Гнев хулигана
Начос, которые дают в кинотеатре, на самом деле, никакие не начос. Совсем нет. Начос в кинотеатре не что иное, как чипсы и соус. Во-первых, вы не кладете свои собственные начос вместе, и вы, конечно, не сваливаете их в кучу в гигантской темной комнате без стола. Во-вторых, настоящие начос это больше чем дерьмовые треугольнички из плоской маисовой лепешки с запечатанным бумажным стаканчиком, полным пряного, жидкого соуса Вельвета (Velveeta - фирменный знак переработанного сырного продукта, идентифицируемого как сорт американского сыра – ред.), и мне все равно, как долго вы готовите в микроволновой печи эту дрянь. Настоящий начос это явление, великолепная смесь мяса, сыра, перца, чипотла (копченый острый чилийский перец – ред.), сметаны, гуакамоуле (паста из мякоти авокадо - ред.), и хрустящих кукурузных хлопьев для двух и более людей, склонных к разрушению собственных желудков. Начос должен быть большим пожаром, великим искушением Texасско-Meксиканской кухни, в котором каждый кусочек восхитителен и имеет отличный от других вкус. Начос в кинотеатре - гребаный обман. Это публичная насмешка над всем сьедобным, отвлекающий моральный фактор в попытке перетасовать убогое потребительское меню, понимаемое как “легкая закуска”, на узкий взгляд производителей. Это не наша вина, что их самые популярные пункты – все те же три, неизменные в течение многих лет, — попкорн, газировка с сиропом, и леденец. Но они сделали это для себя. Если бы они начали с более широкого ассортимента продуктов, у нас даже не возникло бы этого проклятого разговора. Но я не позволю своему любимому начос пасть жертвой всего этого. Я буду бороться до последнего вздоха, чтобы сохранить мой начос чистым и до отвращения совершенным. До последнего вздоха, ублюдки! Отлично, сейчас я в бешенстве, так что самое время поговорить о гневе. Вы знаете это чувство. Темнота боксирует ваш угол зрения с обеих сторон. Само ваше зрение становится размытым, вы почти видите демонов в ваших глазах, оставляющих следы по всей комнате. Есть желчь, которая, кажется, больше напоминает яд, чем слюну в глубине вашего рта. Ваши кулаки сжимаются и разжимаются, пока кожа на ладонях не лопается, и кровь не начинает свой печальный путь к кончикам пальцев, отображая, как на карте, события, которые привели к этому изможденному состоянию души. Психологически вы можете пойти по нескольким путям. Вы можете стать громкими и жесткими, оскорбляя друзей и семью, проклиная, регрессируя интеллектуально. Вы можете также впасть в мертвецкое безмолвие, затишье перед бурей, душить мир спокойствием, которое длится ровно момент перед тем, как весь ад вырвется на волю. Одна вещь будет всегда оставаться неизменной: пока страсть бурлит, гнев – или ярость - почти неотличим от любви в своей интенсивности, это два эпических края водоворота, который делает нас людьми. Конечно, это выглядит фантастически. Легко удариться в лирику по поводу этого простого эмоционального механизма. Мы все знаем это чувство слишком хорошо. Некоторые люди плачут; большинство дерут глотки до крови. Но это действительно тот "грех" в нашем списке, который объединяет нас. Большинство из нас могут подавить в себе желания или справиться со своими аппетитами, недостатком энергии, эгоистичными сторонами натуры, стремлениями, жаждой и так далее. Но все мы впадаем в бешенство. Признайтесь в этом. Просто признайтесь в этом, мать вашу! Мы все бесимся. Лично я не вижу в этом ничего плохого. Гневаться значит чувствовать, точно так же, как любить и ненавидеть. Но это не часть наших так называемых "Семи смертных грехов". Я прав, люди? Есть прекрасное основание не считать гнев грехом. Он может послужить очищением, если помогает выразить мысли. Хорошо вытрясти дерьмо из груди, даже если это чужое дерьмо, застрявшее в волосах. Мы хватаем, вопим, жалуемся, срываемся, разглагольствуем, бредим, возражаем и сметаем, потому что нам действительно здорово поступать так, и ни черта плохого в этом нет. Для нас это способ выпустить воздух, разрядить атмосферу, и вернутся к тому, что наш род должен делать в первую очередь: танцевать на улицах, радуясь жизни. Однако, гнев - также тот "грех" в списке, чья темная суть сразу узнаваема, поскольку это - чувство, которое может тут же вернуться назад. Другими словами, ярость очень заразна. Все что нужно, это небольшой толчок, чуть больше эгоистического насилия. Она может пронизать то самое время, которое вы созерцаете, и