Сидни Шелдон. Узы крови 14 страница

– А я Бакстер. Мать решила, что мне необходимо учиться здесь. Должно быть, она просто ненавидит меня. А вас что привело сюда?

– Дорожная авария в июле.

Было что-то интимное в темноте, в которой они пребывали. Это напоминало исповедальню. Было проще говорить обо всем, когда не видишь лица собеседника, а он не видит твоего.

– А я ехал с другом на мотоцикле и попал в аварию. Это случилось в июне. До этого был дизайнером-графиком. Так что теперь, я думаю, мне придется продавать на улице карандаши. Нельзя сказать, что у слепых дизайнеров имеется масса возможностей трудоустройства, – сказал он полупечально-полушутливо. Но он ей понравился. Голос звучал дружелюбно.

– А я... я была художницей. У меня та же проблема. Жила во Флоренции.

– Они там ездят как сумасшедшие. Неудивительно, что вы попали в аварию.

– Это произошло здесь. Четвертого июля. – Энни не сказала ему о матери. Это было бы слишком даже в темноте, которая их окружала. Такие слова было невозможно произнести. Может быть, потом, когда они станут друзьями. Однако было очень приятно поговорить с кем-то в первый день занятий.

– Кстати, я гей, – сказал он вдруг ни с того, ни с сего.

Энни улыбнулась:

– Я традиционной ориентации. Мой бойфренд бросил меня сразу же после несчастного случая. Но он не знал, что я ослепла.

– Мерзкий поступок с его стороны.

– Что правда, то правда.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть.

– Мне двадцать три. Я закончил Йель в прошлом году. А ты где училась?

– В Род-Айлендской школе дизайна. После этого получила в Париже степень магистра изящных искусств. С тех пор оттачивала мастерство во Флоренции. Какой теперь нам прок от нашего великолепного образования? «Рисди», Йель? Неужели для того, чтобы научиться пользоваться микроволновкой и чистить зубы? Нынче утром, выходя из такси, я упала плашмя перед входом в школу, – сказала она. И вдруг это показалось ей не только не трагическим, но даже смешным происшествием. – Потом по ошибке забрела в класс, где учили обращаться с презервативами, и у меня спросили, захватила ли я презервативы с собой. Пообещала принести их завтра.

Бакстер рассмеялся.

– Теперь ты живешь с родителями? – не скрывая интереса, спросил он. – Я с июня живу у мамы. А до этого жил со своим бойфрендом, – грустно вздохнул он. – Парень погиб в той аварии. Мы ехали на его мотоцикле.

– Сожалею, – сказала Энни искренне, однако рассказать о матери пока не смогла. – В течение года я буду жить с сестрами, пока не встану на ноги. Они относятся ко мне с большим пониманием.

– Моя мама тоже держится молодцом, только обращается со мной как с двухлетним ребенком.

– Наверное, им тоже страшно, – чуть помедлив, произнесла Энни.

Потом им сказали, что пора возвращаться в классные комнаты. Их разделили на четыре группы.

– Может, окажусь в твоей группе, – шепнул Бакстер.

Энни тоже на это надеялась. Еще бы, новый друг в школе. Они внимательно прослушали списки учащихся и были очень довольны, что оказались в одной группе. Последовали вместе со всеми в класс и нашли свои места.

Бакстер понравился Энни – такой забавный, остроумный. Она понятия не имела, как он выглядит: высокий он или низенький, толстый или худой, темнокожий, белый или азиатского типа? Знала лишь, что оба они люди искусства и что он симпатичен ей и будет ее другом.

К концу дня оба устали. Она спросила, не подбросить ли его, если это будет ей по пути. Он сказал, что ему приходится добираться до дому на двух автобусах, потом на подземке до Бруклина, а оттуда еще на одном автобусе.

– Как тебе это удается? – не скрывая восхищения, спросила Энни.

