У ТВОИХ НОГ 2 страница

-...прекратить, я сказал. Какого черта вы здесь делаете?

- Но...

- Был приказ...

- Хартли... И Веллинг...

- Идиоты. Совсем мозги атрофировались? Бессмертными себя почувствовали? Можно подумать, Хартли с Веллингом придет в голову вас отмазывать, если вы грохнете этого… Господи, а это еще кто?..

- Э-э... он, ну…

- Поня-ятно. Так, всех касается - живо в дом, спускать наркоту в сортиры и порно с малолетками с хардов чистить. Копы с минуты на минуту нагрянут, а вы здесь ерундой занимаетесь. Кстати, кто будет скидывать оружие – чтобы никаких отпечатков, ясно? Выполнять. Бегом.

Недовольный ропот, перешептывание, звук движения и шагов. Прощальный пинок, злое обещание:

- Еще встретимся, суки!

Все же счастье – это очень просто. Это когда тебя не бьют, а шею обжигает горячее неровное дыхание того, кого ты только что едва не потерял навсегда.

Щелчок зажигалки, и Джаред вздрогнул, совершенно не к месту вспомнив запах дыма и бензина.

Голос был вкрадчивым и любезным:

- Мистер Падалеки, не могли бы вы удовлетворить мое любопытство – под вами так трогательно замер мистер Эклз, или мальчики совсем обнаглели и просто размялись с первым угодившим под горячую руку бедолагой?

Джаред повернул голову, по-прежнему прижимая Дженсена к себе.

На уровне глаз обнаружились щегольские, чтобы не сказать выпендрежные, светлые ботинки, судя по всему - под цвет костюма. Эх, ошибся Падалеки насчет смокингов.

Выше можно было не смотреть.

- Так вот, мистер Падалеки, - голос Розенбаума стал предельно серьезным. – Забирайте этого психа и чтобы через десять минут вас тут не было. Они вернутся, даже не сомневайтесь.

Майкл развернулся и зашагал прочь.

Джаред не выдержал:

- Майкл!

Блядь, хотел крикнуть, на деле – просипел.

Но, похоже, Розенбаум услышал. По крайней мере, остановился.

- Почему?

Тихий смешок.

- С вами было весело, мистер Падалеки. Ну и Торквемада выступил так, что у всех уши заложило, давно такого шоу не видел. Жить – это чертовски скучно, Джаред. Я привык с благодарностью принимать любые неожиданные подарки судьбы, да и вообще мне было бы жаль, если бы Инквизитора забили насмерть. А так - возможно, мы еще встретимся. Кто знает.

Звук шагов постепенно растворился в темноте. Джаред подумал, что многое бы отдал, чтобы больше никогда не пересекаться в этой жизни с человеком по имени Майкл Розенбаум.

- Падалеки.

Джаред не сразу понял, что до сих пор держит Дженсена мертвой хваткой.

- А? – растерянно отозвался он, слегка разжимая руки.

- Ты жив?

- Кажется, да…

- Тогда будь добр, слезь с меня. Я сейчас задохнусь.

От знакомых интонаций в груди разлилось тепло. Похоже, с ним все не так плохо, а еще… словно все вернулось. Точнее – словно ничего никуда и не исчезало.

- Как ты? – прошептал Джаред, вставая на колени и помогая Дженсену сесть.

Тот болезненно сморщился, вновь прижимая левую руку к груди, и прислонился спиной к стене.

- Нормально. А ты? – быстрый внимательный взгляд, не просто тревога – почти страх в глазах.

- Порядок, - выдохнул Падалеки, усаживаясь рядом. Кстати, он не так уж и сильно соврал. Глубоко вздохнуть больно, шевелиться очень больно, в голове… а, про это лучше не думать, но на самом деле он давно не чувствовал себя настолько хорошо.

Сейчас даже просто сидеть рядом, касаясь плечом – было невероятно спокойно и тепло.

- Падалеки, какого черта ты устроил?

