Джоди Пиколт - Ангел для сестры 4 страница

 

О ВЫХОДЕ ИЗ-ПОД РОДИТЕЛЬСКОЙ ОПЕКИ В ВОПРОСАХ ЗДОРОВЬЯ».

 

«Черт!» — подумала я. Мое лицо горело, сердце бешено колотилось. Я чувствовала себя так, как в тот день, когда директор школы прислал домой письмо, потому что я нарисовала на полях учебника математики карикатуру на миссис Туни, с ее огромной грудью. Нет, в миллион раз хуже.

 

«Что в будущем она сама будет принимать решения по всем медицинским вопросам.

 

Что без ее согласия она не будет подвергаться медицинскому вмешательству, если оно не в ее интересах.

 

Что без ее согласия она не будет подвергаться медицинскому вмешательству в интересах ее сестры Кейт».

 

Мама подняла на меня глаза.

 

—Анна, — прошептала она. — Что это, черт возьми, такое?

 

Теперь, когда все это происходило на самом деле, у меня внут

 

ри все сжалось. Я покачала головой. Что я могла ей сказать?

 

Анна! — Она шагнула ко мне.

 

Вдруг за ее спиной вскрикнула Кейт:

 

Мама, мамочка... как больно, позови медсестру!

 

Мама обернулась. Кейт согнулась на краю кровати, волосы упали ей на лицо. Мне казалось, что она смотрит на меня, но я не была уверена.

 

—Мамочка, — стонала она, — пожалуйста.

 

Какую-то секунду мама колебалась между нами. Она переводила взгляд с Кейт на меня и обратно.

 

Что я за человек? Моей сестре было больно, а я чувствовала облегчение.

 

Уже выбегая из комнаты, я видела, как мама нажимала на кнопку вызова так, будто это было пусковое устройство бомбы.

 

Я не могла спрятаться ни в кафе, ни в вестибюле, ни в одном другом месте — меня могли всюду найти. Поэтому я поднялась по лестнице на шестой этаж в родильное отделение. В холле был только один телефон, и он был занят.

 

—Три сто, — говорил мужчина в трубку, улыбаясь так ши

 

роко, что казалось, его лицо сейчас лопнет. — Она прекрасна.

 

Интересно, мои родители разговаривали так же, когда я родилась? Готов ли был мой отец кричать всему миру о моем появлении на свет, считал ли мои пальчики на ручках и ножках, уверенный, что получит в сумме идеальное число? Целовала ли мама меня в макушку, не позволяя медсестре забирать меня? Или они просто отдали меня, потому что самое главное находилось между моим животом и плацентой?

 

Новоиспеченный папаша наконец-то повесил трубку.

 

—Поздравляю, — сказала я. Мне хотелось кричать, чтобы он

 

крепко обнял свою дочку, повесил луну над ее колыбелькой и на

 

писал ее имя на звездах, чтобы она никогда не поступила с ним

 

так, как я поступала со своими родителями.

 

Я позвонила Джесси и попросила приехать за мной. Через двадцать минут он был у главного входа. К этому времени шерифу Стакхаусу уже сообщили, что я пропала, и он ждал меня на выходе.

 

—Анна, мама очень о тебе беспокоится. Она отослала сообще

 

ние твоему отцу. Он уже всю больницу перевернул вверх дном.

 

Я набрала побольше воздуха в легкие.

 

—Тогда скажите ему, что со мной все в порядке, — ответила

 

я и юркнула в открытую дверь машины.

 

Джесси отъехал от тротуара и прикурил сигарету «Мерит», хотя я точно слышала, как он сказал маме, что бросил курить. Он врубил музыку на полную мощность и хлопал в такт ладонью по рулю. Когда машина свернула с трассы к выезду на Верхний Дерби, он сбросил скорость и выключил радио.

 

Так что же все-таки произошло? У нее спустило колесо?

 

Она вызвала папу с работы.

