Глава 7. — Входи, Кейн, — голос из-за стекла прозвучал как раз в тот миг, когда я высвободил руку для деликатного постукивания

— Входи, Кейн, — голос из-за стекла прозвучал как раз в тот миг, когда я высвободил руку для деликатного постукивания, — окно у меня тоже не заперто.

— Ты меня унюхала или узнала по шагам? — спросил я, подтягиваясь и заглядывая в комнату. Крохотный огонек свечи давал скорее намек на свет, чем освещал, но, насколько я сумел разглядеть, мебели в ней за последний час не прибавилось. Людей — или иных существ — тоже.

— Углядела.

Окно раскрылось неожиданно быстро — так что я едва успел нырнуть вниз, чтобы уклониться от рамы.

— Залезай.

— Мне казалось, — пробормотал я, подтягиваясь и переваливаясь через подоконник, — что я выбирал самые темные места.

Дело не из трудных — уличное освещение Погребальнеца состояло из двух фонарей, один из которых освещал вывеску салуна, а второй едва заметной точкой желтел в дальнем конце улицы.

— Темные для человека, но не для волка.

— Ах, ну да…

Мне бы тоже не помешало ночное зрение — свеча не пережила открывания окна и теперь в комнате было действительно темно. Хорошая такая беспросветная тьма, так что и вперед шагать неохота.

Я покосился на небо, хотя за минуту куцый серпик молодого месяца ну никак не мог разжиреть до полноценной лунной хари.

— Понимаешь, я… ой-ой-ой…

— Что с тобой? — озабоченно спросила китаянка. — Ты ранен?

— Нет, — выдавил я, — просто нашел кровать… вернее, сначала её угол нашел меня.

— Бедный…

Обернувшись к окну, я увидел, что мисс Вей сидит на подоконнике, обхватив колено, и смотрит на небо — черный силуэт на лишь чуть более светлом фоне…

…и черноту эту нарушали два тусклых красных огонька.

— И чем же я обязана столь романтичному визиту?

— Р-романтичному?

— Ты первый в моей жизни мужчина, который пришел через окно, да еще ночью. Разве это не романтично?

— Да… наверно… — неуверенно сказал я. В моем представлении ночные визиты через окно носили скорее противозаконный, чем романтический окрас.

— Итак?

— Я передумал, мисс Вей.

Китаянка никак не отреагировала на это заявление. Разве что красные огоньки стали чуть ярче — и заметив это, я поспешно добавил:

— В смысле, принимаю твое предложение.

— И ты пойдешь со мной в Запретные Земли?

— Да, мисс… — какое же у неё имя, Господи, ну и дырявая же у меня память! Ну же, она называла его еще при первой встрече! Что-то созвучное с именем этого брата-небрата. Линда? Ланка? Вспомнил — Лисса!

— Да, Лисса.

— Хорошо.

Девушка медленно соскользнула с подоконника. Подошла ко мне, почти вплотную — я расслышал, как шуршит подол её платья, касаясь моих сапог, почувствовал уже знакомый цветочный аромат…

Темная комната, прекрасная девушка рядом — что может быть романтичнее?! Теперь я знал ответ на этот вопрос — романтичнее может быть ситуация, когда глаза у девушки не светятся красным.

Удар в грудь был не сильный, но его вполне хватило, чтобы я, потеряв равновесие, шлепнулся задом на кровать — и затылком о стену. Затем на мой живот с размаху опустилось нечто тяжелое и угловатое… а еще через миг человеческие — пока еще! — но вполне острые коготки впились в кожу чуть ниже бровей.

— Кейн Ханко, — шепот Лиссы при других обстоятельствах я бы наверняка счел нежным. — Хочу, чтобы ты знал: я умею неплохо узнавать, когда мне лгут. Поэтому постарайся сейчас говорить правду.

— Клянусь, — просипел я. — Клянусь говорить правду, только правду и ничего…

— Достаточно клятв. Первый вопрос — это шериф попросил тебя передумать?

— Э-э-э…

Коготки усилили нажим.

— Тебе какой глаз больше нравится, правый или левый?

— Не надо!

— Тогда отвечай на вопрос.

— Пытаюсь! — отчаянно выдохнул я. — То есть я думаю… матерь божья, он дурацкий, твой вопрос, потому что если я отвечу правду, это будет не совсем правда. Тьфу ты… ну это будет не та правда, которая на самом деле правда.

— Пытаешься увильнуть от прямого ответа разве что?

— Послушай, Лисса! — Я произнес это со спокойствием, удивившим в первую очередь меня же. — Убери свои когти, слезь с меня, и поговорим как разумные лю… ну, существа.

— А ты будешь откровенным без моих когтей?

— Сама же только что сказала, что умеешь распознавать ложь! — напомнил я. — И потом здесь, в помещении, да еще во тьме кромешной у тебя и так все преимущества. Пара футов роли не сыграет.

