Глава 19. Зал приемов в отеле “Уилдорф-Астория” был переполнен богатыми меценатами
Зал приемов в отеле “Уилдорф-Астория” был переполнен богатыми меценатами. Лара пробиралась сквозь толпу, ища глазами Филипа. Ей на память пришел телефонный разговор, состоявшийся между ними несколько дней назад. – Мисс Камерон, это Филип Адлер. Она почувствовала, как пересохло у нее в горле. – Извините, – продолжал Адлер, – но я не мог раньше поблагодарить вас за тот дар, который вы преподнесли моему фонду. Я только что вернулся из Европы… – Я сделала это от всего сердца, – сказала Лара, лихорадочно стараясь найти повод, чтобы продолжить разговор. – Да, между прочим, мне было бы очень интересно поподробнее узнать о вашем фонде. Может быть, как-нибудь встретимся, и вы мне о нем расскажете? После минутной паузы Филип предложил: – В субботу вечером состоится благотворительный ужин в “Уилдорфе”. Мы могли бы там увидеться. Вы будете свободны? Лара быстро взглянула на календарь. На этот день у нее был назначен ужин с одним техасским банкиром. Она не задумываясь решила: – Да. Я с удовольствием приду. – Чудесно. Пригласительный билет для вас я оставлю у портье. Когда Лара положила трубку, она от радости прямо-таки светилась.
***
Филипа Адлера нигде не было видно. Лара протискивалась через огромный зал, слушая на ходу обрывки разговоров. – …И тогда ведущий тенор сказал: “Доктор Клемперер, мне осталось взять только два верхних „до“. Вы послушаете их сейчас или на концерте?” – …О, признаю, он великолепно владеет смычком. Его динамика и длинноты великолепны…, но tempi! Tempi! Упаси Бог… – …Да вы с ума сошли! Стравинский чересчур схематичный. Его музыка словно написана роботом. Все свои чувства он держит при себе. Барток же – его полная противоположность. Стоит вам открыть шлюзы своей души – и вас сразу захлестнут эмоции… – …Я просто терпеть не могу ее манеру исполнения. Как можно так уродовать музыку Шопена! Все вокруг говорили на каком-то загадочном, непонятном Ларе языке. И тут она увидела окруженного восторженными поклонниками Филипа. Лара протиснулась поближе и услышала, как привлекательная молодая женщина с жаром говорила ему: – Когда вы играли Сонату си-бемоль-минор, я чувствовала, как улыбается Рахманинов. Ваши интонации, ваше звучание, ваше мягкое, лирическое прочтение произведения… Великолепно! – Спасибо, – улыбнулся Филип. Затем принялась изливать свои чувства какая-то дама средних лет с аристократическими манерами: – Я все слушаю и слушаю вашу запись “Наtmerklavier”. О Боже! Какая в ней всепобеждающая жизненная сила! Наверное, вы единственный в мире пианист, который по-настоящему понимает эту бетховенскую сонату… Филип увидел Лару. – Ах, прошу прощения, – пробормотал он и устремился к ней. – Здравствуйте. – Он взял ее за руку. От его прикосновения она затрепетала. – Рад, что вы смогли прийти, мисс Камерон. – Благодарю вас. – Она огляделась вокруг. – Сколько народу! Он кивнул: – Да. Как я понимаю, вы поклонница классической музыки? Лара вспомнила песни своего детства: “Анни Лори”, “Бегущая во ржи”, “Родные холмы”… – Да, – сказала она. – Отец воспитал меня на классической музыке. – Еще раз хочу поблагодарить вас за ваш щедрый дар. – Ваш фонд меня очень заинтересовал. Я бы хотела узнать о нем. Если… – Филип, дорогой! Нет слов! Превосходно! – Адлера вновь окружили почитатели его таланта. Стараясь перекричать сыплющиеся со всех сторон комплименты, Лара повысила голос: – Если на будущей неделе вы свободны… Филип покачал головой: – Сожалею, но завтра я улетаю в Рим. – Ах! – Лара почувствовала внезапный приступ досады. – Но через три недели я вернусь. Надеюсь, тогда мы сможем… – Замечательно! – Она воспрянула духом. – …провести вечер, беседуя о музыке. – Конечно. – Лара улыбнулась. – Я буду с нетерпением ждать. В этот момент в их разговор вклинились двое мужчин. У одного волосы были завязаны сзади в “конский хвостик”, у другого в ухе блестела серьга. – Филип! Рассуди нас. Когда ты исполняешь Листа, что, по-твоему, важнее – интенсивные пассажи, которые придают музыке колоритное звучание, или легкие, лирические фрагменты, позволяющие тебе продемонстрировать виртуозную технику? Из этого вопроса Лара не поняла ровным счетом ничего. Мужчины окунулись в дискуссию о сонористике и долгих звуках. Лара увидела, как оживилось лицо Филипа. “Это его мир, – сказала она себе. – И я должна найти способ проникнуть в него”.
