Каменные кресты Новгорода и Пскова XIII-XVI вв.Исследователи русских древностей еще в начале нашего века отмечали как Каменные интересное явление, характерное для Новгородско-Псковских земель, наличие там кресты каменных крестов различной формы, вида и назначения (См.: А. А. Спицын, Заметки о каменных крестах преимущественно новгородских. - ЗОРСА, т. VI, вып. 1, Спб., 1903; И. А. Шляпкин, Древние русские кресты. I. Кресты новгородские, Спб., 1906. Само начертание на Руси креста голгофского типа довольно древнего происхождения. В Псковском историко-художественном и архитектурном музее-заповеднике хранится серый гранитный камень со знаком голгофского восьмиконечного креста со ступенчатым основанием. Камень этот (из села Чудская Рудница Гдовского района Псковской области) считается одним из камней с могил воинов, павших во время Ледового побоища на льду Чудского озера. Кресты голгофские рельефные известны на башнях крепости в Изборске, где они могут быть точно датированы 1310-1330 гг. (см.: В. В. Косточкин, Строительная биография Изборска. - Журн. "Советская археология", 1959, № 1, стр. 136)). Кресты эти нигде в других русских княжествах массового распространения в XIII-XVI вв. не получили. XIII-XVI И если кое-где их можно обнаружить, то это единичное исключение, видимо, не снимает их преимущественно новгородского происхождения. Только в XVII в. белокаменные кресты появляются и в Киеве, и в бассейнах Оки и Верхней Волги, и в Московской Руси. Кресты, о которых пойдет речь, создавались в Новгороде и Пскове в период XIII-XVI вв. в большинстве своем из местного серо-зеленоватого плитняка. Если они предназначались для надгробных памятников, тогда их нижний конец был относительно длиннее и оканчивался клинообразным шипом, стержнем, или затесом, который и вставлялся в продолбленную выемку округлого валуна, служившего такому надмогильному кресту основанием и в то же время изображавшего каноническую "голгофу". Такие валуны, как и кресты с шипами, неоднократно обнаруживались в Новгороде на Ярославовом дворище, в Антониевом и Юрьевом монастырях. В Пскове такие кресты и валуны, кроме тех, что собраны в самом Псковском историко-художественном и архитектурном музее-заповеднике, бытуют и на древних кладбищах (конечно, уже будучи переставленными на современные могилы); есть они и в Изборске, в окрестностях Чудского озера и других местах. Однако типы крестов в Пскове и Новгороде имеют отличие: кресты псковские, главным образом четырехконечные, очень тяжелые, грубоватых пропорций, прямые или иногда с едва намеченным расширением всех четырех концов от средо-крестия к краям, скорей приближаются к типу латинского креста. Кресты, более известные как новгородские (впрочем, они попадаются и в Пскове, хотя завезти их могли туда и позже), скорей могут быть названы греческими (византийскими), так как там чаще встречаются равноконечные формы с отчетливо выраженным секирообразным расширением концов, причем часто края всех четырех концов, расширяясь, описывают дугу, концы их соединяются дужками и крест оказывается как бы вписанным в круг. Некоторые из них очень гармоничны и красивы по форме. Кроме того, на самих крестах - и новгородских и псковских - на средо-крестии, как правило, изображаются путем врезанного рисунка так называемые голгофские восьмиконечные кресты с дугообразным или ступенчатым основанием, вокруг которых располагаются буквы с типичными для надписей той эпохи сокращениями, обозначающие слова обязательной религиозной формулы: "Иисус Христос, Царь Славы, Ника". У некоторых древних крестов расположение этих знаков часто бывает неграмотное, даже хаотическое по разбросанности слогов. Иногда встречаются и другие надписи, порой очень интересные, уже публиковавшиеся в специальной литературе. Таков находящийся ныне в Софийском соборе Новгорода огромный четырех- Ил. 5 конечный каменный так называемый Воймерицкий крест, стоявший у часовни в деревне Воймерицы, на берегу реки Меты, Любытинского района Новгородской области (по типу близкий к псковским крестам). Опубликован он был А. А. Спицыным, а затем И. А. Шляпкиным еще до революции (см. прим. 39). Сотрудники Новгородского историко-архитектурного музея-заповедника вслед за Спицыным относят его к XII в., тогда как И. А. Шляпкин полагал, что это произведение XIII в. На кресте нет никаких религиозных знаков, нет голгофского креста, но есть довольно хорошо сохранившаяся врезанная надпись, не оставляющая сомнений в его древности и надгробном предназначении (Интересно замечание Спицына по поводу назначения Воймерицкого креста: "...хотя может быть, что крест этот находился на могиле, однако мы относим его и к памятным, так как несомненно, что он поставлен в память какого-то события, связавшего два совсем не родственных имени" (указ. соч., стр. 6)): М(и)роуславо и Лазареви братья и мти Мирослава поставили хрет Славоне дълале.
