Диэр AnnDR Kusuriuri. Рем, шатаясь, отошла от Айры

 

Рем, шатаясь, отошла от Айры. Он не сразу понял, что с ней происходит – мгновенное изменение было незаметным, внутренним, слишком тонким. Как не могут близкие порою увидеть и опознать смертельную болезнь у усталого старика, так Айра не увидел, что поведение Ветивера и всех его сущностей предрекает большие, возможно, страшные перемены.

Рем обратилась Мартой. Женщине явно было плохо, лоб ее блестел испариной, она, отходя на два шага назад и упираясь спиной в колонну, держалась за сердце, тяжело дыша.

– Из меня... Из меня вырывают... – закашлялась она.

Айра, наконец, очнулся и подбежал к ней. В этот момент она сменилась Ветивером, потом снова Рем, затем множество сущностей стало мелькать, как карты в руках профессиональной гадалки. Лица сменяли друг друга почти мгновенно, то или иное могло задержаться на секунду, не больше, и пускай длилось это не долго, Айра успел поразиться, скольких личин Ветивера он никогда не видел. Он даже не подозревал о них. Неужели их... столько?

Ветивер, все еще мельтеша, согнулся, сполз к основанию колонны.

– Что с тобой... с вами? – тревожно спросил Айра, опускаясь рядом.

Ветивер схватил Айру за локоть:

– Открывай врата. Я вижу путь. Меня тянет туда, и если мы не пойдём... Он вырвется.

– Кто – он?..

– Открывай врата!

– Прямо здесь?!

Они все ещё были внутри храма Тысячи Свечей, и Айра не мог представить себе, как тут можно открыть врата, откуда взять их?

– Айра... Ты должен... Создать новый прокол... Ты как-то раз смог. Если ты этого не сделаешь...

Айра выловил в глубине себя грустный, циничный смешок: если он не сделает – то что? Что станется с Ветивером? Не убьёт же его какое-то вырванное... Что там? Сердце?

Другая часть его сострадала Ветиверу. Айра знал, что меняться – больно. И сумасшедшая смена обличий наверняка причиняет Ветиверу страдание. Да и умирать ему будет больно, наверное. Но разве не припасено у него тузов в рукаве и на этот раз? Разве может быть эта смерть окончательной?

Ветивер схватил Айру за ворот, притянул к себе и яростно зашипел на ухо сменяющимися голосами:

– Если оно вырвется, то будет необузданным, будет злым, и пожрет этот город, разгораясь, и те земли, что попадутся ему на пути к цели. Ни один чужой бог не остановит его. Я убивал разумных, чтобы вызвать их богов и забрать их силу, зная, что земли родят еще. Оно будет выжигать саму плоть миров. Выбери из двух зол меня, Айра. Я не могу сейчас... Не могу лукавить.

Айра в смятении слушал его, чувствуя, что верит ему.

– Что нужно делать? – спросил он.

Ветивер выкашлял на подбородок и мантию черно-золотую кровь. Уставился куда-то в невидимую даль глазами пустыми и дикими:

– Я слышу зов... Я не удержу его долго. Ты должен открыть путь. Скорее.

Глаза Ветивера вдруг смягчились, он поднял трясущуюся ладонь, стер со своего лица кровь и ею вывел на лбу и щеках Айры что-то... Какие-то знаки? От этого кожа Айры запылала огнём, словно кровь прожгла её, впившись тысячью тонких игл, отпечаталась на костях черепа.

– Давай, – сказал Ветивер. – Пора начертать собственную дорогу.

Айра поднялся, сжал в руке свой посох и, провертев его мельницей над головой, ударил им об каменный пол.

Сила, направленная и умноженная посохом, вырвалась наружу. Айре не нужно было уже разумом просчитывать все мелочи – он знал, что и как должен делать, и теперь ему оставалось лишь направить верным путем мощь, переплетенную с его собственными чаяниями, страхами и верой. Его посох загорелся белым, засиял и прожег в ткани реальности отверстие с оплавленными раскаленными краями. Айра поддел его нижней оконечностью посоха и, через рычаг, словно разрезая тугую материю ножом, с силой воздел посох вверх, рассекая полутьму светящейся золотой чертой. Еще взмах, второй, третий – в воздухе загорелся объемный рисунок – знак врат.

Айра нагнулся, перекинул руку Ветивера себе через плечо и поднял его на ноги. Теперь они оба стояли перед готовыми распахнуться вратами.

– Открывай, – на выдохе прошептал Ветивер.

Айра вытянул вперед руку с посохом, расположенным параллельно полу, и пошел вперед. Посох на мгновение вспыхнул тем же золотом, что и знак врат, изогнулся, перестроился, образовывая многомерный сложный ключ.

Ключ вошел в разрезы-пазы. Айра повернул руку, поворачивая с нею и ключ, и светящийся рисунок врат, закручивая тем самым в спираль реальность, стающую для них с Ветивером все более призрачной.