 

В нашей семье вызывать папу с работы считается страшным грехом. Его работа связана с чрезвычайными ситуациями. Что же должно было случиться такого, что сравнилось бы по важности с папиной работой?

 

—Последний раз она вызывала папу с работы, когда Кейт

 

поставили диагноз, — сообщил Джесси.

 

—Прекрасно. — Я скрестила руки на груди. — Ты меня ус

 

покоил.

 

Джесси только улыбнулся и выпустил кольцо дыма.

 

—Добро пожаловать на сторону темных, сестренка.

 

Они влетели в дом, как ураган. Кейт даже не успела посмотреть на меня, как папа отправил ее наверх в нашу комнату. Мама со стуком поставила свою сумку, бросила рядом ключи, а потом подошла ко мне.

 

Так. — Ее голос дрожал, как струна. — Что происходит?

 

Я прокашлялась.

 

У меня есть адвокат.

 

—Ну, понятно. — Мама схватила трубку телефона и протя

 

нула мне. — Теперь избавься от него.

 

На это потребовалась уйма сил, но я умудрилась покачать головой и бросить трубку на диван.

 

Анна, так ты мне помогаешь...

 

Сара! — Голос моего отца рассек воздух и отбросил нас

 

в стороны. — Думаю, нужно дать Анне возможность все объ

 

яснить. Мы ведь договорились, что дадим ей такую возмож

 

ность, правда?

 

Я опустила голову.

 

—Я больше не хочу этого делать.

 

Мама снова завелась.

 

—Знаешь, Анна, я тоже не хочу. И Кейт не хочет. Но у нас нет

 

выбора.

 

В том-то и дело, что у меня был выбор. Именно поэтому я все и затеяла.

 

Мама стояла надо мной.

 

—Ты пошла к адвокату и рассказала ему, что дело касается

 

только тебя, но это не так. Это касается нас.

 

Папа взял ее за плечи и сжал. Потом присел передо мной, и я почувствовала запах дыма. Он уехал с одного пожара, чтобы попасть в другой. Мне было стыдно — но только из-за этого.

 

—Анна, солнышко! Мы знаем, ты думаешь, будто делала то,

 

что должна.

 

—Я так не считаю, — перебила мама.

 

Папа закрыл глаза.

 

—Сара, черт возьми! Помолчи! — Потом он повернулся ко

 

мне. — Мы можем поговорить? Только мы втроем, без адвоката?

 

От того, что он говорил, мне хотелось плакать. Но я знала, что так будет. Поэтому подняла подбородок, хотя слезы стекали по щекам.

 

Папа, я не могу.

 

Ради Бога, Анна! — опять вмешалась мама. — Ты хоть

 

представляешь, чем это может закончиться?

 

Мое горло сжалось и не пропускало ни воздуха, ни слов извинения. «Меня никто не слышит», — подумала я и слишком поздно поняла, -что сказала это вслух.

 

Мамины движения были настолько быстрыми, что я не заметила, как это получилось. Она довольно сильно ударила меня по лицу, и моя голова откинулась назад. На щеке остался отпечаток, который еще долго горел. Все знают: у знака позора пять пальцев.

 

Однажды, когда Кейт было восемь лет, а мне пять, мы поссорились, из-за того что не хотели жить в одной комнате. Джесси тогда еще занимал комнату в доме, и у нас не было выбора. Поэтому Кейт, будучи старше и умнее, решила разделить площадь пополам.

 

—Какую сторону ты выбираешь? — дипломатично спросила

 

она. — Я разрешаю тебе выбрать.

 

Я выбрала ту, где стояла моя кровать. К тому же в эту половину, кроме моей кровати, попадали также ящик, где мы хранили своих кукол Барби, и полки с нашими красками, поделками и прочими полезными вещами. Кейт хотела подойти, чтобы взять маркер, но я остановила ее:

 

Это моя половина.

 

Тогда подай мне, — скомандовала она, и я дала ей красный

 

маркер. Она влезла на письменный стол и потянулась к потолку.

 

Как только мы это сделаем, — говорила она, — ты будешь

 

на своей половине, а я — на своей. Правильно?

