Www.e-puzzle.ru 7 страница

Здесь Перлс пытается нарисовать схему функционирования психики. Схема эта выглядит довольно примитивно, но зато обрисована в ясных словах. Есть человек, и есть среда, в которой он находится. Есть контактная граница, разделяющая человека и внешние объекты, и человек смотрит на них из-за своей контактной границы. В направлении тех объектов, которые у него имеют положительный катексис, он стремится расширить свою границу, их приблизить к себе и ассимилировать. Те, объекты которые имеют у него отрицательный катексис, он стремится ликвидировать. Для того чтобы объект ассимилировать, нужно осуществить с ним контакт. Для того чтобы уйти от объекта, нужно осуществить, наоборот, уход. Иногда бывает контакт нам как бы навязанный, и тогда уход представляет некоторые сложности. И по этому поводу Перлс пишет: «Сам по себе контакт не хорош и не плох, хотя при нынешней озабоченности социальной неприспособленностью мы подчас ценим способность к контакту превыше всего. Однако существует совершенно нездоровая форма контакта. Все мы знаем людей, которые стремятся постоянно оставаться в контакте с другими, их можно назвать прилипалами, и каждый психотерапевт знает, что с ними так же трудно работать, как с людьми, глубоко ушедшими в себя. Следовательно, не каждый контакт свидетельствует о здоровье, так же как и не каждый уход свидетельствует о болезни. Бессонница, частая жалоба невротиков, часто является примером неспособности уйти».

Кстати говоря, по моим наблюдениям, бессонница есть, как правило, следствие переутомления. Человек засыпает тогда, когда его подсознание ему сигналит, что он устал, а внешняя среда не представляет опасности. А когда она не представляет опасности? Когда все основные ответственные и опасные ситуации отреагиро- ваны, то есть человек воспринял тревожные сигналы, предпринял адекватные действия, отдал в среду соответствующий импульс и уверен, что для поддержки своего существования его внимания некоторое время не потребуется. Если у человека падает энергетика, то для того чтобы спокойно уснуть, он в своем уме должен ситуацию, которая его тревожит, довести почти до полного разрешения. И пока он этого не сделал, у него в подсознании горит знак опасности, он чувствует, что дневная ситуация еще не додумана, он еще сегодня чего-то не сделал и не имеет поэтому права расслабиться и отпустить свое сознание в сон.

Где же здесь появляется гештальт? Он появляется в описании динамики: «Когда катектированный объект, будь катексис положительным или негативным, присвоен или аннигилирован, когда контакт или уход осуществлены, когда с объектом удалось обойтись так, как это удовлетворяет индивида, — этот объект и потребность, с которой он связан, исчезают из среды. Гештальт завершен». Таким образом, гештальт понимается Перлсом как завершенный процесс взаимодействия с объектом. Он возникает, когда в этом процессе ставится некоторая точка.

В качестве примера могу привести такую ситуацию. Вы разговариваете с партнером на какую-то интересующую вас тему; в это время у вас с ним создается общее поле. Вдруг в комнате появляется третье лицо, на которое ваш собеседник переводит внутреннее внимание: он формально может еще продолжать с вами разговаривать, но что-то тонкое, что между вами происходило, его внутренний интерес, его настроенность на вас, куда-то делись. Он осуществил психологический уход. Вы это почувствуете в ту же секунду, хотя претензий к нему на социальном уровне у вас нет: формально говоря, он вас слушает. Однако он направляет на вас недостаточное внимание: он завершил гештальт с вами на психологическом уровне, он договаривает формальные для него словесные формулы, а на психологическом уровне он уже начинает сюжет со следующим партнером. А от вас он осуществляет уход. Но для вас гештальт не завершен, что-то важное между вами хотело состояться, но не состоялось, вы пытаетесь опять перевести психологическое внимание партнера на себя — берете его за пуговицу, строите ему глазки, еще что-то делаете — это и есть ткань человеческих отношений. Перлс пишет:

Контакт со средой и уход из нее, принятие и отвержение — наиболее важные функции целостной личности. В основе ее лежит способность к различению — и это первое, что делает ум. Ум — это различающий фактор. Когда эта способность к различению замутняется, начинает плохо функционировать, индивид не может вести себя подобающим образом, и мы считаем его невротиком. При нормальном функционировании принятие, отвержение, контакт и уход постоянно присутствуют и действуют. Эти функции составляют часть ритма самой жизни. Бодрствуя днем, мы находимся в контакте, в соприкосновении с миром. Ночной сон — это уход, мы отказываемся от контакта.