***
Утром следующего дня Лара приехала в Манхэттенскую музыкальную школу. Она обратилась к сидевшей в приемной женщине: – Я бы хотела повидаться с одним из преподавателей музыки. – С кем-нибудь конкретно? – Нет, все равно. – Будьте добры, подождите минутку. – Женщина удалилась в другую комнату. Через некоторое время к Ларе подошел маленький седовласый человечек. – Доброе утро. Меня зовут Леонард Мейер, – представился он. – Чем могу служить? – Меня интересует классическая музыка. – А, вы желаете поступить в нашу школу? На каком инструменте вы играете? – Ни на каком. Я просто хочу побольше узнать о классической музыке. – Боюсь, что вы обратились не по адресу. Это школа не для начинающих. – Я заплачу вам пять тысяч долларов за две недели работы. Профессор Мейер заморгал глазами. – Простите, мисс…, запамятовал ваше имя… – Камерон. Лара Камерон. – Вы согласны заплатить мне пять тысяч долларов за две недели разговоров о классической музыке? – Он с трудом подбирал слова. – Совершенно верно. Если хотите, можете передать эти деньги в стипендиальный фонд. – Это совсем не обязательно. – Профессор Мейер понизил голос. – Пусть это останется между нами. – Очень хорошо. – И когда же…, э-э-э…, вы желаете начать? – Сейчас. – В настоящее время у меня урок, но если вы соизволите минут пять подождать…
***
Лара и профессор Мейер сидели одни в просторном классе. – Итак, давайте начнем с самого начала. Вам что-нибудь известно о классической музыке? – Почти ничего. – Понятно. Ну что ж, существуют два способа восприятия музыки, – приступил к своей лекции профессор, – интеллектуальный и эмоциональный. Один умный человек сказал, что музыка помогает человеку раскрыть потаенную сторону его души. Именно это и отличает любого выдающегося композитора. Лара сидела и внимательно слушала. – Вы знакомы с творчеством хоть какого-нибудь композитора, мисс Камерон? – Боюсь, что нет, – улыбнулась она. Профессор нахмурил брови. – Признаться, я не совсем понимаю ваш интерес к… – Я хочу получить от вас лишь основы знаний по музыке, чтобы иметь возможность нормально вести беседы с профессиональными музыкантами о классиках. Я…, меня особенно интересует фортепианная музыка. – Так, ясно. – Мейер на минуту задумался. – Пожалуй, мы начнем вот с чего. Я дам вам прослушать несколько компакт-дисков. Он подошел к полке и вытащил оттуда небольшую стопку дисков. – Начнем с этих. Послушайте, пожалуйста, внимательно аллегро из фортепианного концерта №21 Моцарта, адажио ид концерта №1 Брамса, рахманиновский концерт №2, до-минор, опус 18, и, наконец, романс из фортепианного концерта №1 Шопена. – Хорошо. – Лара взяла компакт-диски. – Постарайтесь прослушать их за несколько дней и приходите… – Я приду завтра, – твердо сказала Лара.
***
Назавтра Лара явилась в музыкальную школу, принеся с собой дюжину компакт-дисков с записями выступлений Филипа Адлера. – О, замечательно! – воскликнул профессор Мейер. – Маэстро Адлер выдающийся пианист. Как я понимаю, его игра вас интересует особенно? – Да. – Маэстро записал множество прекрасных сонат. – Сонат? – переспросила Лара. Мейер вздохнул. – Вы не знаете, что такое сонаты? – Боюсь, вы правы. – Соната – это музыкальное произведение, обычно состоящее из нескольких частей, объединенных общей темой. Если это произведение исполняется одним инструментом, будь то скрипка или рояль, оно называется сонатой. А симфония – это, можно сказать, соната для оркестра. – Ага, понимаю, – кивнула Лара. “Надо будет ввернуть это в разговоре”. – Пианино было известно раньше как “пианофорте”, что в переводе с итальянского означает “тихо-громко”… Следующие несколько дней они провели, обсуждая произведения, записанные Филипом на компакт-диски, – Бетховен, Лист, Барток, Моцарт, Шопен. Лара слушала и запоминала. – Ему нравится Лист. Расскажите мне об этом композиторе. – Ференц Лист был гениальным ребенком. Он вызывал всеобщее восхищение своей одаренностью. Однако аристократы относились к нему как к какой-то диковинке, и впоследствии композитор даже жаловался, что он превратился для них в нечто вроде придворного шута… – Расскажите мне о Бетховене. – Этот был сложным человеком, настолько неудовлетворенным собой, что в самом расцвете своей славы решил, что все, что он сотворил, никуда не годится, и начал сочинять более крупные и более эмоциональные произведения, такие как “Героическая” и “Патетическая”… – А Шопен? – Шопена критиковали за то, что он сочинял музыку главным образом для фортепиано. Критики тех лет даже называли его ограниченным… Проходили дни, а профессор Мейер все рассказывал и рассказывал Ларе о великих композиторах. – …Лист мог исполнять произведения Шопена лучше, чем Шопен исполнял… – … Между французскими и американскими пианистами есть существенная разница. Французы склонны к чистоте звучания и элегантности. Традиционно их школа основывается на jeu perle – плавная, идеально отточенная работа пальцев при практически неподвижной кисти… И каждый день они слушали один из дисков Филипа, а затем обсуждали услышанное. Когда истекли две недели, профессор Мейер заявил: – Должен признаться, я поражен, мисс Камерон. Вы действительно способная ученица. Может быть, вам стоит научиться играть на каком-нибудь инструменте? – Нет, – засмеялась Лара, – лучше уж я не буду слишком увлекаться. – И она протянула ему чек.
|