– Просто я всю дорогу прошу помощи. Дорога сюда от дома занимает у меня около двух часов. Но если я тут не появлюсь, мама убьет меня.

Энни рассмеялась:

– Мои сестры тоже.

– Ты собираешься заводить собаку? – спросил Бакстер. – Мама считает, что я должен ее завести.

– Надеюсь, мне не придется этого делать. Терпеть не могу собак. Они вечно тявкают, и от них пахнет.

– В нашем положении они, наверное, помогают, – практично заметил Бакстер. – К тому же собака может составить компанию, когда я буду жить один в своей квартире. Вряд ли кого-нибудь заинтересует слепой гей. Похоже, большую часть времени мне придется коротать время в одиночестве. – Он сказал это печально.

Энни в это время думала о судьбе слепых женщин.

– Меня тревожит то же самое, – призналась она.

– Какая жалость, что я не традиционной ориентации, – шепнул он.

– Да уж. Но может быть, ты еще излечишься?

– От чего? – ошеломленно спросил он.

– Перестанешь быть геем.

– Ты это серьезно? – Их дружба была готова оборваться.

– Нет, – сказала она, и он рассмеялся.

– Ты мне нравишься, Энни.

– Ты мне тоже нравишься, Бакстер.

Они оба говорили искренне, и это было здорово. Казалось чудом, что они нашли друг друга в кафетерии и сели за один столик. Два слепых художника в море людей. В школе было восемь сотен взрослых. Имелось, конечно, и молодежное отделение, но взрослых было гораздо больше. Школа считалась одним из самых лучших учебных заведений для слепых во всем мире. Они вдруг почувствовали, как им повезло, что они попали сюда, хотя совсем недавно это казалось обоим своего рода наказанием.

– Значит, будем друзьями? – спросил Бакстер, прежде чем отправиться после занятий домой. Ее путь был короче, и добраться до дома ей проще, чем ему. Его путешествие домой казалось Энни настоящей одиссеей.

– Навсегда, – пообещала она, и друзья пожали друг другу руки, пожелав благополучно добраться до дома.

– Попытайся больше не падать на землю, выходя из такси. Это плохо отражается на репутации школы. По дороге в школу это еще терпимо, но когда идешь из школы, следует, по крайней мере, сделать вид, что ты знаешь, что делаешь.

Энни снова рассмеялась, и он ушел.

В главном вестибюле находились поводыри, помогавшие новым учащимся найти выход из здания и воспользоваться транспортом снаружи. Энни объяснила одному из них, что ей требуется такси, и он сказал, что вернется за ней, как только поймает машину. Она осталась ждать в вестибюле, снова почувствовав себя потерянной, как вдруг кто-то заговорил с ней тихим приятным голосом:

– Мисс Адамс?

– Да, – чуть помедлив, ответила она, неожиданно оробев.

– Я Брэд Паркер. Просто хотел поздороваться и поприветствовать вас в стенах этой школы. Как прошел первый день?

Энни не знала, следует ли ей говорить ему правду. Его голос был взрослым в отличие от голоса Бакстера, который звучал как у парнишки моложе, чем он был на самом деле.

– Хорошо, – только и произнесла она.

– Я слышал, что с вами случилась маленькая неприятность у входа в школу. Мы должны заставить городские власти сделать что-то с этим бордюрным камнем на обочине тротуара. Там то и дело возникают проблемы. – Когда он сказал это, она почувствовала себя не такой уж безнадежной дурочкой, шлепнувшейся ни с того ни с сего, тем более, что это было сказано по-доброму, пусть даже на самом деле все обстояло несколько по-другому. – С вами все в порядке?

– Со мной все в порядке. Спасибо большое.

– Вы без труда нашли свой класс?

– Да, – улыбнувшись, ответила Энни. Она не сказала, что ее занесло на урок о презервативах. Для этого она недостаточно хорошо знала Паркера.

– Насколько мне известно, вы бегло говорите по-итальянски и жили во Флоренции, – сказал он. Похоже, он знал о ней все, и это ее очень удивило.

