Теория "Длинных волн" Н.Д. Кондратьева 8 страница

Меховой ком прямо перед носом очень ему мешал, но расставаться с ним он не желал.

- Да ничего особенного, - сказал Веник рассеянно и, примерившись, вылил на сковороду яйцо. Сковорода зашипела, и Веник страдальчески сморщился. - Я вчера, сам понимаешь, коньяк водкой запил.

- Молодец, - тоскливо похвалил Данилов. Он прекрасно знал, зачем его позвали, и теперь хотел только одного - побыстрее отделаться. Еще он знал, что быстро отделаться не удастся - придется слушать, поддакивать, кивать, спрашивать, иначе Веник обидится, раскапризничается, тогда с ним не оберешься хлопот. Главное - результат все равно будет тот же, а времени уйдет в три раза больше. Времени и нервов.

И еще ему нужно выяснить, где был Веник вчера утром, не ездил ли, часом, за город, на дачку Тимофея Кольцова?..

- Вчера у одного брокера день рождения был, - продолжал Веник, отворачиваясь от яичницы, как от пыточного стола, - ему из Еревана коньячишко переслали. Ну, мы выпили. Еще вина выпили. А потом в баре водкой догнались. Жалко, что ты не сообразил про пиво.

- Ты же говорил, что вы в пятницу на работе... выпили. А вчера была суббота. Или теперь биржа и по субботам работает?

- Биржа по субботам не работает, - отрезал Веник, начиная раздражаться, - впятницу мы на работе пили, а в субботу здесь. У меня.

- Здесь? - поразился Данилов.

Он полчаса искал более или менее чистую табуретку, чтобы на нее сесть.

Он представить себе не мог, что можно принимать гостей в квартире, охваченной ремонтом, как войной. Что за радость принимать гостей в такой квартире? Пить коньяк в запахе краски и на известковых кляксах? Переставлять стремянку и придерживать ее рукой, чтобы не упала, прежде чем открыть дверь в туалет?

- У меня, может, и не шикарно, - начал Веник, - но зато я один! Никто над душой стоять не будет, замечаний делать тоже, рожу кривить, поучать! Что хочу, то и ворочу! И, между прочим, мужики ко мне с удовольствием!.. Только чтоб от своих дур хоть на день отвязаться!..

- А где Ася? И Павлик?

- А нигде! Съехали! И черт с ними!.. Данилов достал сигарету из собственной пачки.

- Куда съехали? Ты что? Поссорился с Асей?

- Я с ней развожусь! - брякнул Веник и посмотрел с жалобной гордостью. - Достала она меня, зараза!.. Ну вот совсем достала!.. Не могу больше! Я из-за нее ничего не могу! Вся жизнь пройдет, пока я тут с ними!.. Хватит. Все. Алименты буду платить, пока Пашка маленький, а потом вырастет, все поймет.

- Ну конечно, - согласился Данилов, - это ты, Веник, здорово придумал.

В общих чертах он знал, чем Ася могла не угодить своему воинственному мужу. Наверное, денег просила. С работы, наверное, ждала - так, чтобы не каждый вечер к полуночи. К Павлику в школу небось отправляла - пойди, пойди, поговори, ты же отец, а у него опять двойка по математике! По субботам с ребенком в цирк или на родительские шесть соток - копать, поливать, пилить. Армянский коньяк, наверное, не слишком уважала, особенно когда с водкой.

Теперь она уехала, и Веник то ли празднует освобождение, то ли заливает горе. Совсем плохи дела.

- Куда она поехала? К маме?

- Провались она пропадом, эта мама! Я ее ненавижу! Она про меня, знаешь, что Пашке го-

ворит?..

- Нет, - перебил его Данилов, - не знаю и знать не хочу. И тебе вникать тоже не советую. Давно она уехала?

Зачем он спрашивает? Чтобы оттянуть разговор о главном для Веника?

- Какая разница - давно, недавно! Уехала, и дело с концом. Мне забот меньше. Да не хочу я вообще про нее!. Что ты ко мне привязался!..