Капли звезд хлынули ему в лицо, холод абсолютной пустоты попробовал заморозить его сердце и выесть глаза.

Но мироходец оказался сильней. Тепла его души было достаточно, чтобы насытить межмировые ветра и оставить его самого в живых. Силы его хватило, чтобы идти, и даже чтобы двигаться вперед со скоростью, превышающей скорость мысли. Ветивер указывал путь, а Айра помогал ему не сбиться с этого пути и не сгинуть в бездне.

И чем дальше вела их дорога по темным тропам чужих миров, чем ближе они были к цели, тем четче и ярче Айра ощущал, как просыпается внутри что-то, наполняющее его душу радостью и светом. Чем больше оставляли они позади, тем легче было ему идти. Он ощущал себя все более цельным, его сила росла, он чувствовал, что вскоре движение сквозь абсолютную пустоту не будет стоить ему ничего.

И в миг, когда перед ними возникла стена, непреодолимая для него вчерашнего, невообразимая для него прошлого, невозможная для того, кто не является мироходцем, он с легкостью рассек ее быстрым движением посоха, отрастившего острые лезвия по краям.

Айра шагнул вперед, прочь из пустоты, вытягивая за собой слабеющего Ветивера.

Они вышли из черноты междумирья, как из холодной воды, и оказались на сером берегу некоего моря, по поверхности которого гуляли языки огня. Переливчатое небо застилали тучи, вереницы молний вспыхивали тут и там, возвещая этой реальности о том, что в нее прибыли гости – особенные, редкие гости, из тех, кого приветствует само мироздание.

По правую руку поднималось над горизонтом розоватое солнце. По левую руку можно было увидеть шпили сияющего белого города, раскинувшегося на фоне громадной летучей горы, и над городом этим парило существо, больше всего похожее на одного из тех богов, которых убивал Ветивер в иных мирах.

Айре показалось, что он видел это место раньше. Смутное осознание затеплилось в глубине рассудка, еще слишком слабое, чтобы быть отловленным и опознанным, но достаточно ясное для того, чтобы заставить Айру забеспокоиться, насторожиться и, почему-то, слегка растеряться.

– Что теперь? – спросил он у Ветивера.

Тот тяжело дышал, опираясь на плечо Айры. Ветивера била крупная дрожь.

– Отпусти меня, – сказал он. – Сейчас... сейчас все и случится.

Айра, послушавшись, позволил Ветиверу стоять самому – он покачивался, но не падал.

То, что Айра принял за божество, поворачивалось к ним – это было видно издалека. В силуэте виделась ему белая дева, но Айра не поклялся бы в своей правоте.

В следующий миг Ветивер упал на четвереньки. Он быстро и неправильно обращался в свою драконью форму, его корежило и гнуло, как раненую змею. Не закончив превращения, он словно вывернулся наизнанку. Айра отшатнулся, прикрывая лицо от слишком яркого света, пронзившего все вокруг.

То, что видел он после, не встречалось ему ни в одном из пройденных миров. Сгусток жалящего огня, вырвавшийся из Ветивера, рос, обретая плоть и форму, и, оставляя за собой выжженный след, мчался вперед, к светлому девичьему силуэту вдалеке, зависшему на фоне белого города.

Айра не знал, что будет дальше. Столкнуться ли они в битве? Или этот свет – верный пес, почуявший хозяина? Или они – любовники, разлученные расстоянием и чужой корыстной волей?

Он смотрел вслед стремительно удаляющемуся огню, замерев, очарованный тем, как этот огонь меняется, разрастаясь, устремляясь головою вверх, превращаясь в невообразимое существо с волосами цвета бронзы и золота, лавы, красных закатных туч; как смуглое тело окутывают яркие праздничные одежды – безо всякой скромности и чувства меры яркие, карнавальные, вызывающе-разноцветные, но почему-то подходящие этому существу, как нельзя лучше.

Испепеляя землю мира, в который прибыл, как Ветивер о том и предупреждал, этот воплощенный огонь стремился навстречу белой деве.

Ничто не смогло бы остановить их. И Айра на секунду испугался того, что будет, пусть все еще не знал, чего ему ждать.

Его сердце замерло.

В этот миг двое встретились.

Не было битвы. Не было объятий. Был долгий взгляд и две протянутые руки.

И когда их пальцы соприкоснулись, реальность схлопнулась, белый луч пронзил небо и землю.

В лицо Айре ударил ветер, поднявший пыль, а следующий порыв, показавшийся ураганным, принес нестерпимый жар и заставил его упасть наземь, а затем прокатиться пару метров, едва не выронив из рук посох. Словно океаническая волна в отлив, ветер не давал Айре подняться, прижимал к земле. Айра, пытаясь превозмочь стихию, чувствовал, что ветер этот продувает его насквозь, пронзает сердце, забираясь теплыми, мягкими пальцами в самое нутро. Жар, принесенный вдруг поднявшимся ураганом, был мягок и в то же время нестерпим, он, кажется, выжигал в душе Айры любые остатки зла, обиды и отчаяния. А когда, пересилив ветер, Айра смог подняться, то увидел сидящего на коленях Ветивера, смотрящего вдаль перед собой с лицом грустным и светлым. Ветивер не прикрывал глаз от ветра, проносящего мимо него песок и пепел. Он был очарован тем, что видит.

