Глава 5. — Из всех твоих шуток, — медленно произнес я, — эта была самая идиотская.

— Из всех твоих шуток, — медленно произнес я, — эта была самая идиотская.

Толстяк оскалился.

— Я знал, что у тебя хватит глупости взять в ванну револьвер, — сообщил он. — А еще я знал, что ты не выстрелишь.

— А я — не знал!

— Ты побоялся отстрелить себе большой палец на правой ноге, — ехидно сказал гоблин. — А будь я человеческой самкой, то и кончик…

Толстяку пришлось прерваться, потому что я бросил в него револьвер. Не самый разумный поступок, но ничего другого под рукой не имелось.

Как и ожидалось, револьвер гоблин поймал, но слетевшие с «максима» хлопья пены угодили точнехонько на скалящуюся харю, заставив Толстяка подпрыгнуть едва не под самый потолок.

Что ж, хоть в этом байки оказались родственны правде — гоблины действительно терпеть не могут воду. По крайней мере ту, что не разбавлена спиртом.

— Ф-р-р-р! Ы-ы-ы! Вот дерьмо!

— Толстяк, а что ты делаешь во время дождя? — вкрадчиво спросил я. — Закапываешься на десять футов?

— Дождь — это, чтоб ты знал, глупый человечишка, священные слезы Спящего, — надменно произнес Толстяк. — Попасть под них — радость для любого гобла. А вот гадость, которую сородичи Мака добавляют в мыло, чтобы лучше пенилось…

— Разжижает мозг и заставляет его вытекать через уши, — донеслось из-за двери. — Но бояться нечего, у тебя-то сплошная кость, от лба до затылка.

— Мак?

— Я принес тебе одежду, — сообщил гном, входя в комнату и выкладывая на пол кучу, нет, Кучу. Судя по количеству торчащих из неё рукавов и штанин, одежды там было на роту Кейнов. — Не новье, но выглядит еще прилично. Подбери себя пару рубашек по размеру… ну и чего еще захочешь.

— Спасибо, Мак.

— Да не за что. Я все равно собирался пустить это тряпье на протирку.

— И конечно же, — фыркнул гобл, — ты не забудешь вычесть стоимость этого тряпья из нашего счета.

Интересно, а каково на текущий момент состояние «нашего счета», подумал я. Задавать этот вопрос гному как-то не хотелось, потому что в ответ Мак вполне мог заинтересоваться нашей платежеспособностью. Кстати…

Дождавшись, пока сапоги гнома простучат по лестнице, я высунул из воды палец, поманил гоблина и когда он — скорчив при этом совершенно зверскую рожу — наклонился к ванне, прошептал:

— Где деньги, Толстяк?

Гобл сразу забыл про свое отвращение к пене — клыкастая харя разом превратилась в почти человеческого вида лицо. Удивленное донельзя.

— Какие деньги, эй-парень, ты вообще о чем?

— Денежные деньги, зеленый! Мексиканские доллары!

— Ах, эти деньги…

Наклонись гоблин еще чуть пониже, я бы смог ухватить его за шею и двумя руками, но сейчас в моей досягаемости находился только скальп — пучок волос, тщательно раскрашенный в пять цветов, заботливо перевитый нитью и украшенный всякой дрянью. Именно за скальп я Толстяка и сцапал, «нежно» пригнув его мордой к поверхности воды.

— Да! ЭТИ деньги.

— А-а-а-фы-фы-фы! — Гобл, выкатив глаза, пытался сдуть с носа клок пены. — А-а-а-тпусти!

— Где доллары, Толстяк?!

— Там! — гобл махнул револьвером в сторону сваленной в углу кучи трофеев. — Зашиты в патронном поясе.

— Врешь.

— Ну… они были там, — признался гоблин. — Я достал их сегодня, под утро.

— А где они сейчас?

— Пропил.

— Сорок пять долларов? И ты еще можешь стоять?!

Толстяк дернулся, но тут же сообразил, что при попытке изобразить пьяную до погремушки на хвосте змею он вынужден будет рухнуть прямо в пену.

— Я их… у-у-у-инвестировал.

— Чего?!

От неожиданности я даже ослабил захват, чем гобл моментально воспользовался, резко мотнув головой. Прядь выскользнула из моих пальцев, и мы вернулись к прежнему раскладу: голый человек в бадье с водой и вооруженный до клыков гоблин рядом.

— Вложил их в дело, деревенщина!

— Какое, тролль меня защекочи, дело?!

— Дельное, — гобл выразительно похлопал себя по пузу над ремнем. — Вот увидишь, эй-парень, в недалеком будущем эта инвестиция озолотит нас с ног до головы.

— В каком еще треклятом бу… — я осекся, сделал глубокий вдох, выдох. Спокойно, Кейн, спокойно… чтоб меня черти взяли. Это всего лишь один-единственный гоблин. Гоблин, мать его… целый гоблин.