Невротик это человек, у которого нарушен ритм контакта-ухода. Он не может решить, когда ему принять участие в чем-либо, и когда ему уйти. Его жизненные дела не закончены, у него идут постоянные прерывания, которые искажают его чувство ориентации. И он уже не способен различать, какие объекты и люди наделены для него позитивным катек- сисом, а какие негативным. Он не знает, от чего уходить. Он потерял свободу выбора, он не может выбрать подходящие средства для своих целей, потому что не умеет видеть возможности, которые перед ним открываются.

Это скорее не диагноз, а некоторое мировоззрение. Это описание типажа, который для Перлса является естественным пациентом. Он с ним работает. Я не думаю, что все проблемы всех людей сводятся к тому, что здесь описано. Но то, что это очень распространенная проблематика, не вызывает никаких сомнений. Если вы не найдете причины, по которой у человека происходят несвоевременные прерывания, вы не разберетесь в его ситуациях

— как внешних, так и внутренних. Прерывание и самопрерыва- ние — тоже одни из основных понятий у Перлса. Если у человека прерывание его собственных мыслей, его действий, его эмоций происходит так, что оно ломает эти действия, мысли и эмоции, то у него нарушается ритм контакта и ухода и становится непонятно, что вообще ему нужно, какие потребности удовлетворяет та деятельность, которой он занимается? Складывается впечатление, что человек что-то делает, но каковы его цели, кому он служит, совершенно непонятно.

Как же возникает невроз? Перлс отвечает на этот вопрос так:

Есть некоторое равновесие между человеком и обществом, и человека, который в поисках точки равновесия переступает через контактную границу, заходя на сторону общества так, что он оказывается с ним в остром конфликте, мы называем преступником. В нашем обществе преступником является человек, который присваивает себе функции, традиционно считающиеся прерогативами государства. Если же человек в поисках равновесия все больше отходит назад и допускает преувеличенные посягательства общества, которое перегружает его своими требованиями и в то же время отчуждает его от общественной жизни, то он становится невротиком.

Трудно со всем этим согласиться, если настаивать на всеобщности этих утверждений, потому что каждому человеку общество что-то навязывает и в чем-то его формирует. Другими словами, вопрос, где данному человеку надо проводить контактную границу, очень индивидуальный. Но ясно, что искажения в обе стороны нехороши как для человека, так и для общества. И дальше Перлс вводит четыре основных механизма, которые ведут к неврозу, и эти механизмы являются фундаментальными для понимания психических отклонений.

Механизмы образования неврозов

Интроекция. Мы рассматриваем тему истоков невроза, и первое, что мы сегодня рассматриваем — это интроекция, которая является фундаментальным психическим механизмом. «Интро»

— это значит вовнутрь. Мы принимаем или отвергаем то, что среда может нам предложить — но то, что мы принимаем, мы должны ассимилировать. И здесь Перлс приводит аналогию с пищей. Мы должны выбрать кусок, отгрызть от него то, что нам действительно нужно, прожевать, переварить, потом расщепить на самые мелкие молекулы и затем сделать уже своим — превратить в свою энергию или в свою плоть. И тогда мы получаем над съеденным власть. Но если мы воспринимаем что-то некритически, если мы берем какое-то мнение, какое-то суждение, какое-то впечатление, которое оказывается внутри нас и не проходит процесса психологической дезынтеграции, приспособления к нашим собственным нуждам и последующей интеграции в нашу психику, то в этом случае у нас в психическом теле появляется интроект. Интроек- ты — это «непереваренные» как пишет Перлс, установки, способы действия, чувства, оценки и другие психические элементы.