– Откуда вы знаете?

– Все это записано в вашем формуляре, а я их все прочитываю. Меня это заинтересовало, потому что я подолгу жил в Риме. Когда я был ребенком, мой дедушка был там американским послом. Летом мы обычно навещали его.

Поскольку он знал о ней так много и был даже осведомлен о том, что она упала возле школы, она решилась задать ему один вопрос:

– Вы слепой?

– Нет. Я зрячий. Но мои родители были слепыми. Я построил эту школу в память о них на деньги, завещанные ими для этой цели. Они погибли в авиакатастрофе, когда я учился в колледже. Со времени основания этой школы мы значительно расширились. Мы существуем всего шестнадцать лет. Надеюсь, вам здесь понравится, а если потребуется, чтобы я что-то сделал для вас, пока вы у нас учитесь, дайте мне знать.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Энни, не осмелившись назвать его по имени. Она понятия не имела, сколько ему лет, но так как он был основателем школы, она предполагала, что он не очень молод. И голос его звучал по-мужски, а не по-мальчишески, как у Бакстера. Она не могла с ним шутить, не желая показаться бесцеремонной.

Пока они разговаривали, за ней вернулся поводырь, который помог Энни сесть в такси. Она поблагодарила его и назвала водителю адрес. Как и обещала, она позвонила в офис Сабрине, чтобы сказать, что едет домой.

– Как все прошло? – с тревогой в голосе спросила Сабрина. Она целый день беспокоилась об Энни.

– Неплохо, – сказала Энни, потом, улыбнувшись, добавила: – Ладно... было довольно хорошо.

– Рада слышать, – с облегчением вздохнула Сабрина. – Я чувствовала себя так, будто отправила своего единственного ребенка в лагерь. Целый день нервничала. Боялась, что тебе там не понравится или кто-нибудь расстроит тебя. Что ты изучала?

– Презервативы, – сказала Энни и рассмеялась.

– Прости, не расслышала?

– По правде говоря, я забрела не в тот класс, после того как упала на обочине тротуара перед школой. Мы начали изучать шрифт Брайля.

– Расскажешь мне все подробно, когда я вернусь домой. Буду дома примерно через час.

Энни ушла из школы в начале шестого. Занятия проводились с восьми до пяти ежедневно, пять дней в неделю в течение шести месяцев. Это был интенсивный курс обучения.

Когда Энни вернулась домой, Кэнди все еще упаковывала вещи для поездки в Милан, и чемоданы стояли по всей ее комнате. Она уезжала на три недели, но после того как Сабрина утром отчитала ее, ограничила пространство для сборов своей комнатой, так чтобы Энни, войдя в дом, не упала, наткнувшись на чемоданы. И тут Кэнди увидела, что джинсы Энни продраны на коленях и намокли от крови.

– Что с тобой случилось? – с сочувствием спросила Кэнди.

– Ты о чем?

– Твои колени.

– Ах, это? Упала.

– С тобой все в порядке?

– Да, все в порядке.

– Как тебе школа?

– Сносно, – сказала Энни, потом, улыбнувшись, словно девчонка, добавила: – Откровенно говоря, было почти неплохо.

– Почти неплохо? – рассмеялась Кэнди. – Ты познакомилась с какими-нибудь парнями?

– Да. С одним парнем из моего класса, который по профессии дизайнер-график. Учился в Йельском университете. Он гей. А еще с директором школы, которому, наверное, около сотни лет. Вообще-то я пошла в школу не для того, чтобы знакомиться с парнями.

– Это еще не значит, что ты не сможешь их встретить, пока там учишься.

– Ты права.

Кэнди была довольна тем, как у сестры прошел первый день, и радовалась, что с ней ничего плохого не произошло. Все они решили, что первый день прошел вполне приемлемо. На следующее утро позвонила Тэмми, чтобы узнать, как дела, и после разговора у нее тоже отлегло от сердца. Сабрина поинтересовалась, удалось ли Тэмми решить ее проблемы.