— Толстяк, друг мой, — на этот раз в моем голосе явственно зазвучали нотки миссис Пфайфер. — Будь так любезен, ответь на один ма-аленький вопрос…

К своему несчастью, гобл явно не знал старушку и когда я начал понижать тон до едва слышного шепота, он подался вперед, честно пытаясь расслышать мои слова. Я последовал его примеру, так что мы почти столкнулись носами.

— …скажи, эти твои инвестиции можно, — пауза, глубокий вдох, — ЖРАТЬ?!

— Если тебя так волнует вопрос жратвы, эй-парень, то почему бы тебе не найти РАБОТУ?!

Надо признать, у гоблина получилось лучше — я пытался добиться эффекта одним голосом, тогда как у Толстяка были клыки… и запах из пасти.

— В самом деле, — уже куда более мирным тоном повторил гобл минутой позже, когда я высунулся из-под воды. — Насколько я знаю, вы, люди, всегда ищете работу, когда нуждаетесь в деньгах.

— А гоблины до подобного не опускаются?

— Стараемся, — фыркнул Толстяк. — Зачем работать, когда можно дать дубиной по башке и забрать… ну, в крайнем разе, украсть?

— Вот что… — я попытался вспомнить хоть один из вчерашних маковых эпитетов по адресу гоблина, но Старая речь явно была слишком крупной рыбой для моей дырявой памяти, — зеленый, подойди к окну и выгляни из него.

Удивительно, но гоблин выполнил эту просьбу без получасового пререкания.

— Что ты видишь?

— Улицу, — начал перечислять Толстяк, — лужу, двух лошадей, сломанное колесо, навозные лепешки, мух, миссис Брейвок, груду золотых самородков…

— Что-о-о-о?!

Я был уже в воздухе над бадьей, когда понял, что гобл попросту надул меня. Будь там золото, зеленокожий не стал бы тратить время на сообщение об этом, а рванул бы к нему, прямо через окно или даже сквозь стену.

— Дерьмо!

— Да, эй-парень, ты прав, а я обознался — это просто дерьмо так песком присыпало.

Тоскливо покосившись на бадью — хоть вода уже и начала остывать, но минут пять в ней еще вполне можно было бы поотмокать душой и телом — я подошел к оставленному гномом вороху одежды. Одежда выглядела как домик сумасшедшего кальмара — кручено-перекрученное основание, из которого во все стороны торчали рукава и штанины.

— …еще там раздавленное перекати-поле, бутылка из-под виски… разбитая…

— А скажи мне, Толстяк…

Я осторожно потянул за один из торчащих наружу рукавов. Куча угрожающе пошатнулась.

— …не видишь ли ты толпу с плакатами: «Даю работу!», «Требуются работники!», «5 долларов за неделю, еда и кровать прилагаются!».

Следующий рукав оказался более сговорчивым — я вытащил из кучи рубашку. Пулевых дыр на ней не обнаружилось, ножевых — тоже, ну а пятна на груди цветом наводили скорее на мысль о кукурузном виски, чем о безвременной кончине предыдущего хозяина. За вычетом этих пятен рубашка была отличная, решил я — добротное сукно, не какая-то гниль пополам с бумагой — и начал было примерять её, как меня настигла следующая реплика Толстяка.

— Тебе ведь сегодня уже предлагали работу.

Я замер.

— Следующая реплика твоя! — минутой позже не выдержал гобл. — Ты должен был удивиться и спросить: а откуда ты об этом знаешь?

— Это-то как раз понятно, — медленно произнес я. — Тебе сказал Хавчик.

— Мимо. Я еще не говорил с ним, в смысле, не говорил без тебя.

— Значит, тебе разболтала первая же встречная собака, — я пожал плечами. — В конце концов это маленький городишко, какие здесь могут быть секреты?

— Насчет собаки ты тоже промахнулся, — заметил гобл. — Это была фея.

— С подбитым глазом? — уточнил я, припомнив одно из своих вчерашних «знакомств».

— Не, другая, из дневных.

Первая попытка добыть из кучи штаны окончилась провалом — мне достался лишь кусок ниже колена. Судя по виду — его отгрызли вместе с ногой внутри, причем у отгрызавшего были на редкость тупые зубы.

— А что денег за эту работу предлагали шиш да не шиша, тебе фея не нашептала?

Гоблин хитро прищурился.

— Эй-парень, ну ты ведь не зря потом принялся расспрашивать Хавчика о награде за тех гномов? Девять сотен ведь не валяются на дороге?

— Тысяча сто.

— Ы? — на этот раз удивление гоблина было непритворным.

— Нарви Эйхайм увеличил награду до тысячи ста.

— Кто тебе про это сказал? — недоверчиво спросил Толстяк.

— Он сам.

— Ты говорил с Нарви?

— Я говорил с гномом, похожим на британского аристократа-вампира, причем голодавшего с младенчества. Если знакомый тебе Нарви похож на это существо, то да, я говорил с мистером Эйхаймом.

— Ну, вроде того… — Во взгляде гоблина появилось заметно больше уважения. — Хотя обычно Нарви не удостаивает беседами людскую деревенщину.

— Хочешь сказать, он предпочитает общество гоблинов?

