Вызов у алтаря

Моя община состояла из хороших пятидесятников, и я любил их. Иногда они свидетельствовали, как принято у пятидесятников, какой мир и радость они имеют, как христиане. Я не сомневался в их искренности. Но я также знал, что утверждение о своем мире и радости было религиозным фасадом. За этим стояли непрестанное напряжение и давление, которые они пытались всеми силами сдерживать или скрывать, но в действительности никогда не могли преодолеть этого.

Я начал проповедовать об освобождении окольными путями. Я говорил на тему, что, возможно, чьи-то личные проблемы, которые никогда полностью не разрешались, могли быть следствием демонической активности. Но мои намеки не имели эффекта. Мои прихожане сидели со снисходительными улыбками на лицах. "Какая муха укусила его? - было написано на лицах, - ну ничего, это пройдет".

Оставленный без поддержки, я не знал, как разрешить это дело. Но я не был один. Одним воскресным утром, через месяц после нашего служения Эстер и Розе Хендерсон, Бог и сатана неожиданно вторглись и разрушили внешний покой.

В то утро я выбрал для проповеди отрывок из книги пророка Исайи 59:19: "Если враг придет как река, дуновение Господа прогонит его". Я не был предупрежден и узнал позже, что один из членов записывал мою проповедь на магнитофон. Прослушав запись позже, я смог объективно оценить содержание моей проповеди, благодаря тому, что последовало после этого.
Через пятнадцать минут моей проповеди Святой Дух взял меня под контроль, и я начал говорить то, чего не планировал.

Даже тон моего голоса изменился. Я стал необыкновенно смелым.

Тема моей проповеди была: не имеет значения, что делает дьявол, - Бог всегда имеет последнее слово. Бог начал напоминать мне некоторые примеры.

"У Египта были свои волхвы, - сказал я, - но у Бога был Свой Моисей. У Ваала были свои пророки, но у Бога был Свой Илия".

Затем ко мне пришла мысль, что когда Бог хотел показать Аврааму, сколько у него будет потомков, Он вывел его в ночное поле и показал небесные звезды, сказав: "Столько будет у тебя потомков" (Бытие 15:5).

"Мы - семя Авраамово по вере в Иисуса Христа, - сказал я, - и мы подобны этим звездам. Когда другой свет сияет, вы не можете видеть звезд. Но когда посторонний свет убран, тогда звезды сигют ярче, чем когда-либо до этого. Именно так это будет в конце этого века. Когда всякий другой свет исчезнет, мы, семя Авраамово через веру в Иисуса Христа, будем сиять как звезды".
Когда я произносил эти слова, молодая женщина, сидевшая в одиночестве на первой скамейке, издала длинный, леденящий кровь крик, взмахнула в воздухе руками и резко упала на пол в очень неприличное для леди положение. Она лежала, корчась и издавая стоны прямо перед алтарем.

Это был вызов сатаны моему утверждению, что независимо от того, что бы дьявол ни делал, последнее слово всегда за Богом; и вот, демонические проявления прямо передо мной! Я должен был либо доказать то, что я проповедовал, либо прекратить проповедовать это.

В этот момент я решил, что не отступлю перед сатаной. С другой стороны, я чувствовал, что нуждаюсь в поддержке, поэтому я позвал свою жену, Лидию, выйти вперед. Я знал, что могу положиться на нее. Чувствуя, что мне необходимо больше поддержки, я бегло пробежал взглядом по лицам моих добропорядочных пятидесятнических членов церкви. Они все были в состоянии шока. Затем, в конце зала я увидел наших друзей просвитериан Фолкнеров, и позвал их вперед.

Вчетвером мы собрались вокруг женщины, которую я не сразу узнал, когда она лежала на полу, корчась и издавая стоны. Шерри Фолкнер не стала дожидаться, пока я что-то скажу. Она была похожа на терьера, преследующего крысу.

"Ты, дух, который в этой женщине, - сказала она, - как твое имя?"

Из горла молодой женщины вышел грубый, хриплый, мужеподобный голос, который сказал: "Мое имя..." Но ничего более этого не было сказано.

И опять Шерри задала тот же вопрос, и бес ответил: "Мое имя..." и остановился.