Данилов порассматривал свою сигарету.

- Сколько денег тебе нужно?

- Что?!

- Денег. Сколько тебе нужно?

Веник перестал ковырять неаппетитную яичницу, двинул по столу сковородку, поднялся и налил себе воды в кружку. Кружка была в чайных потеках.

- Много.

- Сколько?

- Штук десять. - Он опрокинул в себя воду, проливая ее на спортивную кофту, и утер ладонью губы.

- Что на этот раз?

- Работа, - сказал Веник и скривился. На Данилова он не смотрел - нервно косил глазами по сторонам, как заяц. - Я же не знал, что все так упадет!

Я всю неделю откупался, и все было нормально, даже в прибыль ушел, а вчера как все грохнулось!.. А у меня все позиции открыты. Я целый день на прибыль дораскрывался, даже когда все валиться стало...

- Стоп, - попросил Данилов, - я ни слова не понимаю.

- Да я же тебе говорю! Когда все стало валиться, я решил, что позиции закрывать не буду, еще подержу открытыми. А под конец дня заявки вообще принимать перестали, только одна прошла, и то потому...

- Я не стану вникать, - отчетливо выговорил Данилов, - с твоего позволения.

Веник рассвирепел. Он всегда свирепел, когда чувствовал себя виноватым или обойденным судьбой.

- Да и не вникай, твою мать!.. - внезапно заорал он так, что ложка тоненько звякнула в стакане. - Ты спросил, я ответил, только и всего!..

- Ты играл на клиентские деньги или на свои?

- Пошел ты!.. Откуда у меня свои?! Конечно, на клиентские! В понедельник разбираться приедут! Туда, на фирму.

- С тобой разбираться? - уточнил Данилов. По его представлениям о жизни, десять тысяч долларов были не такой суммой, чтобы из-за нее стоило "разбираться".

- Не с тобой же! Конечно, со мной! Мне уже звонили! Угрожали! Я даже дома ночевать не хотел!!! Думал, найдут, пристрелят!

Для большего пафоса нужно было еще рвануть на груди рубаху - то есть спортивную кофту, - но ничего рвать Веник не стал.

- Кто тебя пристрелит? - тихо спросил Данилов.

- Клиенты! Там один есть, очень серьезный! Он мне всю пятницу звонил, велел деньги вытаскивать, а я позиции так и не закрыл... Все надеялся, что отыграюсь. И вот... не отыгрался.

- Не отыгрался, - повторил Данилов. Он не чувствовал никакого удивления - чего-то в этом роде он и ожидал, когда узнал, что Веник из своего научного института уволился и пошел работать на биржу.

Почему на биржу? Зачем на биржу? Какой из него биржевой спекулянт? Это же совершенно особенный мир, как казино или игорный дом. Не каждый человек может всю жизнь провести в казино, да еще без пагубных последствий для психики.

Ничего не помогло, никакие разумные и скучные Даниловские проповеди.

Веник стал брокером, а потом директором крошечной расчетной фирмочки, купленной на чьи-то чужие деньги. Фирмочка по мелочам играла на курсе ценных бумаг, по мелочам выигрывала и так же проигрывала. Когда выигрывала, Веник ездил кататься на горных лыжах и покупал французский коньяк. Когда проигрывала, Веник начинал беситься и переходил на водку.

Уехавшая зараза Ася и сын Павлик принимали в Вениковой жизни весьма опосредованное участие - куда же их денешь, раз они все равно есть.

Что ж, теперь их больше нет. По крайней мере, в поле зрения.

Веник, шумно глотая, выпил еще кружку воды.

- Ну что, - спросил он, тяжело дыша, - ты дашь мне денег или будешь дальше из меня жилы тянуть?

"Я тяну из него жилы, - молча констатировал Данилов. - Забавно".