привнести печаль, которая останется на всю жизнь. К счастью, здравый ум осудил бы человека, а не гнев. К сожалению, я знаком с таким ущербом не понаслышке. Мне было одиннадцать лет, когда эти события стали частью моей жизни, и впоследствии невинность обходила меня стороной. Мне пришлось вырасти быстро, и я тут не очень хорошо поработал. Удивительно и грустно, что мы должны делать иногда, чтобы выжить. Все источники защиты рухнули, когда я увидел уродливые стороны человечества. Однажды ночью я и моя сестра остались в доме "друга" моей матери после барбекю. Мы были на расстоянии всего несколько миль от дома. Я полагаю, что все, с кем мы приехали туда, остались, потому что были в стельку и не хотели рулить домой выпившими, или чтобы можно было словить кайф с утра и поймать попутку, прежде чем сползти обратно к "обязанностям" реальной жизни. Какая досада! Меня и мою сестру некому было защитить. Многие годы мы подвергались всевозможным приступам ненависти и злобы. Что происходит, когда все происходит с вами? Мы остались в гостиной. У меня была одна кушетка, у моей сестры - другая. Дом, где мы оставались, был арендован людьми, которых я буду именовать как Том и Кристин, главным образом, потому что я очень упорно старался забыть их имена. Они были теми, кого я называю “профессиональными подростками”, потому что им было за тридцать, но они все еще вели себя так, как будто им было шестнадцать. Смотреть, как преступники играют в семью, то же самое, что наблюдать за игрой обезьян в покер: в то самое время, когда они, кажется, знают, что делают, они гадят на других людей. Том был безработным, но во всех отношениях он был за двоих. Он болтался с детьми, готовил обед и заботился о нас. Кристин была всего лишь обычной гребаной пьянчугой и наркоманкой. Она была дыркой, которую заполняли мужики, так как, по ее разумению, это означало их заботу о ней. У нее было трое детей от трех разных парней, и все они были заботой Тома – хвала ему за это. Она была поддержанной женщиной в одежде с чужого плеча - неприятная, громкая и невежественная. Как Том мог жить с ней, я никогда не пойму. Но он и не прожил с ней долго. В ту ночь после барбекю Кристин смылась на другую вечеринку. Она даже не обмолвилась ни с кем об этом — просто встала и бросила своих детей, чтобы нарыть побольше алкоголя и еще какой-нибудь дряни. Я полагаю, моя мама пошла с ней, так как я не помню, где она спала в ту ночь. Что я действительно помню, это как я наблюдал за Томом, который становился все злее и злее, поскольку часы шли, а Кристин все еще не была дома. Он отправил ее детей спать. Она все еще не появлялась. Он сел, чтобы посмотреть телевизор со мной и моей сестрой. Ничего. Спустя некоторое время мы заснули на кушетках. Том вырубился на мягком кресле. Никто еще не приходил домой. Я проснулся от того что, кто-то стучал в дверь, громко крича. Только когда я в изумлении поднял голову, стало совершенно ясно, что в дверь, на самом деле, молотили ногами. Кто-то пинал дверь, потому что засов был закрыт. Все происходило как в замедленном действии: Том выпрыгивает из своего кресла, дверь распахнута, и Кристин стоит на крыльце с сорока унциями пива Bud в руках. Затем Том ударил ее кулаком в лицо. Кристин отлетела во двор, слишком пьяная, чтобы защититься. Она звала на помощь и поливала Тома сразу всеми существующими ругательствами. Том не слышал ничего, кроме тишины, которая царила здесь много часов, пока она шаталась, оставив на него дом, полный детей, которые не были даже его собственными, пока эта никчемная баба заполняла свои личные пустоты тусовками, которые должны были закончится в средней школе. Все, что он чувствовал, были его ноги, пинающие ее в спину. Затем он сел сверху и начал душить ее. Вдалеке я услышал незнакомый голос, предостерегающий проклятых любовников, что сюда едет полиция, но Тома это не волновало, - все, что он чувствовал, была боль пренебрежения, то, что его использовали, что о нем не думали до последнего, несмотря на его желания и потребности. Все что он мог сделать, это поддаться ярости, которая клубилась и выбрасывалась наружу, как из ненадежного парового двигателя, готового взорваться, если клапан давления не будет отпущен вовремя. Он был бомбой с кулаками, пульсирующим Везувием. Он хотел уничтожить. Я наблюдал за всем происходящим, и тем, что неизбежно последовало позже: убегающая Кристин и преследующий ее Том, оставленные дети. Я сидел с ними и