Родившийся зановоВ·В * * * В·В 1 В·В 2 В·В 3 В·В 4 В·В 5 В·В 6 В·В 7 В·В 8 В·В 9 В·В 10 В·В 11 В·В 12 В·В 13 В·В 14 В·В 15 В·В 16 В·В 17 В·В 18 В·В 19 В·В 20 В·В 21 В·В 22 В·В 23 В·В 24 В·В 25
Родившийся заново
Один дал другому в морду. Точно, в морду. Иначе не назовешь. У них были морды, не лица. Лиц вообще теперь мало. Может, и была причина, но я не знал. Всякий раз иметь причину, чтобы дать в морду, — расточительство какое& то. Не надо расточительства — надо давать в морду, да и делу конец! Да.
Хотел перейти улицу, но был слишком близко от этих — от дающего в морду и получающего. Оттого не решился. Один прополз на коленях по брусчатке, выплю& нул кровь, хотел было встать и получил ботинком в бок. В правый.
Я тоже схватился за бок, суетливо, испуганно. И сразу же вспомнил. Нет, не вспомнил: что&то почувствовал. А тут и трамвай, и голосящая баба. Он тоже не дал перейти улицу. Невозмутимый, гремящий колесами, блистающий стеклом, лосня& щийся эмалью. Слово такое — эмаль. Едва вспомнил.
Думаю всегда медленно. Медленно и неверно. От слов иногда просто ужас какой&то!
Почему я здесь? Как я сюда втемяшился? Прямо посреди улицы с двумя деру& щимися и еще с этим гнусным трамваем, который и вовсе спутал картину.
Грязь, стены домов, отбитая штукатурка. На другой стороне школа. Как раз из нее выходили уроды, йогуртовые уроды. Школьники в смысле. Штук пять или де& вятнадцать. Точно не знаю. Хотя до пяти я считаю хорошо. И даже до пятидесяти могу. Но не так быстро.
За школой дрянной дом в три этажа, хотя и кирпичный, смотреть не хочется. А потом — забор, ворота и двор. Голые, подлые тополя, грузовая машина без колес, на подставках, ржавая, заброшенная, всякий мусор и хлам. Предприятие… кажется, так это у них называется. Может, я инопланетянин?
Заприметил, что вахтерша за стеклом наливала в кружку кипяток из электри& ческого чайника, и проскользнул через приоткрытые ворота.
Старикашка махал метлой. Заметил меня, остановился, слазил в карман за па& пиросой. — И я умею метлой махать, — сказал я. — Я б тебе двор мести не доверил. — Я и не прошусь. — Иди отсюда!
* Журнальный вариант.
Станислав Иванович Шуляк — прозаик, драматург, издатель. Автор восьми романов, в том числе «Кастрация» и «Лука» («Амфора», 2003). Призер фестиваля короткой драмы «One Night Stand» (Москва, 1–2 апреля 2005 г.). Публикации в «Литературной газете», «Ex libris НГ», в газете «Петербург экспресс», журнале «Нева».
НЕВА 12’2014
Станислав Шуляк. Без сестры / 7
— Я так просто.
— Больной какой&нибудь? — Почему больной? — Вид как у больного. — Мало ли, что вид.
— Если ты насчет работы, это не ко мне, а к директору. Но работы у нас все рав& но нет.
— Не хочу работы. — Зачем тогда ходишь? — Ищу. — Что ты ищешь? — Так я тебе и сказал! — Ты просто говно какое&то, знаешь?
— У меня одной почки нет и еще неизвестный нарост на затылке, — для чего&то горделиво сообщил я.
— Какой почки? — Правой. — А что за нарост? — Неизвестный. — Ну, это до нас не касается.
Вахтерша из своей будки высунулась. Пошла к нам. И вид у нее такой… в общем, ничего хорошего. — Петрович, к тебе? — Я его знать не знаю, — возразил тот с досадой. — Шагай! — это уже мне.