 

Я кивнула, желая этой сделки так же, как и она. В конце концов, мне доставались все хорошие игрушки. Кейт попросит меня нарушить границу раньше, чем я ее.

 

—Клянешься? — спросила она, и мы дали торжественную

 

клятву, сцепив мизинцы.

 

Она провела неровную линию от потолка через стол, по коричневому ковру на полу и через тумбочку по противоположной стене опять до потолка. Потом отдала мне маркер.

 

—Не забывай, — напомнила она. — Только обманщики

 

не сдерживают обещаний.

 

Я сидела на полу в своей части комнаты, перебирая всех Барби, которые у нас были. Одевала и раздевала их, всячески подчеркивая, что у меня они есть, а у Кейт их нет. Она сидела на своей кровати, подтянув колени к подбородку и наблюдая за мной, но совершенно не реагировала. До тех пор, пока мама не позвала нас вниз ужинать.

 

Тогда Кейт улыбнулась мне и вышла через дверь, которая находилась на ее половине.

 

Я подошла к нарисованной на полу линии и поковыряла ее большим пальцем. Конечно, мне не хотелось провести остаток жизни на своей половине комнаты.

 

Не знаю, сколько времени прошло, когда мама забеспокоилась, почему я не спускаюсь. Когда тебе пять, даже секунда длится вечно. Мама стояла в дверях, разглядывая линию на полу и стенах. Потом закрыла глаза, призывая на помощь свое терпение. Она вошла в комнату и взяла меня на руки. Я начала отбиваться.

 

—Не надо! — кричала я. — Я потом не смогу вернуться!

 

Она ушла и через минуту вернулась с охапкой кухонных полотенец, прихваток и диванных подушек. Разложила все это в разных местах на половине комнаты Кейт.

 

—Давай же, — поторопила она меня, но я не двигалась.

 

Тогда мама подошла и села рядом со мной на кровати.

 

—Пусть это будет пруд Кейт, а это — мои плавающие листы

 

кувшинки. — Мама встала и прыгнула на кухонное полотенце,

 

а оттуда на подушку. Она смотрела через плечо, как я неуклюже

 

перепрыгивала, с полотенца на подушку, на прихватку, которую

 

I Джесси сделал в первом классе, и так через всю оставшуюся часть комнаты. Это был самый надежный способ выбраться — идти за мамой.

 

Я принимала душ, когда Кейт сломала замок и вошла в ванную.

 

—Я хочу поговорить с тобой, — произнесла она.

 

Я выглянула из-за пластиковой занавески.

 

Когда я выйду, — ответила я, стараясь выиграть время перед

 

разговором, которого не хотела.

 

Нет, сейчас. — Она села на крышку унитаза и вздохнула. —

 

Анна, что ты делаешь?

 

Все уже сделано, — сказала я.

 

—Ты ведь знаешь, что можешь это отменить. Если захочешь.

 

Я была рада, что нас разделял пар. Мне не хотелось, чтобы

 

она видела сейчас мое лицо.

 

—Знаю, — прошептала я.

 

Кейт долго молчала. Ее мысли бежали по кругу, как белка в колесе. Как и я, она перебирала все возможные варианты и не находила выхода.

 

Через некоторое время я выглянула опять. Кейт вытерла глаза и посмотрела на меня.

 

Ты понимаешь, что ты мой единственный друг? — спро

 

сила она.

 

Это неправда, — быстро проговорила я, хотя мы обе знали,

 

что я вру. Кейт слишком много времени провела за пределами

 

обычной школы. С большинством друзей, которые появились

 

во время длительного периода ремиссии, отношения у нее пре

 

кратились по обоюдному согласию. С одной стороны, нормаль

 

ному ребенку трудно решить, как вести себя рядом с тем, кто

 

на пороге смерти. Да и Кейт не очень волновали такие вещи, как

 

выпускной вечер или вступительные экзамены, если она не име

 

ла гарантии, что доживет до этих событий. У нее, конечно, было

 

несколько знакомых, но они приходили, будто отбывая наказа

 

ние. Они сидели на краю кровати Кейт и считали минуты, ког

 

да можно будет уйти, и благодарили Бога, что это случилось

 

не с ними.

