Когда наконец-то ко мне вышел главный врач, я не побежал к нему с расспросами, не начал трясти его за плечи, требуя всю информацию о состоянии Джерарда. Я не делал ничего подобного на это, я был слишком разбит и подавлен. Я лишь поднял на доктора взгляд полный отчаяния и медленно подошел к нему, готовый услышать все, что угодно. Готовый быть убитым его словами. Готовый потерять все, абсолютно все. Ведь теперь это неизбежно, правда?
Я подошел к врачу молча, не задавая ни единого вопроса, только считая в уме секунды до того момента, когда тишина наконец будет нарушена. Я хотел знать, что с Джерардом, насколько бы болезненной не оказалась правда. Я хотел знать правду, даже если бы ее принятие стоило мне нечеловеческих усилий. Я хотел знать все, но тогда было так непреодолимо сложно сделать первым этот шаг к истине. Этот шаг в пропасть.
Я видел, как пристально смотрел на меня врач, смотрел, словно и сам ждал чего-то. Словно заглядывал внутрь своим тяжелым и тусклым взглядом. Это были мимолетные мгновения, не более того, но для меня они растягивались в минуты, мне казалось, что уже некуда торопиться. Да и, честно говоря, я просто боялся торопиться, боялся поспешить, а потом пожалеть.
Чего я ждал? Я ждал худшего или лучшего? Я сам уже не понимал, понимал лишь то, что все для меня чересчур запуталось. Все мои ожидания, все мои эмоции. Я знал, что стал слабее, но при этом я не был бессилен. Я знал, что должен держаться, и я делал это, я старался, как только мог.
Увидев, что доктор собирается говорить, я, кажется, перестал дышать, я застыл, до боли сжав кулаки. Я был готов падать, я был готов к свободному полету, я был готов разбиться. Я был готов слушать. Я был готов узнать. Я был готов... и, наверное, мог бы повторить это еще сотню или даже тысячу раз, но все равно моя готовность – всего лишь ложь.
Самовнушение помогает во что-то поверить, помогает чувствовать себя уверенней, но самовнушение никогда не сделает правдой то, что на самом деле ей не является. Так же и я никогда не смог бы быть готовым услышать худшее хотя бы по той причине, что я желаю только лучшего для Джерарда. Кем бы он ни был, что бы он ни сделал, для меня он оставался моим прекрасным художником, тем единственным человеком, который заставлял сердце биться чаще, который действительно многое значил для меня.
Можно ли было быть готовым узнать о его смерти, что его больше нет? Можно ли? Но все же я проявлял свою стойкость, не позволяя эмоциям взять верх над собой. Путей для отступления не было, но я и не собирался отступать, я собирался слушать, во всяком случае, хотя бы слышать.
«Просто пообещай мне, что справишься, ты ведь достаточно сильный для этого».
И я был обязан держаться, идти вперед, несмотря на боль. Я не собирался сдаваться, я не собирался оставаться поверженным судьбой.
Еще одна миллисекунда и... Детонация. Прими все, как есть, Фрэнк. Я повторял себе эти слова без остановки.
«Он жив», - первое, что услышал я перед тем, как из уст доктора посыпались медицинские термины.
Я думал, мне послышалось, я почти не слушал дальше, мой мозг, как будто попросту перестал воспринимать какие-либо звуки, я просто пытался осознать то, что услышал.
Он жив.
И что дальше?
Наверное, это подарок. А может быть, это проклятие?
«Я не хочу больше просыпаться, не хочу встречать новый день».
Он не хотел, но встретил его снова, пусть даже сам вряд ли знает об этом. Он был жив, но находился в бессознательном состоянии.
И спустя три дня ничего не изменилось.
Джерарда подключили к аппарату искусственного поддержания жизни, благодаря которому его грудь все еще мерно, почти незаметно вздымается под белой больничной рубашкой, а сердце выстукивает свой монотонный ритм.
Какие прогнозы врачей? Да никаких. Время покажет – вот и весь прогноз.
