Лялю. «Он не знает о конкурсе?!» У Ляли закружилась голова. Внутри все поплыло. Она почувствовала, что сейчас грохнется в обморок, как самая обычная девчонка. – Благодаря Ляле школа Мерстон вышла в финал конкурса, устроенного фирмой «T’eau Dally», – объяснила Фрэнки. – И, если мы победим, это перевернет всю жизнь школы. А мы с Бреттом непременно… – Почему это вы с Бреттом? – завизжала Клео. – Не вы с Бреттом, а мы с Дьюсом! – А как насчет нас с Хэйли? – осведомился Хит. – Мы вообще-то тоже участвуем в конкурсе! И у нас больше шансов, потому что мы – химеры, а вы – нет! Клео подбоченилась. – Этот дурацкий термин… – Хватит! – рявкнул мистер Д. – В чем бы там ни состоял ваш ничтожный конкурс, это все дело нормалов! А вам следует сосредоточиться на ваших собственных делах! «Ничтожный? Наш конкурс – ничтожный?!!» Ляля, с кружащейся головой и трясущимися коленками, выступила вперед и выпалила: – Дела школы Мерстон – это и есть наши собственные дела! Мистер Д медленно развернулся к дочери. Фрэнки заискрила, но осталась стоять плечом к плечу с Лялей. – Довольно, – произнес он жутким ровным тоном. – У вас будет новая школа. Вам нет необходимости участвовать в каком-то жалком, ничтожном конкурсе. Его темные глаза впились в нее, точно клещи. – Конкурс отменяется! Ляля покачала головой: – Ты же сам весь год давил на меня, требуя, чтобы я что-нибудь сделала для своей школы. А теперь, когда я наконец-то это сделала, ты требуешь все отменить? – Ляля! – предостерег Клод. – Осторожней… – Ты будешь делать, что я скажу. – Зачем? – Ляля скрестила руки на груди. – Ты же снова передумаешь! В толпе ахнули. Мистер Д вонзил лопату в землю. – Дракулаура, увидимся дома, в гостиной. Остальные могут расходиться. Собрание окончено!
В камине за стеклянным экраном трепетали языки пламени. Ляля села на диван и расправила плечи. Пригладила розовый чубчик Дивного Графа, вскинула подбородок, стиснула руки, чтобы согреться. Эта поза напомнила ей о том, как дед с бабкой наняли Денислава Блегу, чтобы написать ее портрет. Только тогда ее трясло от скуки, а теперь – от ожидания.
Ляля села на диван и расправила плечи. Пригладила розовый чубчик Дивного Графа, вскинула подбородок, стиснула руки, чтобы согреться. Эта поза напомнила ей о том, как дед с бабкой наняли Денислава Блегу, чтобы написать ее портрет. Только тогда ее трясло от скуки, а теперь – от ожидания. Перед тем как уйти с поляны, Клод уговаривал ее попросить у отца прощения. Лагги с Клодин желали ей удачи и умоляли позвонить сразу, как только будет возможность. Фрэнки предлагала спрятать ее у себя в фабулатории. Но Ляля отказалась. Ну что он ей может сделать? Убьет? Она и так умерла, уже тысячу пятьсот девяносто девять лет тому назад! Рядом возник дядя Влад. Он благоухал эвкалиптом. – Добавки хочешь? – спросил он, помахивая ложкой. Ляля потерла живот и покачала головой. Она, конечно, нуждается во внимании отца, но не настолько, чтобы вытошнить соевый паштет на его новые джинсы. – Чаю с мятой, если можно, – сказала она, возвращая Владу тарелку. – Что, не получается заесть огорчение? – Я уже объелась, – сказала Ляля, выглядывая в окно, – а огорчение все равно осталось. – Мне так жаль, что я не смог присутствовать на… а-а-а… Дядя Влад поспешно поставил поднос, полез в карман кимоно и поднес к носу шелковый носовой платок. – …А-а-апчхи! – Будь здоров! Он приподнял очки и промокнул уголки глаз. – Говорил же я ему – буквально умолял! – не ставить этот шредер в моей зоне здоровья! Эта штука буквально высасывает из меня витамин С! Да разве ж он послушается? Влад умолк, чтобы высморкаться. – Ни