ждал. Появились полицейские с оружием наготове. Моя сестра начала кричать, как и другие дети. Я сказал полиции, что они убежали в ночь, и указал приблизительное направление. Некоторое время спустя Том был приведен обратно в наручниках, Кристин кричала из полицейской машины. Офицер попросил у меня мой номер телефона. Парень соседки моей мамы по комнате приехал и отвез нас домой. Солнце уже всходило. Моя сестра молчала несколько дней. Мы больше никогда не видели этих людей. Ярость - это не грех, но она может быть спусковым механизмом, который заставляет нас совершать грехи. Настоящие проблемы начинаются, когда мы закупориваем эмоции и игнорируем тот факт, что мы должны позволить себе сердиться. Плохие вещи случаются, когда хорошие люди притворяются, что все в порядке. Я уверен, что Том был довольно приличным человеком, так же как я уверен, что Кристин волновалась о своих детях. Мои суждения основаны на смутных воспоминаниях одиннадцатилетнего ребенка. Я помню эмоции лучше, чем обстоятельства. Но эти вещи застряли во мне потому, что подобное дерьмо происходило постоянно. Мы с сестрой не были защищены от чистой ненависти и ярой злобы. Я воочию убедился, что при правильном толчке и нужном давлении каждому человеку может быть причинена боль в любое время. Это, в свою очередь, сделало меня злым, заставило ненавидеть мир и не доверять никому. Это было нечестно: я не должен был расти так. Я обратился в музыку. Большинство людей превращают это в преступления. Но все же, я по-прежнему утверждаю, что гнев - это не грех. Должным образом выраженный, гнев может приносить выгоду. Некоторые из лучших искусств в мире полны гнева, встряски и жесткости. Сдержанность - всегда практическая сдержанность. Вы не можете возложить вину на этот грех по одной простой причине: обвиняя одного, вам придется обвинить всех. Если это так, тогда мы все виновны. Люди, которые наблюдали, но ничего не сделали, - виновны. Те, кто смеялся и думал, что это было смешно, - виновны. Те, кто страдал вместо того, чтобы сказать что-то, - виновны. Представьте родословную, состоящую только из имен вовлеченных людей, и вы поймете смысл сказанного. Обратная сторона этой ржавой монеты в том, что гнев может заставить нас совершать смешные поступки. Вы когда-нибудь были так взбешены, что не могли сказать ни слова? Вы когда-нибудь были настолько сердиты, что выпаливали самое смехотворное дерьмо, известное человеку? Это базовая стадия идиотизма, который может быть таким же заразным, как и сам гнев. Попробуйте поговорить с кем-нибудь, когда вас вывели из себя - слова избегают вас, и вокруг становится все громче и громче, пока вы не начинаете использовать односложные слова и надрываться на пределе ваших легких. Вы звучите, как аукционер с синдромом Туретта (генетическое расстройство центральной нервной системы, характеризующееся моторными и вокальными тиками – ред.). Стороннему наблюдателю внешние признаки того, что кто-то начинает сердиться, тоже могут показаться забавными. Их лица становятся красными, затем фиолетовыми. Они могут начать улыбаться или смеяться, в то время как укоризненно покачивают головами. Их губы, вдруг, морщатся, а глаза прищуриваются, будто они подражают Клинту Иствуду или Стивену Сигалу. Понаблюдайте за их руками - они либо сжимаются, либо потеют в зависимости от состояния психики. Они, и впрямь, начинают скрежетать зубами, если, конечно, их челюсти не ослабели от скептического шока. Все эти вещи кажутся мне чертовски забавными, и я обнаруживаю, что хихикаю, когда люди сердятся. Что, в свою очередь, еще больше усугубляет ситуацию. Но я ничем не могу помочь. Это просто удивительно! А с другой стороны, меня сводит с ума, когда кто-то поступает так по отношению ко мне, и тогда я перестаю контролировать себя. Мне приходится уйти, чтобы сдержаться и не вспылить. Грехи - это несмываемые отметки в нашей духовной истории. Так почему же то, что мы все чувствуем почти каждый день, засчитывается против нас? Я понимаю: ярость может отправить человека на зыбкий путь, который может привести к действиям сомнительной чистоты. Но ведь разозлиться - это не значит сгореть. Рассердиться - значит среагировать на фактор, который находится вне вашего контроля. Реакция на то, что вы не можете контролировать - это жизнь, если вкратце. Каким образом, черт возьми, это может быть грехом? Позвольте мне подсказать вам, что такое настоящий грех; на самом деле, это больше похоже на стыд или печальный