– Не совсем. Добавилась еще не санкционированная профсоюзами забастовка. А также четыре сотни других проблем. Я держусь. – У нее была масса проблем, но она беспокоилась об Энни. Узнав, что сестры остались довольны первым днем учебы Энни в Паркеровской школе, она тоже успокоилась.

Сабрина надеялась, что это хорошее предзнаменование на будущее, и они в тот вечер отпраздновали это событие бутылкой шампанского.

 

Глава 18

 

У Тэмми неделя выдалась хуже не придумаешь. Проблемы с актерами, проблемы с телевизионщиками, проблемы с профсоюзами и со сценариями. К концу недели она была совершенно измотана. И с каждым днем чувствовала себя все более и более виноватой в том, что находится вдали от сестер, которые стараются справиться с проблемами, возникшими после смерти матери. Отец, судя по всему, был в ужасном состоянии. Кэнди уехала в Европу на три недели, так что Сабрине приходилось со всем справляться одной. Она практически без чьей-либо помощи заботилась об Энни, пыталась хотя бы по телефону поддержать павшего духом отца, а при малейшей возможности навещала его и везла огромный груз в своей юридической конторе. Времени на Криса почти не оставалось. Он несколько раз в неделю ночевал в доме, но ей не удавалось даже спокойно поговорить с ним. Вся ответственность лежала на ее плечах. А Кэнди была слишком молодой и незрелой, чтобы оказывать реальную помощь. Ей был двадцать один год, но иногда она казалась двенадцатилетней или даже шестилетней.

Тэмми провела долгий уик-энд в размышлениях. Съемки шоу остановились из-за забастовки, и всем стало ясно, что они не возобновятся по той же причине еще, по меньшей мере, в течение недели. Профсоюз заявил, что бастующие могут держаться месяцами, а если так, то телевидение ждут огромные убытки. Но от Тэмми здесь ничего не зависело. Поэтому, она размышляла о собственной жизни, поглаживая у себя на коленях спящую Хуаниту, что всегда успокаивало, и к воскресному вечеру уже знала, как действовать. Решение далось с большим трудом. Пожалуй, так она не рисковала еще никогда в жизни.

В понедельник утром Тэмми договорилась о встрече во второй половине дня со старшим исполнительным продюсером шоу, а также записалась на прием к главе телевизионного канала на следующий день. Она хотела поговорить с ними обоими. Из уважения к ним и к себе тоже.

Когда Тэмми с мрачным видом вошла в кабинет старшего исполнительного продюсера, он, взглянув на нее, улыбнулся:

– Зачем так расстраиваться? Забастовка не может продолжаться вечно. Через пару недель все успокоится и войдет в свою колею. – Его слова были более оптимистичны, чем слухи, ходившие вокруг шоу.

– Надеюсь, все так и будет, – сказала Тэмми, усаживаясь в кресло. Она не знала, с чего начать.

– Кстати, выражаю сочувствие в связи с твоей утратой, – сказал он. Эту фразу она возненавидела. Ее всегда произносили механически, как будто для того, чтобы отделаться. Нечто вроде открытки с надписью «С праздником» или «С наилучшими пожеланиями». С пожеланиями чего? Для нее это была не просто утрата, а жизнь матери. И глаза ее сестры. Именно поэтому она и пришла сейчас в его кабинет. Это, конечно, не его вина. Он хороший человек и вполне приличный босс. И она любила шоу. Все это время оно было ее детищем. А теперь Тэмми пришла отдать его. Это было так же тяжело, как отдать своего ребенка. Она еще ничего не сказала, а на глазах уже выступили слезы.

– Тэмми, что случилось? Ты такая расстроенная.

–Так оно и есть, – честно призналась она, промокая глаза бумажным платком, который достала из кармана. – Мне не хочется этого делать, но я должна.

