Глава 24. — О, я хочу взглянуть только одним глазком, — простонала Бонни, смотря на забытый альбом, в котором Леди Ульма нарисовала их роскошные наряды для первого

 

— О, я хочу взглянуть только одним глазком, — простонала Бонни, смотря на забытый альбом, в котором Леди Ульма нарисовала их роскошные наряды для первого приема, который должен состояться сегодня вечером.

Кроме того, на расстоянии вытянутой руки, лежали квадратные образцы кусков ткани из блестящего атласа, струящегося шелка, прозрачной кисеи и мягкого, роскошного бархата.

— У тебя будет возможность посмотреть на это на последней примерке через час, и в этот раз двумя глазами! — засмеялась Елена. — Но не забывайте, что сегодня вечером не время для игр. Мы должны будем станцевать несколько танцев, конечно…

— Конечно! — с упоением повторила Бонни. — Но наша цель — найти ключ. Первая половинка двойного лисьего ключа. Мне бы только хотелось иметь звездный шар, который показал бы нам интерьер дома, в который мы сегодня поедем.

— Что ж, мы достаточно много о нем знаем; мы можем обсуждать его и пытаться представить, — сказала Мередит.

Елена, крутившая в руках звездный шар с воспоминанием другого дома, положила слегка туманную сферу и сказала:

— Хорошо. Давайте пораскинем мозгами.

— Можно мне присоединиться? — спросил со стороны двери тихий, колеблющийся голос.

Девушки, вставая, повернулись, чтобы поздороваться с улыбающейся Леди Ульмой.

Перед тем как сесть на стул, она очень искренне обняла Елену и поцеловала в щеку, и Елена не смогла удержаться от сравнения женщины, которую они видели у доктора Меггара, с изящной дамой, которой она стала теперь. В то время она была практически кожа да кости, с глазами робкого дикого существа, выражающими огромное переутомление, одетая в женский халат и мужские домашние тапочки. Теперь же она напомнила Елене Римскую матрону — с ее спокойным лицом, которое начинало округлятся под венцом блестящих темных кос, удерживаемых гребешками с драгоценными камнями.

Ее тело тоже округлилось, особенно ее живот, хотя она сохраняла свою природную грацию, садясь на бархатный стул. На ней было надето платье из шелка-сырца шафранового цвета, и нижняя юбка мерцающего абрикосового цвета, отделанная бахромой.

— Мы так взволнованны предстоящей вечерней примеркой, — сказала Елена, кивнув в сторону альбома.

— Я сама взволнована, как ребенок, — призналась Леди Ульма. — Я только желаю, что смогу сделать хоть десятую часть того, что сделали вы для меня.

— Вы уже сделали, — сказала Елена. — И если мы сможем найти лисьи ключи, то это будет только благодаря тому, что вы так сильно нам помогли. И это… Я не могу выразить словами, как много значит для меня, — она закончила практически шепотом.

— Но вы никогда не предполагали, что я смогу вам помочь, когда нарушали закон ради испорченной рабыни. Вы просто хотели спасти меня, и сама сильно пострадали из-за этого, — тихо отозвалась Ульма.

Елена шевельнулась, чувствуя себя неловко. От пореза пересекавшего ее лицо остался только тонкий белый шрам вдоль скулы. Раньше, когда она впервые возвратился на Землю из загробной жизни — она была бы в состоянии избавиться от шрама простым использованием Силы. Но теперь, хоть она и мог направить свою Силу через все тело и использовать это, чтобы усилить чувства, она не могла подчинить ее своим желаниям в любых других формах.

Вдруг она задумалась, представив ту Елену, которая стояла на автомобильной парковке Старшей школы Роберта И. Ли и «пускала слюни» на «Порше», она бы считала царапину на лице — величайшей катастрофой в ее жизни. Но помимо всех почестей она приобрела — прозвище от Деймона «белая рана чести» и уверенность в том, что это так незначительно для Стефана, поскольку шрам на его скуле для нее не имел бы значения, и она полагала, что она просто не смогла бы относится к этому очень серьезно.

«Я уже не тот человек, которым я была раньше», — думала она. — «И я рада».

— Ничего, сказала она, игнорируя боль в ноге, которая все еще беспокоила ее время от времени. — Давайте поговорим о Серебряном Соловье и ее торжестве.

— Верно, — сказала Мередит — Что мы знаем о ней? Елена, повторишь снова подсказку?