Одной рукой ему явно неудобно шарить по всем карманам, но лезть с помощью сейчас – явно не лучшая идея.

- Тебя могли убить.

Дженсен помолчал, а потом тихо спросил:

- Ты в самом деле думаешь, что мне стало бы легче, если бы убили тебя?

Джаред неожиданно для самого себя понял, о чем говорит Дженсен, и почувствовал неловкость. Пожалуй, лично он точно бы не захотел жить, если бы из-за него погиб Дженсен.

- Прости. Я не подумал.

Дженсен хмыкнул, ойкнул от боли в разбитой губе, но все же не выдержал и рассмеялся.

- Падалеки, ты хоть понимаешь, что про тебя именно это будет написано в заключении коронера – «он не подумал»?

Джаред понял, что тоже улыбается.

- И пусть.

- Ч-черт.

Джаред повернул голову.

Дженсену таки удалось извлечь из кармана безнадежно смятую пачку сигарет.

- Ты же бросил, - не удержался Падалеки.

Дженсен, казалось, задумался.

- Никогда не поздно начать заново, ты не находишь? – негромко произнес он, и Джареду внезапно показалось, что он говорит не только о курении. Точнее – совсем не о курении.

- Может, и так, - тихо согласился Падалеки, отчаянно боясь спугнуть хрупкое ощущение, что между ними сейчас происходит что-то очень правильное.

Эклз с недовольным ворчанием распотрошил пачку, извлек две последние уцелевшие сигареты и протянул одну Джареду.

- Зажигалка есть? – поинтересовался он.

Падалеки почувствовал, что его накрывает волна безудержного, хотя и немного нервного веселья. Блин, все же человеческая память – на редкость занятная штука.

- Я надеюсь, они отравлены? – выдавил он из себя, понимая, что если сейчас начнет ржать, то это может закончиться чем угодно, в том числе и слезами.

Эклз с опаской посмотрел на свою сигарету.

- Ну, по крайней мере, так считает департамент здравоохранения, - осторожно сформулировал он и подозрительно покосился на Джареда. – Падалеки, ты точно в порядке?

- Точно, - подтвердил тот, протягивая зажигалку и закусывая губу, чтобы не думать о том, какое лицо будет у Эклза, если он положит голову ему на плечо и попытается прикурить от его сигареты.

- Сомневаюсь, - вздохнул тот, высекая огонь, затянулся и тут же закашлялся.

Джаред забрал у него зажигалку и тоже прикурил.

- «Флиртовать - это немного не мой стиль, но я могу просто лечь у твоих ног», - неожиданно для самого себя процитировал он. Ну ни хрена себе, сколько лет прошло, а вот на тебе – помнит.

Дженсен фыркнул.

- Я даже знаю, зачем, - сообщил он.

- Ну?

- Чтобы мне всегда было о кого споткнуться.

Джаред рассмеялся. Оригинальная трактовка, но, пожалуй, в таком варианте фраза только выигрывает.

- Ты и без меня успешно справляешься, - отозвался он. – Дженс, объясни, ну зачем тебе понадобилось это выступление?

Дженсен пожал плечами и лаконично ответил:

- Психанул.

Падалеки покачал головой. Блин, исчерпывающе, ничего не скажешь.

- Похоже, у коронера уже есть фраза и для тебя, - усмехнулся он.

- Похоже, - не стал спорить Дженсен.

Они сидели и курили, тесно прижавшись друг к другу плечами, и Джаред уже не сомневался – жизнь действительно наполняется смыслом. Потому что… никогда не поздно начать все заново.

- Откуда ты узнал?

- От Келли. Он был… там. И я действительно отлеживался у него. Прости. Мне правда больше некуда было идти.

- Мне не за что тебя прощать. Я понимаю.

Лучше уточнить, чтобы потом не сомневаться.

- Но… тебе не все равно?

Эклз ответил, не задумываясь:

- Нет, Падалеки. Мне не все равно. И никогда не было.