– Ты не должна делать то, чего тебе не хочется делать, – спокойно произнес он. Он понимал, что последует дальше, и пытался спустить все на тормозах. Но было поздно.

– Я пришла заявить об уходе, – просто сказала она и расплакалась.

– Тебе не кажется, что это чересчур, Тэмми? – тихо спросил он. С критическими ситуациями ему приходилось иметь дело каждый день, и он умел с ними справляться. Она тоже умела. Но сейчас Тэмми знала одно: ей нужно домой. Лос-Анджелес был ее домом со времен колледжа, она любила свою работу и свое жилье. Но еще больше любила своих сестер. – Ведь это всего лишь забастовка.

– Дело не в забастовке.

– Тогда в чем же? – Он говорил с ней как с ребенком. Тэмми была для него всего лишь еще одной доведенной до истерики женщиной, хотя к ней он относился с большим уважением. Подобное поведение было совершенно ей несвойственно.

– Как вам известно, моя мать умерла в июле. Сестра, попав в аварию, ослепла. Отец совсем пал духом. Мне просто необходимо на какое-то время поехать домой и помочь им.

– Ты хочешь взять отпуск без сохранения содержания, Тэмми? – В обычной ситуации он не согласился бы на это, но ему не хотелось ее терять. Для шоу она была абсолютно необходима.

– Я хотела бы, но это было бы несправедливо по отношению к вам. Я хочу уехать домой на год, поэтому решила совсем уйти с работы. Я люблю свою работу и всех здесь люблю. Мне безумно жаль, но я должна быть с сестрами. Я нужна дома. На плечи старшей сестры легла непосильная ноша. Младшая сестра еще слишком молода. А та, которая ослепла, нуждается сейчас в помощи каждой из нас. – Тэмми говорила это с большой горечью. На такую огромную жертву ей еще никогда не приходилось идти, но она не сомневалась в своей правоте.

– Ты уверена? – Он был потрясен, но возражать против ее слов не мог. По-видимому, это решение далось ей нелегко. Но он знал, что она очень тесно связана с семьей, а это встречалось крайне редко.

– Да.

– Тебе от многого придется отказаться.

– Знаю. И я никогда не найду работу, которую смогла бы полюбить, как эту. Но я не могу бросить свою семью, – сказала она.

– В Нью-Йорке не найдется приличных шоу, где ты смогла бы работать.

– Это я тоже знаю. Но даже если мне придется работать над каким-нибудь мерзким шоу, я обязана сделать это для них. Иначе я бы никогда себе этого не простила. В конце концов, это всего лишь шоу. А там реальная жизнь. Мои сестры и отец нуждаются в моей помощи.

– Это очень благородно с твоей стороны, Тэмми, но ты очень многим рискуешь. Подумай, как это может отразиться на всей твоей карьере.

– А если я останусь? Что можно будет сказать обо мне как о человеке? – спросила она, глядя ему в глаза. Приняв решение, она уже не колебалась. Продюсер был потрясен упорством женщины, сидевшей по другую сторону его рабочего стола.

– Когда ты хочешь уйти? – озабоченно спросил он.

– Как можно скорее. Это зависит от вас. Я не хочу просто бросить все и уйти. Но мне хотелось бы как можно скорее уехать домой.

Он не пытался отговорить ее, потому что видел, что это напрасно.

– Если бы ты осталась до следующей недели, то мне, возможно, удалось бы подключить одного из помощников продюсера. Забастовка, судя по всему, закончится не скоро, и это даст нам некоторое время. – В шоу-бизнесе от человека, подавшего заявление об уходе, отделывались сразу же. Обычно охранники выпроваживали таких за считанные минуты. С Тэмми он никогда бы так не поступил. Но она была готова сделать так, как он скажет, даже если бы он приказал ей очистить помещение в течение часа.

– Хорошо, я останусь до следующей недели, – сказала Тэмми. – Мне очень и очень жаль, – всхлипнула она.

