Часть 14- Наставили на путь истинный, хвала Богу! – Воздел руки к небесам шеф. – Хотел Дюше свинью подложить, а вместо того помог. Ой, Би! Вот только ты так извернуться можешь. Слушай, у тебя в роду евреи были? - А что? - Значит были… - При чем тут мои евреи?! - При том, что они умеют выходить сухими из воды. Ты накаламутил в душе у Андрея, но именно этот твой дерзкий и откровенно злой поступок привел его к духовному наставнику – Юрию. Твоему брату, между прочим. - Да? Он был у Юрки? - Я сам видел. - Блин! - Что-что? - Я говорю, как жаль, что я пропустил сей момент – долго меня в Центре инноваций продержали. Всучили мобилку дурацкую. Потом заставили какие-то документы заполнять, анкеты. - Это я распорядился, чтоб тебя помурыжили там подольше. - Зачем?! - Затем, чтоб ты не мешался. Они спокойно побеседовали, Юра ему дал правильный совет и книгу хорошую в придачу. - Я б не лез. - Угу, расскажи кому-нибудь другому. Шеф погряз в долгие раздумья, телепая ногой. Би тоже свесил ноги с карниза и уставился перед собой, размышляя о том, как теперь быть. - Вот что! – Наконец заговорил Егор. – Поприсутствуешь во время записи и на концертах – в остальных случаях ни шагу с его двора, ясно? Будешь около дома его сторожить. Никаких вечеринок, тусовок, институтов и, тем более, квартиру Руси не посещать! Вмешательство только по делу – дом родной, студия, концертные площадки. Понятно? - Понятно. - Ты чем-то недоволен? - Всем доволен. - Не заметно. Но тебе грех обижаться. Заварил кашу – расхлебывай теперь. - Они, вроде, вместе жить собирались… - Миу сказала, что не ранее, чем через полгода съедутся, так что сиди тут и не рыпайся. Дай работать другим и себе. - Хорошо. - Что за похоронный тон? - Нормальный. - Звони мне каждый день после 22-00. Голубя с отчетом – раз в неделю. - Есть! - Козырнул Би. - Все… Я погнал. Пока, внучек. Егор обнял музу на прощание и скрылся в сиреневой дымке питерского неба. Би, тяжело вздохнув, закутался в крылья – хорошо, что хоть их не отобрали! Однако хорошего тоже мало – Михаил решил ужесточить контроль над музами, купидонами и духами. Все они теперь в душе ругали Би – это он виноват! Каждый теперь обязан был подавать начальству ежедневный устный рапорт, письменный – раз в неделю, раз в полгода сдавать экзамен на профпригодность. А это значило, что от зубрежки многочисленных законов, инструкций и рекомендаций им не отвертеться. Плюс ко всему Михаил разослал Указ, разрешающий ангелам-хранителям и начальникам отделов Служб «Вдохновение» и «Открытое сердце» экзаменовать своих подчиненных по любому из разделов Святого писания тогда, когда они сочтут нужным. Проще говоря, когда им вздумается. Теперь Би избегал встреч с коллегами. Он опасался, что те подадут архистратигу коллективное прошение о его низвержении в Безвестность. Будут хаять, а то и вовсе поколотят. Он не знал, что Миу уже давно уладила назревающий конфликт. Вечером того же дня, когда состоялся разбор полетов, она созвала Собор Десятой и Одиннадцатой ступеней, к коим причислялись музы/амуры и духи соответственно. Она произнесла пламенную оправдательную речь в адрес Би, описав все подробности разговора с Михаилом. Проголосовав, Собор постановил официально, что прошения подавать не будет, издав соответствующий Приказ и скрепив его печатью. Однако «старшие» просили отметить в документе, что решение это принято благодаря заслугам Егора Ивановича перед Всевышним и Службами, а не как ни музы Би. Миу согласилась на такую поправку – лишь бы с Би-би ненаглядным все было хорошо. …Муза встрепенулся – Дюша! Наконец-то он его увидел снова! Такой довольный идет, мурлычет что-то, и Рокс рядом скачет, как бешеный. «Это мой брат, видимо, постарался. Он светлый человек. Хороший. После беседы с ним у людей всегда настроение поднимается. Интересно, что он говорил Лидеру?», - мозговал Би, пытаясь уловить поток Андреевых флюидов и считать необходимую информацию. Но вот беда: кто-то нарочно блокировал ее. Неужели ангел-хранитель? Муза догадался, что доступ к мозгу опекаемого ему ограничили – открыта только правая «творческая» половина, левая же «логическая» - нет. Теперь Би было непросто узнать, о чем рассуждает Дюша. «Здрасьте! Приехали!» - Всплеснул он крылами. – «Этого мне еще не хватало! Как теперь песни писать прикажете? Может, Егору позвонить?.. Хотя нет, сам справлюсь!» Би ждал наступление ночи, священной поры, когда все вокруг меркнет, стихает и успокаивается. Когда величественное спокойствие обнимает весь город, затворяет двери, занавешивает шторы и включает звезды в высоком небе. Именно в ночные