От этих слов повеяло теплом и надеждой; Джаред решился.

- Дженсен, ты дашь мне еще один шанс?

Эклз помолчал, а потом негромко спросил:

- А ты мне?

Несложный вопрос.

- Я – да.

Дженсен вздохнул.

- Ну, тогда я тоже попытаюсь.

Пусть это только начало – но начало положено. И… в этот раз все будет по-другому. Джаред постарается. Больше никаких зароков и самоуверенных обещаний, но он действительно постарается. Даже если будет очень нелегко.

А сейчас он просто даст Дженсену время. Столько, сколько ему понадобится.

Кстати, к слову о времени.

- Дженсен, надо уходить. Ты слышал, что сказал Розенбаум? Пошли, Дженс.

Джаред начал подниматься, морщась от боли, и замер, услышав негромкое:

- Джаред… Я… Давай посидим еще немного.

Вот теперь главное не показать, что испугался. В конце концов, Дженсену неслабо досталось, он имеет полное право передохнуть.

Джаред развернулся, опускаясь на колени рядом с Эклзом и, приподняв его подбородок, заглянул в лицо:

- Дженсен, что?

Немного виноватая улыбка.

- Падалеки, да всё в порядке. Просто голова раскалывается, думаю, не мне тебе рассказывать, что так бывает, когда по ней настучат. Если я встану, то, боюсь, вновь увижусь со своим обедом...

Джаред вновь сел, прислонившись к стене и, осторожно обхватив Дженсена за плечи, притянул его к себе.

- Полежи, ладно? И, кстати, если что, не волнуйся – этим джинсам уже точно ничего не повредит.

Дженсен усмехнулся и медленно лег, устроив голову на бедре Джареда.

- Я постараюсь сдержаться. Чертово воспитание, понимаешь ли.

- Понимаю, - вздохнул Джаред, проводя рукой по его волосам. – Все же хорошо, что у меня нет таких проблем.

- Это точно.

В падавшем на его лицо свете фонаря глаза Дженсена казались почти черными. Джаред подумал, что он никогда не смотрел на него так мягко, словно запоминая… или прощаясь. Черт, ну что за херня лезет в голову? Просто так падает этот блядский свет, а на самом деле наверняка в его взгляде привычные ехидство и насмешка, верно ведь?

- Что думаешь делать теперь? – тихо спросил Джаред. Потому что если что-то и может отвлечь от настоящего, так это разговоры о будущем.

Дженсен пожал плечами.

- Не знаю. Попробую перевестись во Фриско… наверное. Формально я не нарушил никакие правила. Просто сказал правду. Да и отчислить меня теперь… ха. Это уже будет дискриминацией.

- Возьмешь меня с собой?

Легкая улыбка.

- А ты поедешь?

Говорить о том, что хоть на край света – пожалуй, это будет глупо.

- Ну не отпускать же тебя одного. Ты ведь можешь не остановиться на Фриско, и где мне тогда тебя искать? Нет, я найду, даже не сомневайся… Правда, мне даже страшно подумать, где. Не иначе, как в Ватикане. И ты будешь уже Папой Римским.

Короткий смешок.

- Почему Папой?

- А куда еще может податься Торквемада?

Слава богу, в глазах загорается смех. Это уже проще, понятнее… и, наверное, это добрый знак.

- Падалеки, я вообще-то не католик.

- Ты ориентацию пять раз на дню меняешь, думаю, за вероисповеданием дело не станет.

- Ладно, убедил. Поехали. В конце концов, у тебя всегда будет возможность сбежать.

- Сбегать – это твоя прерогатива. Я обычно догоняю.

Тяжелый вздох.

- Что самое ужасное – всегда успешно... Падалеки, скажи честно… мне уже вообще не светит от тебя избавиться?

- Не-а. Даже не надейся.

Кажется, или его лицо постепенно заливает нехорошая, мертвенная бледность?.. Копы уже едут, и с ними обязательно будет скорая, Брок не мог не понимать, что скорая понадобится.

