О том, что рядом ликаны, я узнаю по доносящимся издали голосам и запаху. Особенно явно чувствуется запах того, кого я всем сердцем ненавижу. Иногда мне думается, что ненависть к нему достигает уровня ненависти к твари, что погубила моего отца. С окна родительской комнаты я могу рассмотреть Джонина и Бэкхёна. Они лежат на листьях ближе к поляне, к той поляне, где я стал охотником много лет назад. Лежат и разговаривают, а потом Джонин неожиданно приподнимается на локтях и глядит точно на меня даже через такое расстояние, так, по крайней мере, кажется. Бэкхён о чём-то говорит ему, видно, что быстро выходит из себя, но они не долгие гости в моей части леса, поэтому быстро возвращаются обратно, скрываясь в чаще.
Не представляю, как Чанёль может жить с ним в одном доме, спать в одной кровати, неужели он не чувствует этого запаха псины, который исходит от всех ликанов? Я давно не ощущаю такой явный запах от Джонина, наверное, потому, что ясно ощущаю его собственный запах, да и с годами я, судя по всему, привык, как Чанёль – к запаху Бэкхёна. Наверное, поэтому.
В груди с самого утра живёт какое-то подозрительное чувство тревоги: гнетущее и кажущееся необоснованным. Остаток дня я провожу в отцовском кабинете, пересматривая его старые документы, дневники и книги. На столе до сих пор стоит наша общая фотография, я ещё совсем кроха. Года три, едва себя узнаю и улыбающиеся родители. Папа всегда говорил, что это фото в рамке здесь потому, что это – самый счастливый период в его жизни. Было время, когда мы жили не здесь. Я плохо его помню, мы переехали обратно в наш особняк накануне моего пятилетия. Мы жили у маминых родителей, на юге, на островах, долгие полтора года, папа говорил, что в это время он забыл о том, что он – охотник.
На столе рядом покоится большой бокал Бардо, налитый почти до верха с утра, и сейчас, когда уже перевалило за полночь, почти пустой. За последнее время я провожу в родительском доме слишком много времени, из-за этого я становлюсь сверхчувствительным и сентиментальным, что не играет мне на руку.
Утро встречает просто вопящим чувством тревоги, я просыпаюсь от того, что неожиданно сильно болит в груди. Резко садясь на кровати, я хватаюсь за футболку на груди и неглубоко дышу, пытаясь унять боль. Нужно возвращаться в город, мало ли.
За рулём мне стоит быть осторожным, потому что в груди всё ещё покалывает, я веду небыстро и крупно вздрагиваю, когда знакомой мелодией настойчиво звонит телефон. Экран сообщает, что на связи Старейшина Гильдии охотников собственной персоной и я поспешно принимаю звонок.
- Джунмён. – зовёт в трубку взволнованный, пожилой голос. Первый раз за все годы знакомства наблюдаю его в таком состоянии. – Где ты есть?
- Еду домой с отцовского дома, а что случилось? – интересуюсь я, прижимая телефон плечом к щеке.
- Оборотни, Джунмён… - голос и правда не на шутку взволнованный. – Оборотни в городе, на недостроенном Столичном мосту, сейчас…
- Кто из наших уже там? – я посильнее вдавливаю педаль газа, обгоняя машины и сигналя, чтобы пропускали. Мои номера кричат о том, кто я, и куда я могу спешить.
- Пару рядовых, Сэхун и Чанёль. Мы не были готовы к нападению днём. – отвечает Старейшина.
- Я уже еду туда. Не переживайте, в вашем возрасте это не желательно. Я со всем разберусь. – обещаю я.
- Джунмён…. Там люди. – и тут в груди колет с новой силой.
- Понял. – я сбрасываю звонок, переставляю передачу и снова газую.