Каждый раз, задавая один и тот же вопрос, она получала один и тот же ответ. Тогда я вмешался и внес ту же формулу, которую я применил для Эстер: "Ты, дух, который находится в этой женщине, во имя Иисуса Христа, я говорю тебе, а не этой женщине. Как твое имя?"

И опять ответом беса было: "Мое имя..."

Каждый раз, когда я повторял вопрос, то получал тот же ответ. Я обнаружил себя в том же напряженном личном конфликте, который я имел во время служения Эстер. Но в этот раз передо мной была вся моя община, как внимательные зрители!

Я вспомнил, что ученики говорили Иисусу: "Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем" (Луки 10:17). Итак, я сказал бесу: "Во имя Иисуса, ты обязан подчиниться мне. Как твое имя?"
И все равно последовал тот же ответ: "Мое имя..." и не более. Я увидел, что я должен покорить беса местами из Писания и именем Иисуса, и начал делать так. Неожиданно бес сдался. Он громко закричал: "Мое имя... ложь!"

Все люди в моей общине подскочили со своих мест и со звуком плюхнулись назад!
Я быстро мысленно обратился к Писанию и вспомнил, что в 22 главе 3-ей книги Царств говорится о лживом духе в устах пророков Ахавовых. Итак, полученный ответ соответствовал Писанию. И каким-то образом я получил впечатление, что эта женщина больше слушала ложь, чем говорила ее.

Я сказал бесу: "Ты, лживый дух, выходи из этой женщины!" Бес открыто не повиновался мне; он отказывался выходить. Но к этому времени я был абсолютно уверен, что если я буду настойчиво использовать имя Иисуса, то он покорится мне. В конце концов, примерно через десять минут, бес вышел с громким, непрерывным ревом, похожим на звук скоростного поезда, проходящего мимо.

Никакие человеческие легкие не могут выдержать такую громкость в течение такого длительного времени. Как только бес вышел, язык женщины высунулся изо рта, наливаясь цветом и извиваясь, как у змеи. Затем, когда рев улегся, она свалилась на пол, как пустой мешок.
Стоя у алтаря, я тихо благодарил Господа за свои предыдущие уроки по изгнанию бесов у меня дома!

Продолжение следует!

Было совершенно очевидно, что бес вышел из молодой женщины, но давление внутри меня говорило мне, что там были и другие, с которыми нам надо было разобраться. Без этого предупреждения я мог просто подумать и сказать: "Слава Господу, наша сестра освобождена!" - и больше ничего не делать. Рано или поздно ее поведение показало бы, что она не была полностью свободна, и служение освобождения было бы дискредитировано.

В то же время, я почувствовал, что надо было закончить общее воскресное служение. Поэтому, я сказал Джону Фолкнеру и церковному казначею, который стоял рядом: "Проводите, пожалуйста, эту леди в мой офис, я продолжу свою проповедь".

Они вместе с Лидией провели ее в мой офис, пока я занял свое место за трибуной. Я увидел прихожан с круглыми от изумления глазами и открытыми ртами. Утренняя демонстрация убедила их в реальности бесов больше, чем любая проповедь!

Через некоторое время я услышал звук глухого стука по направлению моего офиса. Затем Лидия появилась из-за угла.

"Тебе лучше будет поскорее прийти сюда", - сказала она.
Я знал, что она не паникует, поэтому сказал людям: "Я заканчиваю свою проповедь, и вы можете либо остаться в церкви и молиться, либо идти домой, как вам угодно".

Как только я оставил платформу, одна из членов общины, богобоязненная женщина, мать церковной пианистки, подошла ко мне и сказала: "Мистер Принс, неужели это была наша дочь?"

Я остановился пораженный. Шэрон, наша пианистка, всегда сидела на передней скамейке. Она была зрелой пятидесятницей, спасенной и крещеной в Духе Святом еще в детстве. Ее отец был пятидесятническим пастором, ее муж - студентом пятидесятнической библейской школы, и брат ее мужа - пятидесятническим служителем. Она была молодой тихой женщиной, служившей Богу своей игрой на пианино, ничего не имевшей общего с женщиной, лежавшей на полу. Я не знал, что ответить.

Наконец, я сказал: "Я думаю, что это была Шэрон. На этой скамейке никого кроме нее не было".