— Слова Мисао: «Если бы я сказал, что одна из половинок в серебряном инструменте соловья, навело бы тебя это на какую-нибудь идею?» — или что-то в этом роде, — Елена послушно повторила.

Они все знали слова наизусть, но это была часть ритуала каждый раз, когда они обсуждали это.

— И «Серебряный Соловей» это прозвище Леди Фазины Дарлей и все в Темном Измерении знают это! — кричала Бонни, хлопая в свои маленькие ладоши в явном восхищении.

— Действительно, это ее прозвище долгое время, данное ей, когда она только прибыла сюда и начала петь и играть на ее арфах с серебряными струнами, — вставила серьезно Леди Ульма.

— И струны арфы нужно настраивать, а настраивают их ключами, — взволнованно продолжила Бонни.

— Да, — Мередит, напротив, говорила медленно и рассудительно, — но ключ, который мы ищем — не настраивает арфу.

— Он похож на него, — Елена положила на стол рядом с собой объект, сделанный из гладкого бледного клена, который выглядел как короткая «T» или, если держать его под углом, как изящно развивающееся дерево с одной короткой горизонтальной ветвью. Я получила это от одного из нанятых Деймоном менестрелей.

Бонни надменно взглянула на ключ.

— Ключ, который мы ищем, может быть ключом для настройки арфы, — настаивала она. — Он может быть использован для множества вещей.

— Не понимаю, каким образом, — упрямилась Мередит.

— Только если они изменяют форму, когда соединяются в одно целое.

— О боже, да, — воскликнула Леди Ульма, будто Мередит выдала очевидную вещь. — Если это магические половинки одного ключа, они почти наверняка изменят свою форму, кода объединятся в одно целое.

— Вы думаете? — спросила Бонни.

— Но если они другой формы, то как, черт возьми, мы поймем что нашли их? — в нетерпении спросила Елена. Все что ее волновало, так это найти то, что поможет спасти им Стефана.

Леди Ульма молчала, и Елена почувствовала себя просто ужасно. Она не хотела выражаться или казаться обеспокоенной перед женщиной, которая с подросткового возраста жила в подчинении и страхе. Елена желала, чтобы Леди Ульма чувствовала себя защищенной и счастливой.

— В любом случае, — быстро продолжила она, — мы знаем одну вещь. Ключ находится в инструменте Серебряного Соловья. Таким образом, он должен быть в арфе Леди Фазины.

— Да, но, — начала Леди Ульма, а потом резко замолчала, прежде чем продолжить.

— Что не так? — ласково спросила Елена.

— О, ничего такого, — поспешно отмахнулась Леди Ульма. — Я просто хотела спросить — хотите ли вы взглянуть на свои платья? На последней примерке я должна удостовериться, что они полностью совершенны, вплоть до малейших стежков.

— О, мы бы с удовольствием! — закричала Бонни, одновременно погружаясь в альбом, в то время как Мередит позвонила в колокольчик, который принесли слуги, поспешно вошедшие и также поспешно вышедшие снова в швейную комнату.

— Я лишь желаю, чтобы Господин Деймон и Лорд Сейдж позволили мне сшить одежду и для них, — печально сказала Леди Ульма Елене.

— О, но Сейдж не собирается идти вместе с нами. И, я уверена, что Деймон будет не против, если ты сошьешь ему черную кожаную куртку, черную рубашку, черные джинсы и черные ботинки, такие же, в каких он ходит каждый день. Тогда он был бы счастлив, надеть твою одежду.

Леди Ульма рассмеялась.

— Понимаю. Ну, сегодня ночью он увидит достаточно изумительных нарядов, что может изменить его мнение на этот счет. А сейчас давайте зашторим все окна. Примерка должна состояться в помещении при газовом освещении, только тогда мы увидим истинные цвета платьев.

— А я все удивлялась, почему в приглашении было сказано «платья для помещения», — сказала Бонни. — Я подумала, что это из-за дождя.

— то из-за солнца, — ответила Леди Ульма. — Этот ненавистный малиновый свет меняет все цвета: голубой становиться фиолетовым, а желтый — коричневым. Понимаете, никто не будет носить аквамариновый или зеленый на улице — даже ты, с твоими земляничными волосами, к которым эти цвета очень идут.

— Я понимаю. Я могу понять, как это вечновисящее на небе солнце может достать тебя.

— Я сомневаюсь, что ты можешь, — прошептала Леди Ульма, и поспешно продолжила: — пока мы ждем, могу я показать вам то, что я разработала для вашей высокой подруги, которая сомневается во мне?