Все вышесказанное было чистой правдой — и я очень сильно надеялся, что умение моей «компаньонки» не даст осечки.

— Это ты так говоришь.

Голос девушки вполне можно было бы разливать по бутылочкам с ярлыком «недоверие», однако коготки Лисса все же убрала.

— Спасибо.

— Теперь ты можешь ответить?

— Да. Ответ будет следующим: шериф не просил меня принять твое положение. Чертов ублюдок…

— Не к ночи, Кейн.

— …виноват, мистер Шарго приказал своим подручным следить за мной и пристрелить, если я попытаюсь сбежать. Четверть часа назад они попытались исполнить вторую часть этого поручения.

— А ты?

— Я?

— Ты пытался сбежать?

— Нет, орк меня сожри, я пытался просто выйти на улицу!

— Занятно…

Красные огоньки пропали — Лисса то ли зажмурилась, то ли отвернулась.

— Чем же ты так «угодил» шерифу?

— Знаешь, я бы сам очень хотел узнать ответ на этот вопрос, — процедил я. — Только не задавая его лично чер… мистеру Шарго.

— Фр-р-р…

Наконец-то я смог вздохнуть — тяжелое и угловатое нечто пропало с моего живота так же внезапно, как появилось на нем. Судя по редким шорохам и мельтешению тени, Лисса начала ходить из угла в угол… причем быстро.

— Похоже, ты говоришь правду…

«Быстро ходить» было не совсем верным описанием, решил я. «Бешено метаться» подходило куда больше.

— Но почему тогда шериф сам не явился за тобой?

Я пожал плечами.

— Толстяк сказал, он куда-то уехал.

— Толстяк?

— Гоблин, который предупредил меня.

Красные огоньки замерли на полпути к окну.

— Гоблин?!

— Только не спрашивай, зачем он это сделал, — вздохнул я. — У меня не будет ответа. Ни правдивого, ни вообще никакого. Он гоблин, и этим сказано ВСЕ!

Огоньки вновь погасли. Лисса словно растворилась в темноте, из которой донеслось очень тихое, почти на грани слышимости, шуршание.

— Мне. Надо. Подумать.

Прозвучало это весьма обнадеживающе. Подумать… окажись я на месте китаянки, терпения мне бы хватило примерно до этого момента. Даже с поправкой на Пограничье… нести такой бред… нет, я бы точно спровадил эдакого сказочника за дверь — или, учитывая маршрут прибытия, обратно за окно.

Сейчас же мне оставалось только изображать очень смирную, тихую и насквозь безобидную мышку — и молиться, чтобы мисс Вей оказалась хоть на унцию более доверчивой, чем я.

Тайм-аут Лиссы затянулся на добрую четверть часа. Я даже успел привыкнуть к темноте и разглядеть замершую в паре футов от меня девушку. Сначала, как и следовало ожидать, из темноты проступило серебряное шитье, светлым росчерком обозначив фигурку, затем её дополнили яркие пятна платья. Китаянка стояла спиной ко мне, совершенно неподвижно… если не считать нижней половины юбки. Именно её тяжелые складки являлись источником тихого шуршания. Но какого тролля…

Это был не сквозняк, по крайней мере, не обычный сквозняк. В принципе подобного эффекта можно добиться, пытаясь почесать ногу ногой же, но вот сохранять при этом полную неподвижность остального тела…

Однако что-то же шевелило юбку!

Я едва не вывихнул мозги, пытаясь разгадать эту загадку. Прочие проблемы: Шарго, свора его подручных, пропавшие гномы, мой братец — все ушло на второй план, а на трибуне намертво засел вопрос: «Как она это делает?». Минута, пять, десять… наконец, мой ангел то ли проснулся, то ли просто сжалился — и я едва не заорал на весь бордель оглушительно-радостное: «Хвост!»

— Ты что-то сказал?

— Нет-нет, просто горло пересохло.

Для вящей убедительности я еще и прокашлялся.

— Я — решила.

После этого заявления последовала очередная пауза.

— И что же ты решила? — не выдержал я.

— Что у меня тоже нет выбора.

С этими словами она шагнула ко мне. Сердце у меня сжалось в комок, рука запоздало потянулась к револьверу… а затем я сообразил, что светлая полоска на темном овале лица вовсе не оскал, а всего лишь улыбка. Кажется, грустная — хотя кто этих китайцев разберет.

— Одной мне нечего делать в Запретных Землях. Я почти ничего не знаю о них… а у тебя есть опыт.

— Ошибаешься… компаньон.

— В чем?

— В наличии у меня опыта, — сказал я. — В Пограничье я приехал чуть больше месяца назад. И городишко за окном — это пока что крайняя точка моего проникновения в Запретные Земли.