Нельзя не обратить внимания на интонацию этой надписи, свободной от какого-либо религиозного налета, исполненной достоинства, сознания выполненного долга, выраженной в своеобразном ритме, напоминающем величавые строки летописей или лаконизм рунических текстов. Вспоминаются новгородские серебряные сосуды XII в., где тоже есть близкие по духу авторские подписи: "Братило делал", "Коста делал...". Б. А. Рыбаков, также публиковавший эту надпись, полагает, что указание на то, что "хрст, славоне дълале", означает, что этот крест был выполнен мастерами-крестечниками Славенского конца в Новгороде, часть жителей которого занималась выделкой предметов из камня (См.: Б. А. Рыбаков, Ремесло Древней Руси, стр. 418). Но кресты делались не только для надгробий отдельных могил и скудельниц (Скудельница - общая могила; служила для погребения безродных, бедняков, самоубийц, умерших от голода или массовых эпидемий), а также для освящения древних языческих жальников (Жальник-древнее кладбище из грунтовых могил, обложенных камнями. Встречается почти исключительно в пределах древних новгородских вотчин). Они ставились на дорогах как своеобразные пограничные, путевые вехи и назывались "поклонными"; на берегах рек, отмечая опасные места речных путей, - как лоцманские знаки; на местах боев или каких-либо других важных событий, и тогда их называли "памятными"; вмазывались в церковные стены как "обетные", когда кто-то осуществлял таким способом свое обещание или благодарность богу. До сих пор в стенах старых церквей Пскова и особенно Новгорода можно видеть разбросанные там и сям по внешней стене храма небольшие крестики, вписанные в круг уже упоминавшихся типичных очертаний, глубоко вделанные в стену и сохраненные благодаря этому, хотя часто едва видные из-под позднейших штукатурок. Их наибольшее распространение приходится на XIII-XVI вв., после чего они почти исчезают. В зависимости от значительности повода, возможностей заказчиков и их общественного ранга кресты обетные, памятные и поклонные на особо отмечаемых исторических местах либо в особо почитаемых храмах делались скульпторами-резчиками с большим мастерством. Таков изученный Н. Г. Порфиридовым Боровичский крест, с рельефным деисусом, архангелами Михаилом и Гавриилом и четырьмя святыми, относимый к XIII - началу XIV в., находящийся в ГРМ (См.: Я. Г. Порфиридов, Малоизвестный памятник древнерусской скульптуры. Каменный крест из Боровичей. - В кн. "Древнерусское искусство XV-начала XVI вв.", М., 1963, стр. 184-195, с илл. По сообщению В. К. Лауриной автору этого раздела, в 1940 г. Боровичский крест поступил в ГРМ из Боровичского краеведческого музея, в который он в свою очередь был передан из Троицкого собора в городе Боровичи в 1920 г), где вообще хранится в фондах коллекция новгородских и псковских крестов.
По своему новгородскому типу близок к нему находящийся в Эрмитаже каменный крест из деревни Таровицы XII-XIII вв. с высеченным рельефным голгофским крестом. По форме он мог быть и надгробием. Из примечательных надгробных знаков этого круга нельзя не отметить так называемую Труворову могилу, с огромным (2,28 м) каменным крестом, на древнем кладбище в Изборске, расположенном рядом со знаменитым Труворовым городищем. Надгробие Трувора представляет собой четырехконечный крест со знаком креста голгофского, высеченного на средокрестии, и традиционной формулой (ЦРЬ СЛα IСЪ ХЪ HiKα). Крест, видимо, не старше XIV-XV вв. и не имеет отношения к Трувору не только потому, что Трувор, первый князь Изборска, брат Рюрика, по мнению историков, личность легендарная, но еще и потому, что если бы Трувор и существовал в середине IX в. (по летописи Трувор умер в 864 г.), то креста на его могиле быть не могло, ибо он был еще язычником. Сам крест по типу своему и по материалу (серо-зеленоватый слоистый плитняк), а также по слегка расширяющимся от центра к краям прямолинейным концам вполне псковский. Таковы же и другие старые каменные кресты, встречающиеся на этом же кладбище, на дорогах и огородах Изборска. В часовенке на месте застроенной скудельницы есть также каменные кресты, видимо, XIV-XV вв. Крест на братской могиле воинов, павших в 1657 г., что под стеной Изборской крепости на склоне, у северо-западного наружного ее угла, сохранил древнюю форму. Недостаточная изученность этих памятников при отсутствии на них датировок, правда, мешает наметить сколько-нибудь убедительную эволюцию формы псковских и новгородских надгробных крестов.