- Ты понимаешь, что меня пристрелят, если я не заплачу?! - не зная, как расценить его молчание, нагнетал Веник. - Я вчера разговаривал с одной нашей... брокершей. Она, конечно, не мне чета, она королева, а я никто! Она и ходит не как обычная женщина, а как царица, и все даже замолкают при виде ее! Она сама себя сделала, с нуля начинала...

- Веник, остановись.

- Да. Так вот. Она тоже несколько лет назад попала в передрягу. Очень, очень серьезную. И в нее... в нее стреляли!

- И что, - спросил Данилов, - не попали? Веник умолк и уставился на него. Потом моргнул и тряхнул головой. Данилов невозмутимо закуривал следующую сигарету.

- Ты дашь мне денег или нет?!

- Да. Как обычно. Где ты был вчера утром?

- Утром? - оторопело переспросил Веник. - Я?

- Ты.

- Я спал. А что?

- Ничего. До которого часа ты спал? И во сколько приехал? Вы же в пятницу пили на работе, запивали обвал на бирже. Ты мне сам по телефону сказал.

- Что я тебе сказал? - пробормотал Веник и вдруг быстро отвел глаза.

Данилов посмотрел внимательно. Почему? Что случилось? Он ничуть не смущался, когда просил - нет, почти требовал! - денег. Данилов вообще никогда не видел, чтобы он смущался.

- Я был дома, - приободрившись, выпалил Веник, - я спал. Я приехал поздно и спал.

- На машине?

- Я не помню. Меня привез кто-то из мужиков.

Ну, конечно, на машине, а не на метро! А что такое? Чего тебе надо-то?

- Во сколько пришли твои гости?

- Да все по-разному. Ванька Терехин пришел вообще в одиннадцать! У него тоже жена - не дай бог никому! Пива принес. А остальные потом подтянулись, к вечеру. А что ты меня допрашиваешь? Тебе чего надо-то?!

Если неизвестный Ванька Терехин и вправду пришел в одиннадцать, значит, на Рижском шоссе Веника быть не могло.

- Ничего такого мне не надо. Моя секретарша перепутала все звонки. Она недавно работает и не все знает. Вот и все.

- Денег когда дашь? - мрачно спросил Веник. - Может, сегодня?

- Я не вожу с собой десять тысяч долларов в кармане. Завтра с утра заеду в банк. Приезжай ко мне на работу.

- Во сколько? - буркнул Веник. - Мне чем раньше, тем лучше, так что ты особенно не тяни, Данилов!

- Часам к двенадцати.

- Ладно, заеду.

- Я пойду посмотрю твой ремонт.

- Валяй! - разрешил Веник.

Деньги он, считай, получил, можно успокоиться. Раз Данилов сказал, что даст, значит, все в порядке. И не спросил даже, когда и как Веник собирается их отдавать, благотворитель хренов! Слабак и тряпка. Вот он. Веник, никому и никогда не дал бы денег, даже если бы они у него были. Еще не хватает - деньги давать! А из этого можно выжимать сколько угодно, только скрутить посильнее да поднажать где надо - и готово дело! Так что мы еще посмотрим, неудачник Вениамин Ковалев или нет. Долги он раздаст, а на остальное еще поиграет, еще, может, чего и выиграет, и жена его бывшая - зараза - еще пожалеет, что так с ним обошлась, еще заплачет, обратно станет проситься, только не возьмет он ее.

Пусть теперь щи хлебает, а то привыкла жить за его счет!..

Самое главное, чтобы Данилов не узнал ничего лишнего. А то еще на дыбы встанет, разбирайся с ним тогда! И почему он спрашивал про вчерашнее утро? О чем-то догадывается? Или ему стукнул кто?

От этой мысли Венику стало не по себе. Так не по себе, что вся выпитая вода вдруг забурлила в желудке, изнемогшем от давешнего коньяка, пива, вина и водки.

Веник бросился в ванную, уронил стремянку, пнул ее ногой, подбежал к раковине, отвернул кран и дрожащими руками стал плескать в лицо холодную воду, пахнувшую железом.

Данилов прислушался к шуму в коридоре и понял, что Веник в ванной.