— Вот как…

Я сосредоточился на юбке. По этой части у меня, правда, тоже было неважно с опытом. Кажется, Лисса несколько раз резко дернула хвостом, после чего застыла. Хороший это знак или наоборот, я знать пока не мог, однако решил, что хвост у женщины — весьма удобная для мужчины штука. Подумать только — сколько бы голов избежало сковородок и прочих кухонных принадлежностей, имей мужья возможность оценить настроение своих благоверных? Опять же, полы подметать, не отрываясь от прочих дел по хозяйству…

— Насколько я понимаю, — на этот раз китаянка самостоятельно вышла из задумчивого грогги, — в подобных случаях обычно ищут проводника. Но…

— …проводники в Запретные Земли ценят свои услуги очень высоко, — закончил я. — Хорошие проводники. А плохие — далеко не самый приятный способ самоубийства.

— Я догадывалась об этом.

— Денег же, как я понимаю, у тебя за последние часы не прибавилось? — произнес я, почти не сомневаясь в ответе. Однако тут Лисса меня удивила.

— Наличных — нет.

— А «не наличных»?

— У меня появился мул.

— Мул… — озадаченно пробормотал я. — Мул, это, в общем, хорошо… наверно. А где ты его взяла?

— Выиграла.

Тон, которым это было произнесено, явно не предполагал более детальные пояснения.

— Значит, у тебя теперь есть мул. А у меня… — сняв шляпу, я подцепил ногтем край подкладки, пошарил — и протянул девушке свой улов.

— Вот. Десять долларов, мой вклад в наш совместный бизнес.

— Большие деньги. Но, боюсь, мы долго будем искать проводника, который согласится за них пройти с нами больше одной мили.

Это было неизбежно, и все же я не смог сдержать вздох.

— Я знаю, где нам найти проводника. Спустись вниз, перейди улицу, зайди в салун к Маку и скажи, что тебе нужен гоблин по имени Толстяк. И лучше сделать это прямо сейчас.

* * *

Старый Джим Хогбен любил травить мальчишкам всякие байки. Среди прочего у него была история про снежный буран, который застиг его и Дэна Буна на Дороге Диких мест.[4] По его словам, они тогда съели весь верх своих сапог и даже начали варить подошву — но тут на их лагерь вышел тролль с оленьей тушей на плече.

Сегодня мне представился случай узнать, что в одном старый Хогбен говорил чистую правду — голенища сапог действительно преотвратны на вкус.

По крайней мере от меня не требовалось их жрать — снежные бураны в Погребальнец заглядывали не чаще президентов. Просто на стену около башни надо было подняться очень тихо.

Раз-два-три-ай-больно-четыре! К счастью, возводили стену явно не гномы — с коротышек бы сталось не только выровнять глину, а еще и зашлифовать её до зеркального блеска. После чего покрыть глазурью, для сохранности. Вот по такой стене я бы и за сто лет не взобрался. А тут — где не уступ, там трещина или выбоина. Либо зомби делали, либо мексиканцы…

— Мисс, ваше право, но…

— Если право действительно мое, то почему ворота до сих пор заперты?!

До ворот было три десятка ярдов, но поскольку разговор уже перешел в стадию повышенных тонов, слова доносились вполне отчетливо.

— Поймите, мисс, я всего лишь хочу предостеречь вас. Пограничье и так не самое подходящее место для юной леди, а уж путешествовать в обществе зеленошкурого…

— Ы-ы, промежду прочим, кому в чьем обществе тута опаснее…

Часовой был не из людей шерифа — я не мог знать это наверняка, но для подручного Шарго он вел себя слишком уж пристойно. Похоже, Толстяк снова оказался прав, предсказав, что с первыми лучами солнца шериф отправит в погоню всю свою банду.

— Открывайте ворота.

— Право же, мисс, вам не стоит выходить наружу…

В таком виде, мысленно закончил я. Наряд Лиссы неплохо подходил для пускания пыли в глаза за столиком в салуне, но за воротами он становился отличной мишенью для пыли реальной. Впрочем… каждый сам решает, что ему дороже, красота или удобство. Я бы вот не отказался от пальто из кожи хамелеона — чтобы раствориться на фоне стены. Ну и мифрильной жилетки на случай, если кожа окажется недостаточно проворной по части маскировки.

Медленно, дюйм за дюймом я втянул свою бренную тушку на парапет. Сейчас часовой на башне был прямо надо мной. Если он хоть на миг опустит голову…

Хлопок был негромкий — так обычно стреляет маленький дамский пистолетик или аналогичная хлопушка, способная больше разозлить, нежели уложить. Мне, впрочем, едва не хватило и этого — сердце прыгнуло к горлу, затем провалилось в пятку… а затем волна запаха докатилась до меня. Это был не выстрел, это была похлебка из бобов на завтрак… но лучше бы это был выстрел. Бу-э-э…

К счастью для часового, лестница на башню была деревянной, лезть по ней пришлось осторожно и, соответственно, медленно. К финалу подъема я уже остыл настолько, что, увидев долгожданный затылок, «приложил» к нему не револьверную рукоятку, а куда более гуманный предмет — кроватную ножку, завернутую в кусок одеяла. Лучшее в мире снотворное, кто не верит — можете испытать сами!