— У Нарви в друзьях много кто ходит, — уклончиво сказал Толстяк. — И среди этих «много кто» хватает существ, которые не понравятся тебе куда больше гоблинов.

— Пока что мне сложно такое представить.

— Я ж говорю, — разом повеселев, откликнулся гобл, — деревенщина как есть.

Отвечать ему я не стал — сейчас меня больше занимали очередные штаны, которые приходилось дюйм за дюймом вырывать у перекрученного клубка. К счастью, плотная синяя саржа даже и не собиралась рваться.

Не дождавшись ответа, гобл подошел ближе и принялся наблюдать за процессом вытаскивания.

— Зря ты за них дергаешь.

— Ты знаешь другой способ?

— Я знаю, что эти штаны надевать не стоит, — пояснил гобл. — Их любят золотоискатели.

— И что с того?

— Хочешь, чтобы все вокруг мечтали проверить карманы твоих штанов на предмет самородка-другого?

— Нет! — рявкнул я. — Но хочу ходить в удобных, прочных штанах.

— Дело твое. При случае можешь спросить у Мака, что с их прежним хозяином случилось. — Толстяк отвернулся и уже через плечо добавил: — Да, майку и кальсоны не забудь подобрать. Твои нынешние воняют, словно ты неделю держал их под седлом.

— Кто бы говорил, зеленая вонючка.

— Мой запах естественен для Запретных Земель, — надменно произнес гоблин. — А тебя даже самый насморочный орк учует за полмили. И вообще вы, людишки, пахнете куда хуже нас.

— Как вы только нас жрете, таких вонючек, — хмыкнул я.

— Долго проварив. И все равно иной раз приходится носы зажимать.

* * *

— Располнеть не боишься? — спросил Мак.

— Не, — прочавкал я. — У мну счо ес фоша.

— Фоша?

— Фора, — пояснил я, дожевывая картофелину. — Три недели назад я весил фунтов на семь больше.

— Понятно, — кивнул гном. — Что ж, тогда еще денька три ты и в самом деле можешь, хе, пропитаться в таком ритме. Второе принести?

— А что на второе?

— Котлеты с луком и рис.

— Даффай. И, Мак…

— Что?

— Откуда у тебя взялись вот эти, — я хлопнул себя по бедру, — штаны?

— Унаследовал от постояльца, — после почти незаметной паузы отозвался Хавчик. — Парень явился в город, имея на две с лишком тысячи золотого песка и за три дня и четыре ночи пропил и проиграл все: золото, лошадь, оружие… все, кроме вот этих штанов. В шесть утра четвертого дня он поднялся из-за стола, ну а в семь я нашел его в комнате… висящим на балке. Думаю, эти штаны принесут удачу тебе, — неожиданно закончил гном. — Веревка повешенного и все такое.

— Веревка повешенного?

Мак устало вздохнул.

— Говорю же — этот бедолага проиграл все, кроме штанов. На них он и повесился.

Я вздрогнул.

— Чертовски неприятное, должно быть, занятие.

— Точно не скажу, сам не пробовал. — Гном почесал щеку. — Но подозреваю, что да. Видок у покойника был тот еще… один из самых отвратных висельников на моей памяти. Лицо раздутое, язык… а, главное, зачем?

— Ну, ты же сам только что сказал: он проигрался в пух и прах.

— Я имел в виду, зачем нужна была эта возня со штанами, — пояснил Мак, — Если бы он только попросил меня…

— Ты бы одолжил ему денег?

— Нет, конечно же! — с негодованием отозвался гном. — При чем тут деньги?! Я бы одолжил ему кусок хорошей, крепкой веревки. Даже с обмылком, — подумав, добавил он.

— Очень… великодушное намерение, — выдавил я.

— Я забочусь о своих клиентах. — Гном был искренен, по крайней мере ни малейшего проблеска иронии в его голосе я не уловил, как ни старался. — Репутация заведения, знаешь ли.

— Понимаю…

— Так что если тебе вдруг что-то потребуется…

— Непременно дам знать, Мак. Обещаю.

Гном ушел, а я принялся лихорадочно глядеть по сторонам. В салуне, кроме меня, сейчас находилось еще четверо посетителей — давешняя троица бородатых пеньков у окна и нечто длинное, сутулое и черное-слегка-белое у стены через два стола от меня. Четверо — это, пожалуй, многовато. Вот будь их двое, я бы точно стянул чертовы штаны прямо сейчас. Хотя… трое у окна в мою сторону не смотрят, а черно-белый типчик хоть и сидел лицом ко мне, но при этом так низко надвинул шляпу, что из-под полей виднелась лишь нижняя челюсть. Ел он тот же суп, что и я, но раза в четыре медленней — мой заказ принесли позже и при этом я уже успел выхлебать полтарелки, тогда как черный осилил едва третью часть. Со стороны казалось, будто его интересовала не столько еда, сколько аккуратность работы ложкой — хотя, скорее всего, парень просто чертовски боялся заляпать свою снежно-белую сорочку. Выглядела она дороже всей его остальной одежды — красиво, но жутко непрактично.