факт. В 90-ые именно гнев сподвиг переходить на крик в хэви-метале. В этом нет ничего такого: я был одним из прародителей всего этого движения и каждую ночь выкрикивал мое темное сердечко из груди. Но потом произошло что-то действительно хреновое. Люди начали ошибочно принимать крик за подлинную эмоцию, ярость стала синонимом всех чувств, будто все, что ты должен был делать, чтобы казаться страстным, - это орать в метал-группе. "О, он такой эмоциональный..." Господи Иисусе, вашу мать, вы разыгрываете меня? Каждую ночь джаз-певцы выходят на сцену и раскрывают свою душу, а всем плевать. Этот придурок, солист группы LAND FILL (у которой абсолютно неразборчивый, нелогичный и банальный логотип, такой же, как и музыка) лает вокальным эквивалентом рвоты в SM57 (беспроводной микрофон – ред.), приправляя все это здоровой порцией словечек типа "бл*ть" и "папа", а люди называют его следующим Джимом Моррисоном. Дело не в переживаемых вами эмоциях, дело в опыте, который вы приобретаете. Невозможно определить, что вы чувствуете, если никто не знает, какое чувство вы испытываете, и эта реакция и есть так называемый грех. Почему церковь так боится людей, чувствующих хоть что-либо? У меня есть теория. Я думаю, это потому, что организованная церковь прилагает немалые усилия, чтобы контролировать действия людей, а значит, есть смысл в контроле над чувствами, особенно это касается гнева, ведь гнев - это естественная реакция людей на тот факт, что кто-то или что-то контролирует их жизнь. Так, как заставить людей перестать злиться, если вы указываете им, что делать и как думать? Сказать им, что это грех. Это то, что называется философией самопознания. И, в в то же время, чем дальше вы уходите от фактического начала, тем сложнее в ней разобраться. В День Мартина Лютера Кинга (15 января, официальный праздник афроамериканцев в США – ред.) вы могли бы кардинально изменить что-то, что подвергалось манипуляциям. Сегодня, после сотен лет догм и успешного промывания мозгов на их счету, бейтесь кулаками в стену слепого одобрения, сколько хотите. Все, что вы в итоге получите, - это окровавленные костяшки и новое разочарование. Да, можете даже ничего не говорить, у меня большие проблемы с религиями. Организованная религия стояла за большим количеством ложных шагов, чем что-либо другое, виденное мною в жизни. Очень рано я понял одну вещь: для организации, проповедующей преимущества любви и называющей гнев грехом, церковь определенно плодит весьма упрямую и злобную группу людей, разве нет? Как я говорил, лицемерие - это один из самых больших грехов мира. Эффект лицемерия заключается в том, что людям следует быть такими, как им велят, а праведники могут делать все, что им заблагорассудится. Честное слово, такие люди могут катиться к черту. Так же как и похоти, еще одному "греху", который может быть ошибочно принят за эмоцию, гневу прицепили клеймо, словно собаке, раздавленной годами лжи и страха. Когда человек злится, принято считать, что он собирается немедленно сделать что-то ужасное. Отчасти это можно свалить на так называемый "ген пещерного человека", но в основном все сводится к пропаганде. Если я разозлюсь, большинство автоматически подумает, что я собираюсь убить кого-то, или избить своих детей, или изнасиловать лошадь, или сделать еще что-нибудь столь же низменное. Что является большим грехом: гнев или клевета о нем? Гнев это грех, когда родители бьют своих детей. Настоящий грешник - это убийца, который кромсает свою жертву так, что она остается неопознанной; или учитель, который игнорирует свое настоящее предназначение учить, поскольку позволяет своим отрицательным чувствам к детям вставать у него на пути; или жена, которая изменяет своему мужу, потому что он подарил ей недостаточно большой бриллиант на день рождения. Колеса автобуса могут продолжать крутиться, но этот автобус может переехать вас, если водителя уволили. Есть так много стадий гнева и так много способов использовать его в благородных целях. Но ярость несет в себе шрамы столетий, наполненных беспрепятственным вырождением. Гнев - это мощное оружие в борьбе за гуманизм. Некоторые предпочтут оставить гуманизм в покое, из чего напрашивается вопрос: что есть больший грех - гнев или страх? Пословица гласит: "Зло торжествует, когда добро бездействует". Почему хороший человек ничего не делает, чтобы помочь миру? Что лучше - бояться неизвестного или бороться с ним праведным огнем? Вот странное