Я шагнул, но старухе было этого мало. Схватила за воротник и подтолкнула. Власть показала. Вахтерскую.
Но и я не растерялся. Глаза вытаращил и крикнул: — У тебя чайник горит!
— Где? — дернулась она к будке. — Ах ты ж! — прикрикнула тут же. — Я его из розетки вынула!
И двинула меня по загривку. Я выбежал за ворота. — Я, может, насчет работы приходил! — Нет здесь работы для тебя, — ответила та, потирая руками.
Тут мимо два урода проходили. Маленьких. Из школы. Увидели нас и захихи& кали. Дома тепло, там телевизор бубнит, там батареи центрального отопления, там вешалка в прихожей, и у каждого свое полотенце. Я пропустил уродов и поплелся за ними. А что было делать? Не обратно ж идти!
Дальше был перекресток: улицы сходились. А в доме, внизу — гадючник. В гадюч& нике были люди, гадючники я люблю. В них люди заходят. Там дают пиво и водку.
Я хотел зайти в гадючник, но не решался. Там нужны деньги, а у меня их нет. Обшарил все карманы: были свернутые подтяжки, на которых, если что, можно повеситься, был сломанный пустой портсигар, был шнурок, но денег не было вовсе. Нет, на подтяжках не повесишься — это я, пожалуй, преувеличил.
Не понимаю, на что нужны подтяжки, на которых даже невозможно повесить& ся! Какой дурак, какой подлец выдумал столь бесполезную вещь!
Может, вернуться и спросить работу? Пусть даже мести двор. Но там уже метет двор тот дурак Петрович. Я бы, конечно, мел лучше. И вахтерша наливала бы мне кипяток и пускала греться в свою будку. Она не такая злая, какой хотела казаться. Впрочем, этого я не знаю точно. Может, и злая. Люди вообще злые.
НЕВА 12’2014
8 / Проза и поэзия
На одном кипятке можно прожить долго. Дня три. Или — десять. А уж если бу& дет не один кипяток… Дольше десяти дней жить и не надо. Жить вообще необяза& тельно. Лучше умереть. Если только не больно.
Потянул на себя дверь гадючника. В нос шибануло табачищей. На полу была лужа. Три столика стояли в гадючнике, и за всеми сидели. Еще у стенки приткну& лись пьяные, пили пиво, пялились в стену. За стойкой громоздился буфетчик, смотрел на меня. Я прошел вперед. Куда там дальше идти? К буфетчику? Буфетчику нужны деньги. Вот еще новость! Зачем же они буфетчику? Видно, он просто не зна& ет, что они ему тоже не нужны. Когда&нибудь я еще объясню всем буфетчикам, что деньги им не нужны. Но не теперь. Теперь я еще не готов. Теперь меня буфетчики и слушать не станут.
За первым столиком сидел только один. На голове у него было… такая штука, не помню, как называется. Я ждал, что слово само всплывет, но оно не всплывало. Мне помог сидящий.
— Тебе нравится мой подшлемник? Подшлемник —вот как это называется.
— Нет. — Заказывают здесь, — постучал корявым ногтем по стойке буфетчик.
Я присел за столик того, что в подшлемнике. Он сражался с вяленой рыбой. Рвал ее на куски.
Буфетчик вышел из&за стойки и лениво направился в мою сторону. — Что будем заказывать? Буфетчики все одинаковы. Странно, как они не стыдятся быть самими собой. — У меня встреча, — глухо сказал я. — С кем? — Так… с одной женщиной.
— С женщиной? — удивился буфетчик. — У нас здесь с женщинами не встреча& ются.
— А я встречаюсь. — Почему? — Она особенная.