Возле Труворова креста есть еще и две огромные, вросшие в землю плиты из того же местного камня, представляющие собой довольно загадочные памятники. Одна из них имеет у края выемку, по масштабу подходящую к размерам нижнего конца самого Труворова креста, когда-то, вероятно, на этой плите и укрепленного (в данное время он стоит рядом, врытый в позднюю могилу). На этой же плите высечены еще два знака: треугольник с вписанным в него крестом и как бы "лесенка" из тринадцати линий. На другой плите, примерно равной первой, но лежащей как бы поперек, хотя и в непосредственной близости от нее, также высечен знак, известный в археологической науке под названием вавилон; он состоит в данном случае из трех вписанных друг в друга уменьшающихся квадратов, причем в центре самый маленький имеет от своего угла линию, которая как бы связывает его с углом среднего квадрата, а средний - в свою очередь связан с крайним квадратом четырьмя линиями, идущими от середины сторон. Вавилоны привлекли внимание Б. А. Рыбакова (См.: Б. А. Рыбаков, Архитектурная математика древнерусских зодчих. - Журн. "Советская археология", 1957, № 1, стр. 92. Еще раньше на эти знаки указывал А. А. Спицын, называя их "лабиринтом", когда публиковал в своем исследовании несущую их "плиту Степана" из Тверского музея. Однако Спицын, хотя и говорил, что такие знаки есть на плитах Парфенона, считал их простым орнаментом (указ. соч., стр. 19 - 27). С вавилоном Труворовой плиты сравнивал этот знак и исследователь "плиты Степана" А. Н. Жизневский в своем описании Археологического отдела Тверского музея (М., 1888), однако смысл его он толковал либо как межевой знак, либо как указание, что Степан был убит в поединке. Жизневскии датировал эту плиту XII в., исходя из палеографического анализа. О Труворовом кресте и плитах Изборского кладбища см. также: В. В. Косточкин, Тропой легендарного Трувора, М., 1971, стр. 24-29), посвятившего им и другим подобным знакам интересную статью. Он считает, что такие знаки (а они были найдены на плитах в Таманском городище X-XI вв. и в Старой Рязани в XII в., а также на игральных картах с "тавлеей", найденных в Новгороде и Пскове), возможно, пришли к нам с Востока и означают схему архитектурного плана храма-зиккурата. Последнее замечание подтверждается изображением четырехчастного вавилона на кирпиче из хазарской крепости Саркел, построенной в 834 г. в Херсоне (См.: М И. Артамонов, История хазар, Л., 1962, стр. 303). Изображение вавилона было найдено и на могильной плите болгарского вельможи середины X в. по имени Мостич, что дало основание болгарской исследовательнице В. И. Ивановой за этот знак зодческой мудрости считать его архитектором, может быть, даже строителем мостов (Мостич - могло быть прозвищем (См.: Б. А. Рыбаков, Архитектурная математика древнерусских зодчих. - Журн. "Советская археология", 1957, № 1,стр. 92)). Что касается "лесенки", то на обломках известного "Мраморного плана Рима" так изображались ряды торговых помещений вдоль улицы (См.: М. Е. Сергеенко, Жизнь Древнего Рима, М. -Л., 1964, стр. 71). Таким образом, знаки на плитах, как и сами плиты, видимо, много старше креста, поставленного на этой овеянной древними легендами могиле в пору расцвета псковской независимости и строительства Изборской крепости, чтобы закрепить память о месте и придать ему христианский характер. Несомненно одно: что все ближайшие окрестные урочища, носящие названия "Труворово городище", "Труворова дорога", "Труворова могила", ведут к седой старине и не случайно рождают поэтические сказания о богатырях, дремлющих в Изборской земле, но готовых подняться всегда на ее защиту, "о целебности каменного надгробия Трувора, от прикосновения к которому исцеляются смертельно раненные русские воины" (Цит. по кн.: И. Я. Ларионов, Легенды озера Чудского. Предания Псковской старины, Псков, 1959, стр. 36). Основные скопления крестов-надгробий можно видеть не только в Пскове, Новгороде и их окрестностях, простирающихся главным образом на северо-запад, но и на территории Эстонии и дальше - в Финляндии, а также в Скандинавии и даже Шотландии. Видимо, этот тип надгробия был в эпоху средневековья распространен не только на Руси, но и на Севере Европы. Небольшое количество возможно завезенных новгородских и псковских крестов можно встретить и в других местах русских земель. Чрезвычайно любопытным памятником такого рода является неоднократно публиковавшийся ростовский крест (См.: А. В. Орешников, Памятник XV века в Белой Палате в Ростове, М., 