Затем я сделал глупость — сначала тщательно связал часового и только затем сообразил, что затянул узлы поверх сапог. Правда, они выглядели размера на два больше моего, но все равно — лучше было бы иметь хоть какую-то запасную обувь. Мне ведь предстоял марш по каменистой пустыне, тамошние же обувных дел мастера скорее пустят мой скальп на свои мокасины.

— В-ы-ы-а-а-а…

— Вы очнулись, мистер?

Кажется, этот малый был здешним цирюльником, припомнил я. По крайней мере, когда я вылез из лужи после перестрелки с охотником на бизонов, он стоял напротив с намыленной кисточкой в одной руке и бритвой — в другой. Хорошая бритва мне, пожалуй, тоже пригодилась бы, но вряд ли он таскает её с собой.

— Ы-у-о…

— Я возьму ваш «винчестер», не возражаете? И эту сумку с патронами. Не волнуйтесь, у вас еще останется целых пол-ящика. Да, и пончо тоже, с вашего позволения.

Удачная находка — я давно уже хотел сменить плащ на эту мексиканскую вещицу.

— А это у вас что, мистер, текила или бренди? Ладно, не напрягайте горло, я возьму в любом случае.

— Б-н-л-р…

Судя по выпученным глазам и общей экспрессии фразы, это явно не было согласие или пожелание удачной дороги. Ну и тролль с ним.

Толстяк утверждал, что за стеной жители Погребальнеца по скудоумию — или скупости, что в данном случае вело к тем же последствиям, — ограничились только магическим страж-контуром. Впрочем, под ноги я все равно смотрел очень внимательно — во-первых, гоблин мог и не знать про все здешние ловушки, во-вторых, с него запросто сталось бы соврать, ну а в-третьих, здесь и без ловушек хватает всякой ползучей ядовитой дряни.

Лисса и компания ждали меня в четырех сотнях ярдов от ворот. На мой взгляд, слишком близко, но дальше дорога изгибалась, и мескитовые кусты помешали бы стражнику разглядеть сцену нашего воссоединения. Это была идея Толстяка — дать охране ворот насладиться зрелищем нашего ухода по дороге к форту — и, к сожалению, моя компаньонка сочла её разумной. Я, в общем, тоже, но четыре сотни ярдов… мое мнение о меткости жителей Погребальнца не было настолько низким.

— Знаешь, эй-парень, в этих краях черви ползают быстрее, чем ты ходишь! Если ты не начнешь шевелить копытами чуть быстрее, нам проще дождаться шерифа прямо тут.

Черви в этих краях, вспомнил я, если верить слухам, обгоняют скачущую лошадь — и заглатывают её целиком, вместе с всадником.

— Еще раз доброе утро, Лисса, — сказал я, чуть приподняв шляпу. — И тебе доброе утро, Баран.

Гнедой мул в ответ на мое приветствие вяло шевельнул хвостом. Он вообще выглядел довольно уныло, а ведь навьючили скотину не так уж сильно. Не иначе, предчувствия у него нехорошие, хотя…

Я прикусил губу. К седлу было приторочено четыре мешка — и они выглядели отнюдь не пустыми.

— Ты по-прежнему хочешь называть его именно так? — спросила Лисса.

— Да. Только так и никак иначе. Та-ак… а этот лом вы зачем прихватили?

— Лом?! — возмутился Толстяк. — Это же отличное ружье…

— …и для него есть отличное место — в музее! Что вам стоило взять вместо него мой дробовик?!

— Ничего, если не считать, что его уже не было в комнате. Хавчик уверяет, что там прошлись люди Шарго, но…

— …верить ему не стоит.

— Мистер Хавчик был очень любезен.

— Я могу оценить размеры этой любезности, — сказал я. — Могу даже заметить, что для просто любезности она слегка великовата.

Четыре мешка. Предположим, что в одном из них бурдюки с водой. Но в остальных…

— Чем это вы так набили мешки?

— Снаряжением и припасами, — с легким удивлением ответила китаянка. — Как и было договорено.

— Та-ак…

Что именно «так», я пока не знал, но внутренний голос настойчиво подсказывал: «что-то здесь не так». На мою последнюю десятку просто невозможно было бы так набить четыре весьма объемных мешка — если, конечно, не сыпать туда уличный песок пополам с конскими яблоками.

— Зеленый…

— Я тут ни при чем, — поспешно буркнул гоблин. — Хавчик сам предложил ей кредит.

— Кредит?!