- Привет, Джи, - я грустно улыбнулся, приставляя стул к его кровати, стараясь особо не обращать внимания на торчащие трубки и всяческие приборы. Не обращать внимания ни на что, чтоб думать, что Джерард просто спит. Я мягко положил свою руку на тыльную сторону его ладони, накрывая ее и закрывая глаза. – Мне так не хватает тебя, - я то ли прошептал это, то ли прохрипел, обессилено опуская голову. – Я скучаю больше, чем ты мог бы себе представить. Я так жду, когда ты снова откроешь глаза... я так жду тебя. Все будет совсем по-другому, когда ты проснешься. Я обещаю. Если захочешь, мы уедем к черту из этого города, куда ты захочешь, куда угодно... – я замолчал, переводя взгляд на такое умиротворенное и спокойное лицо Джерарда.
Он ведь даже не слышит меня, он, наверное, ничего не чувствует, возможно, и не знает, что я сейчас рядом. Фактически он жив, но если бы от этого что-то становилось легче и проще, если бы от этого моя боль хоть немного утихла.
Всего лишь четвертый день и кто знает, сколько еще таких дней пройдет, кто знает, сколько еще мне понадобится ждать.
Я могу сидеть так около часа, иногда даже дольше, просто сидеть рядом с Джерардом, легонько касаться его руки, закрывать глаза и представлять, как он улыбается. А потом открывать глаза и видеть лишь его неподвижное тело. Это так страшно, так мучительно больно, но отказаться приходить сюда каждый день я даже не думал. Я должен быть с ним, с любым... я хочу быть с ним. До конца. Как бы все не сложилось, я буду рядом, пока не опустится занавес. Иначе не получится, иначе просто невозможно.
Я тяжело вздохнул, переворачивая ладонь Джерарда и почти невесомо касаясь его кончиков пальцев своими до появления такого приятного легкого щекочущего ощущения.
- Когда я встретил тебя, ты казался мне таким неудачником... И думаешь, мало я таких встречал на этих чертовых улицах почти каждый день? Может, некоторые даже были одеты так же, как и ты: грязная поношенная куртка болотного цвета, ты ведь наверняка помнишь? Но ты был другим изначально, и я это заметил... а потом ты стал особенным для меня, ты стал всем для меня. Среди десятков парней в болотных ветровках я выбрал именно тебя. И я не жалею. Даже несмотря на все, через что, нам пришлось пройти, я ничуть не жалею. Ты прекрасен – жаль, что ты сам никогда не мог это осознать, увидеть в себе, - я замолчал, медленно поднимаясь со стула и устало пожимая плечами. – Просто не бросай меня, Джи. Пожалуйста, - не больше пары секунд я простоял над кроватью Джерарда, блуждая взглядом по его лицу до тех пор, пока это не стало невыносимым.
Я поджал губы и, рассеяно махнув рукой на прощание, направился в сторону двери.
А дальше будет происходить то, что уже успело приестся, то, что и есть той жизнью, которой я теперь живу. Я поеду домой, постараюсь скорее уснуть, но в итоге засну только к часу ночи, потом проснусь рано утром, чтоб пойти на работу, а вечером снова появлюсь здесь. Все снова повторится и, может, так повторится еще сотню раз, но мне это нужно. Здесь моя последняя надежда, слишком ценная и хрупкая, чтоб просто так ее оставить, чтоб просто так забыть.
- Мистер Айеро, - вдруг позвала меня Жизель, спешащая ко мне навстречу, как только я вышел из палаты Джерарда. – Фрэнк, добрый вечер! Пока Вы не ушли... там кое-кто пришел и, насколько я поняла, он хочет о чем-то с Вами поговорить, - она улыбнулась и, пользуясь моим смятением, тут же продолжила, решив не ждать ответа. – Этот человек в комнате для ожиданий... Я бы Вас провела, но мне действительно надо спешить. Думаю, Вы помните дорогу, - быстро заговорила она и, кивнув мне, тут же убежала по своим делам.
Замечательно. Единственное, чего мне сейчас очень не хватает, так это таинственного гостя... Но все же я решил пойти в зал ожиданий, наверное, просто из интереса, но точно не из желания с кем-то болтать. А когда я увидел, кто именно меня ждал, то и мой интерес тут же куда-то улетучился.