- Как голова?

- Лучше. Правда. Скоро пойдем.

Врет. Джаред на его месте тоже врал бы. До последнего. Но скрыть частое затрудненное дыхание и появляющийся в самой глубине глаз страх выше человеческих сил.

- Держись, Дженс. Врачи скоро будут. Келли вызвал копов и скорую.

- Похоже… мне… придется подружиться… с этим… парнем.

- Дженсен, не разговаривай. Болтать – это мое, разве нет?

Его кожа горячая и влажная, и сердце колотится так, что его пульс отдается в груди у Джареда. Черт, если бы он мог забрать и его боль, или что там сейчас происходит у него в голове… Блядь, это несправедливо – такое давно уже должно было случиться с Падалеки, не зря же он получает по черепу раз в неделю, господи, ну почему Дженсен…

- Джаред.

- Что?..

А вот теперь, похоже, все действительно всерьез.

- Джаред, мне плохо.

- Дженс, даже не думай!

Его веки подрагивают, взгляд становится по-настоящему страшным, расфокусированным и слепым, черт, теперь он не просто косит – его глаза словно разъезжаются в разные стороны. Лишь когда он с тихим стоном опускает веки, к Джареду возвращается способность дышать.

- Дженсен, ты меня слышишь? Возьми меня за руку, пожалуйста!

Падалеки находит его ладонь, едва не хватая по ошибке за сломанное запястье, и с силой выдыхает, когда пальцы Дженсена слегка сжимаются, словно он пытается удержаться, не соскользнуть за край.

- Не отпускай мою руку, Дженс, хорошо? – тихо шептал он, не замечая, как глаза наполняются слезами. – Так я буду знать, что ты здесь, понимаешь? Не уходи, ладно? Только не так далеко, пожалуйста… Фриско, Ватикан, хоть северный полюс, я отыщу тебя где угодно, только не туда... Ты вряд ли мне поверил, но я… я правда не могу без тебя. Черт, Дженс… Я не смогу, если тебя не будет где-то, где у меня будет возможность тебя найти.

Джаред не сразу понял, что уже не Дженсен сжимает его пальцы – это он сам сдавливает в руке его ладонь с такой силой, что уже, наверное, причиняет боль. Похолодев, но всё еще не веря, он осторожно коснулся его шеи и не сразу, но все же чувствовал еле заметное подрагивание под пальцами – ниточку пульса, готовую разорваться в любой момент.

… Лос-Анджелес, блестящий и равнодушный, продолжал жить своей жизнью, не замечая, как ломаются судьбы и разбиваются мечты в его безжалостных объятьях – ведь в минуты отчаянья одних другие празднуют победу, так что все справедливо. В доме братства шла генеральная уборка; где-то совсем близко завывали сирены – кавалерия была уже на подходе. На парковке «А» Калифорнийского Университета Джаред обнимал неподвижное тело Дженсена и считал удары его сердца.

Иногда все, что у тебя остается – это тонкая нить чужого пульса под пальцами. А еще иррациональное ощущение, что если держать крепко, человек останется. Просто не сможет никуда уйти. Надо только крепко держать – и очень сильно верить.

Веры Джареда с избытком хватит на них обоих, и в мире не найдется силы, способной заставить его отпустить эту нить, а значит – их история еще не закончена. Черт возьми, все только начинается.

И если вера в самом деле способна менять этот мир – сейчас самое подходящее время.

 

Эпилог.

 

Вой сирен бьет по ушам, свет ослепляет, голоса сливаются в неясный гул, но единственное, что Джаред действительно понимает – у него забирают Дженсена. Инстинктивная паника взрывает мозг, первая реакция – с рычанием вновь закрыть его собой, не позволить никому прикоснуться даже пальцем. Немного прийти в себя помогает простая мысль – Дженсен умирает. Абсурд, но для того, чтобы удержать – сейчас надо отпустить. Разжать руки и позволить другим людям сделать то, что сам Падалеки сделать уже не в состоянии: не просто остановить за миг до падения в никуда – вернуть обратно. Они – профессионалы, они – справятся...