Ему нужна была только одна минута. Портфель - солидный, коричневый, вполне натурально кожаный, очевидно, купленный, как раз когда позиции были "раскрыты на прибыль", - лежал на залитой побелкой клеенке. Стараясь не щелкнуть замком, Данилов быстро открыл его и оглянулся в поисках выключателя - в комнате было почти темно. Выключателя он не увидел и осторожно пробрался с портфелем к серому окошку. Ему нужна была записная книжка, и он быстро нашел ее среди немногочисленных бумаг. Вода в ванной перестала шуметь, и Данилов заторопился.

Ваня Терехин был записан не на букву "Т" и даже не на букву "В".

Хорошо, что Данилов догадался посмотреть "И". "И" - Иван. Все вполне в духе Веника.

Телефоны, мобильный и домашний. Данилов даже прошептал их про себя, чтобы лучше запомнить.

Стукнула дверь, Веник вывалился из ванной прямо на стремянку и залихватски выматерился. Данилов быстро и бесшумно застегнул портфель и кинул его обратно на клеенку.

- Ну что? - весело спросил Веник, появляясь в коридоре. - Удружила мне женушка напос-ледок еще и ремонтом! Слушай, Данилов, может, ты пришлешь каких-нибудь своих гавриков, они мне доделают всю эту хреновину? Так жить невозможно, среди всего этого бардака!

- Нет, - быстро отказался Данилов, - у меня никаких гавриков нет. Мы не строительная фирма. Мы не занимаемся ремонтами.

- Конечно, куда вам! У вас предназначение высокое, не то что у некоторых! А стены красить-белить вам неинтересно. А может, у тебя знакомые есть? Которые ремонтами занимаются? Посватал бы по знакомству, чтобы не за бешеные бабки. А?

Черт его знает, вроде он не был законченным циником, этот самый Веник.

В институте хорошо учился и, когда выяснилось, что инженер - это дело гиблое и безнадежное и изменить в этом ничего нельзя, бомжом не стал, на биржу определился, навыки какие-то получил, в ценных бумагах научился разбираться. А вот к тому, что Данилов ему "по жизни должен", он очень быстро привык, и научился этим пользоваться, и пользовался постоянно и без зазрения совести.

Может, права Марта и нужно сказать однажды - все, хватит?

Говорить так уже поздно. Да и Марта знает только то, что сам Данилов рассказал ей. Она не знает, как он виноват.

- Веник, я должен ехать. - Данилов протиснулся мимо хозяина в коридор и сунул руки в рукава дубленки, стараясь не задеть белые стены.

- Завтра в двенадцать я у тебя, - напомнил Веник, как будто он был проверяющим из налоговой полиции, - не забудь.

- Не забуду, - пообещал Данилов.

Он не стал ждать лифт, побежал пешком, все время повторяя номера телефонов из Вениковой записной книжки. У него была плохая память на телефоны и имена, он все время забывал их и путал и считал, что это от того, что в шестнадцать лет у него был нервный срыв.

Он вышел из подъезда и огляделся по сторонам, как шпион, проверяющий наличие слежки. Марта не могла приехать так рано. У него еще есть - он посмотрел на часы - минут двадцать.

Резкий звук близко ударил в уши, и Данилов сильно вздрогнул.

- Хэлло, - сказала Марта, до приезда которой, по даниловским подсчетам, оставалось еще двадцать минут, - ты меня не узнаешь?

- Откуда ты взялась?!

- Из Кратова.

- Я же тебе сказал, что через полтора часа!

- Данилов, ты неблагодарная скотина. Я очень старалась и поэтому приехала раньше. Садись.

Данилов распахнул дверь и влез в высокую "Ниву".

- Спасибо, что приехала, - сказал он, усевшись, - мне нужно позвонить.

У тебя есть ручка и бумага?

Он старательно записал телефоны, которые все время повторял про себя, и посмотрел на Марту.

Она была бледненькая, но веселая. Он тоже улыбнулся, просто потому, что ему нравилось, что она веселая.