 

Настоящий друг не способен жалеть.

 

—Я тебе не друг, — сказала я, задергивая штору. — Я твоя

 

сестра.

 

«И с этим я справляюсь не самым лучшим образом», — добавила я про себя и подставила лицо под струю воды, чтобы Кейт не поняла, что я тоже плачу.

 

Вдруг занавеска отлетела в сторону, лишив меня последней защиты.

 

—Об этом я и хотела с тобой поговорить, — выпалила Кейт. —

 

Если ты не хочешь больше быть моей сестрой, это одно. Но я не вы

 

держу, если потеряю тебя как друга.

 

Она задернула занавеску обратно, и вокруг меня поднялся пар. Потом я услышала, как открылась и захлопнулась дверь, и почувствовала холод.

 

Я тоже не могла вынести мысли о том, что потеряю ее.

 

В тот вечер, когда Кейт уснула, я вылезла из постели и стала рядом с ее кроватью. Я поднесла ладонь к ее носу, чтобы проверить, дышит ли она, и почувствовала движение воздуха на своей руке. Я могла бы сейчас зажать ей нос и рот, и у меня хватило бы сил сдерживать ее, если бы она стала сопротивляться. Разве я делаю не то же самое сейчас?

 

Шаги в коридоре заставили меня нырнуть назад в постель. Я отвернулась от двери, чтобы родители не заметили, что я еще не сплю.

 

—Не могу в это поверить, — услышала я мамин шепот. —

 

Я просто не могу поверить, что она это сделала.

 

Папа вошел очень тихо, и я уже решила, что ошиблась, что его нет в комнате.

 

—Это так же, как было с Джесси, — продолжала мама. — Она

 

хочет привлечь к себе внимание.

 

Я чувствовала, как она смотрит на меня, словно на какого-то неизвестного зверька.

 

—Может, нужно повести ее куда-нибудь. Одну. В кино, за по

 

купками. Чтобы она не чувствовала себя покинутой. Она поймет,

 

что не нужно совершать сумасшедшие поступки, чтобы мы обратили на нее внимание. Как ты думаешь? Папа ответил не сразу.

 

—Возможно, это и не сумасшедший поступок, — тихо про

 

говорил он.

 

Вы знаете, как оглушает и давит на перепонки тишина в темноте? Именно поэтому я чуть не пропустила мамин ответ.

 

—Ради Бога, Брайан... на чьей ты стороне?

 

Даже я не знала ответа на этот вопрос. Всегда есть стороны. Всегда есть победитель и побежденный. На каждого выигравшего должен быть один проигравший.

 

Через пару секунд дверь закрылась, и свет на потолке, падающий из коридора, пропал. Моргая, я перевернулась на спину и увидела, что мама все еще стоит рядом.

 

—Я думала, вы ушли, — прошептала я.

 

Она села в ногах моей кровати, я отодвинулась. Но она успела положить руку мне на ногу.

 

О чем еще ты думала, Анна?

 

Мой желудок сжался.

 

Я думала, что ты меня ненавидишь.

 

Даже в темноте я видела, как блестят ее глаза.

 

—О Анна, — вздохнула мама. — Разве ты не знаешь, как

 

я тебя люблю?

 

Она протянула ко мне руки, и я свернулась калачиком у нее на коленях, будто вернулось время, когда я была маленькой. Я прижалась лицом к ее плечу. Больше всего на свете я хотела вернуть то время, когда безоговорочно верила всему, что говорила мама, и не замечала еле уловимых противоречий в ее словах.

 

Мама обняла меня крепче.

 

—Мы поговорим с судьей и все объясним. Мы сможем все

 

исправить, — говорила она. — Мы сможем все исправить.

 

Я кивала, потому что именно это я хотела услышать.