"Могу я пройти вместе с вами в офис?"

"Конечно".

Муж Шэрон и ее отец также присоединились к нам, и мы отправились в офис. Это была сцена, которую я никогда бы не смог себе вообразить. Джон Фолкнер и церковный казначей держали руки Шэрон, но в те моменты, когда она получала свободу, она рвала на себе одежду.

"Вот так проповедники и попадают в проблемы!" - подумал я про себя.

Я громко сказал мужу и родителям Шэрон: "Если вы хотите отвести Шэрон к психиатру, я не возражаю. Я ничего не буду предпринимать, пока не получу вашего согласия продолжать".

"Мы хотели бы, чтоб вы продолжили", - ответили они. После того, как муж Шэрон и ее отец сменили Джона Фолкнера и казначея, они извинились и ушли. Как только она оказалась под их властью, проявления улеглись.

Затем мать Шэрон отвела меня в сторону и сказала, что она пыталась организовать встречу со мной для разговора с Шэрон и ее мужем. Ее мать была опытной медсестрой; используя благоразумный, профессиональный язык, она попыталась объяснить, что происходило между молодоженами. В том десятилетии христиане не использовали такой термин, как оральный секс, но я понял, что это именно то, что она хочет мне сказать.

Я вспомнил странное искривление языка Шэрон, когда лживый дух вышел из нее. Возможно ли, что это было проявлением демонической активности?

Как только я начал разговаривать с семьей, высветилась другая деталь. У Шэрон развились странные взаимоотношения с братом ее мужа, который был служителем. Они обменивались, казалось, безвредными письмами, которые все же имели сексуальный подтекст. И одно из таких писем находилось у Шэрон в сумочке.

"Это греховная связь, - сказал я немедленно, - и пока ты не раскаешься и не прервешь ее, я не могу молиться за тебя. Ты не можешь просить у Иисуса освобождения, пока ты в этом грехе. Но если ты желаешь покаяться в этом, то отдай мне это письмо, которое у тебя сейчас в сумочке; я разорву его перед тобой".

Для того чтобы убедить Шэрон, потребовалось десять минут. Наконец, она отдала мне письмо, и я разорвал его и выбросил его в мусор.

Как только я возложил свою руку на Шэрон, чтоб молиться за нее, она опустилась на пол в сидячее положение; я сел рядом с ней. Я чувствовал, что Господь показывает мне, что была только одна позиция, в которой Шэрон могла получить освобождение: ее тело должно было быть наклонено вперед и голова должна была быть между коленями. Это было так, как если бы Сам

Господь нежно направлял мои действия. Я положил свою руку Шэрон на спину и направил ее тело вперед. Затем я начал приказывать бесам выходить.

В течение следующего часа они выходили один за другим, называя свои имена. Почти все имена были сексуального направления. Один назвал себя флиртом, а другой ласканием. Некоторые имена были непристойными.

К моему удивлению, моя рука, лежащая на спине Шэрон, служила своего рода электронным инструментом. Как только очередной бес выходил, я чувствовал нежный толчок в ладони, как будто это "регистрировало" его уход.

Когда, наконец, последний бес вышел, Шэрон вяло лежала на спине около десяти минут. Затем она подняла свои руки и начала славить Бога за свое освобождение. Насколько я чувствовал, она была полностью свободна.

И все же финал был печальным. Шэрон никогда не вернулась в нашу церковь. Ей было стыдно показаться на глаза людям, которые были свидетелями ее состояния в то воскресное утро. Для меня это было обвинением в сторону нашей церкви. Мы были такими "уважаемыми", что люди, действительно имевшие проблемы, не приходили к нам.

Это привело меня к духовным поискам. Пастором чего я был? Общественного клуба для лиц среднего класса, собирающегося по воскресеньям утром? Или местом, куда люди с реальными нуждами могут прийти за помощью?

Принятое мною решение определило мое будущее. Я не мог со спокойной совестью потратить остаток своей жизни, проповедуя в общественном клубе лиц среднего класса. Я решил, что я должен использовать данные мне Богом способности для помощи людям, которые нуждаются в этом, даже если это значит, что нужно отказаться от принятых норм религиозного поведения.

Но я абсолютно не знал, куда приведет меня это решение.