Айра взглянул туда, куда сморит учитель.

На месте девы с серебристыми волосами и воплощенного огня появилось нечто новое.

И оно приближалось к ним. Или росло?

Казалось, это новое существо займет все небо, заменит собой этот мир.

Айра видел многие красоты и чудеса, мало что могло удивить его. И все же, он не мог не почувствовать, как затрепетало его сердце, словно он, вопреки своему характеру, натуре и разумению, влюблен с первого взгляда. Вот искрятся в свете встающего солнца золотистые волосы, вьющиеся крутыми волнами; вот трепещут на ветру одежды цвета летнего моря, дневного неба, зрелых маков, с широким поясом, будто расшитым звездами; дева разводит в стороны шесть тонких ладоней, белых, словно фарфор, будто хочет объять необъятное; ее мягкое, круглое личико с алыми губами и закрытыми глазами светится спокойствием и теплотой. Айра не разумом, но сердцем понимал, что деве этой открывать глаза не стоит без особых на то причин – выжжет мир, не заметив, но потом будет долго его оплакивать, это точно. Ее саму словно обволакивало сияние – мягкое, нежное, едва заметное, но Айра знал, что это – видение спокойного утреннего моря, это – штиль, и в нем – обещание возможной бури, отголосок шторма, который не стоит звать, если тебе дорога жизнь.

– Роза Ветров, – прошептал Ветивер, но Айра услышал его. – Роза Ветров... Первое Дитя мое, что же я с тобой сделал...

Айра знал, что это и есть – истинное имя золотой девы.

Она застыла над Ветивером и Айрой. Склонившись, накрыла Ветивера ладонями, а затем подняла его к своему лицу.

– Я прощаю тебя, – сказала она, и в голосе ее звенел воплощенный свет. – Я теперь знаю умысел твой. Позволь мне беречь это место так, как хотел ты сам. Я вновь стану стражем Мира Снов, но теперь по воле своей.

– Да будет так, – сказал Ветивер, протягивая дрожащие руки и касаясь ее лица.

В жесте этом увидел Айра любовь и раскаяние.

Дева опустила Ветивера наземь, бережно, медленно, словно понимая, каким хрупким может быть смертное тело в сравнении с нею. А потом в мгновение ока она выцвела из реальности. Появившись где-то далеко на горизонте, обернулась, будто бы напоследок. Айра знал, что не выйдет, но все же он постарался запомнить этот образ – сверкающий, яркий, теплый, образ звездной девы-лета, тающей в рассветной дымке.

А после ее не стало и там.

Айра стоял, колеблясь, держась за посох, пытаясь понять, что же он увидел и услышал.

И вдруг, вместо озарения, он почувствовал смутную тревогу. Словно в тот миг, что Роза Ветров растаяла в рассветных лучах, внутри него пробудилось нечто... нечто чужое и темное. Айра, не зная, что это, одновременно попытался обуздать его. Нет, не плач, не радость и не смех это были. Что-то рвалось наружу, пытаясь просочиться множеством путей, но Айра, чувствуя в нем злость и ярость, не давал ему воли, противясь изо всех сил.

– Что... что-то теперь рвется и из меня, – сказал он, держась за грудь. – Но я ведь... ничего такого не...

И в следующий миг память нахлынула на него. Он вспомнил свое имя. Истинное имя. Он вспомнил, кем был рожден. Он вспомнил свою первую встречу с Ветивером... Нет, не так его звали, другую личину явил ему тогда этот... этот... А вот слова для него Айра подобрать не смог даже теперь.

Айра вспомнил того, кто живет в нем, вспомнил имя сущности, что рвется наружу.

В памяти его за одно мгновение промелькнула вся долгая история противостояния этих двоих, что уж говорить о его собственной короткой жизни, проведенной в землях исхода...

И он знал теперь, что Ветивер лгал ему, или, по крайней мере, Ветивер сам себе верил, но заблуждался. Не создавал Ветивер этого мира. По крайней мере, в одиночку. Возможно даже, он сам был точно таким же пришлым, как и те, против кого он боролся.

И один из них жил в Айре, готовый проснуться и завладеть его телом, чтобы снова схлестнуться в битве с Ветивером – обессиленным, выжатым, покинутым величайшей своей силой.