Может, все-таки попробовать прямо зде…

Додумать эту мысль я не успел. Дверь салуна с грохотом отлетела в сторону, и внутрь ворвался бешеный гризли, в котором я не без труда опознал шерифа. Следом вошли двое его помощников: уже знакомый мне после перестрелки в луже Сэм и еще один — высокий, с длинными усами, чем-то похожий на моего двоюродного дядю Рональда. Оба старательно топали сапожищами, однако, даже работая в паре, им не удавалось дотянуть и до половины издаваемого шерифом громыхания.

В этой ситуации я не придумал ничего лучше, кроме как поспешно запихать в рот очередную картофелину — жующий человек выглядит мирно и безобидно, а если этого будет мало — что ж, я был вполне готов стать на четвереньки и спеть бе-бе-бе.

Медведь в шерифской куртке пронесся мимо, не обратив ни малейшего внимания ни на меня, ни на оказавшийся на его пути — бум-трах-бум! — табурет. Парочка с серебряными звездами протопала следом, удостоив меня одного косого взгляда на двоих.

— Мистер как-вас-там. Я местный шериф, звать меня Билли Шарго, и меньше всего на свете мне нужны неприятности в моем городе!

Черная шляпа медленно уползла вверх.

— Добрый день, шериф.

Мелодичный голосок был под стать открывшемуся личику — бледному, обрамленному золотыми кудряшками. Для полноты образа этому ангелочку не хватало лишь пары крыльев за спиной.

Насколько я знал, подобные златокудрые красавчики вызывают приступы безудержного умиления у девиц возрастом от шести до сорока шести лет, а особенно — у их родительниц. Однако шериф явно не относился ни к первой, ни ко второй группе.

— Я не люблю повторять что-либо дважды, мистер.

— В этом нет ни малейшей нужды. — Ангелочек был подчеркнуто вежлив. — Могу заверить, вас превосходно слышно.

— Да?! Тогда почему ты еще сидишь здесь?

— Простите?

— Я спрашиваю, какого тролля ты еще сидишь здесь?! — рявкнул Шарго.

— А разве я причиняю этим неприятности кому-либо? — удивленно вскинул бровь ангелочек.

— За болванов нас держать изволишь, мистер? — Шериф перешел на рыкающий шепот. — Думаешь, мы здесь в Пограничье под стать гоблам? Так знай — даже самые тупые гоблы — и те за милю бы распознали в тебе вампира!

В первый момент я решил, что шериф попросту шутит. Конечно, это была бы очень странная шутка, но кто знает, насколько причудливы пути того, что мистер Шарго склонен считать юмором. Потому что если шериф говорит серьезно… я быстро глянул в сторону двери, но там все было по-прежнему — сквозь многочисленные щели протискивались только солнечные лучи, а не сотня Протестантских Рыцарей в полном боевом облачении. Нет… наверно, все-таки шутит…

Ангелочек улыбнулся. Медленно — так, что я получил уйму времени на разглядывание пары длинных острых клыков.

— Что ж… раз уж вы знаете это, то вам стоит узнать и еще кое-что.

— Например?

Откуда в руке вампира появилась бумага, я заметить не успел.

— Прошу.

— И что это?

— Вы не умеете читать?

— Умею-умею. И читать и укорачивать всяких умников, мистер как-вас-там!

— Мэлоун. Именно это написано в моей церковной лицензии, которую вы столь упорно держите вверх ногами.

В этот момент забытая мной во рту картошка решила напомнить о своем существовании. Закашлявшись, я пропустил следующую фразу Шарго, поймав лишь ответ вампира.

— Разумеется, это копия, а не оригинал. Ведь я вампир, — оскал-улыбка стал шире, — а не идиот.

И уж точно куда большая редкость, чем половина диковин цирка Барнума. Наши церковники, конечно, закостенели в догмах поменьше, чем в Старом Свете, но когда речь заходит о кровососах, мало наклеить на крылья по пучку белых перышек.

— Но печать церковного нотариуса придает этой бумаге в глазах закона ничуть не меньший вес. Разве не так… шериф?

— Пара унций раскрашенного воска особого веса этой бумажонке не добавляют.

— Законного веса, шериф.

Шарго разжал пальцы, и вампирская лицензия спланировала в тарелку с супом. В последний миг Мэлоун все же поймал лист буквально в дюйме над тарелкой и аккуратно положил рядом.

— Где-нибудь в округе Колумбия, мистер как-вас… Мэлоун, ты мог бы размахивать этой бумажонкой перед носом у полисмена. Но здесь, в Пограничье, свои законы.

— В самом деле? А мне казалось, что эта территория все же числится частью САСШ.

— Говоришь, вампир, а не идиот? — Шарго уперся кулаками в стол. — Не заметно. Но я, так и быть, кое-что разжую. Шериф — должность выборная, и когда жители этого города выбирали меня, то просили обеспечить им покой и мир.

— Понимаю, — кивнул вампир. — Судя по названию города, идеалом для его жителей является кладбище. Хорошая надгробная плита, уютный гроб, освященная земля вокруг — что еще нужно доброму христианину, чтобы скоротать вечность-другую?