предположение: в самом деле, что есть храбрость, как не мощная смесь ярости и страха? Что есть отвага, как не чувство злости и испуга, в результате чего вы совершаете немыслимое? Вы видите, гнев проникает в общество; когда любезности отступают, мы все переживаем момент “бей-или-беги”, чтобы сожрать друг друга. Можем ли мы ужиться со злыми людьми? Конечно, можем - мы делаем это каждый день. Можем ли мы жить без озлобления? Уж точно, нет. Мирное сосуществование не заложено в нашу ДНК. Мы можем "играть" в хороших, но мы никогда не будем достаточно умиротворенными. Так как мы может сваливать это в кучу "смертных грехов"? Забудьте, что говорят идеалисты и хиппи; гнев останется с нами. Все это является очень личным для меня, потому что я всегда был злым. Я думаю, я перестал быть веселым и жизнерадостным, когда мне стукнуло девять. Как только мой мир перевернулся с ног на голову, с этим для меня было покончено. Я страдал из-за бедности, унижения, домогательств и оскорблений большую часть моего подросткового возраста. И с каждой насмешкой мой гнев возрастал. С каждым ударом я мысленно устремлялся к судному дню, когда моя агрессия выльется на улицы всех стран мира. Я хотел, чтобы карма вселилась в темные сердца тех, кто держал меня в ожесточении большую часть моей взрослой жизни. Я помню все: как покидал школу, испачканный в еде, потому что всякая шпана бросала в меня свои подносы. Я помню, как запоминал все безопасные маршруты домой, потому что бесчисленные придурки, которым больше нечем было заняться, могли накинуться на меня в любой момент. Я помню телефонные розыгрыши, туалетную бумагу на деревьях у моего дома и ощущение, что я никогда не буду в безопасности. Я помню, как хотел плакать каждое утро перед уходом в школу. Я помню стыд и синяки. Я помню, как приходил домой, где тоже было небезопасно. Сейчас я помню все их имена. Я знаю, чем они занимаются, и на что похожи их жизни: ужасные берлоги невежества и банальности утром, днем и ночью. И, потому что я по-прежнему злюсь и всегда буду злиться, я думаю о том, как закончили свой путь эти дебилы с ноющими суставами. И я улыбаюсь. Возможно, я никогда не избавлюсь от своей ярости, своего гнева, но я всегда буду тем, кто смеется последним. Плохо ли это? Немцы называют это чувство "schadenfreude" ("злорадство" - нем., ред.), что означает "удовольствие от чужой беды". Правильно ли это - испытывать восторг от того, что долбаная шпана из моего детства превратилась в еще большее дерьмо, чем я мог себе вообразить, и что они беспомощно барахтаются в жизни, которой я бы даже задницу не подтер? Догадываюсь, некоторым это покажется неправильным. Думаю ли я так же? Нет, вашу мать. Грех ли это? Конечно, нет. Черт возьми, это так близко к определению понятия "быть человеком" - чувствовать счастье, когда твои враги получают от жизни больше дерьма, чем ты сам. Как еще мы можем продержаться в эти дни, которые совершенно очевидно являются "худшими из всех, какие мы переживали?" Наши достижения будут всегда иметь определенную планку, которая никогда не будет достаточно высока. И мы вечно будем беситься из-за этого. Но можно ли освободиться от нашей озлобленности? Это ужасный привкус вины, который гнев оставляет во рту после того, как вы, наконец, выпустили пар, и, хотя, возможно, эмоции были взаимными, горечь остается. Вы видите, я смог двигаться дальше. Я смог отпустить себя, открыть клапан ненависти и превратить ее во что-то позитивное. Но ожесточение клубится вокруг меня, словно сигаретный дым. Возможно, оно никогда не уйдет. Впрочем, это нормально - нужно совершить путешествие, чтобы узнать, где ты находишься. Давайте поговорим о такой ужасающей вещи, как бессмысленная жажда убийства. Прежде чем вы совсем потеряете контроль и кинетесь избивать меня, скажу, что это привычная практика, которой много лет. Каждый в порыве злости желал смерти совершенно незнакомому человеку, по крайней мере, сотни раз. Подумайте: человек, который еле едет перед вами, либо ищет какой-то адрес, либо находится под воздействием сильных лекарств. Люди в аэропорту, у которых уйма свободного времени, вяло слоняются, прерывая поток пешеходов. Идиоты, которые задерживают очереди в МакДональдсе, двадцать пять минут облизываясь на что-то в меню, которое старо как мир, в итоге неизбежно закажут тот же самый пункт № 2 с кока-колой, их обычный гребанный заказ. Люди, гуляющие по аллеям, выгуливающие собак, идущие слишком быстро, или слишком