Забывший своё истинное имя предок, пришедший из мира, который он тоже забыл, попытался подавить сознание Айры, вытеснить его, загнать в тёмный угол, обезоружить и обездвижить. Айра ужаснулся: неужели он сам мог бы стать таким же? Прийти туда, где его не ждут, на земли, что ему не принадлежат, и попытаться присвоить их, потому, что хорошо сделаны и радуют взор и душу? Если подумать, Ветивер предлагал то же самое... Все они – одного поля ягоды.

Предок-судьбоплет упорно, молча, безжалостно пытался завладеть телом Айры. Из-за этого оно менялось, в зависимости от того, кто был сильней в отдельно взятый момент, и Айра посочувствовал Ветиверу, которого, кажется, лишь несколько секунд назад трясло точно так же.

Но Айра уже не был мальчишкой четырнадцати лет. Не важно, сколько лет прошло здесь – он путешествовал по иным мирам не день и не два, не год и не пять лет. Его путь был длинным, гораздо длинней, чем кажется и чем он сам может вспомнить, и путь этот сотворил из него другого человека, увиденное и пережитое закалили его, перековали волю, обострили разум, и Айра сказал своему предку, тому, кто пришел в этот мир издалека, тому, кто живет в потомках, тому, кто хочет снова убить Ветивера, пока тот жалок и слаб:

– Нет.

Чуждая сила внутри билась, ярилась, вспенивалась волнами ярости и злости.

– Нет, – повторил Айра. – Теперь тебе придется считаться со мной. Так и рождаются мироходцы. А если хочешь продолжать войну... Найди другого своей крови. Я теперь не твой.

Волевым усилием Айра запечатал чужому разуму путь, словно голыми руками сжал горло бессмертному змею, понимая, что на удержание предка в узде, по крайней мере, все время, что он останется здесь, будет уходить часть его сил и способностей. Что ж, это ещё не самая большая плата.

Отдышавшись, Айра оглянулся по сторонам и увидел, что Ветивер все ещё недвижен и смотрит в пустоту. Айра почувствовал, как предательски быстро забилось сердце. Он, еще не зная, что увидит, ощущал, что случилось что-то плохое. Неспроста Ветивер неподвижен. Его лицо лишено эмоций и бледно... неспроста!

В спешке подойдя ближе, Айра в нерешительности застыл в паре шагов от него.

Айре показалось, что Ветивер словно... истончается. Или тает. Будто бы перед ним теперь – бледная тень учителя, отражение в мутной воде, пустая оболочка богоборца. Не таким помнил его Айра. И от этого изменения, вопреки всему, у Айры защемило сердце – пуще прежнего.

Он, поколебавшись еще секунду, сел напротив Ветивера, положив посох на колени. Глянул, щурясь, вправо, влево, увидев по сторонам лишь серую пустошь. Затем заглянул в отрешенное лицо учителя. Нахмурился, пытаясь понять, что же теперь делать. Для этого надо знать, чего он хочет и что произошло. Задачка не из простых.

Айра задумался: неужели не хватило Ветиверу отобранных у чужих богов сил? Или забрал и их вместе с собою тот воплощённый огонь? Этого Айра не знал. Но Ветивер все бледнел, хоть и оставался жив. Неужели он вскоре истает вовсе? Айра понял, что, каким бы злом Ветивер не был, смерть его не станет благом ни для Айры, ни для мира, за обладание которым борется с Ветивером предок Айры, ибо есть еще третья сторона, с которой Судьбоплету в одиночку не справиться. Сам Айра понимал также, что обучение еще не закончено, чего бы там Ветивер ему не говорил. Он сам решит, когда будет пора. И пока что – рано. Да, слишком рано...

Айра заглянул внутрь себя и понял, что знает, как он может помочь Ветиверу. Очень тонким и пугливым оказалось это знание, легко было отмести его, как бред, как блажь, если только ты не веришь в себя достаточно. Айра знал, что может попытаться. Это его знание, или, скорее, надежда, было сродни подспудной уверенности в том, что завтра наступит: ты не можешь этого гарантировать, ты просто знаешь, что так должно быть.

Айра протянул руку и приподнял лицо учителя за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. Ему встретился померкший, матовый взгляд. Это была не зелень виноградника под солнцем летнего полдня, когда блики света играют в прорезях листьев и в самоцветах гроздьев, но унылая серость выцветшей, истлевшей ткани, тоскливый сумрак хмурого предгрозового моря.

– Слушай меня, – сказал Айра, глядя в эти потускневшие глаза и стремясь найти в них искру жизни, зная, что она должна там быть. – Если не лгал ты мне, если хоть сотая доля слов твоих – правда, если и в самом деле ты создавал миры, пусть не этот, но другие, те, о которых ты мог забыть, ты – рука... нет, длань самого мироздания. Ты – высшая воля всего сущего, что-то вроде голоса бога. Не мелкого божества, а той силы, что пронизывает всё вокруг. Я не думаю теперь, что ты уникален. Ты – что-то вроде частицы хаоса, имеющей... имевшей силу творения. Я думаю, вас таких много. Вы не идеальны, не совершенны, потому, что сами – живы, и пока вы живы, вы создаете жизнь и сеете смерть, осознавая себя выше своих творений. И в этом ваша ошибка и ваша слабость. И истинного слова для тебя не найти, потому что его нет. Но тебя можно назвать – и на какой-то миг, возможно, равный жизни назвавшего тебя, ты станешь тем, кем тебя назовут. И я нарекаю тебя, возможно, ненавистным тебе именем, но, даже если я совершаю ошибку, это мой выбор, – Айра вдохнул поглубже и, не колеблясь, сказал: – Явись же, Мартин Майн, великий исключительный чародей прошлого, следующий сквозь миры.