— Сдается мне, не понимаешь, — мотнул головой шериф. — Или понимаешь не до конца. Разжевываю дальше: мир и покой лучше всего поддерживать, вышвыривая за ворота все… все… — Шарго вскинул правую руку и щелкнул пальцем.

— …потенциальные источники проблем, — заученно выпалил Сэм.

— Вот, значит, как, — тихо и, как мне отчего-то показалось, с грустью произнес вампир. — А я, по вашему мнению, являюсь… потенциальным источником?

— В точку, красавчик. Рад, что до тебя наконец-то дошло.

— И в качестве такового, — продолжил Мэлоун, — должен покинуть пределы сей юдоли печали и плача?

— Причем как можно скорее. Чем быстрее ты провалишь прочь — на юг, запад, восток, в преисподнюю или еще куда — тем целее будет твоя шкура. Впрочем, — с ухмылкой добавил шериф, — суп можешь доесть. Но — быстро.

— Вот, значит, как, — повторил вампир. — Что ж…

Он откинулся назад, скрестил руки на груди, вскинул голову и уже совсем другим, отчетливо-звонким тоном произнес:

— Я отказываюсь!

— Доедать суп?

— Отказываюсь покидать этот город, — отчеканил Мэлоун. — Что бы вы ни возомнили о себе, шериф, закон, — вампир постучал пальцем по лицензии, — сейчас на моей стороне.

— Да неужели?! — фыркнул Шарго. — А ну-ка, дайте глянуть на эту вашу бумаженцию еще разок.

Легким движением пальца вампир заставил лист бумаги взлететь вверх — точно в руку шерифа. А в следующий миг листиков стало два.

— Что вы делаете?! — Вся невозмутимость разом осыпалась с Мэлоуна, словно иголки с забытой в углу рождественской елки. — Вы… вы…

— Ужасно неуклюжий. — Шериф, чуть наклонив голову, рассматривал полоски бумаги. — Подумать только, порвал такой ценный документ. Но раз уж начал, надо бы и до конца дело довести, верно?

— …да что вы… — Вампир осекся, глядя, как Шарго складывает половинки его лицензии вместе… и снова рвет. И еще раз. И еще… пока бумага не превратилась в стопку крохотных белых квадратиков, которые шериф с каркающим смехом запустил прямо в лицо Мэлоуна. Отскочив ото лба, стопка вспухла белым облачком и осела на тарелку и прилегающую часть стола жутковатым подобием снега.

— Вы очень пожалеете об этом. Очень, очень сильно. И прямо сейчас.

Впервые в жизни я видел разъяренного вампира — и уверенность, что к моменту кончины я успею полюбоваться на что-нибудь еще, у меня отсутствовала напрочь.

Все дальнейшее заняло меньше, чем мгновение. Я успел наполовину вытащить револьвер, шериф не шевельнулся, а Сэм спустил курки невесть откуда взявшегося короткого дробовика. Два заряда крупной дроби превратили в кровавые лохмотья белую рубашку и все, что было под ней. Но даже с такой раной вампир еще шипел и пытался встать, пока второй помощник шерифа не заехал ему по голове прикладом.

— Тащите эту падаль наружу, — скомандовал Шарго. — У меня к нему будет еще один разговор, хе-хе, короткий. Ну, что стали?! — рявкнул он, видя, что его помощники неуверенно топчутся около тела, не решаясь приблизиться. — Взяли, живо!

Выглядел он в этот момент, на мой взгляд, куда страшней вампира — и его подручные явно пришли к такому же выводу. Схватив Мэлоуна за руки, они припустили к двери галопом, которым вполне мог бы гордиться молодой мустанг. Миг — и лишь красная полоса на полу напоминала об их присутствии.

Шарго, ухмыляясь, двинулся следом, но прошел всего пару шагов — потому что перед ним встал Мак Хавчик, выглядевший… весьма недовольным.

— Не так быстро, Билли!

Мой внутренний голос уже давно не шептал, а орал, что вот сейчас-то уж точно пора прятаться за стол — однако тело, похоже, твердо решило наплевать на голос разума и досмотреть шоу до конца.

— Ах да! — Шериф хлопнул себя по лбу. — Конечно же! Мистер Хавчик, счет, пожалуйста.

— Так-то лучше, — гном добыл откуда-то из-под жилетки миниатюрные счеты и задумчиво подвигал взад-вперед несколько бусин. — Хм-м-м. По крайней мере на этот раз твои люди сумели обойтись без новых дыр.

— Специально приказал Сэму засыпать дробь покрупнее, — хохотнул Шарго. — Неплохо вышло, а? Все дыры в клиенте, никаких лишних расходов.

— …за еду он успел расплатиться, так что, — гном оставил в покое верхний ряд бусин и принялся за нижний, — с вас полтора доллара.

— Сколько?!

— Один доллар пятьдесят центов. Двойная ставка, потому что, — гном выразительно покосился на кровавую дорожку, — работы много.