в какую! Он высморкался еще раз. – Разве я что понимаю в фэн-шуе? Всего-то навсего книжку написал, да еще программу для айфона! Не говоря уже о… По стенам гостиной скользнул свет фар. Гравий на дорожке захрустел под шинами дорогого автомобиля. – Сейчас принесу чай! – сказал дядя Влад и смылся. Входная дверь со скрипом отворилась. Наверху, в спальне, послышался шорох и топот – ее питомцы разбегались по своим убежищам. Дивный Граф, по-прежнему висевший у нее на запястье, мелко задрожал. Ляля накрыла ладонью его колотящееся сердечко. Жалко, что в программе «Rosetta Stone» нет курса звериного языка, и она не может сказать своим друзьям, чтобы они успокоились! Ее отец, конечно, кусается, но все-таки больше лает. А кроме того, они его не интересуют. Его вообще не интересует никто и ничто, кроме его работы. А она тут век за веком пытается до него достучаться, произвести впечатление… Дверь с грохотом захлопнулась. Послышались шаги. Озарение налетело на Лялю с размаху, как беспорядочно мечущаяся летучая мышь. Как сказал кто-то старый и мудрый: «Подумай, а так ли он тебя любит?» Может быть, все дело в этом? А если так – почему бы не высказать все, что у нее на душе? На данный момент ей терять нечего – кроме победы в конкурсе. Дивный Граф сорвался и улетел прочь, его розовая нарощенная челочка оторвалась и упала на ковер. Ляля наклонилась, чтобы ее поднять, но встретилась с острым носком отцовской туфли. Отец растер искусственную челку, как сигаретный окурок. «Вот это облом!» – Как ты посмела бросить мне вызов?! – прошипел он, грозно глядя на нее. Ну что ж, зато он наконец-то здесь, не в HD, а в 3D! Он дышит тем же воздухом с дымком от камина, что и она. Они впервые общаются в гостиной без помощи экрана. Осознав это, Ляля невольно улыбнулась. От этого он взбесился. – Я – главный! – взревел он, оскалив клыки. – И когда я тебе приказываю что-то сделать, ты должна выполнять! И вообще, я твой отец!.. «Ха!» – По укусу, – пробормотала она, – но не по крови! В коридоре ахнули. Потом чихнули. Влад подслушивал. Но мистеру Д и Ляле было не до этого. Они застыли неподвижно, и брошенная ею фраза носилась по комнате, как порыв ледяного ветра. Воспоминания… Мучительный голод. Холод и сырость. Чьи-то руки несут ее сквозь метель… алые капли падают, оставляя цепочку следов на снегу. Кашель раздирает грудь, отдается во всем теле… снова кровь… вверх по лестнице… Становится теплее. Серебристый лунный свет исчез. Они поднимаются навстречу теплым оранжевым отблескам. Ее кладут в постель. Пахнет монетами и соленым потом. Простыни, еще недавно шелковистые и гладкие, пропитываются потом. Рядом стонет мать, зовет Лауру… Она хочет ответить: «Мама, я тут!», но говорить слишком трудно… Мистер Д твердит, что Лаура здесь… Смертельная усталость… последний вздох матери… она безмолвно умоляет ее не уходить… Мистер Д вбегает в комнату… зовет мать по имени… «Алина, Алина, Алина!» – обнимает ее, как будто она не простая служанка… как будто он – не румынский аристократ… Врач объявляет, что слишком поздно… Плечи мистера Д трясутся… он говорит, что мог бы ее спасти, что опоздал из-за проклятой метели… Врач говорит, что девочка тоже долго не протянет… Мистер Д склоняется над ней… откидывает в сторону ее потные волосы… Страшная боль пронзает шею… давит, парализует… тьма… а потом – новый день. К ней вернулись силы. Матери больше нет. А она почему-то может думать только об одном: поскорее вонзить свои странные, острые зубы в кусок сырого мяса. Ляля сморгнула набежавшие слезы. – Зря ты меня тогда спас! Он налил себе стакан пятисотлетнего виски. – Тебе