1894, стр. 1 - 12 с илл.; В. Я. Иванов, Ростов Великий, Углич, М., 1964, стр. 21 - 23 с илл.; Т. В. Николаева, Произведения русского прикладного искусства с надписями XV - первой четверти XVI вв. - В кн. "Археология СССР. Свод археологических источников под ред. академика Б. А. Рыбакова", вып. EI-49, М., 1971, стр. 29-30; С. Ямщиков, Новые открытия современных реставраторов, № 1, М., 1973 (без пагинации)), относимый к 1458 г. и поставленный дьяком Стефаном Бородатым над могилой своего сына Ильи. Крест высечен из белого плотного известняка, высотой около метра. Он украшен рельефами и обширной надписью, в которой говорится, что Илья был погребен в церкви Воскресения, за что он, дьяк Стефан, пожертвовал церкви на помин души сына ряд деревень и деньги - 20 рублей. Сохранился памятник очень хорошо, так как, очевидно, был в закрытом помещении, может быть, на паперти, в притворе или под навесом. Ростовская церковь Воскресения, где он впервые был обнаружен, за ветхостью была в 1814 г. разобрана, крест был передан в другую церковь (Факт передачи креста из закрываемой церкви в другую, на наш взгляд, доказательство того, что крест стоял не на кладбище, хотя бы и при церкви, а был где-то внутри храма и числился среди церковного инвентаря. Эта мысль напрашивается и при виде сохранности памятника), а затем уже очутился в Ростовском филиале Государственного Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. Он восьмиконечный, весь покрыт искусными рельефами святых и ангелов. Пропорции всех фигур приближены к натуральным, они, хочется сказать, более "ренессансные", в отличие от удлиненных "готических" пропорций и изломанных очертаний фигур рельефа известного Алексеевского креста XIV в. в Новгороде.
В центре креста изображено распятие с предстоящими четырьмя фигурами: Богоматери, Иоанна Богослова, Иосифа Аримафейского и одной из жен-мироносиц. Ниже, у подножия креста, стоят два традиционных воина с копьем и тростью в руках, но в современных художнику русских кольчугах. Под ногами у них изображена голгофа с Адамовой головой, над распятием же изображены престол уготованный, солнце и луна, архангелы и херувимы, склоняющиеся к Христу. На нижней перекладине креста представлены в рост архидиакон Стефан и пророк Илья - патроны заказчика и его умершего сына, - между ними расположен тщательно высеченный текст. Фигуры сопровождены подробными, хотя и небрежно исполненными, надписями, все же изображение в целом окружено выпуклой рамкой с нанесенным на нее рельефом типа жгута.
При изучении А. В. Орешниковым креста Стефана Бородатого установлена личность этого московского думного дьяка, человека начитанного в летописях, который выполнял при великих князьях Василии Темном и сыне его Иване III ряд весьма ответственных дипломатических поручений. В 1450 г. Стефан Бородатый ездил к польскому королю Казимиру IV, а также дважды ездил в Новгород: с одним рискованным поручением в 1453 г. (Дьяк Стефан Бородатый ездил в Новгород в 1453 г. по поручению князя Василия Темного к Дмитрию Шемяке - врагу князя Василия; в результате этой встречи Дмитрий Шемяка, "поевши курицу, вскоре и скончался..." (цит. по кн.: А. В. Орешников, Памятник XV века в Белой Палате в Ростове, стр. 9 - 10; см. также: С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. IV, М., 1960, "р. 416)) и в 1471 г., уже в княжение Ивана III. Не исключено, что во вторую поездку он мог привезти и крест для могилы сына, умершего в 1458 г. Рельеф креста мог быть выполнен уже на месте в соседнем с Ростовом Троице-Сергиевом монастыре, где в эти годы процветало искусство прославленного резчика-миниатюриста XV в. Амвросия, художественное влияние мастерской которого, естественно, могло быть использовано и монастырскими мастерами каменной резьбы. Что касается самой композиции креста, то аналогией к нему может быть крест, до сих пор стоящий у северо-западного угла Успенского собора Московского Кремля, который и пропорциями и размером почти повторяет ростовский крест. После опубликования его археологом Государственных музеев Московского Кремля Н. С. Шеляпиной (См.: Н. С. Шеляпина, Надгробия митрополитов Киприана и Фотия в Успенском соборе Московского Кремля. - Журн. "Советская археология", 1973, № 4, стр. 233), доказавшей, что этот крест является надгробным, отмечающим с наружной стороны место погребения в соборе митрополита Ионы в 1461 г., наша аналогия обретает сюжетную и хронологическую основу. Таким определяется теперь тип каменного резного надмогильного креста середины XV в.
|