Скажи Толстяк, что гном попросту подарил китаянке все это добро, я бы удивился меньше. В конце концов он уже напоил её своим хитро-заварочным чаем — штукой, как я понял, в этих краях весьма недешевой. Но взять у гнома кредит… в моем представлении это значило либо безграничную глупость, либо аналогичных размеров наивность. И отправляться в глубь Запретных Земель с подобным существом в качестве компаньона…

— Ну да, — кивнула девушка. — Странно, что тебя это настолько удивляет. Это вполне общепринятая мировая практика…

— Лисса, здесь, орк меня… — Я осекся, сглотнул воздух и продолжил: — Мы сейчас в Пограничье. И собираемся лезть дальше, в глубь Запретных Земель. Это крайне, крайне рискованное предприятие. Ты согласна?

— Да, но…

— Тогда ответь, пожалуйста: почему гном решил вложить деньги в столь малоперспективный бизнес?

— Не знаю, — спокойно сообщила Лисса. — Быть может, он игрок по натуре. Или просто мы ему были в чем-то симпатичны.

— Мы?!

— Ты и я.

— Зеленый, — я вновь повернулся к гоблину, — может, у тебя есть какие-нибудь другие объяснения?

— Ыгы. Пятьсот процентов.

— Чт-о-о?!

— Не понимаю, из-за чего ты поднимаешь столько шума, — сказала Лисса. — Товара здесь на сумму чуть больше трех сотен долларов. Когда мы вернемся назад, ты сможешь кидать столько же в церковную кружку.

В городке за моей спиной тягуче ударил колокол. Я знал, по кому он звонит — по моей любимой, замечательной, нежно выпестованной идее. Лучшей за последнюю неделю. Всего-то — пару дней побродить по Запретным Землям, чтобы китаянка могла хорошенько почувствовать, что здесь почем. А затем — спокойно вернуться в форт или любое из окрестных поселений, где Билли Шарго не чувствует себя царем и богом.

Конечно, даже и сейчас оставался повод подумать. В долговых каменоломнях у гномов низкие расценки, но, говорят, неплохо с кормёжкой…

— А что, мы можем и не… — начал я.

— Эй-парень, — перебил меня гобл, — у тебя хорошая дикция и все такое, но, может, мы куда-нибудь пойдем? Или ты все-таки решил дождаться Билли-боя прямо здеся?

— В самом деле, Кейн, — поддержала его китаянка. — Надо идти.

«Надо вернуться и вывалить эти мешки на голову одного подгорного карлика!» — мысленно проорал я. Увы, это была несбыточная мечта — способ, которым наша компания покинула Погребальнец, столь скорого возвращения обратно совершенно не предусматривал. Так что я просто махнул рукой и зашагал по дороге.

* * *

— На самом деле, — разглагольствовал Толстяк, — путешествовать по Запретным Землям легче легкого. Поначалу ты идешь весь напряженный, с пушкой наголо, готовый изрешетить дюжиной пуль каждую подозрительную тень. И так — миля за милей, час за часом, а солнце поджаривает не хуже сковородки в аду и ноги с каждым шагом увязают в песок все глубже…

Откуда только у него хватает горла трепаться, с завистью подумал я. Тут и дышать-то больно, каждый вдох по глотке как наждаком. А этот зеленошкурый идет себе и болтает языком, будто лектор с почасовой оплатой.

— …Тогда ты берешь бурдюк с водой, выливаешь на себя половину, прячешь пушку в кобуру и ползешь дальше, бормоча: «Ну и какого тролля меня пугали этими Запретными Землями, обычная чертова пустыня…» А через два шага Запретные Земли делают АМ и выплевывают кости очередного неудачника. Или не выплевывают — красные орки, например, наловчились делать из людских костей отличные боевые дудки.

Насчет солнца и ног гобл ничуть не врал — последний час мне казалось, что к каждому сапогу приклепано по чугунному ядру. Но все-таки я еще держал винчестер в руках. Левой, правой, левой, правой… чертова винтовка тянула руки, словно была отлита из свинца, цельным куском. Черт-черт-черт…

Лишь сейчас я в полной мере осознал, что значит — остаться без лошади в Пограничье. Даже в обычной для Овцы манере «чуть-чуть рыси — много-много шага» я бы проделал сегодняшний дневной переход за пару часов. При этом сидя в седле, а не сбивая ноги до кровавых мозолей.

— Толстяк…

— Это я к чему все. Путешествовать по Запретным Землям просто. Надо лишь постоянно помнить — они вокруг тебя.

Именно это я твердил себе с самого утра — и до тех пор, пока взбадривающее напоминание не превратилось в монотонную бубнёжку.

— Толстяк… — устало выдохнул я, — ты собрался съесть мои мозги, не доставая их из головы?

— Я не жру такую дрянь! — Негодование гобла было неожиданно бурным и, похоже, искренним. — К тому же, — добавил он, чуть успокоившись, — сложно жрать что-то напрочь отсутствующее.

— Заткнись, а?

— И что мне за это будет?

— Я не пристрелю тебя.

— Ну вот, говорю ж — безмозглый! — фыркнул гоблин. — Я ж ваш проводник, забыл? Пальнешь в меня, а дальше? Ты ж сейчас даже в Погребальнец вернуться не успеешь, под крылышко Билли Шарго, ы-гы-гы-ы. Солнце-то — вона где!