Ветивер улыбнулся. Расплелись тугие алые косы, лепестками цветущей вишни истлела вычурная одежда, сменившись простой светлой рубахой с широкими рукавами, зеленым жилетом и темно-лиловыми замшевыми штанами.

К нему стали возвращаться краски. Айра смотрел на него и думал, что совершил самую жуткую в своей жизни ошибку, назвав его этим именем.

Но – сказанного не вернуть.

– Это то, что я должен был сделать? – спросил Айра. – За этим был я нужен тебе?

Мартин Майн улыбнулся, оставляя вопрос без ответа. Поднявшись и отряхнув одежду, он сказал лишь:

– Это еще не конец.

 

Когда по Миру Снов прошла ветреная волна, лед, из которого был сделан гроб Керри, не выдержал жара. Горячий ветер не задел живых, но волшебный лед скомкал, не щадя. Кристаллы прыснули во все стороны, а затем, вскипев, испарились, и Керри, расплескавшийся кровавыми сгустками по земле, мощенке и ближайшим белым стенам, собрался воедино не так уж быстро.

Во всяком случае, когда он обрел свой нормальный вид, остальная компания уже пришла в себя, и Рейнхард Майерс Даблкнот, загородив собой Николу и Найка, был готов заново сразиться с Керри.

Но этого не потребовалось.

Керри знал, что Мир Снов переменился. Да, переменился сам. Мир Снов, а не те, кто попал в него. Ветер, разбивший лед его оков, излечил тех, кого настигла порча, пока они были в том, прошлом Мире Снов.

Керри знал, что теперь все иначе. Он ощущал целостность, спокойствие и странную воодушевленность. Знал он также, что его отец близко, и это знание вызывало в нем чувства не столь однозначные.

Но такое случается раз в жизни, понимал Керри, даже пускай твоя жизнь длится века. И пока отец снова не делся куда-нибудь, Керри решил найти его. Тем более что сейчас, как никогда, он ощущал в себе силу и смелость заговорить с ним. Заговорить и попросить того, чего на самом деле желает.

– Ступайте за мной, – сказал Керри все еще перепуганным гостям из Земель Исхода. – Не бойтесь. Нет смысла бояться. Я отведу вас к... Нашедшему Путь.

 

Никс увидела вдалеке силуэт – один человек стоял, опираясь на посох, другой расслабленно сидел прямо на земле. Судя по всему, они ждали их.

Где-то на расстоянии в двадцать метров от этих двоих Никс замедлила шаг, с удивлением вглядываясь в того, что стоит. Неужели? Или показалось? Не может такого быть!

Керри, идущий впереди, шага не замедлил. Подойдя вплотную к тем, кто ожидал их на пригорке посреди серой пустоши, Керри упал на одно колено и склонился перед сидящим.

Тот, в свою очередь, поднялся, вздохнул, затем протянул руку и... погладил Керри по голове, шевеля тому волосы, затем взял Кровавый Рассвет за плечи и заставил подняться.

А пока они там о чем-то говорили, Никс потерянно смотрела на молодого человека, стоящего рядом с ними и держащегося за посох.

И все же... неужели? Обещанная встреча... неужели это она? Но... почему он... такой?! И он ли это?

Загорелая, дубленая ветрами кожа, выбритые виски, светлые волосы собраны на затылке вычурной эмалевой заколкой, раскосые карие глаза с хищной и ласковой хитрецой смотрят поверх темно-зеленого ворота. На юноше была потрепанная мешковатая одежда непривычного, вычурного кроя, на ногах – кожаные сапоги. Это был не костюм, а именно одежда: где-то грязная, где-то штопанная, видно было, что ее владелец прошел в ней множество дорог, столько, сколько за год не одолеешь.

Фенечки на руках, браслеты, грязные пальцы, пара мимических морщин – как это бывает у тех, кто часто смеется. Сколько ему лет? Двадцать? Тридцать? Почему-то было страшно смотреть на него. Он не был стар, но на его лице оставило след время, в обыденной жизни никем не видимое и не ощутимое.

– Неужели это ты? – спросила Никс.

На фоне Кровавый Рассвет о чем-то говорил с красноволосым мужчиной, и это, наверное, было тоже важно, но на мгновение весь остальной мир будто бы исчез.