- Я рад, что у тебя хорошее настроение.

- Отличное, - подтвердила Марта.

В ее жизни все было просто прекрасно - беременность, наступившая, как водится, очень вовремя, Петя, мама, которую она обожала и с которой ссорилась, работа, за которую все никак не "воздавалось", вчерашний кошмар, как во сне, только нельзя проснуться. Вдобавок новые брюки, которые ей очень хотелось надеть, оказались не подшитыми, с обрезанным краем, обметанным черным шелком.

Черт побери, у нее нет времени их подшивать!

Когда Данилов позвонил, она предавалась своим печальным мыслям и сердилась на себя за

то, что им предается, но он позвонил, и "старый друг" весело выскочил из своей будки, радостно залаял и заскакал, преданно и вопросительно взглядывая в лицо хозяину и выражая немедленную готовность бежать туда, куда позовут.

Вот тебе и старый друг.

- Куда поедем?

- Подожди, я позвоню.

- Я могу ехать, а ты звонить.

- Логично, - согласился Данилов и опять улыбнулся.

- Так куда?

- Ты уедешь или останешься на ночь? Марта вздохнула.

- Останусь, Данилов.

- Тогда давай доедем до моей машины, пересядем в нее, и я отвезу тебя в ресторан.

- Давай лучше поставим мою машину и дойдем пешком. В вашем "тихом центре" ресторан на ресторане и рестораном погоняет.

- Конечно, - моментально согласился Данилов, - тебе же нужно ходить.

Марта опять вздохнула. Чтоб он провалился, этот тон заботливого мужа!

Кажется, вчера она проклинала его за то, что он не обращает на нее никакого внимания и у нее нет большой ладони, в которую можно уткнуться носом. Что-то непоследовательна она нынче. Может, из-за необратимых изменений, связанных с беременностью?

Сверяясь по бумажке, Данилов набрал номер и некоторое время молча слушал.

- Алло, - сказал он, когда ответили, - мне бы Ивана Терехина.

Марта покосилась на него. Он никогда не говорил "мне бы", он говорил "попросите, пожалуйста" или "могу я услышать?". В том, что он сказал "мне бы", была какая-то странность.

- Иван? - продолжал Данилов. - Майор Мурашко, уголовный розыск. Вы вчера были по адресу: Новорязанский проспект, 131?

- Майор Мурашко? - пробормотала рядом изумленная Марта.

Данилов покосился на нее.

- Ну да, да. Да в том дело, что кража произошла по этому адресу. Вот прямо вчера и произошла. А? Что - откуда? А-а... От соседей. Соседи сказали, что вы приезжали в квартиру номер сорок три. Нет, утром. Примерно от десяти до одиннадцати. Вот я и хочу узнать, не видели ли вы кого на лестнице или в лифте?..

- Господи Иисусе, - сказала Марта, обращаясь к рулю своей машины, - как он говорить-то стал! Глеб Жеглов, как есть Глеб Жеглов.

- А во сколько вы приехали? Как - в три? Почему вы говорите - в три, когда мне точно известно, что приехали вы в одиннадцать?! Откуда!.. У меня источники есть! - Он послушал немного, глядя в окно и старательно отворачиваясь от Марты. - Значит, точно в три? Да, я понимаю, понимаю, не волнуйтесь. Ну, тогда простите за беспокойство. Всего хорошего.

- Что еще за майор Мурашко? - спросила рядом изнемогшая от любопытства Марта. - Мы играем в милицию?

- Иван Терехин приехал к Венику в три. - Данилов щелкнул панелью телефона, закрывая ее, и зачем-то опять открыл. - Почему он мне наврал?

- Кто?

- Веник. Он сказал мне, что у него вчера были гости. Первый из которых, этот самый Иван, приехал в одиннадцать утра.

- В гости приехал в одиннадцать утра? - удивилась Марта.

- Ну да. Он поссорился с женой или что-то в этом роде. По крайней мере, мне так сказал Веник.