«Вона» значило — в двух ладонях от горизонта. И вытянувшиеся повсюду словно трезубцы чертей с церковных мозаик тени кактусов недвусмысленно намекали — очень скоро здесь наступит не подходящее для людей время.

Чертова пустыня.

Мне говорили, что и она бывает красива. Что в ней можно найти… как же выразился тот креол… а-а, «своеобразное очарование». Игра красок и все такое прочее. Не знаю. Лично я не находил ни малейшего очарования в колючих кустарниках, редких пучках остролистой травы, голых и кривых деревцах, порывах ветра пополам с песком и выщербленных скалах. По мне, так в пустыне человек может найти лишь смерть, а жить ему лучше в более прохладных местах.

— Лучше скажи, где твой Безумный Проповедник?

— С какой радости он «мой»? — неожиданно возмутился Толстяк. — Он человек. Ты тоже человек и она, — гобл ткнул лапой в сторону Лиссы, — человека. А я — гоблин!

— Хорошо, — устало вздохнул я. — Где мой Безумный Проповедник?

— Протри глаза.

Я бы с удовольствием сделал это еще полчаса назад, если бы не уронил винтовку. Песок неплохо липнет к потным рукам, а попытки оттереть их об одежду ни к чему хорошему не привели — песок был везде.

— Вот ща как двину прикладом…

— Не надо.

Оглянувшись, я увидел, как Лисса указывает куда-то вперед, чуть правее нашего нынешнего курса.

— Видишь?

— Вижу. Скалы, песок, кактусы и другая колючая дрянь.

— Желтый двурогий холм впереди, справа за ним красная скала. На её вершине — крест.

— На самом деле там все-таки кактус, — тут же встрял гоблин, — Проповедник просто укоротил ему ветки.

— С символической точки зрения… — начала Лисса.

— С практической точки зрения, — прохрипел я, — нам еще почти милю топать!

— Может, побежим? — ехидно предложил гоблин. — Оно и быстрее, и прохладнее выйдет…

Горло пересохло так, что я сумел издать лишь нечто среднее между карканьем и скрежетом — а затем попытался достать гоблина прикладом. Он, естественно, уклонился — еще бы, от меня и черепаха сейчас бы удрала.

— Чо, не хотите? Ну и ладно, а я пробегусь…

И, прежде чем я успел переварить это заявление, гоблин сбросил на землю мешок и побежал.

До этого момента я никогда не видел, как бегают гоблины. Слухи же насчет этого их качества расходились кардинально. Некоторые утверждали, что гоблы бегают быстро, но недалеко. Другие — что гоблин бегает не так чтобы очень стремительно, зато выносливей десяти негров и способен гнать свою будущую пищу хоть неделю. Третьи же менее убедительно, зато весьма громогласно уверяли, что эти ленивые уродцы даже ходят вперевалку, куда уж им бегать. Последнее мнение было весьма популярно среди знатоков разновсяких наук, лично в Пограничье никогда не бывавших, но весьма охотно — а местами и ожесточенно — судивших о гоблинах, их нравах и привычках по картинкам из описаний более смелых путешественников, в лучшем же случае — по чучелам.

— Стой, скотина!

Я даже вскинул к плечу винчестер, но почти сразу же опустил его. Толстяк рассчитал точно — не брось он мешок, пуля для него бы нашлась. Но раз мешок остался нам, то раненый гобл будет лишь обузой, а мертвый и подавно не стоит истраченного патрона.

— Подержи.

Как сказал мне один старик неделю назад: «Если тебя о чем-то просят в Запретных Землях, сначала сделай, а потом задавай вопросы». Сейчас я выполнил этот совет наполовину — повод мула взял, а вот задать вопрос оказалось уже некому. Лисса погналась за Толстяком.

В состязании по бегу между гоблином в коротких штанах и девушкой в длинной юбке побеждает… ну, думаю, всем понятно. У Толстяка не было и тени шанса. Не знаю, вправду ли гоблы неважные бегуны или он просто не успел еще толком разогнаться — но Лисса буквально за пару секунд наполовину сократила разрыв. Затем в воздухе между ней и гоблом блеснула серебристая нить — и Толстяк «на полном скаку» рухнул мордой в песок.

— Ы-ы-ы, больна-а-а.

— Мистер Толстяк… — наклонившись, Лисса коснулась ладонью щеки гоблина. Со стороны это выглядело как нежное похлопывание, но гобл, сдавленно икнув, принялся отползать в сторону.

— …когда я нервничаю, то становлюсь ужасно вредной. А нервничаю я иногда по весьма незначительным поводам. Например — когда наш единственный проводник по этой негостеприимной местности вдруг пытается от нас удрать.

— Да шутил я, шутил. Что, пошутковать уже нельзя?

— Иди.

