Н. Гумилев· Тому, кто посмел.
К тени Гитлера Иногда мне кажется, что мир вокруг - нелепая грёза Демиурга, И реальны в этих безднах Гиперпространства только я - и Он, Завоеватель, которому суждено вернуть Вселенной утраченное Природное Естество, ныне сохранившееся в образах арийского Севера... В беспощадном сиянии льдов Твой престол - на вершинах скал. Там, где тает след облаков, Затаился волчий оскал. И туман над полями - как дым, И курганы - как танки в ночи... Ты примером стал молодым, Ты ушёл, как уходят Вожди. Мир барышников и торгашей, Обывателей и пацифистов... Не осталось великих людей, Только свиньи под сумраком мглистым. Ты с усмешкою с трона следишь За ничтожною их суетою - Только бури и пламя лишь Ты искал, как их ищут герои! Златый кубок с амброзией пьёшь: Его отблеск - сиянье над прахом. Унтерменши чувствуют дрожь - Их Величие полнит лишь страхом. Над каймой горизонта встаёт Солнце - Свастика в гордом параде... Вновь Эпоха Героев грядёт! Возвращайся же, Завоеватель! Человек в бункере «Предисловие к «Завоевателю» Новый человек живёт среди нас! Он здесь! Вам этого довольно? Я вам открою тайну. Я видел этого человека. Он смел и жесток. Мне было страшно в его присутствии. Адольф Гитлер Правду мы возьмём у Бога Силой огненных мечей. Н. Гумилев Ровный, немигающий свет, лившийся с потолка, неизменный в любое время дня и ночи, резал глаза. Тяжёлая ладонь с длинными, цепкими пальцами опустилась на выключатель, и рабочий кабинет погрузился в полумрак, едва озаряемый небольшим настольным светильником да экраном компьютера. Так - гораздо лучше. Человек в чёрном френче устало откинулся на спинку кресла и закрыл ноющие, уставшие от бесконечных отчётов и докладов, глаза. Сейчас он ничем не напоминал собственные изображения на плакатах и листовках, свой канонический, занесённый в анналы истории образ, которому, в отличии от живых, не полагалось ни стареть, ни уставать. Красные, слезящиеся глаза, ранняя седина на висках и непроходящая усталость раздражали его, как напоминание о том, что есть вещи, пока ещё не подвластные ему. Воля, заставлявшая склоняться народы, была бессильна перед слабостью тела, ставшего ее обителью - хотя Воля была уникальна, а тело было таким же, как у миллионов других людей, населявших землю с той поры, когда их первые волосатые предки почувствовали смутное стремление к чему-то большему, чем еда, совокупление и сон. Подумав об этом, он усмехнулся, не открывая глаз. Одно из первых достижений первобытного человека, переставшего быть зверем - Война, ее метафизика, ее ритуал. Война выковала арийца. Война выковала его. И он не остался в долгу у своей матери... Там, наверху, все ещё дрались с упорством обречённых или сумасшедших на окраинах Империи его враги, остатки тех народов, которым не случилось принадлежать к великой расе, или предатели из числа белых, для которых их карликовые государства были дороже мечты о господстве над миром, о новой Эре. Он снова усмехнулся. Если есть жизнь после смерти, то великие герои старой Европы наверняка на его стороне, а не на стороне своих измельчавших потомков. Что ж, он отдал им дань уважения. К примеру, эти старые часы - не признак старомодности хозяина кабинета. Эти часы сначала принадлежали Фридриху Великому, а затем - Наполеону. А сейчас они отсчитывают его время - в самом неприступном бункере планеты, в подземельях Кремля. И портрет, который он повесил над столом, не был портретом какого-нибудь Сталина или Петра I, умевших только выползать из безнадёжных ситуаций на спинах собственного непобедимого народа. Нет, он, первый за сотни лет действительно русский правитель России, выбрал портрет Адольфа Гитлера, и мог бы поклясться, что когда стальные траки бесчисленных бронештурмовых дивизий равняли с землёй дома, церкви, ратуши Берлина и Мюнхена, фюрер улыбался ему. Великий тевтонец, презиравший местечковый патриотизм, прекрасно понимал другого великого завоевателя - раз начинается новая Эра, то к черту всю щемящую грусть по осколкам добропорядочного прошлого. Потомкам нужны кровавые легенды о предках-воинах, а не устаревшие архитектурные изыски. Арийскую расу нужно вернуть в изначальное состояние варварства, превратить ее солдат в викингов с автоматами и атомными подлодками. Впрочем, настоящих арийцев на земле к его времени осталось слишком мало. И потому он со спокойной совестью отправлял на смерть прославлявшие его толпы ради очередной громкой победы: в этой войне должен был победить тот, кто будет наиболее безжалостным. Цивилизованный щенок в военной форме не способен остановить ярость берсерка. И не остановил. Мир лежал перед человеком в чёрном френче, словно покорная рабыня, готовая исполнить любую прихоть повелителя. В Европе, в Азии, в обеих Америках, в Австралии на краю света не было больше иной власти, чем его власть. Победа далась трудно, но пройдёт время - и даже от выжженных пламенем ядерных бомб пустошей не останется следа, и некому будет плакать над позабытыми могилами миллионов безымянных солдат, по обе стороны фронта приносивших свои жизни на алтарь невиданной войны. Останется - Он. Быть может - лучшие учёные, ныне служащие ему, найдут способ победить естественную смерть. Если нет, останется его слава - тоже в какой-то степени жизнь, особенно если правду говорят оккультисты, что посмертное существование души подпитывается ее земными служителями и почитателями... Завтра - торжества. Объединённая планета Земля будет прославлять своего правителя. Он будет стоять на трибуне, и приветствовать римским салютом своих гвардейцев, а они будут час за часом маршировать мимо него и швырять к ногам вождя знамёна разбитых армий и уничтоженных государств. А потом эти знамёна сожгут на алтаре Храма Великой Расы, возведенного в сердце его столицы, и символы поверженных врагов сгинут перед молчаливыми изваяниями великих предков и героев. Отец, Сын, Святой Дух - их время прошло. "И будете, как Боги..."; Момент его торжества должны будут увидеть все. Каждый человек. Пусть даже младенцы, не способные понять происходящее, хотя бы услышат его голос, и с колыбели узнают прекрасные слова: "Война", "Слава", "Раса", "Власть"... Даже последний чернокожий раб, последний преступник или извращенец, которого завтра казнят, должен видеть и слышать вождя - пусть расскажут о нем на том свете, чтобы даже там никто не смел говорить, что у России и русского народа не было своего великого завоевателя! Он был - величайший из всех. И - последний. Здесь больше нечего завоевывать.
|