Опасность интроекции двояка. Во-первых, интроектор не развивает своей собственной личности. Это человек, который берет какие-то чужие кусочки, их поверхностно усваивает и выдает за свои, хотя своими они реально не являются. И во-вторых, интро- екция способствует дезынтеграции личности. Понятно, что если у вас в животе лежат куски непереваренной пищи, то, когда вы попробуете прыгать, эти куски будут болезненно отзываться в вашем животе.

Итак, интроекция — это невротический механизм, посредством которого мы принимаем в себя нормы, установки, способы действия и образы, которые в действительности не становятся нашими собственными. При интроекции, пишет Перлс, мы сдвигаем границу между собой и остальным миром далеко во внутрь себя. Когда интроектор говорит:»Я думаю», — он обычно имеет в виду: «Они думают».

Представим себе увлекающегося человека, который много обещает и мало делает, но при этом в каждый момент совершенно искренен: он увлекается своими планами и верит, что исполнит свои обещания. Вы скажете, что он — инфантильная личность. Правильно, но какой психологический момент тут работает? Инт- роекция. Ситуация предлагает ему проект, который ему нравится. Он сейчас ему нравится. Ему кажется, что это его проект, причем до такой степени, что уже каждая клеточка его психического тела этим проектом прониклась. И тогда он начинает строить планы, давать обещания, связанные с этим проектом, потому что если этот проект вошел в его психику, стал ее частью, то ему будет плохо, если он этот проект не реализует — фактически это становится его потребностью. В каком же случае человек срывает эти свои планы и обещания? Очень просто — когда этот проект на самом деле фигурирует в психике человека в виде проглоченного куска, но он еще не ассимилирован — тогда через некоторое время человек без особого вреда для себя его из своей психики исторгает, и как бы забывает о том, что он собирался делать.

Таким образом, у интроектора многое на короткое время становится частью психики, и с большой легкостью оттуда уходит. Он похож на младенца, который, пососав материнскую грудь, вскоре с легкостью отдает излишки молочка обратно — в виде отрыжки. И здесь дело не только в том, что у человека не интегрируется личность. Он психически устроен таким образом, что у него очень сильно растянут первичный вход в психику — своего рода психический желудок: он многое может захватить, но далеко не все усваивает, с легкостью извергая свое содержимое обратно. Это — определенный склад психики. И требовать от такого человека выполнения всех его обещаний — значит идти поперек его психического устройства, и психотерапевт такие вещи должен понимать.

Вот, например, тема мужа, который бегает за каждой юбкой, и жена приходит жаловаться на него психотерапевту или астрологу. Говоря на языке Перлса, это мужчина, который с легкостью интроецирует женские фигуры, попадающиеся на его жизненном пути. Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой в своем дневнике писал: «Ничего в ней нет... условно поэтического и привлекательного, а неотразимо тянет. Зашел в деревню — девка, крестьянская кокетка, увы, заинтересовало».

Итак, происходит интроекция, а дальше вместо ассимиляции незаметно для человека происходит выброс интроецированного объекта обратно. В принципе, это свойственно любому человеку; патологическая интроекция — это такой механизм, когда человек глотает ненужные ему объекты, воспринимая их как свои, но оказывается не в силах их исторгнуть, а, наоборот, существенные, важные для себя моменты, которые ему следовало бы ассимилировать, он по каким-то причинам не ассимилирует, а исторгает из себя.

Проекция. Противоположный интроекции психический механизм называется проекцией, и он тоже чрезвычайно распространен. Проекция — это тенденция делать среду ответственной за то, что исходит от самого человека. Крайней формой проекции является паранойя, то есть хорошо организованный бред, который человек накладывает на окружающий его мир. Надо прямо сказать, что «бред» в психиатрии — понятие относительное, и в большой мере это вопрос социализации: если человек плохо социализирован, то о нем скажут, что он несет бред, а если он хорошо социализирован, то скажут, что он фантазер, мечтатель, фантаст,

провидец или создатель оригинальной философской системы.