С тяжким вздохом Толстяк воздвигся на лапы и заковылял дальше, обиженно сопя и припадая на левую ногу. Впрочем, уже через пять шагов он сбился и начал хромать правой.

— Эй, а мешок? — крикнул я вслед ему. Толстяк, не оборачиваясь, махнул рукой.

— Я тебе это припомню, — пробормотал я, наклоняясь за упомянутым предметом. — Чтоб тебя мул с разбегу лягнул…

Лисса осталась на месте, дожидаясь, пока мы с Бараном не подойдем к ней.

— Дай воды…

Первая просьба за день, отметил я. Похоже, что насчет экономии воды в походе наши с китаянкой учителя были одного мнения. Но сейчас большого смысла в этом не было — даже самым безумным проповедникам случается испытывать жажду, а значит, где-то поблизости от его норы должен иметься источник воды.

— Ага… только скажи, в каком она мешке.

— Толстяк должен был… — Лисса кивнула в сторону гоблина, — уложить… кажется, в этот.

— Посмотрим. — Я бросил повод и, обойдя мула, озадаченно уставился на узел. — А завязывал их кто, Мак?

— Нет.

— Странно, а по виду — типично гномский узел… затянут, что называется, от души и на века.

— Помочь?

— Попробую шам… — Ногти соскальзывали, пришлось вцепиться в шнур зубами. Секунд пять они с узлом спорили на тему: «кто крепче», затем петля начала мал-помалу поддаваться.

— А ловко ты его подсекла своим заклятьем.

— Это была не магия.

— Не магия? — удивился я. — А что?

— Шелковая леска.

— Вот как… — протянул я. Стреножившая гоблина нить выглядела очень тонкой, и если это и впрямь леска… эй, какого орка я здесь делаю?! Дайте мне саквояж таких лесок, перенесите на виксбергскую пристань — и клянусь, еще на полпути к Новому Орлеану мне потребуется второй саквояж, нет, большой мешок для денег, а очередь покупателей будет длиннее самой Миссисипи.

— И бегаешь ты здорово. Я и не думал, что в платье можно так бегать.

— Правильно думал. В том, что ваши женщины носят обычно, даже ходить неудобно. Поэтому в моем платье…

Я поднял голову как раз вовремя, чтобы заметить, как между складок мелькает что-то светлое.

— …по бокам идут два выреза.

— Ловко устроено, — пробормотал я, надеясь, что кончики ушей и щеки надежно замаскированы слоем пыли. — По виду и не скажешь.

— Так и было задумано.

Облизав пересохшие губы, я попытался сосредоточиться на узле. Получалось неважно — мысли упорно возвращались к… наверное, это все же был не хвост, а нога. От колена и м-м-м-м… выше. Ох. А ведь если хорошо подумать, платье с такими вырезами удобно не только для беганья, но и во множестве других слу…

— Давай я все-таки помогу.

— Не надо, я уже почти… — узел распался окончательно, и я, растянув горловину, сунулся в мешок. — Вот дерьмо… ой, прости, я хотел сказать, похоже, вода в другом мешке.

— Тогда в соседнем. Те два, что с этой стороны, собирала я.

Со вторым узлом я справился вдвое быстрее — но еще в процессе развязывания у меня начало зарождаться одно жуткое подозрение…

— ТОЛСТЯК!!!!!!!!!!!!!!!

Убегать гоблин в этот раз не стал — видимо, ему вполне хватило и одной попытки для осознания малой перспективности данного занятия. Он просто замер на месте.

— Подойди. Сюда.

— Ва-аще-то, — нагло скалясь, заявил зеленошкурый, — нам в ту сторону. Так шта лучше я вас подожду, ну чтоб два раза не ходить.

Если Толстяк надеялся, что за время подхода к нему я остыну, то его ждало разочарование. Вернее так — бурлившая во мне злоба успела выкипеть, осесть и заново сконденсироваться в чистую, как дядина самогонка, ярость.

— Где вода, Толстяк?

— Вода? — недоуменно повторил гоблин.

Если он скажет: «какая еще вода», убью на месте, спокойно подумал я.

— Какая еще вода?

* * *

Вода была холодная и невероятно вкусная. Казалось, она лилась прямиком с небес и я пил её, жадно подставляя рот, стараясь не упустить ни капли. Пил, пил… и все никак не мог полностью утолить жажду.

Это было счастье — настоящее, незамутненное. Даже и не думал, что можно быть настолько счастливым… или я умер и уже в раю?

— Кажется, в себя он приходит.

Произнесший это голос был мне незнаком. Легкий акцент… кажется, ирландский. Могут быть в раю ирландцы? Конечно же могут! Да их наверняка там тьма-тьмущая… как и везде.

— Плесни еще, Малкольм.

А вот этот голос я знал, правда, в менее хрипящем варианте. Могут ли в раю быть гоблины? Очень сомневаюсь. Тогда где же я?