- Ничего я не понимаю, - заключила Марта сердито.

- Я спросил у своей секретарши, кому она в пятницу говорила, что я собираюсь на дачу Кольцова.

Она говорила Лиде, Венику и Знаменской, это моя клиентка. Я решил, что нужно проверить, где он был вчера утром.

- Только он? - перебила Марта. - А дамы?

- Дамы ни при чем, - твердо сказал Данилов, - а Веник сказал мне, что все утро спал дома и что в одиннадцать приехал этот самый Ваня Терехин и привез ему пива. Ваня мне только что сказал, что он к Венику приехал после трех.

- Он не тебе сказал, а майору Мурашко, - поправила Марта.

- Ну да, - согласился Данилов. - Зачем Веник врал про этого Ваню? Если он ничего не знает про разгром на даче, врать ему незачем. Какая разница, во сколько к нему приехал приятель? Почему он сказал про одиннадцать?

- Если в одиннадцать он был дома с приятелем, значит, в десять он никак не мог быть на Рижском шоссе, - задумчиво сказала Марта.

- Вот именно. Почему он сразу сказал про одиннадцать? Почему он не сказал, что гости к нему приехали, скажем, в два?

- Выходит, он знал, что должен как-то подтвердить, что в одиннадцать был дома, - выпалила Марта, - а это значит, что про разгром на даче он все знает.

- Ничего это не значит, - возразил Данилов не слишком уверенно, - это значит, что он зачем-то мне соврал. И я не понимаю, зачем.

- А где ты взял телефон этого самого Вани?

- В портфеле у Веника. В записной книжке.

- Нет, Данилов, - решительно сказала Марта, - я ошиблась. Ты не Глеб Жеглов. Ты - Эркюль Пуаро. Твоя тонкость и даже некоторое коварство в ведении расследования меня восхищают. Можно я буду доктор Ватсон?

- Нет, - сказал Данилов, - нельзя. У Пуаро был никакой не доктор Ватсон, а капитан Гастингс. Они помолчали. Марта смотрела на дорогу.

- Ты не знаешь, охранник жив?

- Не знаю. Я завтра, наверное, съезжу в больницу. Если он будет еще жив.

- Данилов, - быстро произнесла Марта, - уж в этом ты точно не виноват!

- В чем?

- В том, что охранник... что его ранили.

- Как раз в этом я и виноват. Его ранили из-за меня. Ты что, не понимаешь? Тот человек пришел, чтобы наказать меня, но ему мешал охранник, и он его покалечил. Если не убил.

- Дернул меня черт связаться с душевнобольным! - злобно выговорила Марта. - Ты надоел мне, Данилов. Хуже горькой редьки надоел. Ну, если ты во всем виноват, пойди и повесься.

- Остаются еще мои сотрудники, - продолжал Данилов, как будто ничего такого она и не говорила, - Саша Корчагин, Таня Катко и Ира. Они тоже знали, что я с утра в субботу собираюсь на Рижское шоссе.

- Кто-нибудь из них ненавидит тебя лютой ненавистью?

- Не знаю. Как будто нет. Впрочем, я плохо умею замечать такие вещи.

- Это точно.

- На полу в доме я нашел растоптанный в пыль кусок янтаря. Откуда он там взялся? Кто его растоптал? Преступник или охранник? В доме ничего янтарного нет и не было, значит, янтарь кто-то принес или он выпал из кармана. У кого?

- Как же ты его нашел? Там было сплошное стекло.

- Нашел. Только теперь я голову сломал, имеет это отношение к делу или нет? И еще кассета.

- Какая кассета?

- Камера наблюдения, помнишь?

- Что?

- Там все кассеты "BASF", а одна, та, на которой мы с тобой, "Sony". У Тарасова в машине

валялась какая-то кассета. Прямо на полу. Он сказал, что это видеозапись его выступления.

- А что, Тарасов тоже звонил в пятницу твоей секретарше и спрашивал у нее, как ты намерен провести субботу?