— О да, пожалуйста! — Бонни протягивала ей альбом.

Леди Ульма взяла его, пролистала и остановилась на странице, которая, казалось, удовлетворила ее. Она взяла ручки и цветные карандаши с видом ребенка добравшегося до любимой игрушки.

— Вот оно, — сказала она, дорисовывая карандашом линии то тут то там, но, держа книгу так, чтобы девочки могли все видеть.

— О, Боже! — прокричала Бонни в шоке, и даже Елена почувствовала, что ее глаза расширяются от удивления.

Девушкой на эскизе определенно была Мередит, с волосами, наполовину забранными наверх, но какое платье было на ней, какое платье! Черное, как эбеновое дерево, без бретелек, оно плотно прилегало к длинной стройной фигуре прекрасно изображенной на эскизе, оно подчеркивало все изгибы и а вырез, который, по мнению Елены, назывался «милое сердечко», увеличивал грудь, которая походила на сердечко-валентинку.

Оно облегало фигуру до колен, где начинало сильно расширяться.

— Платье «Русалки», — объяснила Леди Ульма, удовлетворенная своим эскизом. — А вот и оно, — добавила она, и несколько швей вошли в комнату, неся чудесное платье.

Теперь, девушка смогли увидеть материал, которым оказался шикарный черный бархат, усеянный маленькими, металлическими золотистыми блестками. Елена подумала, что это выглядело как ночное небо с тысячами звезд.

— И с этим ты будешь носить этот большой черный оникс и золотые серьги. Этот оникс и золотые гребешки, для поддержания прически, и еще браслеты и кольца, которые Люсьен сделал специально для этого, — продолжила Леди Ульма.

Елена осознала, что, должно быть несколько минут назад, в комнату вошел Люсьен.

Она улыбнулась ему, и затем ее взгляд упал на трехъярусный поднос, который он держал.

На верхнем ярусе, в оправе из слоновой кости лежало два оникса, еще там был бриллиантовый браслет и кольцо с алмазом, от вида всего этого она чуть не упала в обморок.

Мередит осматривала комнату, как будто она присутствовала на чьем-то личном разговоре, и не знала куда деться. Тогда она перевела взгляд от платья на драгоценности и снова на Леди Ульму. Мередит была не из тех, кто легко терял самообладание. Но она просто подошла к Леди Ульме и крепко обняла ее, затем пошла к Люсьену и осторожно положила свою руку на его плечо. Было ясно, что она не могла говорить.

Бонни глазами знатока изучала эскиз:

— Эти парные браслеты были изготовлены специально для этого платья, не так ли? — спросила она с заговорщицким видом.

К удивлению Елены Леди Ульма была смущена. Она медленно произнесла:

— Правда в том… в том, что мисс Мередит… раб. Все рабы обязаны носить своего рода символические наручники, когда находятся вне своего поместья.

Она отвела глаза и уставилась в полированные деревянные половицы. Ее щеки порозовели.

— Леди Ульма, пожалуйста, не думайте что это важно для нас.

Глаза Леди Ульмы сверкнули, когда она подняла голову:

— Не важно?

— Ну, — сказала Елена, — это действительно неважно… потому что, с этим ничего нельзя поделать, не сейчас.

Конечно, для слуг не были секретом необычные отношения между Деймоном, Еленой, Мередит и Бонни. Даже Леди Ульма не понимала, почему Деймон не освобождает девушек, только на случай что что-то может случиться или Небесные Стражи воспрепятствуют этому. Но девушки заняли твердую позицию на этот счет; по их мнению, это принесло бы неудачу всему их делу.

— Ну, в любом случае, — трещала Бонни, — я думаю, что наручники красивые. Я имею в виду, что едва ли она могла найти что-то более совершенное для этого платья, не так ли? Это был удар по профессиональным чувствам дизайнера. Люсьен скромно улыбнулся, и Леди Ульма одарила его любящим взглядом. Лицо Мередит еще пылало.

— Не знаю, как и благодарить вас, Леди Ульма. Я надену это платье, и сегодня ночью я буду кем-то другим, кем никогда раньше не была. Еще ты изобразила мои волосы забранными наверх. Я никогда не носила такую прическу, — поспешно добавила Мередит.

— Сегодня мы поднимем твои волосы и откроем твой прекрасный лоб с широкими бровями. Это платье подчеркнет твои красивые плечи и руки. Преступление — прикрывать их днем или ночью. А прическа подчеркнет твое экзотическое лицо, а не скроет его! — твердо сказала Леди Ульма.