Столичный мост – мост, который ещё не достроили. Работы там прекращаются и возобновляются десятки раз за год, и в том состоянии, каким он есть сейчас, он уже пару лет точно. Вся линия проспекта в обе стороны, ведущая к Столичному мосту, перекрыта с самого начала обычной земной полицией. Мою машину легко пропускают, и я поспешно заезжаю на новую дорогу и снова газую. Я выскакиваю из машины, не доезжая до нужного места, поскольку въезд непосредственном на мост перекрыт и устремляюсь бегом ногами. Я ускоряюсь, выбегая на мост. Картина, что разворачивается передо мной, ужасает. На поручнях моста, ведущих на проезжую часть, сидит огромный коричневый оборотень. Он совершенно дикий и озверелый, его глаза на приобретают чёрного оттенка ни на мгновенье, а только пылают алым. В лапищах у него юноша лет двадцати, которого он держит за шею. Несчастный человек весь дрожит, словно осиновый лист, поскольку огромная пасть находится в паре миллиметров от его горла. А всё потому, что Сэхун, Чанёль и пара рядовых охотников держат на мушке ещё троих находящихся здесь оборотней.
Оборотни – безмозглые твари, в которых не осталось ничего человеческого, но у них всё ещё есть инстинкты: инстинкт самосохранения, инстинкт преданности стае. У тех троих, которых держат на мушке, уже лежит пять бесчувственных, неживых тел. Молодёжь любит этот мост, они часто гуляют здесь, не удивительно. А оборотням закон не писан, им плевать на то, что мы и ликаны не охотимся, пока солнце не село, их это не волнует, они этого не понимают.
Один из троих прижимает передней лапой к земле девчушку, тоже совсем ещё юную, ей наверное, столько же, сколько и мальчишке, чьё горло готово лопнуть, словно шарик, только от огромной, когтистой лапы на нём, что уж говорить об огромной пасти с зубами в три ряда. Подходя ближе, я поднимаю руки, демонстрируя, что у меня нет оружия, да толку то. С ликанами можно было бы договориться, их человеческая сущность жива, этот же реагируют только на то, что не видят серебряного револьвера в моих ладонях. Я подхожу к своим и останавливаюсь между Сэхуном и Чанёлем.
- Сколько жертв? – интересуюсь я.
- Шесть. – отвечает Сэхун, не сводя глаз с оборотня, которого держит на мушке.
- А где шестой? – я оглядываюсь.
- Шестая. – поправляет Чанёль. – На проезжей части, внизу. – он кивает на бортик моста, где сидит оборотень. – Если мы не поторопимся, там окажется и мальчонка.
- А у вас тут весело! – я рывком оборачиваюсь на знакомый голос. – О, уже пятеро, я заметил только троих, ребят, скорость у вас, однако. – Джонин, а это именно эта маленькая тварь, обходит оборотней так спокойно, словно они – домашние собаки. Он подходит к борту мостика недалеко от стоявшего ликана и заглядывает вниз. – О, а шестой, судя по всему, шестая, уже не очень выглядит. Жалко продукты переводить. – он вздыхает.
- Какого хрена ты тут делаешь? – мой крик эхом взлетает в воздух. Я выхватываю из рук Чанёля револьвер и стреляю в того оборотня, в которого он целился, следом ложу ещё одного, а потом стреляю в Джонина, но он легко уворачивается, оказавшись на поручнях моста. Он без особых усилий толкает мальчонку из рук оборотня вперёд, а того к чертям с моста. Я замираю, Сэхун добивает оставшихся оборотней, а потом снизу, на проезжей части слышится визг шин, крики, и скрываясь среди деревьев, к речке через лесок, устремляется тот оборотень, которого столкнул Джонин. Я подбегаю к парапету и заглядываю вниз. Разбитая машина и две новых жертвы, которых оборотень успел поймать до побега. В итоге 8.
- Ах ты тварь! – не ожидающий Джонин слетает с поручней на землю. Я устремляюсь к нему, но он заламывает мне руки, поворачивая к себе спиной.
- Уймись! Я помог тебе! – шипит он мне в ухо.