часы Андрей и муза начинали творить. Ничто не отвлекало – только перо, бумага и безграничное воображение: красочная стихия, бушующая в лиловой мгле, орошаемая струйками звездного света. Дюша расхаживал по комнате, переваривая всю полученную за день информацию. Необходимо было как можно быстрее раскидать ее по полочкам в голове, чтобы наконец сесть, успокоиться и начать писать. Но что-то ему мешало. Беспричинное волнение заставляло нервничать, кусать губы и пить кофе чашка за чашкой. «Наверное, я волнуюсь из-за предстоящего концерта», - подумал он. «Чего он мечется? Садись бегом за стол!», - торопил муза, влезая в форточку. Лидер сел и потянулся к бумаге. «О! начинается», - потирал ладони Би, мостясь на подоконнике. - Блин! Где ручка? – Бурчал себе под нос поэт. - Ну, вот же она – слева! Слева, говорю, за книгой! – Подсказывал Би. - Ага! Нашел. Так… что я там хотел написать? Э-э-э… Как-то ж я придумал… Рокс, не помнишь, первую строчку? Пес фыркнул в ответ – после порции вкуснейших сосисок ему были абсолютно по барабану чужие проблемы. Главное – он был счастлив. - Морда неблагодарная, - скривился хозяин и снова повернулся к столу. Белый лист зиял пустотой. Он был похож на глупое безглазое и безротое лицо – ни эмоций, ни слов. В левом верхнем углу страницы Андр нарисовал два глазика и малюсенький ротик: - Вот теперь на тебя хоть смотреть приятно, а то таращился бельмом своим… - Я смотрю, дела не будет! Тоже мне, юный художник! Короче, пиши, - принялся диктовать вдохновитель, - «Жили – горе мыкали…», запятая, «Друг на друга зыркали», точка. «Души все пропащие, вниз башкой летящие…» Чего остановился? Что такое? Дюша потер виски и выпалил дальше катрен за катреном самостоятельно:
…Крылья-то ободраны, Перья даром отданы. Ни шиша за пазухой… Говори-рассказывай, Чем вы душу дОняли? Почему не поняли? Раз она крылатая, Лишь пером богатая? Поравняли с птицею – С журавлем, с синицею… Извели сердешную, От того и грешная! - «Душа» будет называться. Посвящу Башлачеву. Так-с, надо бы мелодию подобрать… Или… потом? - Молодчина! Во дает! Складно вышло! – Ликовал муза. – Да погоди ты с музыкой! Давай состряпаем еще что-нибудь духовное! Пиши: «Все мы с Богом и с пороком, и с зарплатой, и с оброком. Тело есть, чуть-чуть души», тире поставь, «стой да темечко чеши…». Андрей строчил пером на бумаге, как боец из пулемета. Идеи, образы, метафоры перунами сверкали в его голове. Он силился зафиксировать все придуманное, поэтому даже не дописывал некоторые слова до конца. Завершив последнее четверостишие, Лидер облегченно выдохнул и откинулся на спинку стула. Устало вытер пот со лба и улыбнулся – вот это да! Прорвало его конкретно! Такое впечатление, будто он кросс только что пробежал, однако оно того стоило. Сочинитель взял дрожащей рукой листок и пристально вчитался в каракули:
Все мы с виду удалые, И на крыльях наценяем, Тело бренно - стоит грош, День-деньской в рядах орем: Может, что-то подберешь? - Нормально. Пойдет. Фух! А почерк-то не мой, - спохватился рокер. – Тут что-то нечисто… Муза, дрожа от страха, юркнул обратно на улицу. На карнизе он встретил Клюва, стучащего по стеклу. - Привет! Я опять все испортил, представляешь? - Ой, птичка! – Андрей отворил окно. – Хочешь кушать? - Гуль-гуль-гуль, - жалостливо запел голубь. - Попрошайка! – Одернул обжору Би. – И жадина! И предатель! - Г-р-р-р! - Я злопамятный? – Опешил муза. – А ты… - Вот булочка. Дюша посыпал крошки на карниз и сел на подоконник. Голубь выбивал клювом мажорную барабанную дробь, нисколечко не боясь человека, ведь храбрейший из боссов был рядом. - Я тебе не телохранитель. Хавай быстрее и дуй восвояси, - хмурился Би. Но Клювик и слушать начальника не хотел – как же улететь, когда тут столько вкусностей? Он преспокойно запрыгнул к Андрею на руки, повернулся спиной к Би и распушил хвост. (Этот жест равносилен тому, когда люди высовывают язык). - Задира! - Какой милый. – Дюша погладил птицу. – Будешь еще ко мне прилетать? - Скажи «да», - подсказал Би. Голубь закивал. - Умница! Ты дрессированный, наверно? - Ага! Как бы не так! – Ворчал опекун. - Говорят, что когда в окно стучится голубь, это к добрым вестям. Значит, концерт пройдет хорошо, правда? - Кивни ему, олух! Клюв выполнил приказ. - Теперь я спокоен, - вздохнул паренек. – Ты представляешь, в меня вселилась душа другого человека, - делился с птицей музыкант. – Мне кажется, что он помогает мне сочинять и петь. - Разговори его - мне нужно узнать, о чем ему Юра поведал. – Просил Би. Клювик подмигнул музе и принялся щебетать так нежно, как только умел…
|