- Нет. Не звонил. Он в пятницу прилетел с гастролей. Но кассета у него валялась.

- "BASF"?

- Я не посмотрел, - сказал Данилов виновато, - плохо у меня получается быть детективом.

- Ничего, сойдет. - Марта притормозила на светофоре и отправила в рот какую-то мятную гадость. Она постоянно "освежала дыхание", в полном соответствии с рекламой. - Сама по себе кассета на полу ни о чем не говорит. У меня в бардачке тоже кассета ездит. Мне Инка дала какой-то новогодний фильм.

Ну и что? Тем более твой Матрасов только в пятницу вернулся с гастролей.

- Не Матрасов, а Тарасов, - поправил Данилов.

- Ну, Тарасов. Или он сразу с самолета кинулся громить дачу Кольцова?

- Он даже не знал, что я туда собираюсь. Ему нужно было со мной встретиться, потому что моя мать просила его уговорить меня выступить на приеме и сказать несколько теплых слов моему отцу.

- Что? - переспросила Марта с изумлением. - Кто должен выступить?!

Данилов промолчал, и Марта замолчала тоже.

- Ты... очень расстроился, - спросила она, помолчав немного, - или ничего?

- Ничего, - сказал Данилов, - дело не в этом. Дело в том, что Олег про дачу ничего знать не

мог, он вообще к моей работе никакого отношения не имеет, но все равно я... струсил, когда увидел эту кассету.

Марта посмотрела на него.

Дело было как раз "в этом". Зря она подозревала Данилова в том, что ему была нужна ее машина, а не она сама. Ошиблась. На этот раз Данилову была нужна она сама.

Она толком не понимала его отношений с родителями, но знала, что даже после телефонных разговоров с ними - вернее, с матерью, потому что отец никогда с сыном неразговаривал и никогда ему не звонил, - Данилов становился почти больным.

Его нужно было утешать, но делать это осторожно, потому что от слишком прямолинейных утешений он мрачнел еще больше, уходил в себя, на вопросы отвечал "да" или "нет" и в конце концов замолкал надолго. Марта томилась. Приставала. Пекла пироги. Болтала - все для того, чтобы он сменил гнев на милость. Иногда ей удавалось его умаслить, и он быстро возвращался в состояние нормального человека. Иногда молчание затягивалось, и тогда Марта ненавидела его родителей.

Сзади возмущенно засигналили, и она поняла, что проспала зеленый светофор. Машина тронулась с места, ее обгоняли, возмущенные и негодующие лица проплывали с обеих сторон.

Опять за рулем баба! Спасения никакого нет от баб на дороге! Научись водить сначала, а потом на шоссе выезжай!

- И что? - осторожно спросила Марта. - Ты... согласился выступать?

- Черт побери, - отчетливо выговорил никогда не ругавшийся Данилов, - нет, конечно.

- Данилов, не переживай, - быстро сказала она, - можно подумать, что это в первый раз.

Вся беда и была в том, что число раз не имело значения. Каждый новый раз было так же больно и обидно, как в первый.

- Не хочу говорить об этом. - Данилов перестал смотреть в окно, глянул на Марту и неожиданно потрепал ее по макушке. - Спасибо, что приехала.

- Пожалуйста. Ты уже решил, что станешь делать дальше? В смысле детективного расследования?

- Я должен выяснить, почему Веник мне наврал, а он был на самом деле, где были мои сотрудники и откуда взялся янтарь. Еще мне нужно съездить в больницу и поговорить с охранником.

- Если он жив.

- Да. Если он жив и может разговаривать. И они замолчали - на этот раз до самой Сретенки. Молчали каждый о своем. Марта даже позабыла включить свою любимое "Русское радио".

- Ну что, - спросила она, осторожно приткнув "Ниву" к сугробу, - поедем в ресторан? Или неохота?

- Пойдем лучше домой, - попросил Данилов, - что-то чаю хочется горячего.

- Давай, - моментально согласилась Марта. Ей тоже хотелось чаю и не хотелось в ресторан.