— Слышали? — сказал буфетчик. — Скоро к нам сюда придет особенная женщина. Вокруг одобрительно загудели. Никто здесь никогда не встречался с особенны& ми женщинами. Акции мои, кажется, поползли в гору. Сосед по столику оторвал
изрядный кусок рыбьего бока и положил предо мной. — На, просолись. — А заказ делать будем? — спросил на всякий случай буфетчик. — Когда встречу… конечно. — А она точно будет? — Непременно. Буфетчик успокоенный пошел обратно за стойку. — А она красивая? — спросил сосед и почесал голову через подшлемник. — Кто? — Ну, эта… особенная женщина. — Несомненно. — Блондинка или брюнетка? Я помолчал. Нарочно. Хотел потомить. — Как бы это сказать… — Ясно: что&то среднее. Шатенка или рыжеволосая. — Приблизительно, — снисходительно сказал я. — Потрясающе!
НЕВА 12’2014
Станислав Шуляк. Без сестры / 9
— Да, — сказал я. И посмотрел на его пиво.
— Можешь глотнуть, — заметил он мой взгляд.
За соседними столиками бормотали: «Особенная, особенная!..» Я взял бокал со& седа, сделал глоток. — Скажи… — Что? — спросил я, не отрываясь от бокала. — А она — твоя женщина? Я сделал еще глоток, поставил перед соседом его бокал. — Не совсем, — твердо сказал я.
— Олег Олегович! — укоризненно сказал буфетчик. — Зачем пить из чужих бо& калов? Есть же чистая посуда.
Он проворно подошел и поставил подле меня чистый стакан. — Не совсем, — засвистали за соседним столиком.
Один из пьяниц подошел ко мне и насыпал прямо на столешницу сухарей из пачки.
— Сухарики! — умильно сказал тот. Я на него даже не взглянул.
— А вот у меня ничего нет особенного, — антисанитарно сказал он. — Сядь на место! — прикрикнул Олег Олегович. Тот плюхнулся за свой столик. Сосед мой снова почесал голову и отлил мне пива в стакан. — Значит, она не твоя женщина?
— Не совсем, — снова сказал я. Тут он задумался.
— То есть… она не совсем твоя женщина и не совсем не твоя? — Примерно так. Все нас, конечно же, слышали. — Еще рыбы? — сказал сосед.
— У меня осталась. — Ну, ничего, пусть еще будет, — придвинул он ко мне остатки своей рыбы.
— Особенная женщина — хорошо, даже если она не совсем твоя, не правда ли? Я ел рыбу и потому промолчал.
— Конечно, хорошо, — сам себе ответил он. — А она точно красивая? — спросил тот, что насыпал мне сухарей.
— Дурак! — сказал сидевший напротив того. — Как особенная может быть не& красивой!
Олег Олегович будто бы колебался. — У тебя, может, нет денег? — спросил он. Я застыл на минуту. Даже бросил есть рыбу. — И что?
— Я мог бы тебе дать. — Сколько? — осторожно спросил я. — А сколько ты хочешь? — Дай мне двести. Он украдкой достал деньги и протянул их мне. — Ладно, — сказал я. — Пойду.
— Может, поговоришь еще немного со мной? — попросил Олег Олегович. — Зачем? — Ну, так просто. Мне было бы приятно. — Нет, — сказал я, вставая. «Он встает! Он уходит!» — заволновались за столиками.
НЕВА 12’2014
10 / Проза и поэзия
— А где же женщина? — спросил меня буфетчик.
— Надо встретить. Мы вместе вернемся. — Ладно&ладно, — закивал тот. День был сер и сутул. Олег Олегович вышел за мной из гадючника. — Друг, как тебя зовут? — сказал он.
— На что тебе? — строго сказал я. — Можно, я пойду с тобой? — Вот еще! — Мне бы хоть издали взглянуть, очень хочется.
Я не стал больше с ним говорить и толкнул его в грудь. Он ткнулся спиной о стену и взглянул на меня умоляюще. — А кто она тебе? — Кто? — Ну, она… эта женщина. — Черт! — сказал я. — Только скажи! — Сестра! — буркнул я. — Сестра… — прошептал тот.
Вот так я, кажется, и родился заново. Впрочем, может, еще и не родился.
|
