КАТЯ – 22 года. Входит Катя, включает камеру, садится на стол.

Входит Катя, включает камеру, садится на стол.

Привет. Пипец, мы с тобой сложные (усмехается). Другие бы уже созвонились давно. Телефон же есть, скайп… А мы тут видеописьма друг другу шлем. Но я все равно звонить тебе не могу, потому что… Сейчас поймешь, почему.

Короче, по твоей ситуации. Что могу сказать? (Пауза.) Да ничего. Я не знаю, что делать, Дашк. Я до третьего курса не доучилась, слава богу. Я и тебя понимаю хорошо: ты жопу рвешь, хочешь до них донести что-то правильное. Но, ты уж прости, это правильное только с твоей точки зрения, а не с их. Потому что их я тоже понимаю. Ты ж совсем другая. Им физика твоя не нужна, им отрыв нужен. Им же шестнадцать. Ты только себя не вспоминай в шестнадцать, меня вспомни, какая я была. Вот и они такие же, только понтов больше. Конечно, мы-то в райцентре выросли, а они, сука, в областном центре! Не двадцать тыщ население, а пятьсот двадцать. (Смеется.) На самом деле, мама – молодец, хотя бы потому, что она нас из одной дыры в другую пихнула. Совсем днище было, а стало чуть легче. А мне вообще повезло, я на поверхность всплыла, да?

Только гляди, как получается. Мы с Володей на съемную квартиру переехали, я тебе говорила уже. Я – беременная, а беременные раздражительные все. Я, по крайней мере, точно бесилась по любому поводу. Короче, начал меня Вова злить. Еще свекруха чуть не каждый день к нам приезжает, а когда не приезжает все равно, как будто за стеной… Но я говорила уже про это. И готовлю я хреново. И подметать ненавижу. Хорошо хоть стирать не вручную. Но если вещи постираны, их же гладить все равно надо. Это с простынями все ясно, а про рубашку же не скажешь, что она все равно помнется. А гладить я не люблю. Наглухо не люблю. К тому же живот мешает. И мне вдруг резко стало понятно, что я не «пушистый ушастый зверек с большими глазами», а ужасно ленивая баба с большим животом.

А еще я поняла, что в общаге весной я влюбилась не в Володю, а в стихотворение Набокова, потому что мне хотелось тогда вот этой ванильности, которая так меня в интернете бесит: «Цитаты мудрых вконтакте» или там «Великие афоризмы». И все это типа выражает глубины души. Я ржала над этим, а самой хотелось. И Вова с Набоковым просто угадал. Это было и мило, и небанально. Если б он прочитал «Я помню чудное мгновенье…» ничего бы не случиилось: никаких любовей, браков и прочего. Но я это все поняла уже в Питере. И что мне с этим вот пониманием делать – непонятно было. Я беременная, и я не люблю мужа, это трэш какой-то.

А он еще в школу устроился работать, по специальности. Типа любимая работа, все такое. Хотя свекр ему сразу сказал, чтоб он ваньку бросил валять и к нему на фирму шел. Но Вовчик уперся, ни в какую. У меня свой путь, говорит, не хочу я клерком быть в офисе. Ну не хочет и не хочет, родители его нам все равно продолжали подкидывать. И некисло так. А он брал. И я не говорю ему ничего, а сама думаю, что он очень похож на девку одну, у нас в классе была.

Мы как соберемся после уроков бухну́ть, так она с нами. Скидывается со всеми вместе, пьет наравне. Только денег родители мало давали. Не только ей, – всем. И никогда пива не хватало. В итоге мы ходили бутылки собирали «на еще». Все ходили, кроме этой девки. Она гордая была. Зато буха́ть потом она – не гордая. То есть мы бутылки соберем, сдадим, пиво купим, и она с нами садится пить. И я один раз ей сказала, чтоб она в жопу шла со своей гордостью. И она пошла. Больше с нами не пила... Или мама, тоже ведь принципиальная: общаться со мной не хочет, не позвонит, не узнает, как внучка? А деньги берет. Вот и Володя такой же. В офисе у отца вкалывать желания нет, по своему пути идет, а баблом-то папиным не брезгует. Очень мне хотелось сказать Вовчику, как той однокласснице, чтоб он свою гордость, куда подальше засунул. Просто, чтобы тупо признал, что никакого своего пути у него нет, и он такой же, как и его дружки питерские: никто денег не зарабатывает толком, всё за счет родаков. Только Вовочка «хорошее, доброе, вечное» детям впаривает, а дружки его по клубам кокс нюхают. Вот и вся разница. Но я сдерживалась. Мне кажется, Вова вообще не просекал, что у меня что-то там на уме есть. А потом родилась Ксю. И я в ней растворилась, как мамочки эти сумасшедшие: «Мы вчера тааак покакали, какашечечки красненькие, ровненькие». Я раньше думала: «что это за бред?!» А потом сама такой стала, и для меня все остальное вдруг перестало существовать, то есть вообще перестало. Нам родители вовины двушку подарили, почти в центре Питера, прикинь. Это они нас так с рождением Ксю поздравили. А я думала только о том, что да, это удобно, потому что всякие крутые поликлиники и развивающие центры под боком. Я не думала про клубы, про тусовки и всякие другие вещи, которые меня раньше вштыривали. Только Ксюша моя. А все остальное стало бесплатным приложением к ней. Свекр, свекруха, Вова, какие-то другие мамочки на площадке, они все как будто глюком каким-то были. Реальная только дочка. И, знаешь, вся эта нелюбовь к Володе, она сразу как-то в сторону отошла. А потом, когда Ксюше два и восемь было, я решила, что ей пора с другими детьми общаться плотнее, и мы в детский сад пошли. То есть реально мы́ пошли. Я нянечкой устроилась, точнее свекр помог устроиться, кроме меня другие желающие были. Только они не хотели за са́дик платить. А я́ не хотела с дочкой расставаться. Володя на меня нарадоваться не мог, у его дружбанов жены родили и продолжали тусоваться, по клубам, по пати и афтепати всяким. А у него женушка с дочкой все время занимается, и готовить хорошо начала, и квартира в чистоте всегда. Только я все это не для него делала, и не для себя, а для Ксюшки. И готовить научилась, и квартиру вылизывала, дай боже́.