- Я бы положил его, спас мальчишку и не было бы новых жертв, а ты тварь, дал ему уйти и добавил крови. – я вырываюсь и снова бью. Он спотыкается и просто падает на спину, и я тут же оседаю на него сверху, прижимая собой к земле, и бью, куда попадётся, со всей мочи, что только есть, со всей злостью и ненавистью. По лицу, по рёбрам, в живот, везде, где могу достать, он вырывается, пытаясь меня спихнуть, и даже отбивается, но гнев во мне велик настолько, что несколько долгих мгновений спустя, он уже просто лежит и закрывается рукой, едва дыша. Я рывком встаю и хватаю брошенный до этого в сердцах револьвер, и тут же перезаряжаю его, целясь в лежащего на земле Джонина.
- Прекрати, хён! – Чанёль ловит меня за руку, когда я почти спускаю курок. – Ты не можешь этого сделать! – говорит он. Прав. Днём нельзя убивать потому, что убитый ликан больше не примет звериный вид, и никто не станет разбираться, кого ты убил: ликана, охотника или человека. – Не стоит, хён, не стоит! – Чанёль крепко держит мою руку, которой я сжимаю револьвер. – От того не стоит, оставь! – просит он. Я психую ещё больше, вырываясь, и выпускаю оставшийся барабан в асфальт рядом, кидаю об землю пистолет, а потом начинаю колотить правым кулаком по асфальту, сбивая руку со знаком охотника в кровь, и оседаю на землю.
Впереди виднеется машина и когда вышедший из неё человек подходит ближе, я понимаю, что это Бэкхён. Чанёль направляется к нему, пытается остановить, но тот только вырывается и отталкивает его. Чанёль заключает его в кольцо рук, но Бэкхён метким ударом попадет ему по рёбрам и снова движется ко мне. К тому моменту я уже стою. Бэкхён подходит совсем близко и со всей мочи, что есть, вмазывает мне звонкую оплеуху, пощёчину, такую, что голова дёргается, а на губе выступает кровь.
- Днём. – выдыхает он угрожающим шепотом, глядя мне в глаза. – Днём!!! – его крик поднимается вверх и путается в облаках. – У тебя совсем нет никаких моральных принципов, Ким Джунмён? А человеческих? – он толкает меня в плечо. – Почему мы должны выполнять ваши глупые правила, а вы сами их нарушаете? Это не он привёл оборотней! Не он!
- Бэкки… - зовёт Чанёль, замирая за его плечом. Карие глаза Бэкхёна остаются карими, пока он говорит со мной. В них плещется обида, разочарование и злость, но никак не агрессия. Я резко дёргаюсь, когда рядом мелькает тёмное пятно, и снова вскидываю руку с револьвер, на этот раз уже со своим. Джонин поднимается на лапы, смолёно-чёрный и косматый и устремляется прочь в тень деревьев к балке, слегка похрамывая, и когда он исчезает из виду, я слышу жалобный, протяжный вой откуда-то издалека. Бэкхён провожает его горьким взглядом, и направляется обратно к машине, но замирает на полпути.
- Чанёль.
- Хён, я его успокою. – кивает мне Чанёль, устремляясь за ликаном. Оба садятся в машину, та заводится и уезжает. Навстречу им на мост въезжает скорая. Забирает пострадавших и погибших, а я снова оседаю возле своей машины на землю, опираясь о неё спиной, и склоняю голову к рукам.
- Хён, тебе нужно обработать раны. – Сэхун возвышается надо мной с аптечкой. Я отрицательно киваю. – Пожалуйста, хён. – просит он.
Он заканчивает с моими руками уже пятнадцать минут спустя, а потом отвозит домой. Лёжа в горячей ванне с откупоренной бутылкой вина, я думаю о том, что из меня хреновый охотник, если я допустил столько жертв!
Бэкхён останавливает машину у нужного дома и глушит мотор.
- Езжай домой. – говорит он, вручая Чанёлю ключи и поспешно выскальзывая из машины, освобождая водительское сидение.
- Бэкки…
- Езжай домой! - голос Бэкхёна срывается на крик, но он тут же берёт себя в руки. – Пожалуйста. – Бэкхён оборачивается, и Чанёль только кивает, перебираясь за руль, заводя мотор и газуя.