медленно - эти люди так бесят, что появляется охота жевать и глотать цветное стекло, пока не сдохнешь от внутреннего кровотечения. Нетерпение может породить фатальную ярость, в порыве которой мы желаем самой низкой и изощренной смерти тем, кто сжигает чересчур много нашего гребанного драгоценного времени. Бог свидетель, я желал. И если вы говорите, что вы слишком "взрослые" для этого, - вы либо лжецы, либо отказываетесь признаться. Все мы прокладывали себе пусть сквозь толпу в стиле "Джека Потрошителя", пусть только в глубине нашего воображения. Это снова то самое "эгоистичное" дерьмо, основной тезис которого - "единственный, кто существует сегодня, - это я". Все это мило и весело, но усвойте мои слова: нет ничего хуже, чем пассивно-агрессивная злоба. Я такой же циник, как и парень рядом, но когда ожесточенность твоего друга заявляет о себе в дерьмовых заумных комментариях, которые гасят последний свет в сумерках, - тогда это дерьмо должно прекратиться. Я первый засранец в очереди, готовый признаться, что был чрезвычайно удачлив в жизни. Мне посчастливилось сделать карьеру, создать семью, и даже иметь возможность написать эту книгу. Но когда люди, которых я знал в течение десятилетий, докапываются до меня со всяким вздором типа "вспомни, откуда ты вышел", это гонит меня прямо на Проспект Убийства. Даже хуже, когда люди откровенно отказываются признавать все, чего вы добились в жизни, и вместо этого относятся к вам так, словно вы все еще во втором классе школы, и в эту пятницу ваш черед делиться деньгами на питание. Берите ручки и бумагу, детки, вот вам еще один бесплатный урок. Ваши лучшие друзья это те, с которыми вам не приходится чувствовать, что вы хоть чертовски малым обязаны им. Некоторые из моих "друзей" имеют склонность пролазить в такие места, право быть в которых они не заслужили. Что вы там, мать вашу, делаете? Если ты мухлюешь, то, так или иначе, ты говнюк, и за это дают пять лет в маленьком городке. Если играешь честно, - это твоя собственная вина, черт побери, валяйся в этой яме в одиночестве. Видите головоломку? Еще лучше, когда ваша семья вытаскивает вас - спасибо тебе, Рождество. Официально, хуже этого Дня в мире нет ничего. Я виню Кока-Колу: этот чертов старик-весельчак Санта Лизни-Мой-Посох, который сидит и судит безобидных гребанных малышей вместе с их помощниками-троллями - вы можете называть их эльфами, если хотите, но я-то знаю правду, - и все это дерьмо повторяется из года в год. Желание в одной руке, дерьмо - в другой: не поймите меня неправильно, я люблю галстуки, как и все. Но поющие галстуки - это предел. Бред сивой кобылы: тех, кто изобрел эти поющие галстуки, следует выстроить в ряд и отхлестать каждым гребанном куском дерьма, за появление которого в мире они ответственны, хотя мир не просил их об этом. И, вашу мать, даже не наводите меня на тему о Пите Роузе (знаменитый бейсболист, игравший за "Цинциннати Рэдс", отсидел больше года в тюрьме за неуплату налогов и аферы при заключении пари, исключен из Зала бейсбольной славы – ред.). Черт побери, “Цинциннати Рэдс” - я понимаю, этот парень смог попасть в Зал Славы, потому что у него были огромные руки, но старый-добрый Питти заключил пару пари, и его тут же послали подальше. Даже не притворяйтесь, что другие игроки - ангелочки, - все они гребанные жулики. Откуда это взялось в городке Трут-ор-Консекуэнсес, Нью-Мексико ("Правда или последствия", город и спа-курорт в штате Нью-Мексика, названный в честь популярной радио-программы - ред.)? Честно говоря, я обмочился. Но только совсем чуть-чуть. Я уже просохну, когда свалю из уединенного местечка на кухне, где мне позволено писать, у меня еще будет время выкурить сигарету, переодеться и справить нужду к тому моменту, как моя жена поймет, что я уже в постели. Это, друзья мои, рациональное использование времени. А еще это история Иисуса. Правда. Большинство людей ждут до последнего, чтобы почистить свой хлев, поэтому последнее место, где люди будут искать мини-Его - это гараж, который, в сущности, такой же хлев. Конюшня - это просто гараж для твоих лошадей и дерьма, или, если точнее, их дерьма. Менеджеры арендуют эти комнаты, только если они убраны на ночь. Суть ярости в том, что вы должны знать свои рычаги управления и тех, кто держит на них свои грязные лапы. Например, я ненавижу водить в Лос-Анджелесе потому, что задеваю людей. Я не о том, что задеваю их автомобили. Я имею в виду, что я сбиваю их самих