Часть 16

- Да неужели ты думаешь, что я ничего не знаю и не понимаю, сидя тут, как приклеенный?! – Пыжился Би. – Для меня это вовсе не новость: он уже давно пишет сам, без моего вмешательства. Он уверовал в то, что его любовница и есть его муза, а переубедить его я уже не в силах. Я старался, но ничего не вышло! Они с Юркой считают, что моя душа переселилась в него или просто передает брательнику приветы! Бред полнейший!

Кроме того, мне заблокировали доступ к левому полушарию его мозга! Господи, ну за что мне такие муки? – Воздел руки к Небесам муза.

Растерянный Клюв оглядывался по сторонам в поисках помощи – хоть бы Миу прилетела! Но она была слишком занята с Дюшей и Русей и редко навещала страдальца Би. Не зная, что и сказать, голубь молча запрыгнул на плечо начальника и успокаивающе заурчал, как кот.

- Ладно, я в порядке, - вытер патрон просочившиеся было слезы. – Хоть и несладко мне сейчас приходится, а Дюшу я все равно не оставлю. До последнего буду рядом с ним. Из принципа.

Клюв, а что его побудило новую песню написать? Фильм? Какой? «Взломщик»? Тот, что с Кинчевым, что ли?

- Гуль!

- Ясно… а брат видел?

- У-у.

- Понятно. Не хотел расстраиваться, наверное.

Ну, когда же Лидер, наконец, поймет, что его вдохновитель – я? Я-то думал, что, посмотрев эту ленту, ему откроется истина. Я подговорил музу Валерия Огородникова[102], а она уже убедила музу Приемыхова[103], чтобы та помогла сценарий именно с таким сюжетом состряпать – два брата, оба рокеры, один жертвует ради блага другого. Неужто, актеры плохо сыграли?

- Ур-р-р!

- Хорошо? Тогда в чем же дело? Почему Дюша очевидного не видит? Младший приносит себя в жертву ради той музыки, которую творит старший. Что непонятного? Я – прототип Семена. Андрей – прототип Кости. По-моему, все ясно, как день.

- Гуль-гуль.

- Ну, тебя! Сам вижу, что и эта моя попытка потерпела фиаско: он теперь мнит, что эта история про нас с Юркой! И знаешь, что меня больше всего бесит? Он после картины вспомнил опять обо мне, написал песню, спел ее, но той же ночью опять называл ЕЕ своим «живительным источником», «Граалем, хранящим образы», «кладезем идей»! Блин!..

Когда у них запись, кстати?

- Гу-гу-гу!

- Завтра… Не пойду! Эх, Клювенций, неудачники мы с тобой. Никому не нужные крылатые суперсущества. Ха! – Горько усмехнулся Би. – Ну, раз такое дело, раз уж мы его теперича не устраиваем, придется распрощаться…

- Ур-р-р?! – Встрепенулся помощник.

- Как-как? Обыкновенно, - пожал плечами муза и выпалил экспромтом:

Время пришло. Пора уходить.

Ему – не смешно. А мне – нечем крыть.

За спину спрячу я свой узелок

И на прощание, на посошок

Выпью немного: только налей.

Долгой дорога мне будет. Жалей

Иль насмехайся, пальцем кажи.

Что ж! Издевайся! Ты счастлив? Скажи…

Би отрешенно взглянул на фиолетовое поле ночного неба, щедро усеянное сияющими зернами звезд и подумал: «Манящий Космос – сложный и в то же время такой понятный и доступный. Бог с миллионами глаз, следящий за каждым движением всего живого на Земле. Как вымолить Твое прощение, Владыка? Ты настолько величественный и сильный, что иногда становится страшно за самого себя – я мелкая соринка, не имеющая права застрять в Твоем глазу. Неужели я обладаю правом просить Тебя о чем-то, смотреть в Твою сторону, я – тот, кто ничегошеньки не стоит, ни грамма не весит, даже толики не сделавший для того, чтобы порадовать Тебя?»

Муза нахлобучил воротник тужурки на уши и уселся по-турецки.

- Не стану навещать его сегодня. Пускай прелюбодействует со своим «кладезем», а мне это ни к чему. Завтра сопроводишь их в студию и все – зэ энд[104]! Сводят пускай без нас. Вишня – не дурак, справится.

Он закрыл глаза и забылся тяжелым мучительным сном.