– Сожалею, что ты попала в такую ситуацию, – мягко произнес он и, встав из-за стола, подошел к ней и положил руку на плечо. – Надеюсь, что жизнь у вас наладится и с сестрой все будет в порядке.

– Я тоже надеюсь, – улыбнулась сквозь слезы Тэмми. – Спасибо, что вы по-доброму отнеслись к моей ситуации и не вышвырнули меня вон.

– Я не мог сделать с тобой такое.

– Если бы сделали, я бы вас поняла.

Он еще раз поблагодарил ее за работу и проводил из кабинета, пожелав всего хорошего. Тэмми останется до следующей пятницы. Осталось отработать девять рабочих дней, после чего ее карьера на телевидении будет практически завершена. По крайней мере, на какое-то время. И она, возможно, никогда уже не сможет получить приличной работы. Уходя из кабинета босса, она понимала это.

Встреча с главой телевизионного канала на следующий день была не столь эмоциональна. Сначала он вскипел гневом, потом остыл. Он считал поступок Тэмми безумием. И сказал, что она поставила крест на своей карьере. Глава канала напомнил, что ее отказ от работы, которая является больше чем просто работой, не вернет зрение ее сестре. Тэмми согласилась с этим. Но она должна помочь сестре пережить это ужасное время и помочь тем, кто ухаживает за ней. При всем своем понимании сам он принял бы другое решение. Именно потому он, а не она, был главой телевизионного канала. Но Тэмми знала также, что его семейная жизнь в полном беспорядке. Два года назад его жена ушла к другому, а оба ребенка стали наркоманами. Так что, возможно, насчет карьеры он был прав, но в личном плане она ни за что не поменялась бы с ним. Лучше уж поставить крест на карьере, чем бросить сестер в трудную минуту. К тому же, кто знает – вдруг когда-нибудь у нее появится возможность вновь получить работу, пусть даже на другом телевизионном канале. А сейчас она поступает правильно.

Поблагодарив главу канала за то, что нашел возможность уделить ей время, она покинула его кабинет. Дело сделано. Оставалось проработать эти две недели. Она решила ничего не говорить об этом ни Сабрине, ни Энни. Они, защищая ее интересы, будут возражать. Она делала им подарок, причем делала это осознанно.

В течение последующих двух недель Тэмми понемногу упаковывала вещи. Она решила не сдавать в аренду свой дом. Пока она могла позволить себе просто запереть его, оставив там все как есть. Тэмми аккуратно обращалась с деньгами и сумела немало отложить. Сбережений этих ей хватит, даже если она не будет работать в течение следующего года, хотя она планировала подыскать работу в Нью-Йорке. Никогда не знаешь, что может неожиданно подвернуться. А если повезет, она через год вернется сюда. Поэтому она не собиралась ничего продавать или вообще менять что-нибудь, кроме того, что уже сделано. Если она ушла с работы, то, по крайней мере, за ней останется ее жилье.

Последний рабочий день был преисполнен глубокой печали. Когда она уходила, все плакали. Тэмми тоже плакала. В тот вечер она вернулась домой вконец измученная. Она долго лежала в темноте с Хуанитой, прикорнувшей у нее на груди. Все, что она хотела взять с собой, уместилось в четырех больших чемоданах. Остальное она оставляла здесь. На следующее утро, в субботу, она вылетела девятичасовым рейсом и приземлилась в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке в пять часов двадцать минут по местному времени. В семь часов Тэмми позвонила в дверь дома на Восточной Восемьдесят четвертой улице. Она даже не знала, дома ли они. Если там никого не было, она решила остановиться в отеле до воскресного вечера, когда они возвратятся из Коннектикута, куда, возможно, уехали на уик-энд.

В течение нескольких минут из дома не слышалось ни звука, потом дверь открыла Сабрина, удивленно уставившись на Тэмми, стоявшую с четырьмя огромными чемоданами и Хуанитой на руках.