Захотелось развернуться и уйти прочь, не здороваясь, не говоря ни слова, просто бросить холодный взгляд, полный призрения, и уйти. Но в следующий момент я понял, что во мне слишком мало равнодушия для такого рода жеста и слишком много злости. Слишком много ненависти, на которую, наверное, глупо и бессмысленно размениваться сейчас, но если задать самому себе вопрос, есть ли у меня причины ненавидеть этого человека, ответ был бы очевиден.
- Какого черта ты заявился сюда? – грубо проговорил я, все еще стоя у входа в комнату, общаясь к парню, стоящему у книжной полки и рассматривающему книги. Он повернулся в мою сторону, обреченно вздохнув, но некоторое время ничего не отвечая, словно сам еще не нашел нужный ответ.
- Кто-то из родственников должен был приехать, - пояснил парень, видимо, не найдя объяснения получше.
Да, это Майки Уэй, тот самый единственный брат Джерарда, или только жалкая пародия на брата. Жалкая пародия на того, кем он никогда не был, но должен был быть.
- Приехал? Ну, так если ты уже выполнил свою миссию, то теперь можешь уезжать, - махнув рукой, сказал я, подходя к парню. С каждым шагом медленно приближаясь к нему и все больше и больше закипая от гнева. – И я без понятия, о чем тебе хочется со мной говорить. Ты действительно считаешь, что есть хоть что-нибудь, что я захочу обсудить именно с тобой?
- Фрэнк, мне очень жаль, что такое произошло... Мне все рассказали про аварию, и мне сказали, что в крови Джерарда нашли героин. И, возможно, именно из-за этого он и бросился под машину, - Майки говорил это так, как будто взялся за собственное расследование, как будто в его руках есть все факты, и сейчас он имеет полное право тыкать мне ими в лицо.
Но главное, даже не это, а то, как равнодушно и сухо звучал его голос, как лживо звучало его «мне очень жаль». Была ли тут хоть капля жалости или сочувствия?
Я быстро сократил расстояние между нами до минимума, так что Майки пришлось буквально вжаться в стену, смотря прямо мне в глаза. Я вижу, что он растерян, может, даже напуган, и, наверное, это правильно, потому что кто, черт возьми, сейчас остановит меня в этой комнате, где нет никого кроме нас двоих, если я не удержусь и захочу превратить его лицо в кровавое месиво.
Он заслужил эту агрессию, может быть, не меньше, чем я, а, может, и больше. Если кто-то и считает меня ужасным и отвратительным человеком, я не стану с этим спорить, в конце концов, это справедливо, да и я никогда не скрывал, кем я являюсь, я не пытался казаться лучше. Я всегда был тем, кем я был, я не притворялся, и когда что-то менялось во мне – это было правдой. Я – это то, что я чувствую. И это главная разница между мной и Майки.
Он не лучше меня, и в нем не меньше грязи, грязи, которую он лелеет внутри себя, о которой никому не дает узнать.
«Фрэнк, мне очень жаль», - и я правда должен был в это поверить, когда в его глазах я вижу, что эти слова не значат для него ровным счетом ничего. В них нет смысла, они пусты.
- Тебе не жаль и ты ничерта не знаешь. Тебя ведь не было рядом! Ты не знаешь, что происходило с Джерардом, потому оставь себе свои догадки и предположения – они больше никому не интересны, - сквозь зубы проговорил я, все так же прожигая Майки взглядом.
- Я понимаю, что вы с Джерардом были очень близки и... – он не успел договорить, потому что я, как только услышал сказанное им, просто не смог сдержать смеха. Истерического, такого ненормального, пугающего.
Я просто смеялся и смеялся, чуть ли не до слез, замечая замешательство Майки. Я смеялся до тех пор, пока от моего смеха не осталась лишь одна ядовитая улыбка, как пренебрежение и насмешка. Улыбка моей горечи и ненависти.