* * *

— Эй-парень, как думаешь, он сдохнет до заката?

Вздохнув, я медленно повернулся на каблуках.

— Толстяк… если ты и дальше будешь подкрадываться к людям со спины, у тебя есть все шансы отправиться в ад раньше него.

— И не думал подкрадываться! — возмущенно фыркнул гобл. — Наоборот, ыхых, топал сапожищами как пьяный тролль. Но если кто-то плохо слышит, потому что забил навозом уши — это не мои проблемы.

— Нет уж, зеленый, это как раз твои проблемы.

— Да брось. И эта… спорим на пять долларов, что кровосос не увидит захода солнца?

Оглянувшись через плечо, я снова посмотрел на висельника. Он уже перестал раскачиваться, но, судя по доносившемуся скрежету, по-прежнему пытался перегрызть кляп. Дымок… да, тянущийся к солнцу дымок за последние несколько минут определенно стал гуще.

— И пяти центов не поставлю.

— Соображаешь, — протянул гобл. — Будь на нем тряпье, куда ни шло, а так, нагишом, он и часа не протянет. Подождем?

— Нет.

На самом деле я был бы совсем не прочь глазеть и дальше. Но вот незадача: то же странное чувство, что в салуне приклеило мой зад к стулу, сейчас настойчиво гнало меня из толпы зевак. Будто молоточками по вискам — прочь, прочь, прочь…

Я помотал головой, однако наваждение и не думало спадать. Наоборот — меня словно накрыло стеклянным колпаком — звуки отдалились, стали глуше, а лица стоявших вокруг людей дрогнули, причудливо искажаясь. Выпученные глаза… разинутые в безмолвном крике рты… я сам чуть не заорал от ужаса, и тут в кольце перекореженных масок появилось одно нормальное лицо.

Точнее — зеленая клыкастая харя.

— Говорят, они забавно вспыхивают. — Толстяк достал откуда-то из-за спины маленькую бутылочку, насадил её пробкой на левый клык, откупорил и выплеснул содержимое в пасть. — Пшикают на манер спичечной головки. Пых и все.

Гобл достал вторую бутылочку и откупорил её о второй клык.

— Что это?

— Наштой моши гремушей шмеи, — прошепелявил гоблин. — Ошень шабористая штука. Хошешь? — неожиданно спросил он, судя по ухмылке — не сомневаясь в ответе.

— Хочу, — сказал я и, не дожидаясь, пока Толстяк опомнится, выдернул бутылочку из лапы и опустошил в два глотка.

Это было… ну, примерно, как если бы я целиком заглотал снеговика, у которого на месте кукурузного початка дымилась динамитная шашка. Бабах — мятная свежесть взрывается во рту, свистит из ушей, поднимает волосы дыбом, лавиной скатывается по горлу в живот и уже оттуда брызжет во все стороны, до самой кожи, пробиваясь сквозь неё капельками ледяной испарины.

— Уф-ф… моча гремучей змеи, говоришь. Я запомню.

— Наштоянная на шелебных травах. — Гобл, отступив на шаг, принялся сдирать с клыков пробки. — Штаринный решепт, шохранился только у Йо-Боровачки. Между прочим к старой троллихе за этим пойлом даже из Канады приходили.

— Между прочим, — я двинулся вперед, заставив гоблина пятиться еще дальше. — Я так и не увидел своих денег, Толстяк.

— Каких еще денег?

— Опять?!

— Ах, этих… а они вовсе и не твои были.

— Да неужели.

— Ыгы. Напряги память, эй-парень. Я просто сказал, что знаю, где они зашиты, а ты — не знаешь.

Я огляделся — мы уже выбрались из толпы около виселицы и даже успели отдалиться шагов на пять — и потянулся к кобуре.

— Эй, ты чего?

— У тебя плохо с арифметикой, Толстяк? — участливо спросил я. — Ну да, конечно, ты же всего лишь гобл. Так вот, запомни: три доллара меньше сорока пяти, но больше, намного больше, чем ничего. Впрочем, — на этот раз пришла моя очередь ухмыляться, — можешь и не запоминать.

— А как насчет… — голос Толстяка упал до шепота, — большой кучи денег, эй-парень?

— Если предлагаешь их ты — никак. Игры кончились, гоблин. Твоя игра кончилась.

Ремешок на кобуре расстегивался туго, но сейчас меня это ничуть не волновало — скорее, наоборот, устраивало. Стрелять я не собирался, вот припугнуть чертова нелюдя — дело другое.

Приятно считать, что гоблины — трусы. Возможно, некая доля правды в этих слухах есть, особенно если сравнивать с орками. Там, где орк с ревом бросится в атаку и даже полумертвый, постарается перегрызть глотку-другую или задушить врага собственными кишками, гоблин три раза пересчитает врагов, тихо слиняет и вернется ночью — сыпануть горсть отравы в котелок над костром, повязать спящему часовому элегантный галстук из конского волоса…

Наконец ремешок поддался, и я начал вытаскивать револьвер. Толстяк наблюдал за этим, не выказывая особых признаков страха — только любопытство.