Но понимать разумом – этого явно недостаточно, все равно грудь пронзает чувство безвозвратной потери и щемящего одиночества, когда люди в синей форме парамедиков быстро поднимают Дженсена и укладывают его на каталку. Дальше Джареду видно плохо – загораживает женщина из «скорой», которая еще и светит ему в глаза фонариком, параллельно сухо и четко задавая вопросы. Падалеки пытается заглянуть ей за спину, и не столько слышит, о чем его спрашивают, сколько просто понимает, что сейчас может быть важным – и он рассказывает про избиение, про то, как Дженсен сначала чуть не отключился, потом ненадолго пришел в себя, а затем опять потерял сознание. Если не упоминать о том, насколько страшно было смотреть в постепенно слепнущие глаза того, за кого готов отдать свою жизнь - это звучит почти обыденно. Черт, да отойдите уже, ничего же не видно!.. Ему помогают встать, новые вопросы – теперь от пары хмурых копов, но Падалеки почти не обращает на них внимания и лишь напряженно всматривается поверх голов туда, где за распахнутыми дверцами «скорой» происходит какое-то движение.

- Почему они не уезжают?

- Сэр? – в голосе копа сквозит недовольство, поскольку к его собственному последнему вопросу эта фраза явно не имеет никакого отношения.

В груди словно начинается землетрясение – пока это лишь еле заметная дрожь, но в безобидной на первый взгляд вибрации уже скрывается ужас грядущих разрушений.

- Почему они не уезжают...

Один из медиков спрыгивает с подножки лечебного отсека и неторопливо отходит за машину. В темноте вспыхивает огонек зажигалки.

- Почему...

Кажется – кто-то подходит, возможно, даже что-то говорит, но мир Джареда сейчас сужен до пределов ярко освещенного салона «скорой», где явно все идет не так, черт, они что, вообще ни хрена не понимают - его же надо срочно в госпиталь...

- Дженсен...

Наверное, его рывок был слишком предсказуем, потому что один из копов моментально вырастает у него на пути, а второй мягко, но крепко фиксирует плечо.

- Сэр, вам туда нельзя.

- Вы не понимаете... там же... Дженс! Дженсен!!!

Мир постепенно идет трещинами, все рушится, мириады осколков иссекают душу в кровавый фарш, но Джаред продолжает с воем вырываться из рук с трудом удерживающих его копов, потому что они всё неправильно поняли, Дженсену просто стало лучше, просто уже не нужно никуда ехать...

- Сэр, мне очень жаль.

Сердце замерло, а потом рухнуло в черную бездну, которой с этого момента будет вся оставшаяся жизнь Джареда Падалеки.

- ДЖЕНСЕН!!!

 

***

 

Джаред рывком сел на кровати. Сердце бьется с такой частотой, что почти больно, не хватает воздуха, липкий пот неприятно холодит кожу.

Опять.

Он неосознанно провел рукой по постели рядом с собой, хотя и прекрасно знал, что там никого нет. Черт, он понимал, насколько это глупо и беспомощно, но сейчас, когда перед глазами все еще мелькали всполохи огней неотложки, а в ушах похоронным набатом звучало страшное «мне очень жаль»... Он просто не удержался.

- Дженсен! – его голос сорвался на крик, отчаянный и безнадежный.

Тишина.

И спустя несколько бесконечных и тягостных секунд – шлепанье босых ног по полу, приглушенный зевок, но, пока появившийся из темноты человек в пижамных штанах не уберет руки от лица, Джареду все равно будет страшно. Потому что он до безумия боится, что однажды не найдет выхода из своих кошмаров и навсегда потеряется в мире, где Дженсена больше нет.