Бэкхён быстро поднимается на нужный этаж и открывает дверь своим ключом. Входит и оглядывается – с коридора видно почти всю просторную квартиру. В помещении тихо, Бэкхён направляется в спальню и, толкая дверь, замирает на пороге. На большой кровати, устеленной алым шёлковым постельным бельём, лежит, сложив голову на лапы, угольно чёрный ликан, и когда замечает Бэкхёна, переводит на него печальный взгляд чёрных глаз. Бэкхён вздыхает, прикрывая за собой дверь и подходит, опускаясь на кровать рядом.
- Тебе очень больно? – интересуется он, наглаживая блестящую шерсть между ушами. Ликан дёргает мордой, что Бэкхён расценивает как «нет», а потом меняет положение и мостится у Бэкхёна на коленках, умостив морду поудобней. – Мой красивый мальчик. – приговаривает Бэкхён, продолжая гладить тёплую шерсть. – Мой маленький Джонин.
Ликан негромко скулит, совсем тихонько и жалобно и Бэкхён отстраняется только для того, чтобы трансформироваться и примостится у Джонина под боком, ложась точно в такую же позу. Чёрный с русым вместе смотрятся красиво. Джонин склоняет к нему морду, и они соприкасаются влажными носами. В зверином облике Бэкхён больше понимает его, в зверином облике Бэкхён разделяет его печаль и боль.
Чанёль паркует машину на стоянке у своего дома и спешит в квартиру, может Бэкхён опередил его, и он уже дома? Но помещение пустое. Чанёль ставит чайник, переодевается в домашнее и звонит Джунмён-хёну, но тот не отвечает и в последствии звонка Сэхуна Чанёль узнаёт, что хён не в духе. Он и сам чувствует себя подавленным. Бэкхён наверняка сейчас с Джонином. Чанёль знает, знает, что Джонин очень дорог для Бэкки, Чанёль знает, что для Бэкки Джонин – любимый младший брат, и как сам Чанёль хочет защитить своего хёна, так Бэкхён хочет защитить Джонина, но иногда Чанёлю хочется сделать так, как иногда хочется сделать Бэкхёну. Наплевать на то, что Джонин дорог Бэкхёну, и пристрелить его собственными руками. В такие моменты кажется, что плевать, что Бэкхён уйдёт, в лучшем случае, а в худшем прикончит самого Чанёля, а охотник не сомневается в том, что Бэкхён может. Он ловкий, меткий и сильный, он, в первую очередь, опытный, и Чанёль для него, как говорят, на один зуб. Так же Чанёль понимает, что ему не справится одному с Джонином, что если хён за столько лет не справился, то Чанёль и подавно не сможет этого сделать. Но Чанёль ценит людей, которые его окружают, Чанёль ценит Бэкхёна, больше всех, кажется, именно его, поэтому он не может так поступить.
Бэкхён возвращается далеко за полночь. Чанёль как раз направляется из гостиной в спальню в обнимку с подушкой и одеялом, когда толкает дверь и первое, что он видит – сильное тело и горящие в темноте алые глаза. Чанёль от неожиданности ойкает, не узнавший Бэкхёна по запаху, потому, что давно привык к нему, и роняет из рук всё, что там было.
- Ты меня напугал. – с лёгким укором констатирует охотник. Бэкхён остаётся неподвижно стоять, где стоял, пока Чанёль собирает вещи с полу и забирается под одеяло. Бэкхён лёгким прыжком оказывается рядом и мостится поближе, складывая морду на вытянутую из-под одеяла руку Чанёля. Охотник двигается ближе и второй обнимает ликана через спину, поглаживая бок. Бэкхён распахивает глаза, и Чанёль видит, как тухнет алый огонёк и волчьи глаза снова становятся чёрными. – Всё нормально? – шепотом спрашивает он и Бэкхён подаётся немного к нему, касаясь своим влажным носом его. – Ты такой пушистый и тёплый, Бэкки. – Чанёль улыбается, продолжая гладить шелковистую шерсть. – Странные вы, ликаны, существа. Вы так похожи на волков, только вы крупнее, и у вас есть словно какие-то человеческие черты, но при этом вы звери. Я этого никогда не понимал. – Чанёль вздыхает, и снова обнимает Бэкхёна покрепче, а потом прижимается к тёплому урчащему боку. – Спокойной ночи.