«Хорошо», — подумала Елена. Они отвлекли ее от предмета, символизирующего ее рабство.

— Мы нанесем тебе легкий макияж — бледно-золотые тени на веки и тушь, чтобы удлинить ресницы. Немного золотистого блеска на губы, но никаких румян; я не думаю, что они нужны молодой девушке. А твоя оливковая кожа прекрасно дополнит картину.

Мередит беспомощно посмотрела на Елену.

— Я обычно не ношу макияж, — сказала она, но они обе понимали, что она побеждена. Задумка Леди Ульмы воплотится в жизнь.

— Не называйте это платье «Русалка», ему больше подходит «Сирена», — проговорила Бонни с энтузиазмом.

— Но нам лучше навести на нее заклятье, чтобы держать подальше морячков-вампиров, — к удивлению Елены, Леди Ульма кивнула. — Моя подруга швея послала за жрецом, чтобы тот благословил всю одежду, и она оберегала вас от того, чтобы вы не стали жертвами вампиров. Если конечно вы разрешите? — она взглянула на Елену и та кивнула.

— Конечно, если не отпугнут от нас Деймона, — добавила она в шутку, и почувствовала, что время остановилось, когда Бонни и Мередит одновременно уставились на нее, надеясь уловить что-нибудь в выражении лица Елены.

Но Елена оставалась беспристрастной, а Леди Ульма продолжила:

— Естественно, что ограничения не будут распространяться на Господина Деймона.

— Естественно, — спокойно сказала Елена.

— А теперь перейдем к наряду самой маленькой красавицы, — сказала Леди Ульма Бонни, и та, краснея, закусила губу. — У меня есть кое-что особенное для тебя. Я очень давно скучала по работе с этим материалом. Я проходила мимо витрины магазина много лет подряд и жаждала купить эту материю и создать из нее что-нибудь изумительное. Вы видите?

Несколько швей подошли к ним, держа платье более легкое и меньших размеров, нежели у Мередит, а между тем Леди Ульма показывала им эскиз. Елена смотрела с изумлением. Материя была великолепна — невероятно — но особенно невообразимо было то, как она скреплена между собой. Текстура платья представляла собой яркого зелено-синего павлина, с удивительно красиво вышитыми горящими глазами над талией.

Карие глаза Бонни расширились еще сильнее.

— Это для меня? — выдохнула она, практически боясь прикоснуться к ткани.

— Да, и мы уберем твои волосы со спины, так чтобы ты выглядела также утонченно, как и твоя подруга. Давай, примерь его. Я думаю, тебе понравиться, как ты будешь выглядеть в этом платье.

Люсьен вышел и Мередит надела на себя платье-русалку. Бонни радостно принялась раздеваться. Леди Ульма, как оказалось, была права. Бонни понравилось, как она выглядела в этот вечер. Сейчас на нее наносились последние штрихи, такие как несколько капель духов с ароматом розы и цитрусовых, изготовленных специально для нее

Она стояла перед огромным зеркалом, всего за несколько минут до того, как они отправятся на празднество, которое устраивала Фазина — Серебряный Соловей.

Бонни слегка повернулась, с трепетом глядя на свое платье. Ее лиф был сделан, или казалось, что был сделан, целиком из павлиньих перьев, которые собирались на талии, демонстрируя ее миниатюрность. Еще один каскад более крупных перьев струился от талии вниз спереди и сзади. Со спины был небольшой шлейф из павлиньих перьев на изумрудном шелке. Спереди, под крупным каскадом направленных вниз перьев, красовалась выполненная золотом и серебром вышивка из стилизованных перевернутых контурных перьев, струящихся до самого подола, окаймленного тончайшей золотой парчой.

И как будто этого было недостаточно, у Леди Ульмы был веер из настоящих павлиньих перьев, вставленных в ярко-зеленую нефритовую ручку, с кисточкой на конце, на которой тихо звенели нефритовая, топазовая и изумрудная подвески. На шее Бонни красовалось нефритовое ожерелье, инкрустированное изумрудами, сапфирами и ляпис-лазурью. На запястьях у нее были наручники из нефрита и изумруда — символ ее рабства, и они щелкали каждый раз, как она двигалась. Но Бонни не могла долго задерживать на них взгляд, и не могла призвать надлежащую ненависть к ним.