– Я, – юноша развел руками.

– Р...

– Тшш, – он поднес палец к губам. – Имена – страшная сила. Просто помни его, на случай, если когда-нибудь я сам его позабуду.

– Но... как же так... я была в Башне Тайны, и там мне сказали... что тебя нет... такого человека не существует!

– Возможно, тогда меня правда не было, – сказал он. – Ни в одном из миров. Может, мы шли между ними как раз в этот момент? Или... или в тот миг я позабыл себя. Или, может быть, прятался в шкуре зверя.

Никс впервые ощутила, какая между ними пропасть. Это было... нет, не больно. И не удивительно. В конце концов, так все и должно было быть. Роман Заболотницкий... нет, не так. Как-то по-другому он теперь называется, скорее всего. Когда он пропал тогда, это уже был конец. Он пропал навсегда. Для нее. Странно было не понимать этого. Теперь ей казалось, что она знала об этом всегда.

– Как мне теперь тебя звать? – спросила она упавшим голосом. Никс не хотела показывать эмоций, но не получилось.

– Айра, – сказал он.

– Хорошо. Айра, – Никс взглянула на него прямо. – Я долго искала тебя. Ты помнишь, как проклял меня тогда, на площади?

– Помню, – сказал он. – Тогда я не понимал, что делаю.

– Ага. Так, может быть... стоит это как-то исправить?

– Ты точно этого хочешь?

– А какие тут могут быть сомнения?

Айра улыбнулся одними губами, слегка склонив голову набок. Никс поняла, что теперь все собравшиеся смотрят на них, отвлекшись от своих разговоров.

– Хорошо, я расскажу тебе, в чем суть твоего «проклятия», чтобы ты смогла решить, правда ли ты хочешь избавиться от него, – сказал Айра. – Насколько я вижу... вязь грубая, но действенная. Тот, кто это колдовал... то есть, я, когда создавал это «проклятие», сделал так, что, в случае смертельной опасности, твое сознание перескакивает в мир, где ты выжила, подменяя смертельный вариант развития событий на самый худший. Или – самый лучший. По сути, ветка, где ты умерла, отсекается. То есть, никакой пропавшей монетки или ребра. Никогда.

У Никс сказанное им с трудом укладывалось в голове.

– Э-э... что? – спросила она.

Айра вздохнул:

– Я не знаю, как еще это объяснить. Да, к тому же, взамен смертельного варианта, заклятие забирает и все промежуточные между «черным и белым», устраняя градацию, сужая выбор. А если я уберу этот узел, то ты станешь такой же, как все. Я могу его не убирать и твое «проклятие» сойдет на нет само по себе, примерно к твоим восьмидесяти годам. Самый пик его действия уже прошел, границы уже расширились. Ты разве не ощутила?

Никс не могла бы сказать, что он не прав. В самом деле, последнее время она все реже замечала действие проклятия.

А тут такое... значит, смертельного варианта не существует... вот это да. Кто в здравом уме откажется от такого? И плата за это чудо кажется смехотворной.

И все же, это проклятие – это... связь между ними. Последняя ниточка. Почему-то Никс была уверена, что после сегодняшней встречи он, Айра, уйдет навсегда.

В разговор совершенно обыденным тоном вмешался Найк:

– А знаете, звучит неплохо. Как насчет того, чтобы всем нам организовать подобное? – он приподнял брови, попеременно глядя на Айру и Никс. – Ладно, понял, кажется, я не вовремя. Наверное, просто так таким не разбрасываются.

– Верно, – сказал Айра. Перевел взгляд на Никс: – Ну, каков твой ответ?

Никс нахмурилась. В ней стала закипать злость, и, чтобы обрубить ее на корню, она решила... наверное, это было самым глупым ее решением, и совершенно неподходящим для подобной ситуации, но, поняв, что больше не знает, как поступить, она заявила Айре:

– Дай мне пять минуточек на подумать. Я должна посоветоваться с друзьями.

– Вот как, – хмыкнул Айра.

Никс подхватила Найка и Рина под локти и потащила на пару шагов от пригорка, где замерли Керри, Айра и третий красноволосый тип, об имени которого Никс, конечно же, уже догадалась. Но сейчас он был ей не особо интересен.

Собрав «своих» в кружок, Никс выдохнула и сказала:

– Значит так. Если честно, я в затруднении. Так долго ждала этой встречи, и вот нате. Я не знаю, что делать. Готова выслушать ваши предложения.

– Они нас слышат, – тихо сказал Рин. – Такие... слышат.

– Не нравится мне этот тип, – нараспев сообщил Найк. – В таком случае.

– А поконструктивнее можно как-то? – взмолилась Никс.

– Ну, смотри, – произнес Рин. – Он снимает с тебя проклятие, и через пару лет на тебя падает с неба кирпич. Он не снимает проклятие, и вместо кирпича ты ломаешь ногу или выигрываешь миллион. Неплохо, вроде бы.