Открыв глаза, я увидел склонившееся надо мной лицо. Темные глаза, черты из тех, что принято называть «благородными», седые волосы, необычно гладкая и светлая для этих мест кожа. На вид ему было шестьдесят, а на деле могло быть и куда больше. Встречаются такие среди стариков — перейдя на очередную ступеньку возраста, они садятся на неё, раскуривают заветную трубочку и следующие десять-двадцать-сорок лет почти не меняются.

А затем я сообразил, что два толстых отростка изо лба чуть повыше бровей — это рога.

— Г-господи Исусе! — прохрипел я, пытаясь левой рукой нащупать крестик на шее, а правой — рукоятку револьвера. — Спаси и сохрани!

Крестика не было, под пальцами скользила пустая цепочка — и такой же пустой была кобура.

— С-сгинь!

Демон, конечно же, и не подумал выполнять это пожелание. Вместо этого повернулся к стоявшему рядом гоблину и укоризненно качнул головой.

— Опять не предостерег ты впервые идущих ко мне.

— Не ушпель, — Толстяк потер шею. — Как раж хотель сказать… но не ушпель.

Я наконец-то нащупал крестик — на затылке. Собственно, когда лежишь на спине, да еще с наклоном в сторону головы, там и стоит искать всякие шейные побрякушки.

Заодно я нащупал там еще кое-что. Большую шишку.

— Твой револьвер у меня, — сказала Лисса, протягивая упомянутый предмет рукояткой вперед. — Извини, но другого выхода не было.

— Можно было попросить, — буркнул я, садясь. — Вежливо. Иногда это помогает.

— Не в этот раз. Ты бы сломал ему шею раньше, чем я дошла до середины: «Мистер Кейн, пожалуйста, будьте любезны разжать пальцы…»

— Он и так меня ешва не прижушил.

Возможно, мы все об этом еще пожалеем, подумал я, но произнести вслух в присутствии человека… то есть, существа в сутане — не рискнул.

— Насколько ведом твой характер мне, — сказал Малкольм, — полагаю, не столь уж виноват юноша сей.

— Виноват? Да меня бы любой суд оправдал!

— Кроме людских судов, есть и иные, — возразил Малкольм. — Взять для примера совесть — стократ жестче людских бывают приговоры её.

Я промолчал, но, видимо, и молчание мое достаточно красноречиво заявило — мистер Совесть Кейна Ханко единогласно голосует за повешенье гоблина по имени Толстяк на первом же подходящем кактусе.

— Сейчас вы иначе можете думать. Но с возрастом, — прервавшись, Малкольм нагнулся, зачерпнул горсть песка и принялся медленно высыпать его обратно на землю, — люди меняются. Так было, есть и будет. Поверьте, юноша, поверьте тому, кто видел больше людских судеб, чем песчинок в этом бархане. Я знаю, о чем говорю.

— Так вы действительно демон?

— Доподлинный.

— И-и… давно вы проповедуете?

— На этот вопрос сложно дать ответ, — демон развел руки. — Время для меня мало что значит. Не слежу я за его течением столь же пристально, как вы, смертные. Одиннадцать веков, может, больше…

— Сколько-сколько?!

— Проклятую уйму лет, вот сколько, — вмешался гоблин. — И, между прочим, это единственный настоящий Малкольм[5] во всем свете.

— В самом деле?

— Считать себя таковым — в грех гордыни значило бы впасть, — усмехнулся демон. — Кто, кроме Всевышнего и самого святого, знает, сколько бессмертных его Слово на путь истинный направило? Одних только эльфов среди учеников его видел я не меньше пяти.

Лично я не помнил в списках святых подвижников ни одного длинноухого. Что, впрочем, ни о чем не говорило, поскольку об обращенных в святую веру демонах я до сегодняшнего дня тоже не слыхал. «Был повержен в прах», «ослеплен светом и бежал», «сгинул» и так далее — подобные случаи в житиях святых попадались буквально через страницу. Но вот чтобы заставить перейти на свою сторону… как вообще это можно проделать с созданием, не имеющим души?

— И все это время вы живете среди гоблинов? — спросила Лисса.

— Лишь в некотором роде, — ответил Малкольм. — Начинал свой путь во славу Господа я в стране скоттов…

— Скотов?

— Скоттов, что Шотландией ныне зовется. И сказать я должен, — демон оглянулся на Толстяка с улыбкой из числа тех, что принято именовать «отеческими», — населявшие земли те в прежние времена на здешних язычников весьма походили.

— Это у тебя просто в башке все перепуталось! — заявил гоблин. — Чтобы какие-то людишки с нами, гоблинами… да даже с этими тупарями-орками… не, ни в жисть не поверю. Да что там — ты вот уже вторую дюжину лет сидишь в этой скале. И как, хоть одного зеленошкурого перекрестил?!

— Обычное дело, — ничуть не смутившись, ответил демон. — Первую сотню лет на месте новом всегда туго идет.