не нужна была дочь, это же очевидно! – Чушь! – Он с размаху опустил хрустальный стаканчик на полированный столик черного дерева. – Подставочку возьми! – возопил Влад. Мистер Д не обратил на него внимания. – Попросил бы мистера Штейна, он бы собрал тебе робота! Который делал бы все, как ты скажешь. А то ты… – Мне не нужен робот! – перебил отец. – Но не нужна мне и непочтительная клычонка, которой ничего в жизни не надо, которая ни к чему не стремится… Ляля топнула ногой. – Ах, это я ни к чему не стремлюсь? Да благодаря мне школа Мерстон вошла в число финалистов – трех лучших во всей Америке! И все это сделала я, я! Ляля била себя в грудь, точно орангутан, отчаянно стараясь, чтобы отец наконец-то ее увидел. – И что это такое – «клычонка»? Такого и слова-то нет! Он поднес стакан к губам, отхлебнул маленький глоток янтарного напитка. – В школе Рэдклиф тебе будет хорошо. Ляля намотала на палец прядь волос и дернула изо всех сил. – Да откуда ты знаешь, что для меня хорошо? Тебя же даже дома никогда не бывает! И даже когда ты дома, тебя все равно что нет, только хуже, потому что ты здесь, но ты меня не замечаешь! Оттого, что Ляля произнесла это вслух, она как бы заново это осознала, и боль пронзила ей грудь. – Я даже понятия не имела, что ты собираешься открыть школу! Я ничего не знала! Ты понимаешь, как это унизительно? – Ну, так ведь и я ничего не знал о вашем дурацком конкурсе! – отпарировал он. – Он не дурацкий! – рявкнула Ляля. – Он, между прочим, общенациональный! И я пыталась тебе все рассказать, а ты… ты ничего не слушал… а я… Ей сдавило горло. – Я-то думала, ты будешь мной гордиться! Я только ради этого в него и ввязалась! – Я буду тобой гордиться, когда ты перестанешь тратить время на своих подружек и начнешь всерьез заниматься… – Мои подружки для меня теперь все равно что родные! И весь последний год мы делали все, чтобы влиться в общество, а теперь… Из глаз покатились слезы. Ляля спрятала лицо. За все тысячу пятьсот девяносто девять лет он еще ни разу не видел, как она плачет. Мистер Д не пытался ее утешить. Он стоял и смотрел, как она всхлипывает. – Твои подружки никогда не спасут тебя, как сделал это я. – Они уже меня спасли! Он вздохнул и посмотрел на часы, которые вынул из кармана. – Лаура, жить надо так, чтобы никому не приходилось тебя спасать. Он назвал ее настоящим именем – впервые с тех пор, как… – Надо быть сильной. Достаточно сильной, чтобы ни на что не отвлекаться и сосредоточиться на том, что действительно важно. Ляля вытерла глаза тыльной стороной кисти. Холодная кожа успокоила опухшие веки. – Сила не в том, чтобы никого к себе не подпускать, – сказала она, шмыгнув носом. – Сила в том, чтобы впускать людей в душу. Мистер Д ткнул в нее пальцем. – Это ты сейчас так говоришь. Но что ты будешь проповедовать завтра? А послезавтра? Сегодня – здоровое питание и косметика для животных, а потом что? Мир во всем мире? Так он знает! – Ты ничего не доводишь до конца. Вот почему твои родственники зовут тебя «графиня Недотепула». «Что, правда?» За дверью фыркнул Влад. – Ничего смешного! – крикнула ему Ляля. У мистера Д зазвонил телефон. Он взглянул на экран и ответил на звонок. – Оставайтесь на линии, – сказал он в трубку. И снова обернулся к дочери: – Предлагаю сделку. Ляля вопросительно вскинула бровь. – Я не хочу, чтобы ты выросла неудачницей. Так что давай, доведи до конца этот ваш дурацкий конкурс. И когда проиграешь, перейдешь из Мерстона в Рэдклиф. – А если я выиграю? Мистер Д приподнял бровь. – Что, если я выиграю? Он зажал ладонью динамик. – Можешь остаться. Хм. Недурно для «клычонки»!
|