Итак, человек проецирует, когда он приписывает среде то, что существует лишь внутри него самого. Типичный пример — это человек, убежденный в том, что его преследуют; фактически он преследует сам себя, то есть в психике у него есть агент, который занимается его собственным преследованием, но он представляет себе, что этот агент находится где-то снаружи. Другими словами, вместо внутреннего врага он пытается искать внешнего, и накладывает этот образ на своих знакомых или незнакомых.

Как пишет Перлс, существует и нормальная, не патологическая, проекция: например, писатель буквально проецирует себя в своих героев, то есть он выращивает у себя внутри некую субличность, некоторый человеческий образ, как бы в него воплощается, и потом этот образ начинает что-то говорить, как-то поступать, и ведет интригу действия. Но при этом писатель не теряет представления о самом себе, то есть он понимает, что он — это одно, а его герой — это другое. Невротик же использует механизм проекции по отношению к себе самому: он отчуждает аспекты себя, которые ему не нравятся — заметьте: не интроекты, а грани самого себя, то есть черты своей личности — и пытается их выгнать из себя, представляя, что он исторгает из себя непереваренные интроекты. Он наделяет эти части объективным существованием и пытается сделать их ответственными за его трудности.

Пример (мой): есть в человеке некоторый агент, который в роли Плутона устанавливает некоторый закон. Вот ленив человек, но не просто ленив, а есть в нем такая ленивая свинья, которая может только поедать апельсины, и прекрасно в них разбирается. И как только этот человек начинает что-нибудь делать, она буквально сверху на негосадится и мешает. И он лежит на диване и изнемогает под ее тяжестью, хотя знает, что емунадо идти что-то делать — но этого не делает, и в принципе сделать не может. Иногда, во внешнем варианте проекции, эта свинья материализуется в виде толстого живота, который препятствует человеку заниматься спортом, или сварливой жены, которая терпеть не может отсутствия мужа в доме. Это типичная проективная конструкция — ее пафос заключается в том, что препятствие (неважно, существует ли оно во внешнем или во внутреннем мире) не зависит от воли человека, то есть оно им не управляемо. Таким образом, проектор, как правило, становится жертвой обстоятельств; проекцией мы сдвигаем границу между собой и остальным миром как бы в свою пользу, то есть вперед, вокруг себя, расширяем ее, что дает нам, пишет Перлс, возможность снимать с себя ответственность, отрицая принадлежность себе тех аспектов личности, с которыми нам трудно примириться, которые кажутся нам непривлекательными или оскорбительными.

И здесь возникает такой эффект: невротик путает грани личности и интроекты. Вместо того, чтобы изгонять своих интроек- тов, которые внутри него не ассимилированы, он пытается изгнать некоторые грани своей личности, делая вид, что это непереваренные, несъедобные, а главное, чуждые ему интроекты. И посредством такого проецирования он надеется избавиться от определенных черт своей личности, делая вид что он выводит их из себя. И в заключение Перлс говорит так: «Интроецирующая личность, являющаяся полем битвы между воюющими между собой неассимилированными идеями, получает себе параллель в лице проецирующей личности, которая делает мир ареной битвы своих личных конфликтов».

Интроектор плох не только тем, что заглатывает чужое: поскольку его интроекты не ассимилируются в нем, они не имеют шансов на то, чтобы наладить между собой и остальной его психикой более или менее нормальные отношения. И в результате получается большая арена внутренних конфликтов, которые, естественно, выплескиваются (проецируются) вовне. Проецирующая же личность свои внутренние конфликты выводит наружу и устраивает самую натуральную войну — например, интригует, представая перед разными людьми в совершенно разных ипостасях.

Слияние. Следующий патологический психический механизм

— это слияние. Точнее, я бы сказал, что это не механизм, а эффект. Слияние — это такое состояние (кстати говоря, тоже характерное для инфантильной личности), когда индивид вообще не ощущает границы между собой и средой, то есть когда он считает, что среда это и есть он, а он это и есть среда.