А пару месяцев назад меня накрыло. Я вдруг поняла, что не хочу с Володей жить. Я пять лет, считай, как будто в подводном царстве провела, с Ксюшей там плавала, не хотела наружу выныривать. А тут мне вдруг так противны стали его эти обнимашки утренние, глаза эти его влажные, запах изо рта. Ты не представляешь, как у него с утра изо рта пасёт. Короче, я опять поняла, что мне с этим человеком никак нигде, и надо срочно разбегаться. Только знаешь, какая беда? Я в вовиной семье никто была. И есть. Проблема в том, что если мы разбежимся, я вообще ни с чем останусь. У нас из совместно нажитого имущества телек, комп, ксюшины игрушки и одежка. Все остальное – свекра со свекрухой. И квартиру-то они нам подарили, конечно, только оформлена она на них, а не на нас. Смешно, правда? И если мы разбегаемся, то мне надо будет или квартиру в Питере снимать или к маме возвращаться. Хату снимать мне не на что. А к маме… я не хочу! Совсем не хочу, понимаешь? Это же ад какой-то будет. Во-первых, я к нормальной жизни привыкла. Да что я-то? Ксюшу-то как отсюда выдирать? А им я ее точно не оставлю… К тому же, если я приеду, меня мама под монастырь подведет. Она ж нудеть будет бесконечно, что я не стала учительницей, не оправдала, блин, ее надежд. Да не хочу я училкой быть, не хочу! Никогда не хотела. Не моя это тема. Может, твоя, Дашк, но не моя.

А Вова главное приходил из школы и рассказывал, как и что у него там. Какие ученики хорошие, а какие тупые напрочь. И так каждый день, и он настолько в свою эту школу погрузился, что не замечал, как я к нему отношусь, как на него смотрю… наверное, я так же почти пять лет его́ не замечала. Ну, бегает что-то под боком, ну забирается на меня ночью иногда, ничего страшного, переживу. А оказывается он такой же зацикленный, как я. Только для него не Ксюша важна, а работа. То есть он и Ксю любит, конечно, мы там в кино вместе ходили, на всякие карусели летом… Дашк, если б ты знала, какое здесь раздолье для детей! Гулял он с ней, конечно. Но на меня-то ноль внимания. То есть я для него была как Крупская для Ленина, – не жена, а соратник. И если раньше я на это внимания не обращала, то теперь я его просто возненавидела. Он домой приходит, я ему борща наливаю, для Ксюши, между прочим, сваренного, не для него… Он сидит, жрет и рассказывает. А я слушаю, что он там несет про хулиганов и про отличников. И каждое его слово – еще один повод для нелюбви.

И я решила отомстить. Но не впрямки́, типа там битого стекла в суп насыпать или во сне задушить. Я решила всему миру отомстить. Маме, за то, что она меня в училки снарядила. Володе, за то что он школу любит больше, чем семью. И… прости уж, тебе тоже, за то, что ты мамины надежды оправдала, а я – нет. Я поэтому и в глаза тебе не могу смотреть, а признаться надо, потому что такая жопа случилась… (Пауза. Достает мобильник, смотрит на часы.) Блин, я думала за десять минут тебе все расскажу. Не успела… А мне Ксю надо к свекрухе отвести, на выходной попросила. Потом дорасскажу, ладно? Все, давай, пока. (Выключает камеру, уходит.)