 

САРА

 

 

В онкологическом отделении больницы я чувствовала себя неожиданно комфортно, будто принадлежала к какому-то закрытому клубу. Здесь было много людей — начиная с предупредительного служащего на парковке, который поинтересовался, впервые ли мы здесь, и заканчивая детьми, державшими под мышкой вместо плюшевых медвежат специальные розовые емкости на случай рвоты, — и это внушало чувство безопасности.

 

На лифте мы поднялись в офис доктора Шанса. Уже одно его имя меня раздражало. Почему тогда не доктор Победа?

 

—Он опаздывает, — заметила я Брайану, в двадцатый раз

 

посмотрев на часы. На подоконнике гибло вьющееся растение.

 

Надеюсь, с людьми они обращаются лучше.

 

Пытаясь развлечь капризничающую Кейт, я надула резиновую перчатку и завязала, чтобы получился петушок. Возле умывальника на контейнере, в котором лежали перчатки, был нарисован знак, предупреждающий родителей как раз не делать этого. Мы бросали друг другу надутую перчатку, играя в волейбол, пока не вошел доктор Шанс. Он даже не извинился за опоздание.

 

—Мистер и миссис Фитцджеральд.

 

Он был высокого роста, худой, с плотно сжатым ртом и беспокойными голубыми глазами, казавшимися огромными из-за толстых линз в очках. Одной рукой он поймал перчатку и нахмурился.

 

—Вижу, уже есть проблемы.

 

Мы с Брайаном переглянулись. И этот бессердечный человек будет вести нас в нашей войне? Это наш генерал, наш рыцарь на белом коне? И прежде чем мы успели что-то сказать, он дорисовал рожицу на перчатке в таких же, как у него, очках. з-

 

— Вот, — сказал он и с улыбкой, которая сразу изменила его лицо, передал перчатку Кейт.

 

Я виделась со своей сестрой Сузанной раз или два в год. На дорогу к ней уходит меньше часа и несколько тысяч философских рассуждений.

 

Насколько я знаю, Сузанне платят деньги за то, что она командует людьми. Теоретически это значит, что она сделала карьеру, тренируясь на мне. Наш отец умер, когда стриг лужайку в свой пятьдесят девятый день рождения, а мама так и не оправилась после этого. Сузанна, которая была старше меня на десять лет, стала главой семьи. Она проверяла мои домашние задания, подавала документы на юридический факультет и мечтала о большем. Она была умной, красивой и всегда знала, что и когда сказать. Сестра могла справиться с любой катастрофой, найти выход из любой ситуации. Поэтому она и преуспела в работе. Она чувствовала себя в зале заседаний совета директоров так же комфортно, как и в парке во время пробежки. Кто бы не хотел иметь перед собой такой пример для подражания?

 

Моим первым протестом было замужество с парнем, не имевшим высшего образования. Вторым и третьим были мои беременности. Подозреваю, что, когда я отказалась от перспективы стать второй Глорией Аллред*, она с полным правом внесла меня в список неудачников. Но до сих пор я с полным правом не считала себя таковой.

 

Не поймите меня превратно. Сузанна любит своих племянников. Она высылает им статуэтки из Африки, ракушки из Бали, шоколад из Швейцарии. Джесси хочет иметь такой же офис, как у нее, когда вырастет.

 

— Мы не можем все быть тетей Занной, — говорила я ему, имея в виду, что это я не могу быть ею.

 

Известный американский адвокат.

 

Я не помню, кто из нас перестал звонить первым, но так было проще. Нет ничего хуже тишины, тяжелыми бусинами падаю-

 

щей на тонкую нить разговора. Я позвонила ей только через неделю. На прямой номер.

 

Линия Сузанны Крофтон, — ответил мужской голос.

 

Да, — заколебалась я, — могу я с ней поговорить?

 

Она на совещании.

 

Пожалуйста... — Я набрала побольше воздуха. — Пожа

 

луйста, скажите ей, что звонит ее сестра.