Чем плохо слияние? В момент экстаза, в моменты идентификаций с большими коллективами, например, на групповых праздниках у человека возникает ощущение, что он един с окружающим его коллективом, средой. Это хорошо как локальное состояние. Плохо, когда это состояние становится нормой жизни человека. Что тогда происходит? Перлс пишет:

Человек, находящийся в патологическом слиянии, связывает свои потребности, эмоции и действия в один тугой узел и уже не осознает, что он хочет делать и как он себе не дает этого делать. В слиянии человек требует сходства и отказывается терпеть какие бы то ни было различия. Типичный пример - это отношение родителей к детям. У человека, находящегося в слиянии, среды нет. Ребенок его устраивает только такой, каким он хочет его видеть. Если ребенок хоть в чем-то другой, он его вообще изгоняет из среды, то есть он изгоняет его из себя, отказываясь его воспринимать.

И этого ребенка ожидает отвержение и отъединение: «Я не буду любить такого отвратительного ребенка». В чем отвратительного? Потому что он не такой, как я.

Такое отношение к детям чрезвычайно распространено во многих семьях. Конфликт родителей с детьми идет именно потому, что у родителей психика во многом инфантильна, и ребенок, чем- то от них отличающийся, выходящий за рамки семейного эгрего- ра, отвергается как чужеродная особь - практически, как другой биологический вид. Он делал вид, что он родной, а на самом-то деле он чужой! И никаких других аргументов в данном случае не требуется.

Ретрофлексия. И наконец, четвертый основной невротический механизм — это ретрофлексия. Буквально это слово означает «оборачивание в противоположную сторону». Перлс говорит:

Ретрофлект умеет проводить границу между собой и средой, но проводит ее не там, где надо: он проводит ее посередине себя самого. Вместо того, чтобы отделить себя от среды, он внутри себя самого выделяет две части — одна часть это как бы он сам, а другая часть это как бы среда. При ретрофлектированном поведении человек обращается с собой так, как первоначально он намеревался обращаться с другими людьми или объектами. Он перестает направлять свою энергию вовне, чтобы произвести такие изменения в окружающем мире, которые удовлетворили бы его потребности, а вместо этого он направляет свою активность вовнутрь и делает ареной своего воздействия свою собственную личность, то есть он делит свою личность на две части — действующую и испытывающую воздействие. И становится своим собственным худшим врагом. (Это есть уже у Козьмы Пруткова: «Никогда не робей перед противником, ибо помни — лютейший враг человека — он сам».) Вообще, надо заметить, что ретрофлексия — это чрезвычайно распространенное явление, и оно далеко не всегда становится патологией. Например, человек говорит: «Я заставлю себя это сделать!» Возникает вопрос: кто его будет заставлять? Что это за Я, которое будет его (Себя) заставлять действовать? Что это за таинственное разделение?(...) В общем, по-видимому, любой структурный подход к психологии так или иначе ведет к ретрофлективным представлениям. Например, Фрейд различал эго (я), супер-эго (долг, совесть) и Оно (органические влечения), и описывал психическую жизнь индивида как конфликтное взаимодействие между этими тремя объектами.

И нередко ретрофлектор живет в соответствии как раз со фрейдовскими представлениями, или с какими-то другими представлениями о структуре психики и «я». Например, существует представление о том, что у человека есть творческое начало, а есть начало пассивное, которое склонно жить инертно, по устойчивым привычкам, — и эти два начала друг другу противостоят; в астрологии им соответствуют Солнце и Луна.

Терапия. Какова же цель терапии по Перлсу?

В терапии мы должны восстановить способности невротика к различению — например, определить вид катексиса — положительный или отрицательный. Мы должны помочь ему вновь определить для себя, что является им самим, а что нет, что способствует его развитию, а что препятствует. Мы должны направить его к интеграции. Мы должны помочь ему обрести равновесие и провести правильную границу между собой и миром.