- Ты серьезно? Очень близки? – я замолчал, пытаясь найти хоть какую-то долю понимания в этих равнодушных глазах прямо напротив меня. Что ж, безуспешно, и тогда я заговорил снова. – Я единственный, кто любил его и любит до сих пор. Ты вообще понимаешь, что это значит, быть на самом деле близким кому-то, ты когда-то в своей гребаной жизни это чувствовал?
- Речь не обо мне, Фрэнк, - Майки все еще пытался придать этому разговору те форму и вид, которые он запланировал изначально, но как же глупо надеяться, что ему это удастся.
Не тот случай, и я явно не тот человек, с которым у его плана есть хоть малейшие шансы.
Я явно не тот человек, с которым ему будет комфортно, который примет его правила игры.
Он явно не тот человек, которому я готов уступить, он далеко не тот человек.
- Речь о тебе, Майки, - я специально выделил его имя, когда говорил. – Потому что ты не способен понять проблему, ты не способен даже увидеть ее. В чем ты хочешь меня убедить? Что нового ты способен мне рассказать? Все, о чем ты способен думать это – героин, героин, героин. Тебе все равно, что с твоим братом, ты лишь тешишь себя мыслью, что ты оказался прав, ведь ты же говорил, что Джерард вернется к героину. Но ты ведь ни разу не задавал себе вопрос, что его привело к нему, почему он ввязался во все это? Ведь я прав, да?
- Он ввязался в это, потому что он слаб. Он же предал и тебя тоже, он всех вокруг предал ради героина, - уверенно сказал он, на что я медленно покачал головой.
- Нет, - спокойно ответил я. – Ты и правда не понимаешь о чем я? Я объясню тебе... Это ты сделал Джерарда таким, ты и твоя семья. Он нуждался в поддержке, он хотел, чтоб кто-то верил в него, чтоб кто-то им гордился, чтоб кто-то его любил. И я стал его поддержкой, его верой и его любовью, но, знаешь, иногда даже этого недостаточно, чтоб чувствовать себя сильным. Для него этого не было достаточно. Ему нужен был родной брат, нужно было твое понимание, но ты бросил его. Даже, когда он стал чист, ты четко давал понять, что между вами нет ничего общего. Джерарда угнетало это, пусть он никогда и не затрагивал эту тему, но ему было больно осознавать тот факт, что его семья не хочет даже знать его. Он не из тех, кто может со всем справиться сам, для кого одиночество – не такая уж большая проблема. Конечно, он был слаб. А я не смог его уберечь. Все это намного тяжелее, чем кажется, и ты вряд ли когда-нибудь поймешь... – я говорил, прекрасно осознавая, что никакие слова и доводы не подействуют на человека, не желающего признать истину. Не ту фальшивую истину, которую он себе придумал и в которой он привык жить, а настоящую.
Я не хочу ничего доказывать, я просто хочу обнажить для него всю боль, заставить его к ней прикоснуться, не оставить выбора.
Его вина – это его боль.
Надеюсь, он ощущает ее жжение, надеюсь, оно будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Может быть, когда-нибудь Майки пожалеет о своих поступках, может быть, когда-нибудь будет просить прощения у Бога и молиться в церкви. Говорят, что Бог прощает всех, и пусть – это не мое дело. Пусть священники простят ему все его грехи – это их обязанность. Но не моя, и я никогда не смогу простить, даже если так было бы действительно правильно.
Майки все так же стоит, ничего не отвечая и не пытаясь заговорить о чем-то другом, он просто молчит, всячески избегая зрительного контакта со мной. Избегая неизбежного. Потому что сейчас я не собираюсь никуда исчезать.
Я собираюсь наносить новые раны, превращать царапины в глубокие порезы, я хочу, чтоб он чувствовал.
Никому уже не нужно его сострадание, никому нет толку от его любви, которой давно не существует, всем плевать на его благородство. Но он должен чувствовать что-то, что-то чертовски сильное, что-то давящее на него, что-то уничтожающее, что-то, что так просто не пройдет, даже если Майки изо всех сил будет пытаться этому противостоять.