– Ты что здесь делаешь? – Сабрину никто не предупредил о приезде Тэмми. Именно этого хотела Тэмми. Это было ее собственное решение.

– Хотела сделать тебе сюрприз, – улыбнулась Тэмми и начала втаскивать чемоданы.

– И все это барахло ты привезла с собой на уик-энд? – спросила Сабрина, почувствовав неладное, и принялась помогать сестре.

– Нет, – спокойно сказала Тэмми. – Я приехала не на уик-энд.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Сабрина, останавливаясь и встревоженно глядя на сестру.

– Я приехала домой. Я ушла с работы.

– Ушла с работы? Ты сошла с ума! Ты любила свою работу и зарабатывала больше денег, чем сам Всевышний!

– Не знаю, сколько он зарабатывает, – усмехнулась Тэмми, – а я в настоящее время безработная, так что он теперь получает больше денег, чем я.

– Зачем, черт возьми, ты это сделала?

– Не могла же я позволить тебе делать все это в одиночку, – просто сказала Тэмми. – Они ведь мои сестры.

– Сумасшедшая! Я люблю тебя, – сказала Сабрина, обнимая Тэмми. – Но чем ты будешь здесь заниматься? Ведь ты не сможешь просто сидеть дома.

– Найду что-нибудь. Хотя бы в «Макдоналдсе», – усмехнулась Тэмми. – Скажи, розовая комната все еще числится за мной?

– Целиком в твоем распоряжении. – Сабрина отступила на шаг, и на лестничной площадке появилась Энни в наушниках. Она прослушивала запись лекции, прочитанной в Паркеровской школе, и сняла наушники, услышав голос сестры.

– Тэмми? Ты что здесь делаешь?

– Вселяюсь, – ответила Тэмми, ослепительно улыбаясь.

– Правда?

– Да. Не могу допустить, чтобы вы здесь все получали удовольствие без меня. – С этими словами она взглянула на сестер и поняла, что совершила правильный поступок. И когда Сабрина помогала ей втаскивать вверх по лестнице ее чемоданы, Тэмми точно знала, что мать тоже была бы довольна ее решением. Более того, она бы гордилась ею. А когда они вошли в комнату, которой предстояло стать ее домом на весь последующий год, Сабрина обернулась и с чувством облегчения прошептала:

– Спасибо тебе, Тэмми.

И можно было отдать все, что угодно, за выражение лица сестры.

 

Глава 19

 

С приездом Тэмми ритм жизни в доме существенно изменился. В доме появился еще один ответственный взрослый человек, готовый разделить с Сабриной непосильное бремя. Именно с этой целью она и приехала. Ощущалось, что в доме стало больше народу, хотя Кэнди все еще была в отъезде. Все понимали, что когда вернется младшая сестра, суматохи еще прибавится. Четыре женщины и три собаки в не слишком большом доме! Крис жаловался на избыток эстрогена в последнее время, и это еще было мягко сказано. По всему дому были разбросаны женские туфли, шляпки, меха, плащи, бюстгальтеры и стринги. После недели пребывания в доме Тэмми показалось, будто она бросила свою работу ради того, чтобы стать прислугой.

– Так дело не пойдет, – наконец сказала она воскресным утром, закладывая в стиральную машину третью охапку полотенец. Накануне вечером приехала Кэнди и привезла с собой грязное белье, хотя могла бы отдать его в стирку в отеле, где останавливалась. Но по ее словам, в прошлый раз в прачечной отеля ее вещи дали усадку, поэтому она привезла все домой, правда, теперь уже не маме, а сестрам. А поскольку Тэмми не работала, она превратилась в главную прачку.