– Но подстрекает ходить в заведомо богатых кирпичами районах, – заметил Найк. – Расслабляет, что ли. К тому же, не нра... – он осекся. – А, ладно. В итоге, вроде бы ничего плохого, сплошные плюсы. И, наверное, без этого «проклятия» ты бы сюда-то не добралась. И мы бы сюда не добрались.

– Про исчезновение средних вариантов забыл? – напомнил Рин.

– Ну, тогда даже не знаю, – Найк пожал плечами.

Никс напряженно думала. Кажется, вариант, который ей не нравился, и был на самом деле правильным.

Она спросила себя: почему ей так не хочется иметь с этим человеком связи? А это было истинно так: теперь не суть проклятия, но его наличие тяготили ее. Ну, не увидятся они больше никогда с этим Айрой, который не Айра вовсе, а выросший и изменившийся Ромка Заболотницкий, но... что такого-то? Почему же так паршиво-то?

И тут она поняла, что все это время питала и таила в себе глубокую и черную обиду на этого человека. На то, что он ушел, бросил ее, оставил саму по себе, наградив на прощание «подарочком»... Не заметно, чтобы он как-то особо переживал по этому поводу. Ему все равно.

Да она к собственному отцу такого не испытывала! Или – перенесла обиду с одного на другого...

И, тем не менее, именно безразличный тон Айры убивал в ней последние теплые чувства. И принять, оставить его «подарок» ей было невыносимо. Хотелось отказаться от него, словно этот дар – эрзац тех отношений, которые могли бы быть между ними, и не о любви речь, просто о дружбе, и все же. Этот «дар» – словно откуп.

Но казалось бы – какая ей разница? Ведь все «свои» – рядом. Он теперь – чужой.

Но он же – ее прошлое, неисправимая, неизбывная его часть. Тот, каким он был раньше. Ничего особенного. Смышленый не по годам мальчишка. Им было весело вместе – и всего-то, не было никаких планов, у дружбы той не было срока годности, но она была чистой, искренней и тогда казалось, что ради друга ты буквально пойдешь на все.

И вот, чтобы сохранить это, стоит оставить все, как есть. Может быть, это самообман. Пускай.

– Я все решила, – сказала Никс. – Спасибо. Вы мне на самом деле помогли, – обратилась она к Рину и Найку, проходя между ними и делая пару шагов в сторону Айры.

Тот молча ждал ее ответа.

– Пусть все останется, как есть, – твердо сказала Никс. – Теперь, когда мне понятна его суть, меня устраивает твой «дар» и, более того – я ценю его.

– Да будет так, – Айра коротко склонил голову в знак согласия.

Никс горько улыбнулась, понимая особенно ясно, что все же перед ней стоит совсем другой человек, и Ромки... его действительно больше нет.

Она повернулась к глядящему на нее красноволосому мужчине в зеленом жилете:

– Вы, я так понимаю, Нашедший Путь? – спросила она. – Вы уже все решили с Керри?

Мартин Майн поднялся, оказавшись выше Айры и примерно одного роста с Рином, отряхнул руки от пыли:

– Керри свободен идти, куда хочет, – сказал он. – Создание стража было, признаюсь, экстренной мерой. Видишь ли... видите ли, – он уже обращался и ко всем остальным, собравшимся вокруг, – когда я разделил Розу Ветров надвое, Мир Снов стал пагубно влиять на души и тела людей, попавших сюда. Розу Ветров собирать обратно я тогда не планировал, и создал его – чтобы, так сказать, устранял последствия.

– Теперь этого не требуется, – произнес Керри. Голос его был ровным, но Никс заметила в нем тщательно скрываемые нетерпение и радость.

– В таком случае, – сказала Никс, – вам бы еще неплохо разобраться со Вторым Дитя – тем существом, что живет внутри Фантасубвеструма.

– Ох, – протянул Мартин Майн. – Она все еще там?

– А как бы она, по-вашему, выбралась? – возмутилась Никс.

Айра повернулся к Мартину:

– Вот и первое дело на повестке дня, – сказал он. – Да, это я к чему. Я останусь твоим учеником. Или, если угодно, партнером. Тут... в этом мире и том, что он оберегает, для тебя есть множество дел, множество применений. Целая бездна того, что ты можешь сделать, что ты можешь исправить. Как знать, не поможет ли это в твоей войне?

– Как знать, – согласился Мартин.

– Так вы освободите Второе Дитя? – переспросила Никс.

– Мы попробуем, – пообещал Айра.

Мартин Майн обратил свой взор к Найку.

– А ты, мальчик? Ты ничего не хочешь мне сказать? Ничего не хочешь у меня попросить?

Никс тоже посмотрела на него.

Найк хмыкнул, провел пятерней по волосам и ответил, улыбаясь:

– Спасибо, меня все устраивает.

– А как же... дом? – продолжил допытываться Мартин. – Родители?