— А знаешь, в Пограничье многие улитки достают оружие быстрее тебя.

— А я не тороплюсь, зеленый. Ты ведь все равно не успеешь убежать.

— Вот еще. Бегать, по такой жарище… зря, что ли, я вытряхивал патроны из твоей пушки.

— В комнате, пока я одевался? — уточнил я.

— Ыгы. И не говори, что заметил.

Улыбнувшись, я хлопнул себя по поясу в дюйме слева от пряжки — там, где обрывался ряд блестящих цилиндриков, еще недавно бывший на пять гнезд полнее.

— Ы-ы-ы-ы… можно я упаду на колени, взвою от ужаса и начну молить о пощаде?

Толстяк по-прежнему не боялся — уж настолько-то я этого гоблина успел узнать. Скорее, он чего-то ждал.

— Так сойдет, зеленый.

— Я так и не показал тебе конюшню.

— Не волнуйся, как-нибудь справлюсь и без тебя. Это же маленький городок.

Гоблин молчал, пока я не взвел курок. На щелчок обернулось человек пять, но увидев и оценив сцену, сразу же потеряли к ней всякий интерес — дымящийся в петле вампир был явно куда более редким зрелищем, чем гоблин под револьверным дулом.

— Ты об этом пожалеешь.

— Назови хоть одну причину, Толстяк. Ну же…

— Она у тебя за спиной.

— Неужели ты думаешь, что я попадусь на такую… — начал я и в этот миг кто-то позади взвизгнул:

— Мистер Ханко!

Гоблину крупно повезло — дернувшись от неожиданности, я едва не выстрелил взаправду, хотя совершенно не собирался этого делать. К счастью для Толстяка, ход спуска у «Громового Кота» оказался на волосок длинней, чем судорожное движение пальца.

— Какого орка… мисс Вей?!

— Прошу простить меня, мистер Ханко. — Китаянка сложила ладони, наклонив голову, словно я был алтарем. — Не знаю, как это получилось, я хотела всего лишь обратиться к вам.

— Ну, вам это удалось.

— Умоляю-вас-простить-меня-я-действительно-не-хотела…

— Да все в порядке, мисс, — смущенно буркнул я, — вовсе незачем так извиняться. На самом деле я всего лишь хотел при… э-э… припугнуть одного… — сбоку мелькнуло что-то зеленое. Обернувшись, я увидел, как Толстяк скрывается за углом соседнего дома.

— …чертова гоблина.

— Это был гоблин? Настоящий?

— Самый что ни на есть, — подтвердил я.

— О, — девушка подняла голову, — вы так храбры, мистер Ханко. Ведь он мог броситься на вас…

— Право, мисс, вы преувеличиваете. — Тут я, наконец, сообразил, что хотя собеседник поменялся, в руке у меня по-прежнему взведенный револьвер, который стоит хотя бы опустить. — Он всего лишь гоблин.

Вей приблизилась еще на полшага, так что я почувствовал исходящий от её волос легкий цветочный запах… и в очередной раз вознес хвалу Маку за его одежную кучу и бадью с горячей водой.

— Мистер Ханко… вы помните наш утренний разговор?

— Каждое его слово, — соврал я.

— Есть один вариант… — Китаянка сделала паузу, словно проверяя, не отвергну ли я этот вариант с порога. — Я нашла человека, который согласен заплатить за то, что нужно мне.

— За розыск вашего брата?

— Не совсем, но в том числе.

— Не совсем, но… — удивленно пробормотал я и вдруг меня осенило: — За розыск пропавших гномов?!

— Да, мистер Ханко. Этот человек готов платить за любую информацию о них. Я говорила с ним, и он подтвердил, что мой брат тоже будет «такая информация».

— Кажется, я даже знаю имя этого человека… — вздохнул я.

— Вы уже знаете про мистера Бернса из «Камней и Камней»?

— Э-э… — Я запоздало сообразил, что Нарви Эйхайма, при всей его нетипичности, даже китаянке сложно принять за человека, — нет.

— Тогда как…

— Не важно, — поспешно буркнул я. — Мистер Бернс, вы сказали? Где я смогу его найти?

— Я отведу вас к нему, — девушка словно ждала моего вопроса. Я и глазом не успел моргнуть, как она оказалась сбоку от меня и затянутая в длинную перчатку ручка обвилась вокруг моего локтя. — Прямо сейчас.

* * *

— Сигару? Кофе? Спиртного? — негр-слуга выглядел так, словно хозяин дома купил его на Юге лет за 20 до войны и с тех пор хранил где-то в хрустальном гробу, на вершине горы, посреди зачарованного леса, ну и так далее. — Есть «Старый Дед», «Четыре розы», «Дикая Индейка»…

Черт, у меня что, на лбу написано, что я из Кентукки?!

— Кофе, — выдавил я вслух. — Черный.

— Минуту, са-ар. А для вас, мисс, — негр полуобернулся к девушке, — тот же чай, что и в прошлый раз.

— Да, если можно.

— Сейчас все будет.