– Я всех вас люблю, – заявила она во время завтрака, когда Крис изо всех сил старался держаться в сторонке. На прошлой неделе Энни назвала его «почетной сестрой», Что ему вовсе не показалось забавным, хотя было задумано как комплимент. Он говорил, что начинает чувствовать себя каким-то Дастином Хоффманом из «Тутси» или Робином Уильямсом из «Миссис Даутфайр». – Но для полного счастья мне нужно решить две проблемы, – продолжала Тэмми, – работа и прислуга. – Она поняла, что превращается в главную кухарку, главную уборщицу и главную мойщицу посуды.

Тэмми было необходимо оторваться от дома и пойти работать, а для грязной работы найти кого-то другого. У себя в Лос-Анджелесе она не делала грязную работу собственными руками, так с какой стати ей делать это здесь?

– Отличная мысль, – с отсутствующим видом сказала Сабрина, передавая Крису спортивный раздел «Санди тайме». Все собрались вокруг стола за завтраком, на котором стояли блюда с пончиками, шоколадными булочками и маффинами с черничным сиропом. Старшие сестры уплетали маффины, Крис тоже съел несколько штук. Кэнди не притронулась ни к одной. Все это заметили, как и то, что за время поездки она явно потеряла в весе. Но никто пока не сказал об этом вслух. Сабрина собиралась посоветоваться с Тэмми.

– Вижу, вы в восторге от моего предложения, – обиделась Тэмми и взяла себе еще пончик. В отличие от Кэнди она отсутствием аппетита не страдала. Между закладками грязного белья в стиральную машину ей оставалось сидеть и жевать. Хозяйские стиральные машины они эксплуатировали на все сто процентов. – Ладно, не обращайте на меня внимания. Я сама найду прислугу, – сказала она. – И работу тоже, хотя одному Богу известно, что здесь может быть за работа.

В тот вечер они все впятером отправились в кино, и Тэмми заметила, что Энни гораздо свободнее обращается теперь со своей белой тростью. Три недели учебы в Паркеровской школе явно пошли ей на пользу. Она увереннее передвигалась по дому, без труда пользовалась микроволновкой и приобрела еще несколько полезных навыков. В школе Энни с удовольствием общалась с Бакстером, и он часто звонил ей во время уик-эндов. С Брэдом Паркером она больше не встречалась. У него, несомненно, были более интересные собеседники, чем она.

Фильм не мог доставить Энни большого удовольствия, но она пошла в кино за компанию. Она могла следить за сюжетом, прислушиваясь к диалогу, хотя потом сказала, что фильм показался ей глупым. После кино они все вместе отправились в пиццерию, и Энни поддразнивала Криса по поводу его гарема.

– Окружающие начинают думать, что я какой-нибудь сутенер высшего разряда, – жаловался он. Но четыре сестры были словно приклеены друг к другу. Теперь, когда они жили все вместе, он почти никогда не оставался с глазу на глаз с Сабриной. Он не жаловался, но давал ей понять, что замечает это. К тому же, пока не приехала Тэмми, Сабрина, поглощенная заботами об Энни, редко проводила ночь с ним у него и квартире.

Был воскресный вечер, так что он отправился ночевать к себе, немного побыв наедине с Сабриной в ее комнате. Куда бы человек ни пошел в доме – в кухню, в рабочую комнату, в гостиную или столовую, там непременно находился кто-нибудь еще. Под одной крышей проживало много людей. Крис держался молодцом, но Тэмми сказала Сабрине, чтобы та не перегибала палку.

– Не забывай, Сабрина, что он мужчина. Ему, должно быть, до смерти надоело видеть наши физиономии и хочется побыть с тобой. Почему бы тебе не оставаться у него почаще?

– Когда я остаюсь у него, мне не хватает вас, – ответила старшая сестра. – Ведь это всего лишь на год.

Однако Тэмми сильно сомневалась, что это ясно Крису. Казалось, Крис временами выглядит раздраженным, хотя Сабрина этого не замечала.

– Ты, конечно, знаешь его лучше, чем я, но на твоем месте я бы остереглась перегибать палку. У него может иссякнуть терпение.