Она думала о том, что пришел специальный парикмахер для того, чтобы выпрямить земляничные кудри Бонни до состояния пока они, потемневшие до истинно красного, не были гладко прилизаны к ее голове, и закреплены нефритовым и изумрудным зажимами. Ее лицо формы сердца никогда не выглядело настолько зрелым, настолько сложным. К изумрудным векам с накрашенными ресницами Леди Ульма добавила яркую красную помаду и, нарушив свое правило, все-таки добавила ей румян на щеки. Это выглядело так, словно на полупрозрачной коже Бонни проступил румянец от комплимента.

Изящно вырезанные нефритовые сережки с золотыми колокольчиками внутри завершали ансамбль, и Бонни чувствовала, будто она была Принцессой Древнего Востока.

— Это действительно какое-то чудо. Обычно я похожу на эльфа, пытающегося нарядится черлидером или цветочницей, — говорила она, целуя Леди Ульму снова и снова, восхищенная тем, что помада осталась на ее губах, а не на щеках женщины. — Но сегодня я выгляжу как молодая женщина.

Она бы продолжала лепетать, не в состоянии остановить себя, даже видя как Леди Ульма уже пыталась осторожно стряхивать слезы со своих глаз, но в этот момент в комнату зашла Елена и она ахнула.

Платье Елены было завершено только во второй половине дня, поэтому Бонни видела его лишь на эскизе. Но он не в состоянии был передать, как платье будет смотреться непосредственно на Елене. Бонни в тайне задавалась вопросом, понадеялась ли Леди Ульма на естественную красоту Елены и надеялась ли, что Елена будет в таком же восторге от своего платья, как Бонни и Мередит от своих. Теперь Бонни поняла.

— Оно называется «Платьем Богини», — объяснила Леди Ульма всем, ошеломленно притихшим, когда Елена вошла в комнату, и Бонни подумала, что если богини когда-либо жили на горе Олимп, они бы хотели одеваться именно так.

Фокус платья был в его простоте. Оно было сделано из молочно-белого шелка с изящно плиссированной талией (Леди Ульмы назвала такую плиссировку «рачингом»), которая держала две простые части лифа, образующие V-образный вырез, демонстрируя персикового цвета кожу Елены между ними.

Лиф, в свою очередь, держался на плечах двумя застежками, золотыми, инкрустированными перламутровыми жемчужинами и бриллиантами. От талии юбка ниспадала изящными складками вплоть до сандалий Елены, также изготовленных из золота, жемчуга и бриллиантов. На спине ткань, скрепленная пряжками, становилась тонкими бретелями, скрещиваясь на спине, чтобы вновь встретиться на плиссированной талии. Такое простое платье, но такое великолепное на правильной девушке.

На шее Елены было изящной работы ожерелье из золота и жемчуга в форме бабочки и с таким количеством бриллиантов, что с каждым ее движением они загорались разноцветными огнями. Там же висел и алмазный кулон с ляписом, который подарил ей Стефан, так как она наотрез отказалась снять его. Это было не важно. Бабочка полностью скрывала подвеску. На каждом запястье Елены также были наручники из золота и жемчуга с бриллиантами, сочетающиеся с ожерельем.

И это было все.

Волосы Елены расчесали наверно сотню раз, в результате чего они ниспадали на ее плечи золотистыми мягкими волнами, на ее губы нанесли нежно-розовую помаду. Но ее лицо, с темными густыми ресницами и светлыми изогнутыми бровями, на котором ее розовые губы приоткрылись от волнения, окрасив щеки в яркий цвет, осталось абсолютно нетронуто. Ниспадающие каскадом алмазные серьги виднелись сквозь ее золотые локоны. Она сведет их с ума, подумала Бонни, глядя на платье с завистью, но не с ревностью, а скорее наслаждаюсь мыслью о том, какой фурор произведет Елена.

— Ее платье намного проще чем наши с Мередит, но мы опять будем в ее тени, — все же Бонни считала, что Мередит никогда не выглядела лучше или более экзотично.

Она также никогда не подозревала, о потрясающей фигуре Мередит, несмотря на широкий ассортимент у той дизайнерской одежды. Мередит пожала плечами, когда Бонни сказала ей это.

У нее тоже был веер — черный, лаковый, складывающийся. Она раскрыла и захлопнула его вновь, умышленно задев ее подбородок.

— Мы в руках гения, — сказала она просто. — Но мы не должны забывать для чего мы здесь на самом деле.