- Падалеки, ты чего орешь? – голос сонный и ворчливый, черт, похоже, у него опять головные боли... и тут же, словно озвучивая мысли Джареда: - Я за аспирином ходил. Голова раскалывается, да еще и рука ноет...

От облегчения чуть ли не слезы на глазах выступают. Док предупреждал, что еще пара сотрясений, и Джаред будет рыдать над мелодрамами: что-то там про психоорганический синдром и недержание эмоций, или как-то так. Можно подумать, у него до всех этих приключений с контролем над эмоциями был порядок...

- Дженс, ну какой, к черту, аспирин... Тебе же выписаны нормальные обезболивающие... – Джаред откинулся обратно на подушку, чувствуя, что успокаивается – быстро и основательно. Впрочем, в присутствии Дженсена так происходит всегда. Его личный транквилизатор.

Эклз сел на край постели, потирая ладонями виски.

- Блин, Падалеки, с моим наркологическим анамнезом мне только на обезболивающие подсесть не хватает, - вздохнул он.

Его упорство в данном вопросе до сих пор не перестает удивлять Джареда. Все равно ведь ни хрена не помогает, да и вообще не очень понятно, можно ли ему принимать аспирин после всего, что было, но его самого это почему-то совершенно не волнует. Решил, что не будет принимать ничего серьезнее, и точка. Не обсуждается. И это несмотря на то, что при всей своей железной выдержке он абсолютно не способен терпеть физическую боль – по степени его раздражения Джаред всегда может понять, что именно у него болит и насколько сильно.

С ним вообще очень нелегко. Он не прощает слабостей ни себе, ни окружающим, он всегда лучше всех все знает, он на раз замыкается в себе, и потом хрен его оттуда вытащишь.

Но на самом деле все это не имеет ни малейшего значения. Потому что сейчас он повернется и тихо спросит:

- Так ты звал меня?

Дженсен в каком-то смысле очень счастливый человек – он не видит снов. Вообще. По крайней мере, он так утверждает, и у Падалеки нет оснований ему не верить. То есть, наверное, видит, но не помнит, поэтому он не знает, что такое кошмары. Точнее – знает лишь со слов Джареда.

- Опять?

Наверное, это глупо, но Джареду каждый раз неловко признаваться в том, что он вновь проснулся в растрепанных чувствах из-за каких-то снов. Впрочем, это что - иногда он еще и орет. Ну, это когда ему снится, что он заживо горит в своей машине.

- Двигайся, - на самом деле Дженсену не нужны от Джареда никакие признания. Он и так все понимает. Просто иногда забывает, что Джаред не может оставаться в одиночестве – но, наверное, для человека, который не видит снов, это простительно.

Дженсен привычно устраивается даже не рядом, почти сверху – осторожно помещает на груди Падалеки левую руку, обхватывает его ногу своей и кладет голову на плечо.

На самом деле, все началось не сразу – первое время Джареду вообще было не до сна из-за состояния Дженсена, постоянных вызовов в полицейский департамент, и все более обостряющихся взаимоотношений с Донной, которая начала с того, что отрыдалась у него на груди, а закончила запретом появляться у палаты сына. К сожалению, Алан, с которым Падалеки быстро и закономерно нашел общий язык, был тут бессилен, и долгое время Джаред просто приходил в больницу по ночам, отсыпаясь, насколько это было возможно, днем. То, что он больше не может спать один, Падалеки понял где-то через месяц после того, как Дженсен появился на пороге номера мотеля и с неловкой усмешкой попросил оплатить ему такси – о его самовольной выписке в больнице еще ничего не знали, а сердобольную медсестру, вернувшую ему одежду, явно ожидали райские кущи после смерти и большие неприятности в не столь отдаленном будущем.

Нельзя сказать, что к тому моменту все наладилось – скорее напротив, проблемы вышли на новый виток и теперь были связаны с попытками ужиться на одной территории двух совершенно непохожих друг на друга людей, которые никогда и ни с кем не находились в достаточно серьезных отношениях. Последней каплей почему-то стал переезд в отдельный дом, словно с появлением собственной кухни до них обоих наконец-то дошло, что происходит, и война за лидерство вспыхнула с новой силой.