 

Секунду спустя я услышала мягкий прохладный голос:

 

—Сара? Сколько времени прошло.

 

Это к ней я прибежала, когда у меня начались первые месячные, это она помогала мне склеить впервые разбитое сердце, это ее руку я искала среди ночи, когда не могла вспомнить, на какую сторону папа носил пробор или как звучал мамин смех. Неважно, какая она сейчас, раньше она была моим лучшим другом, данным от рождения.

 

—Занна? Как дела?

 

Через тридцать шесть часов, после того как Кейт официально поставили диагноз острая промиелоцитная лейкемия, нам с Брайаном дали возможность задать вопросы. Кейт сидела у детского психолога и возилась с клеем и цветными блестками, пока мы общались с группой врачей, медсестер и психиатров. Медсестры, как оказалось, должны были отвечать на наши вопросы. В отличие от докторов, нервничавших так, будто опаздывали куда-то, медсестры терпеливо отвечали нам, как если бы мы были первыми, кто задавал им эти вопросы, а не тысячными.

 

Когда имеешь дело с лейкемией, — объясняла одна мед

 

сестра, — еще не сделав первый укол первого этапа лечения,

 

нужно думать о третьем и четвертом этапах. Но именно этот

 

вид лейкемии плохо предсказуем, поэтому нужно тщательно

 

продумывать каждый следующий шаг. Промиелоцитная лейке

 

мия сложнее в лечении, потому что это устойчивое к химиоте

 

рапии заболевание.

 

Что это значит? — спросил Брайан.

 

Обычно при миелогенных лейкемиях, если позволяет со

 

стояние внутренних органов, потенциально можно возвращать

 

пациента к ремиссии после каждого рецидива. Организм теряет силы, но можно каждый раз твердо сказать, что лечение принесет результат. В то же время, если одно лечение помогло при промиелоцитной лейкемии, нельзя быть уверенным, что оно подействует в следующий раз. И это все, что мы можем сделать в данный момент.

 

- Вы хотите сказать, — Брайан запнулся, — вы хотите сказать, что она умрет?

 

Я хочу сказать, что нет гарантий.

 

Что же вы собираетесь делать?

 

На этот вопрос ответила другая медсестра:

 

—Сначала у Кейт будет недельный курс химиотерапии. Мы

 

надеемся, что нам удастся убить пораженные клетки. Скорее

 

всего, у нее будет тошнота и рвота, мы постараемся свести это

 

к минимуму с помощью противорвотных средств. У нее вы

 

падут волосы.

 

Услышав это, я вскрикнула. Казалось бы, мелочь, но она будет сигнальным флажком, показывающим другим, что с Кейт что-то не так. Только шесть месяцев назад мы впервые постригли ей волосы. Золотые локоны блестели на полу парикмахерской, как золотые монетки.

 

Возможно, у нее будет диарея. Вполне вероятно, что из-за

 

ослабленной иммунной системы она подхватит какую-то ин

 

фекцию и ее придется положить в больницу. Химиотерапия

 

может также стать причиной задержки развития. Затем по

 

следует двухнедельный курс закрепляющей химиотерапии,

 

а потом — несколько курсов поддерживающей терапии. Точ

 

ное количество будет зависеть от результатов анализа костно

 

го мозга.

 

А что потом? — задал вопрос Брайан.

 

Потом мы будем наблюдать за ее состоянием, — ответил

 

доктор Шанс. — При промиелоцитной лейкемии нужно очень

 

внимательно следить за симптомами, чтобы не пропустить ре

 

цидива. Вам придется обращаться с ней в отделение скорой

 

помощи при любом кровотечении, повышении температуры,

 

кашле или инфекции. Что же касается дальнейшего лечения,

 

иозможно несколько вариантов. Нам, по сути, нужно заставить организм Кейт вырабатывать здоровый костный мозг. В случае если после химиотерапии настанет молекулярная ремиссия, что маловероятно, мы сумеем восстановить и пересадить ее собственные клетки.— сделать аутологическую пересадку. Если же будет рецидив, можно попробовать пересадить Кейт костный мозг другого человека для выработки кровяных тел. У Кейт есть братья или сестры?