– Когда-нибудь я, возможно, пожалею об этом, но пока что я чувствую себя на своем месте, – сказал Найк. – Вам надо было найтись раньше. Ваше предложение могло бы заинтересовать меня до одной памятной ночи, но, к сожалению, того меня уже нет. Соответственно, возвращаться некому.

Его улыбка поблекла. Мартин нахмурился:

– Да, над чужой смертью я не властен. Что ж, в любом случае, я вижу, что привитая сила прижилась в тебе и ты умело пользуешься ею. Будь осторожен и не заходи слишком далеко.

– Я чувствую, наш друг уже возжелал эту силу обратно себе, – сказал Айра, смущенно улыбаясь. – Поэтому, чтобы не провоцировать, мы, пожалуй, вынуждены будем откланяться.

Он приобнял Мартина за плечо, намереваясь увести.

– Стойте, – спохватилась Никс. – Как нам выбраться из морока? Если мы пройдем через Антарг...

– Точно, – откликнулся Мартин Майн. Обернулся к ним, глянул с прищуром. – Через Антарг вам никак нельзя. Потеряете все, что осталось. Через Антарг можно и нужно только ему, – он указал на Керри. – Послушай моего совета и не иди с ними. Иди через Антарг, пройди Игольное Ушко. Окажешься в Мире Исхода – найдешь их в Крае Ветров. А там и себя найдешь. Окончательно.

– Что будет с гильдией элементалистов? – задал внезапный, но логичный вопрос Рин.

И верно, все уже успели позабыть о них.

Прощание затянулось.

– Разберутся, – ответил Мартин, махнув рукой. – Айра, давай-ка, как я учил!

Айра закрутил над головой посох. Тот засветился топленым золотом, Айра воткнул острие в землю и, приложив силу к навершию посоха, словно надавив на рычаг, разорвал реальность морока, будто тонкую ткань. Несколько пламенных росчерков – и двери были открыты.

На этот раз Никс ступила в распахнувшуюся за вратами звездную бездну без страха, даже не вздрогнув, не зная вовсе, куда попадет в итоге. Она переступила порог последней, специально чуть замедлив шаг, и потому успела, оглянувшись, увидеть, как Мартин с Айрой направляются в сторону белого города Сола и застывшего над ним Фантасубвеструма, а Керри стоит, словно на распутье, тоже глядя им вслед.

А потом была тьма, похожая на сладкий утренний сон.

Ведь чтобы увидеть следующий, надо, чтобы кончился этот.

 

 

Эпилог

 

В каждом приморском городе есть своя мелкая, неказистая река. Ну, по крайней мере, в тех, что мне известны, она имеется во всяком, и всюду такой реке дают какое-нибудь нелицеприятное прозвище, начисто забыв ее настоящее имя.

В этом городе тоже такая имеется. К началу второго месяца осени зарядили дожди, как им и положено, и люди, что не успели искупаться во все еще теплом море напоследок, уже не успеют. Эти дожди напитали нашу местную реку, и она, вздыбившись, вычистила из себя весь мусор, облизала тротуары и бордюры, добравшись до самых железных перил, позволила ивам коснуться своей гладкой стеклянной спины, запела на мелких порогах ворохом голосов. Обнаружила, словом, крутой и веселый нрав, будто вспомнив о том, что в истоке ее – сотни мелких, но стремительных горных рек.

Но вскоре дожди закончатся, и снова она обратится мелкой, спокойной рекой, настоящего имени которой никто не помнит.

Кажется, это – вполне неплохая аллегория моей жизни.

Поднявшись от реки, я иду по центральной части города, сложив за ненадобностью зонт. На меня мало кто смотрит – Найкова шапочка работает отлично. Интересно, как у них с Николой дела?

После судебного процесса я что-то ничего о них не слышал. Пропали... Уверен, опекун огонька сказал бы мне, где их искать, если бы я спросил. Но я не спрашивал.

Что касается самого суда – это был... как бы так выразиться… цирк с конями. Да, примерно он.

Я смутно помню сам процесс. В голове все, как в тумане... я тогда чувствовал себя не лучшим образом.

Мы вернулись домой – вот это я помню хорошо, помню собственную радость. Мы, словно дети, принялись обниматься. Потом было немного стыдно, но самую чуть. Путешествие в морок сплотило нас.

Было невероятно радостно видеть привычные пустые поля, плоские горы, море обыкновенного цвета и небо – оно, конечно, на закате, да и днем, порою, умеет быть красивым, но эта красота не избыточна и всегда гармонична, в отличие от ярких красок морока.

Мы очутились возле восточного маяка, где без проблем сели на автобус и добрались домой. Я долго объяснял хозяевам дома, почему не поливал цветы, откуда в моей комнате кавардак и почему ничего ценного не украдено, а также, откуда я взялся такой помятый и странно одетый. Я был готов к немедленному выселению, но, к моему счастью, они вошли в мое положение, и недавно мы даже п