Я не знал, какая из компаний — «Юго-Западная» или «Камни» — обосновалась в городке первой, но было похоже на то, что вторая руководствовалась девизом: сделаем все наоборот. Если лавочка Эйхайма занимала здоровущее здание на главной улице, о чем извещала всех надписью на полфасада, то «Камни» расположились за домами, под самой стеной, в строении, которое и домом-то назвать язык не поворачивался. Так, флигелек, с непонятной позеленевшей вывеской, состоящий из большой комнаты-магазина — полтора ярда стеклянного прилавка, пыльные окна и сонный приказчик — комнаты поменьше для гостей, в которой не без труда уместились три кресла, столик и винтовая лестница, и кухни, на которую удалился вышеупомянутый негр. Судя по тому, что я успел разглядеть, кухня была примерно с конуру нашего пса Дональда, только повыше.

Когда наверху проскрипели петли люка и по лестнице не торопясь начал спускаться человек лет сорока — невысокий, с седыми бакенбардами, бородкой и отчетливым «пивным» брюшком, эдакий добрый дядюшка всех детишек на свете — я окончательно утвердился в мысли, что «Юго-Западную» и «Камни» основали два брата-близнеца, люто ненавидевших друг друга.

— Сидите-сидите… — пресек «дядюшка» мою попытку выбраться из кресла. — Я, право, не мексиканский император, чтобы вскакивать при моем появлении.

— Мистер Бернс, — китаянка все же успела вскочить, встав в уже знакомую мне молитвенную позу, — я привела человека, о котором говорила. Это мистер Ханко, мой компаньон.

— Компаньон? — удивленно пробормотал я.

— Ваш кофе, са-ар.

Как негр с подносом умудрился попасть ко мне за спину, я не понял — дверь на кухоньку находилась прямо передо мной и она по-прежнему была закрыта.

— Чай для мисс. Ваша трубка, са-ар, — последняя фраза, как и упомянутый предмет, предназначались Бернсу.

— Спасибо, Джеймс.

Осторожно — белый фарфор был по толщине весьма похож на скорлупу — взявшись за чашку, я обнаружил, что кофе остыл ровно настолько, чтобы его уже можно было пить. Идеальная кофейная температура, которую я, кажется, так никогда не научусь угадывать — хотя то и дело обжигаю язык в очередной попытке «поймать». Горячо-горячо-горячо-горячо-а-а-а, и н-у-у-уже остыло, каждый раз одно и то же.

— Чай превосходен, Джеймс.

— Да, и кофе… — Я сообразил, что уже больше минуты сижу с чашкой в руке, сделав один-единственный крохотный глоток, — тоже отличный.

— Не перехвалите его, — Бернс чиркнул спичкой, затянулся… — хотя, конечно, перехвалить его трудно. Можешь идти, Джеймс. Если понадобится что-то еще, я позвоню.

— Да, са-ар, — негр коротко поклонился и, пятясь, удалился на кухню.

Я отпил еще глоток. Кофе был настолько хорош, что хотелось вылить остаток во флягу и утащить с собой, чтобы растянуть удовольствие. Если делать по крохотному глотку каждое утро, то чашки хватит на неделю, не меньше… правда, я уже выхлебал больше половины…

— Итак, — начал Бернс, выпустив очередное дымное кольцо, — поскольку я слишком стар, чтобы ходить, — «дядюшка» усмехнулся, — вокруг да около, то буду с вами откровенен. Что вы, надеюсь, оцените.

— Думаю, да, мистер Бернс, — отозвалась китаянка… и сняла очки.

Не знаю, что должен был сказать этот жест хозяину дома, но меня сразило почти наповал. Её глаза… скорее необычные, чем просто красивые, — большая золотисто-желтая радужка с черной жемчужиной зрачка посредине, — притягивали, манили, звали… на край света и дальше.

— Вот как… — «дядюшка» прищурился. — Занятно… я подозревал нечто в этом роде, но не был уверен. Нэка? Кицунэ?

— Это… несущественные детали.

— Пожалуй, да…

На мой взгляд, это были как раз весьма существенные детали, но раз уж Бернс не высказал к ним интереса, мне тоже пришлось наступить на хвост любопытству.

— Что касается вас, молодой человек, — повернулся ко мне Бернс, — то вы за последние сутки нарисовали себе весьма недурное рекомендательное письмо. В одиночку справиться с бандой гоблинов могут многие, а вот людей, способных нагнать страх на моего кузена… и вдобавок ловко разделаться с подосланным им убийцей.

— Кузена? — хрипло повторил я.

— Нарви доводится мне троюродным кузеном, — пояснил «дядюшка», — седьмая вода на киселе, но все же родство. Мы оба, — Бернс слабо улыбнулся, — не афишируем его, но и особой тайны не делаем.

— Вот как, значит… — выдавил я. — Но… зачем…

— Это вам лучше знать, — махнул в мою сторону трубкой «дядюшка». — Вы же, а не я, напугали бедняжку Нарви так, что кузен даже не побежал, как обычно, к своему дружку-шерифу, а поспе