После очередного скандала, когда Дженсен развернулся и, шарахнув дверью, исчез почти до самого утра, Джареду впервые приснился кошмар. Все было почти как тогда, и копы, и женщина с фонариком… за исключением единственной детали – скорая, которая в реальности сорвалась с места, лишь только закрылись дверцы, во сне никуда не уезжала, а потом чужой голос сообщил, что ему очень жаль, хотя, конечно, ни черта ему не было жаль, а вот Джаред… Потом Падалеки пытался заснуть еще несколько раз, вновь просыпался в холодном поту, в итоге плюнул на все и остаток ночи провел за ноутбуком, чашкой кофе и просмотром какого-то дурацкого, но главное – почти смешного сериала.

- Почему ты не спишь?

Дженсен выглядел настороженным и, что приятно, был почти трезвым, в его случае это большое достижение.

- Не смог заснуть, - коротко ответил Джаред, не очень уверенный, что стоит сообщать Эклзу о своих проблемах, еще, чего доброго, потащит к своему психиатру, или кто там ему антидепрессанты выписывал.

- Почему?

Ну, во-первых, Дженсен стадо мулов переупрямит, если ему что-то взбрело в голову, а во-вторых… Во-вторых, Джаред давно пообещал самому себе быть с ним честным. Может быть, так им обоим будет проще понять друг друга.

- Мне приснилось, что ты умер… тогда. – И пусть это звучит, как глупый и дешевый шантаж – но что поделать, если правда не всегда выглядит такой красивой и нарядной, как хотелось бы. Дженсен поймет… не может не понять. – Похоже, я слишком привык засыпать рядом с тобой. Прости.

Джаред все же не ошибся в нем – Эклз все прекрасно понял.

- Пойдем спать. - От него пахнет виски, губы касаются виска мягко и виновато. – Слышишь? Пойдем.

Его ласки неторопливы и бережны, он подводит Джареда к высшей точке так, словно волна подхватывает и несет за собой - плавно, неудержимо и захватывающе долго. Ему и правда очень плохо даются слова извинения – поэтому он просит прощения, как умеет, и, на самом деле, уже не важно, кто был виноват – они реально поссорились из-за какой-то ерунды. Просто он делает первый шаг - и Джаред с готовностью подается ему навстречу. И пусть секс это все еще единственное, в чем их взаимопонимание абсолютно - они оба упрямо продираются друг к другу, учатся прощать и понимать, врастают один в другого мыслями и желаниями, потому что в действительности хотят одного и того же – быть рядом.

Если уж совсем честно, в то, что они смогут быть вместе, до сих пор никто не верит. Даже Ники. Как же хорошо, что им обоим доставляет огромное удовольствие делать все назло окружающим. Кейн так и вовсе однажды завел какую-то херню о том, что такие травмы могут иметь отдаленные последствия, и Джареду стоит хорошенько подумать… Потом получил по морде – от души, по-дружески, и торопливо заявил, что Падалеки его неправильно понял. Все он понял правильно, и литературу соответствующую почитал – только все будет в порядке. Теперь уже точно будет.

Наверное, Дженсену тоже приходится выслушивать нечто подобное. По крайней мере, Донна с завидной регулярностью пытается промыть ему мозги, а уж тот факт, что Падалеки устроился разнорабочим в ближайший супермаркет, вообще едва не довел ее до нервного срыва. Она даже снизошла тогда до личного визита и заперлась с Дженсеном на кухне для приватной беседы. И вот только не надо говорить, будто подслушивать - это гнусная бабская привычка. Может, и гнусная, и даже бабская, зато чрезвычайно полезная. Хотя, если честно, Падалеки несколько смутился, услышав спокойный ответ Дженсена на реплику выведенной из себя Донны «я, между прочим, твоя мать, а вот кто он тебе такой?!».