Так, как это написано — это сугубо директивная терапия. Другими словами, терапевт берет на себя роль судьи. Как и во многих других видах современной гуманистической психотерапии, Перлс в принципе постулирует то, что человек свободен, что он в принципе положителен, что ему надо помогать — но когда дело доходит до практики, все равно так или иначе получается, что терапевт надевает узду на своего клиента и, пиная его в зад, куда- то тащит. Иногда это высказывается прямо, как в этом абзаце, иногда это проявляется более косвенно, но, с моей точки зрения, практически один только Карл Роджерс действительно не тащил своих клиентов на поводу в рай так, как он его понимал. Но это не значит, что сами понятия, которые вводит Перлс, теряют свою актуальность. Что и как он делал — это вопрос его личной жизненной миссии, если хотите. Всегда есть люди, которых надо вести, и они адекватно откликаются на подходящее для них жесткое ведение. Например, один из методов работы, предложенный Перлсом в проективной ситуации, заключается в следующем. Предположим, клиент считает, что у него есть враг, который его ненавидит. Ему предлагается это проективное утверждение сформулировать обратным образом, а именно сказать: «Я ненавижу своего врага»,

— и повторять это утверждение до тех пор, пока оно не станет собственным внутренним убеждением. Тут, как говорится, комментарии излишни: сами понимаете, к чему ведет такое насилие над психикой.

Я еще буду рассказывать о разных средствах и приемах, которые психотерапевты явно или неявно используют в своей практике для того, чтобы добиться результата. Но важно понимать, что многие терапевты в своей практике в известной степени занимаются самообманом: им кажется, что они используют одни инструменты, а фактически они используют другие. И, в частности, уйти от соблазна прямо манипулировать клиентом чрезвычайно сложно, и недостаточно одной декларации, что терапевт этого не будет делать. Ему необходимо отследить и преодолеть внутри себя механизмы властвования, заменив их чем-то еще. Однако это нелегко, потому что клиент, приходящий к психотерапевту, очень непрост. Здесь я процитирую Перлса, который делится впечатлениями от опыта нескольких десятилетий активной психотерапевтической работы:

Невротик приходит не с пустыми руками. Он приходит фрустриро- ванный (фрустрация — это разочарование, огорчение или другое тяжелое психическое состояние, связанное с тем, что у человека провалились его планы, лопнули надежды и т. п.), но приносит с собой средства манипуляции и способы такого использования своего окружения, чтобы люди делали за него его работу.

Необязательно работу, но тяжелую для окружающих людей реальность невротик создает и поддерживает. И это значит, у него есть мощные инструменты — и магические, и психологические, и другие, необходимые для того, чтобы эту ситуацию удерживать, и он постоянно манипулирует окружающими — иногда довольно тонко и эффективно. В частности, он встраивает психотерапевта в свой собственный жизненный сюжет. «И не нужно обманывать себя, — пишет Перлс, — что его способы манипуляции не умны. Невротик — не дурак, он должен быть достаточно проницательным и искусным, чтобы выжить, поскольку он в значительной степени лишен средства, обеспечивающего выживание, то есть способности опираться на себя».

Я, однако, не согласен с последними словами: никто не может опираться только на себя. Вопрос, на мой взгляд, следует ставить так: мы должны опираться на окружающих приемлемым для них способом. Невротик мог бы это делать, но по каким-то причинам

не делает. Перлс замечает:

Мы признаем ум политиков, выбирающих оппозицию, но невротик, нечувствительный ко всему окружающему, не замечающий того, чего он не хочет замечать, тоже хитер. Плаксивая женщина, которая выманивает поддержку у мужа, детей и знакомых, не менее хитроумна, чем ловкая красотка, выманивающая бриллианты и меха у сахарного папаши. Проблема невротика состоит не в том, что он не умеет манипулировать, а в том, что его манипуляции направлены на поддержание уровня его неполноценности, а не на освобождение от нее.

И чем же занимается гештальт-терапия? Она отучает невротика от этой хитрости, она дает ему осознать ту силу, которая у него уже есть, и направляет эту силу более конструктивным для человека образом.

Перлс дает описание методического принципа работы с пациентами так:

Невротик, отделяет ли он себя от себя самого посредством проекции, интроекции или ретрофлексии, находится в положении, когда, отказавшись от ответственности, он одновременно отказывается от своей способности отвечать и за судьбу выбора. Ответственность терапевта состоит в том, чтобы не оставить без ответа любое утверждение или поведение пациента, которое не представляет его самости, которое свидетельствует об отсутствии у него ответственности за себя. Это означает, что терапевт должен иметь дело с каждым невротическим механизмом, как только тот проявляется. Каждый из этих невротических механизмов должен быть интегрирован пациентом и трансформирован в выражение самости так, чтобы пациент мог действительно ее обнаружить.