- А Надежда Степановна? - спросил Данилов уже на лестнице. - Как она относится к тому, что ты у меня ночуешь?

- Никак. Она знает, что у нас с тобой... высокие отношения. А потом я же у тебя не каждый день ночую!

Очень жаль, почему-то подумал Данилов.

Может быть, если бы она ночевала у него каждый день, ему было бы не так страшно возвращаться. Делать этот последний шаг. Вставлять ключ в замок. Покрываться унизительным потом.

С ней он ничего не боялся - никаких призраков в углах.

- Проходи. - Он распахнул двери в квартиру, в привычное тепло и домашний запах. - Замерзла?

Марта кивнула, стаскивая щегольские ботиночки.

Она любила хорошую обувь.

- Я тебе сейчас дам твои тапки.

"Ее" тапки он привез из Австрии, меховые, замшевые, со смешной вышивкой. Он полез в шкаф и еще рылся там, когда Марта вдруг спросила с ужасом:

- Что это такое?

Цепляясь головой за вещи, он вынырнул из шкафа.

- Где?

- Вон. На твоих ботинках.

Данилов посмотрел удивленно. Что там может быть на его ботинках, чего она так испугалась?

- Что?

Двумя пальцами за шнурок Марта подняла его ботинок. Он качался на шнурке прямо у Данилова перед носом.

На черном блестящем боку было нелепое голубое пятно.

- Откуда оно взялось, Данилов? - с ужасом спросила Марта. - Ты что, вчера наступил в краску? Данилов взглянул на нее и взял у нее ботинок.

- Вчера пятна не было, - сказал он, - я точно знаю. Я чищу ботинки каждый день, и никакого пятна на них вчера не было.

- Тогда откуда оно взялось?!

- В доме Кольцова не было голубой краски, - сказал Данилов, рассматривая ботинок, - ничего не предполагалось красить в голубой цвет. Не было никакой голубой краски, кроме...

- Кроме надписи на стене, - закончила за него Марта. Он хмуро взглянул на нее. - Где ты мог наступить в голубую краску, Данилов? Сегодня?

- У Веника, - сказал он неохотно, - у него ремонт. Там наверняка есть какая-то краска. Может, и голубая есть.

- Значит, не зря он тебе соврал, Данилов, - тихо проговорила Марта, - значит, голубая краска тоже сходится.

Данилов аккуратно поставил ботинок рядом с другим и стремительно ушел в глубину квартиры, оставив Марту у порога. Хлопнула дверь, и больше ничего не было слышно. В середине дня выяснилось, что Данилов оставил дома договоры. Эти договоры он взял с собой в пятницу, еще не подозревая о том, что ждет его в субботу. В понедельник нужно было срочно все подписать, и Данилов собирался посмотреть сам, не слишком доверяя Ире, которая их со-ставляла. Составляя, она то и дело ныряла в объемистый справочник "Типовые договоры", и судорожно перелистывала его, и что-то выписывала на бумажку, как будто конспектировала.

За договорами Данилов отправил Сашу Корчагина. Саша некоторое время распространялся о том, что в городе "ужасная дорожная обстановка", идет снег и вообще не проехать, - ехать от офиса до Последнего переулка было ровно две минуты, и Данилов делал вид, что не слышит, - а потом все же уехал.

Позвонила Катерина Солнцева, жена Тимофея Ильича Кольцова, и сообщила свой новый мобильный номер.

- Он жив, но все еще очень плох, - ответила она на вопрос Данилова об охраннике, - с ним дежурят наши ребята.

- Я могу его увидеть?

- Думаю, что пока нет. Разговаривать с ним все равно нельзя.

- Может быть, ему что-нибудь нужно? Лекарства, или аппаратура, или еда?

- Нет, спасибо, - сказала жена Кольцова светским тоном, как будто он предлагал помощь ее больной бабушке, - мы справимся сами, Андрей.

Данилов моментально почувствовал себя идиотом.

- Извините, - пробормотал он.