автомобилем, на котором мне случается ехать. Это не моя вина. Жители Лос-Анджелеса бродят по улицам и появляются из-за углов, как будто они ищут место, указанное в адресе, или ожидают ангельского прикосновения. Вы можете винить закон штата Калифорния о приоритете прав пешеходов в дорожном движении. Эти долбанные идиоты просто вылетают на середину улицы, словно умоляя, чтобы их вытерли из чертового генофонда. Только поэтому, я официально сбил сорок семь человек на почти таком же количестве машин. Не беспокойтесь, меня не арестуют, потому что, как правило, я ношу наклеенные усы, когда езжу в городах. Такое чувство, что Калифорния монополизировала весь этот балаган. Почти каждый здесь имеет пожизненный контракт с тупой заторможенностью, поэтому никто не виноват, что они становятся калеками или еле ковыляют после наезда Шеви, понимаете о чем я? Да пошли они - любая кучка таких сияющих, таких красивых и таких тупых людей заслуживает нескольких травм. Это закаляет характер; мне только жаль, черт возьми, что это не заставляет их быть хоть немного умнее. Вы, должно быть, спрашиваете себя: "Этому парню хотя бы нравятся другие люди?" Это, мои гадкие невидимые друзья, великий вопрос. У меня нет сомнений, что где-то в глубине души мне, по правде говоря, вполне нравятся мои путешествующие по галактике братья и сестры, с которыми мы вместе катаемся на этом округлом небесном теле, которое называется нашим домом. Но по большей части, нет, вы мне не нравитесь. И это не моя вина, а ваша. Я делаю все, что в моих силах, чтобы жить в согласии. А вы все только на хрен портите. И это, понятное дело, выводит меня из себя. Знаете ли вы, что это значит? Все очень просто: если гнев - это грех, то я по-прежнему невиновен, потому что вы, ребята, заставляете меня непреднамеренно грешить. Вы все косвенно носители грехов, распространяющие безбожие как вшей. Ярость посылает гром и молнии из-за вас. Да ладно, я просто пудрю вам мозги; спасибо, что купили мою книгу. Кроме того, я всегда думал, что гнев - это ответная реакция. Гнев - это не что-то, что вы действительно исповедуете. Гнев - побочный результат враждебных влияний. Это в корне меняет все учение. То есть, кого нужно винить за то, что люди провоцируют друг в друге? Я думаю, что бремя греха, если говорить о грехе здесь вообще уместно, должны тащить на себе люди, которые добиваются ответа. Всякие идиоты вытягивают худшее друг из друга и уходят безнаказанно. Это же долбанный вагон обезьяньего дерьма! Если ты выводишь кого-то из себя, ты грешишь. Если ты вызываешь в ком-то жадность, ты получаешь технический фол на баскетбольной площадке. Это всего лишь здравый смысл. Если ты попросил кого-то совершить убийство и убийц поймали, тебя всегда могут обвинить наряду с другими. Так, в чем, черт возьми, разница? Причина, по которой люди боятся гнева - это насилие, которое ассоциируется с ним. Насилие нервирует людей, а нервные люди отгораживаются стеной и остаются на своей стороне. Как я уже говорил, все злятся, но не все реагируют одинаково. Насилие действует на людей так, что они колеблются проявлять свои истинные чувства. Насилие заставляет людей вздрагивать от громких звуков в тоннелях. Насилие заставляет людей думать дважды, когда они имеют дело - с кем же еще? - другими людьми. Это - главная причина всех наших расстройств. Поэтому мы тратим время и деньги, рассказывая о своих тревогах беспристрастным психологам. Порой сдерживание эмоций воспламеняет пожар яростного возмездия, направленного на сжигание церквей и загрязнение почв нашего общего блага. Я знаю, мой голос звучит наподобие некоего злорадного Нипси Расселла (американский комик – ред.), но я смотрю на мир без предубеждения, поэтому я могу с уверенностью сказать, что червоточина нашей ответной реакции всегда будет портить плоды нашего творчества. Как вы отнесетесь к определенной ситуации, такой результат вы и получите. Когда-то давным-давно, у меня еще была вера в людей, которые поступают правильно. Но, к сожалению, реальность всегда наступала на эти наивные заблуждения. Когда мне было девятнадцать, я осуществил свою мечту, получил работу в музыкальном магазине. Это была сетевая точка, но какая разница. Вроде музыкального эквивалента работы в Wendy’s (американская сеть ресторанов быстрого питания – ред.), но меня это не пугало. Я мог целыми днями слушать музыку и получил приятную скидку на все компакт-диски, какие только хотел. Это было большое