 

Брат, — произнесла я, и в голову пришла ужасная мысль. —

 

Он тоже может быть болен?

 

Маловероятно. Но он может оказаться аллогенным доно

 

ром. Если нет, мы включим Кейт в национальный реестр для

 

подбора совместимого неродственного донора. Тем не менее

 

пересаживать трансплантант от чужого донора опаснее, чем от

 

родственника, — риск смерти в этом случае намного выше.

 

Информации не было конца. Стрелы вылетали так быстро, что я уже не чувствовала уколов. Нам говорили:

 

—Не думайте ни о чем. Отдайте своего ребенка нам, иначе

 

он умрет.

 

На каждый полученный ответ у нас возникал новый вопрос. Отрастут ли ее волосы? Пойдет ли она когда-нибудь в школу? Можно ли ей играть с друзьями?

 

Возможно, мы живем в плохом месте и это стало причиной болезни?

 

Может, это случилось из-за нас?

 

- Если она умрет, — услышала я свой голос, — как это будет? Доктор Шанс посмотрел на меня:

 

—Это зависит от того, что станет причиной смерти, — объ

 

яснил он. — Если инфекционное заболевание, у нее возникнет

 

дыхательная недостаточность и ее подключат к аппарату искус

 

ственной вентиляции легких. Если это будет кровотечение, она

 

истечет кровью, после того как потеряет сознание. Если же от

 

кажет один из внутренних органов, то симптомы будут зависеть

 

от того, какой именно орган. Чаще всего это комбинация пер

 

вого, второго и третьего.

 

Как мы узнаем, что происходит? — спросила я, хотя на

 

самом деле хотела знать, как я это переживу.

 

Миссис Фитцджеральд, — сказал доктор, будто услышав

 

мою мысль, — из двадцати детей, которые находятся сегодня

 

здесь, десять умрут в течение нескольких лет. Я не знаю, в какой

 

группе будет Кейт.

 

Чтобы спасти Кейт жизнь, часть ее должна была умереть. Цель химиотерапии — вымыть все лейкозные клетки. Для этого Кейт под ключицу поставили центральный, трехходовый катетер, к которому подключались трубка для ввода предписанных лекарств, капельница и трубка для взятия крови на анализ. Глядя на все это, я вспоминала научно-фантастические фильмы.

 

Ей уже сделали электрокардиограмму, чтобы проверить, выдержит ли сердце химиотерапию. Назначили глазные капли с де-ксаметазоном, потому что один из компонентов лекарства вызывает конъюнктивит. Через центральный катетер взяли кровь для проверки работы печени и почек.

 

Медсестра повесила пакет для внутривенного вливания на штатив и погладила Кейт по голове.

 

Ей будет больно? — поинтересовалась я.

 

Нет. Кейт, смотри сюда. — Она показала на пакет с дауно-

 

рубицином, покрытый темной светозащитной пленкой. Пакет

 

был обклеен яркими наклейками, которые они с Кейт вырезали

 

во время длительного ожидания. Я видела подростка, у которо

 

го на таком пакете была наклеена надпись: «Иисус хранит нас,

 

химиотерапия действует».

 

В ее венах текли лекарства: 50 мг даунорубицина в 25%-ном растворе декстрозы, 46 мг цитарабина в растворе декстрозы, внутривенно беспрерывно в течение суток; 92 мг аллопуринола внутривенно. Или проще говоря — яд. Я представляла, какая борьба идет внутри нее, рисовала в своем воображении сверкающее оружие и убитых солдат, покидающих поле боя через поры ее кожи.

 

Нам сказали, что, скорее всего, в течение нескольких дней Кейт будет тошнить, но рвота началась уже через два часа. Брайан нажал кнопку вызова, и в палату вошла медсестра.

 

—Мы дадим ей реглан*, — сообщила она и исчезла.