Возможно, это похоже на месть, возможно, это что-то вроде правосудия, но я не буду милосердным и не буду добропорядочным. Мы все в чем-то по-своему виноваты: и я, и Джерард, и Майки. Никто не может остаться безгрешным, но тогда почему бы Майки не открыть глаза на свои ошибки, почему бы не справляться самому со своей виной. Я отдаю ему ее, я открываю ему глаза. И мне нет дела, что там на это скажет ваш Бог, я не знаю, на что по его законам я имею право, но я и не живу по его законам. Я не верю в его законы.
- Хочешь увидеть Джерарда? – тихо, словно украдкой, спросил я, когда наше молчание затянулось.
Я тут же заметил вспышку страха в глазах Майки, практически мимолетную, но я видел ее, и того, что я видел, уже не вернуть назад. Я не удивлен, что он боится хотя бы находиться в одной комнате со своим братом сейчас. Для этого, скорее всего, найдется немало причин, среди которых, возможно, есть и те, о которых и я не могу знать.
- Я не... – неуверенно проговорил Майки, предательски запинаясь и с трудом выдавливая из себя самые простые слова. – Я не знаю, - выдохнул он с заметным облегчением.
- Ты не хочешь. Потому что тебе стыдно. Потому что тебе не хочется подавиться остатками своей жалкой гордости, видя погибающую жизнь своего брата, которую ты мог спасти в свое время. Или хотя бы попробовать. Но ты ведь не стал себя утруждать, и ты не станешь усугублять свое положение сейчас. Всегда проще отвернуться, - я говорил, и мой голос звучал ровно и безжалостно.
Я не хочу быть мягок, я не хочу облегчить его роль в этой истории. Пусть попробует почувствовать хотя бы отголоски той боли, которую чувствовал Джерард, которую чувствую я.
- Ничего уже не исправить, Фрэнк. И я не собираюсь ничего исправлять, - по крайней мере, хоть что-то Майки сказал, будучи предельно честным. - Думаю, нам обоим хочется поскорее закончить этот разговор.
- Мне хотелось его и не начинать, мне хотелось, чтоб ты вообще не появлялся тут, если быть откровенным, - с явным раздражением и открытой неприязнью сказал я.
Наш разговор изначально не удавался, да и до сих пор я не очень-то понимаю, зачем Майки это затеял. Просто так прийти сюда, специально, чтоб выслушать все, что я ему наговорил? Не думаю, что он стал бы лететь из другой страны, если бы у него не было совсем никаких целей.
Тогда в чем причина?
- А теперь ты должен выслушать меня, и я избавлю тебя от своего общества, - со стальной уверенностью проговорил Майки, и я лишь согласно кивнул, решив, что сейчас нет смысла спорить. – Мы с родителями обсуждали все, что произошло, и будет правильно, если ты узнаешь... – он сделал короткую паузу, а я продолжил выжидающе смотреть на него, перебирая в голове всевозможные варианты того, что Майки может мне сказать. – Я буду вынужден отключить Джерарда от аппарата, через три дня, если он не придет в себя.
Неприятное головокружение, и вдруг стало нечем дышать.
Что я почувствовал после этих слов? Все и сразу, а потом моя душа, словно превратилась в бездонную черную дыру, поглощая все мои эмоции и чувства. Это больше, чем пустота, больше, чем отчаяние.
Трех дней слишком мало, да и разве кто-то имеет право сейчас отбирать у меня эти последние частички надежды, последнее, за что я хватаюсь сейчас.
- Ты убьешь его... – чуть ли не прошептал я, с ужасом смотря Майки в глаза.
- Он уже мертв. Его органы функционируют только потому что машина работает и не позволяет сердцу остановиться, - совершенно беспристрастно ответил мне парень.
- Надо подождать еще немного, надо дать его жизни шанс...
- Фрэнк, ты и сам знаешь, что шансы минимальны, - вздохнул он.
И тогда я понял, что я должен сделать, на что я должен пойти.
- Передай мне право отключить его аппарат, - решительно сказал я. – Когда придет время, я сам сделаю это.
53
Soundtrack: Deftones – Change (In The House of Flies)