событие, несмотря на то, что я всегда должен был аккуратно выглядеть - что я ненавидел, но, тем не менее, исполнял с удовольствием, потому что это был первый раз, не считая, собственно, музыкальной деятельности, когда я действительно был хорош в чем-то. Это может показаться глупым, но работа в этом магазине заставляла меня чувствовать себя нормальным, а, даже для меня, быть нормальным - крайне необходимо, хотя бы время от времени. Вот только было одно “но”. У меня были длинные волосы. Это может показаться абсолютно несущественным на фоне современных стандартов и привычек, но еще без малого пятнадцать лет назад это было большой проблемой, особенно на Среднем Западе. Я не красил их, не делал из них дреды, у меня не было никакой сумасшедшей прически, у меня просто были длинные волосы. Казалось бы, что в этом такого? Очевидно, ответ на этот вопрос был "много чего ". Видите ли, в списке правил этой сети магазинов было указано, что у сотрудника мужского пола волосы не могут доходить до воротника. Я, быть может, начал бы париться из-за этого, но ведь меня даже не предупредили и не поставили в известность об этом при приеме на работу. Через несколько месяцев, объявился хозяин и решил прошвырнуться по магазину, чтобы посмотреть, как идут дела. Ни о чем не догадываясь, я представился. Он только раз посмотрел на меня, затем повернулся к своему помощнику и сказал: "Или он обрежет волосы, или уйдет отсюда". Мой менеджер сделал все, что было в его силах, чтобы заступиться за меня, но ущерб был непоправим. Они, черт возьми, уволили меня. Вы готовы послушать настоящую лажу? На другом конце города, в другом магазине этой же сети был парень с волосами даже длиннее, чем у меня, и он проработал там семь лет. Семь гребанных лет. Менеджер магазина прятал его во время проверок. Я привел его в качестве примера, чтобы мне было позволено остаться на этой работе, но никто не хотел раскачивать лодку и говорить что-либо. Я был уволен; а он продолжал работать до тех пор, пока эта сеть магазинов не обанкротилась. Я могу только помолиться, что он протирает полы своими волосами в биотуалетах Толедо, штат Огайо. Итак, когда атмосфера накалилась, люди сдали меня, чтобы сохранить работу, и так сделает большинство. И тот длинноволосый парень мог бы сказать что-нибудь, но он ничего не сказал. Вы, можете спросить меня, почему после столького времени я все еще чувствую обиду из-за этого. Клянусь, я даже не думал об этом эпизоде, пока не начал писать о нем сейчас. Но, пожалуй, я все еще зол из-за этого. Причина моей злобы в том, что это было несправедливо, а я твердый защитник справедливости. Проигрывая в честной игре, ты расстраиваешься проигрышу и учишься, как сыграть лучше в следующий раз. Но в том, что тебя нагибают и трахают как последнего урода, чтобы кто-то на пару гребанных дней порадовался за себя, и есть суть того, почему я до сих пор зол по этому поводу. Да, наверное, оно того не стоит, учитывая, что я добился довольно многого за эти годы. Да, это была, в лучшем случае, временная работа, и я многому научился, глотая свою гордость и смиряясь с тем, что людям по-прежнему неуютно рядом с патлатыми парнями. Но было ли это правильно? Я рвал задницу на этой работе, и благодаря мне даже выросла прибыль. Я был вежлив с покупателями, и, будь я кем-нибудь другим, мне светило бы повышение. Я знаю, даже тогда я не был большим сторонником компромиссов, хотя в глобальном устройстве вещей это маловажный пункт. Но что действительно не должно было иметь никакого значения, так это длина моих гребанных волос. Меня поимели дважды: первый раз - владельцы магазина, второй - мои друзья. Вас еще удивляет, почему меня это бесит? Подпустите больше людей к своим чувствам, и вы ослабите хватку и потеряете контроль над ними. Для меня это был горький урок о том, что есть доверие и справедливость. К счастью, в моей жизни появились люди, которые возродили во мне веру в эти два ценных понятия. Но большинства людей все еще вызывают у меня смутные сомнения. И, я думаю, так будет всегда. Моя главная мысль в том, что в жизни неизбежны моменты, когда вы будете слетать с катушек. Если кто-то говорит вам обратное, шлепните его по руке, потому что он только что соврал вам. Так если это просто жизненный факт, как можно называть его грехом? То, что вы будете злиться - это данность. Ханжи и святоши скажут вам, что это еще одна испостась Первородного Греха и что Бог будет милостив, если вы попросите ег
|