Это лозунг, это кредо. Однако, на мой взгляд, оно, если его понимать буквально, нереалистично. Потому что, не знаю, как по опыту Перлса, но те люди, с которыми я общаюсь, буквально нашпигованы своими неврозами, ретрофлексиями, интроекциями и слияниями, и если заниматься человеком по этой схеме, то это означает, что его надо брать за горло, не выпуская ни на секунду из своих рук, пока он не интегрируется — или не убежит, сломя голову. И я считаю, что надо заниматься теми проблемами, которые человек предъявляет, причем лишь в той мере, в которой он готов к их решению и интеграции, хотя бы частичной.

* * *

А теперь немного о конкретных методах работы с невротиками. В ее основу Перлс кладет осознание человеком своих психических процессов. Например, работая с невротическим механизмом слияния, он помогает пациентам разорвать клинч, давая им возможность обнаружить, что те вещи, которые у них слиты, связаны искусственно, и что симптом подменяет самовыражение и переживание себя. Короче говоря, основная идея Перлса заключается в том, что если невротические механизмы человека перевести в сознание, то после этого он соображает, что ему без них лучше.

С интроектами, например, можно работать так. Терапевт предлагает человеку осознавать свое отношение к интроецированному материалу. Такое, нередко эмоциональное, осознание целиком проглоченного может превратиться в действительную физическую тошноту и желание выбросить нечто из себя. Но выработка отношения к интроецируемому материалу может занять длительное время, в течение которого и сам человек, и интроецированный материал будут меняться, и постепенно человек научится ничего просто так не заглатывать, то есть он будет совершенствовать свой механизм интроекции, превращая его из патологического в здоровый.

Однако я обращаю ваше внимание на то, что никаких принципов диагностики Перлс не приводит, то есть в основе терапии лежит личность самого терапевта и его субъективное восприятие клиента. И в помощь диагностам на следующей лекции я буду рассказывать вам астрологическую модель, которая покажет, где, в каких областях человек склонен к проекции, интроекции, ретрофлексии и слиянию.

Гороскоп дает нам несколько абстрактный, символический, но полезный взгляд на клиента. Глядя на гороскоп, психотерапевт может посмотреть, в какой степени его наблюдения согласуются с объективной картиной. Однако в заключение я хотел бы отметить, что основной пафос психотерапии Перлса — это война со своим клиентом, это противостояние клиента терапевтической группе или терапевту. Вот представьте — вы сидите на стуле, а напротив вас сидит компания начинающих психотерапевтов, которая на вас учится. И в вас на глазах этого заинтересованного общества вычленяют интроекты, выявляют ваши проекции. Сама по себе позиция «горячего стула», на котором сидит человек, находящийся в центре внимания группы, как бы предполагает поляризацию: я и мир, я и среда, даже если зрители смотрят доброжелательно. Давайте послушаем, что говорит на эту тему сам Перлс:

Пациент чувствует себя вынужденным повторять то, что не может привести его к удовлетворительному завершению, то есть к завершению гештальта. С этим мы боремся. Эти повторения — его незавершенные дела. И он не может прийти к творческому завершению, поскольку привносит свои отыгрывания и свои прерывания. Если он отыгрывает свои невротические тенденции во внетерапевтической жизни, мы просим его во время сессии намеренно повторить в фантазии то, что он делал в действительности. Так мы можем обнаружить момент, когда он прерывает поток переживаний и тем самым не дает себе прийти к творческому разрешению. Развитие становится возможным только тогда, когда пациент достигает удовлетворения во всех областях, где он переживал замешательство, где в его восприятии имелись пробелы и где он завяз. Поскольку его невротические манипуляции являются способом избегать такого полного вовлечения в ситуацию, они должны быть фрустрированы (то есть разрушены). А вовлечения нужны, чтобы завершить гештальт и незаконченную ситуацию. Терапевт должен фрустрировать те выражения клиента, которые выражают его образ себя, его навыки манипулирования и его невротические способы поведения.