- Падалеки.

Джаред сделал вид, будто с огромным трудом оторвался от чего-то невообразимо интересного в ноуте, и поднял глаза на невозмутимого Дженсена, присевшего на подлокотник дивана.

- Она ушла?

Игнорировать вопросы, на которые неинтересно отвечать – это тоже фирменная манера Эклза.

- Так ты согласен, или тебе нужно время подумать?

Блин, хочется надеяться, что пылающие уши не подожгут волосы.

- Ты о чем?

Дженсен вздохнул.

- Падалеки, даже если бы на твоем лице не отражалась крайняя степень душевного смятения, я все равно знаю, что ты подслушивал. Ты всегда подслушиваешь. Так что?

- Я не понимаю, на хрена это нужно, - пробормотал Джаред, опуская взгляд в экран ноута и вообще не соображая, что конкретно он сейчас видит.

- Лично мне – чтобы знать однозначный ответ на вопрос о том, кем ты мне приходишься. Тебе – не знаю, потому и спрашиваю.

- Блин, Дженс. Я понятия не имею, что сказать… - Охренеть, в неожиданно севшем голосе явственно звучат откровенно испуганные нотки. Интересно, Эклз потом долго будет над ним издеваться, если сейчас Джаред просто сбежит?

Поздно. Дженсен плавно соскользнул с подлокотника на диван и, решительно убрав ноутбук с колен Джареда, слегка развернул Падалеки к себе, запуская одну руку в волосы, а другой неторопливо начиная расстегивать на нем рубашку. Ну, вот и что тут можно сделать – только придвинуться ближе самому и, просунув одну ногу между телом Дженсена и спинкой дивана, закинуть другую ему на бедра.

- Страшно даже подумать о таком? – тихо спросил тот, и Джаред лишь смог выразительно вскинуть брови, потому что когда Эклз приближается на расстояние прикосновения, тело реагирует моментально, и для страха места уже не остается – хочется лишь крепче обнять в ответ, найти его губы, раствориться в запахе и вкусе.

- Мне тоже страшно. - Его дыхание обжигает, губы еле ощутимо проходятся по коже, от подбородка к уху. – Страшно, что ты согласишься... и что ты откажешься. А еще мне безумно страшно, потому что я не знаю, действительно ли я сам готов... Черт, да я даже не понимаю, чего я чаще и сильнее хочу в течение дня - убить тебя, заняться с тобой сексом или просто положить голову тебе на колени...

Кажется, Дженсен получает какое-то совершенно ненормальное, извращенное удовольствие, когда медленно расстегивает пуговицы на груди у Падалеки – одну за другой; в такие минуты Джареду становится понятным, почему Эклз при любой возможности пытается заставить его покупать рубашки вместо нормальных футболок.

Теперь главное – не начать подвывать от нетерпения, иначе это издевательство вообще никогда не закончится.

- Но, знаешь – по-моему, я не против попробовать... Так что решать тебе. – Зубы слегка сжимают мочку уха, и Джаред уже готов заорать, что он - готов, но Эклз все же слишком хорошо его знает: - Только не вздумай ничего отвечать прямо сейчас... – Тихий смех, и Дженсен опрокидывает его на спину, прижимаясь, целуя уже всерьез. – Потом поговорим.

Ладно, теперь его очередь:

- Дженс, Донна точно ушла?

- Забудь о Донне.

- Блин, я бы и рад, но если она сейчас нарисуется в дверях...

- Падалеки, если ты будешь напоминать мне о моей матери каждый раз, когда я соберусь тебя трахать – очень скоро трахать тебя будет некому, потому что я уже не смогу, а никому другому не позволю.

- Эклз, я просто пытаюсь проявить уважение, ведь, как я понимаю, мы с ней рискуем в какой-то мере породниться...

- «Рискуем» - очень правильное слово... Приподнимись.

- Брось, она меня обязательно полюбит...