…Ровно в 12 часов дня группа собралась на улице перед домом, где располагалась знаменитая студия, очередь в которую была расписана между музыкантами на месяцы вперед. Дюша и Качок пыхтели, как паровозы, множа окурки на тротуаре в геометрической прогрессии. Вахтер и Очкарик заливались пивом – и снова для храбрости. Никто не решался первым войти в подъезд. Все ждали команды Лидера.

- Меня отчислят, - невпопад брякнул он. – Столько пар уже прогулял. Хотя курсачи сдал все. А у вас как там в учебе?

- Тяжело в учебе – легко на работе, - выпендрился Вахтер, который сам-то закончил 10 классов и сразу устроился трудиться на благо родины. – Я тут нас оформить все пытаюсь. Придется нам прикрепляться к ресторану.

- Как?! – Опешил Дюша.

- Ну, вот так. С кем смог договориться, с тем и смог. Кавказцы замутили частную шашлычную на Васильевском. Уже и витрину оформили. Кстати, Ражден меня угощал шашлычком и вином – недурно…

- Вахтер!!!

- Чего?

- Что ты несешь? Какие еще шашлычки? Какое вино? И вообще – харэ пить! – Андрей выхватил у барабанщика из рук пиво и отхлебнул сам. – Никогда я не буду ресторанным лабухом! Ты меня понял? Ни-ког-да!

- Дюш, не кипятись. Ты не прав, - вступились гитаристы. – Нам все равно надо оформляться, а то за тунеядство свинтят.

- Мы пока при них побудем, а потом перейдем к кому-то другому, - уверял Вахтер.

- Никуда ты уже от них не денешься – это ж мафия! Заставят играть на своих попойках, а ты поперек и слова им пикнуть не сможешь, - зашипел фронтмен.

- Он прав! – Послышался сзади высокий мужской голос. – Не ходите к кавказцам. Я переговорю с Пашковым и устрою вас в какой-нибудь театр. У него много знакомых в этой среде.

- Спасибо, Лёша, - закивали мОлодцы, подбегая к Вишне.

- Рано благодарите. Я еще на ваше поведение посмотрю. Еще раз опоздаете – петь вам в шашлычной!

- Больше этого не повторится. Никогда! Зуб даем, - клялись музыканты.

- Зубов мне ваших не надо, - усмехнулся звукорежиссер и открыл парадную дверь, - милости прошу!

…Переступив порог легендарной студии «Яншива Шела», парни с интересом осматривались, дергали путьты за ручки, щелкали тумблерами, шептались с умным видом о фейдерах и компрессорах.

- Ничего руками не трогать! – Взвизгнул Алексей. – Не колупай бобины! Оставь в покое колонку! Как дети малые – приходят и начинают все отвинчивать, откручивать. Настраивайте инструменты – больше толку будет. А ты распевайся давай, - ткнул он пальцем в Дюшу и скрылся в коридоре.

Андрей закрылся в ванной, чтобы лучше себя слышать и голосил там добрых полчаса, вдыхая и выдыхая воздух согласно особой технике, которой научил его Виктор Цой, а того, в свое время, - Сергей Рыженко.

Он умылся, прополоскал рот и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Вот он. Весь. Такой, как есть. Простой парень. Или нет? Или будущая знаменитость? Нос с горбинкой, два зелено-голубых глаза и веснушки под ними, чуть полноватые губы, подбородок с маленькой ямкой, широковатые ощетинившиеся скулы, челка на лбу. Русый, светлый, невзрачный. Фу! Или не фу? Или потрясающий широкоплечий (а это правда!) блондин с голубыми глазами? А? Вот как воспринять себя? Как упрямого бездаря, которому судьба ставит палки в колеса, а он все равно карабкается куда-то, лезет, просит, как цыган, милостыню: «Борисыч, помоги! Виктор, научи! Алёша, запиши! Юра, повоспитывай!»

- Слабак. Ты ничтожество. Кусок дерьма. Нечего тебе среди этих людей делать. ОНИ поют, а ты – воняешь. Записываться пришел. Хм, мудак! Да кому это надо? Кто это будет слушать, а тем более покупать, а? Однодневка.

- Андрей! Ты там жить собрался? – Постучался Очкарик. – Дай мне список песен, хотя бы, чтоб мы Димона писать начали.

Дюша приоткрыл дверь и сунул Гоше бумажку:

- На.

- Спасибо.

Сологитарист удалился в комнату-студию, а Лидер снова повернулся к зеркалу:

- Чего это меня понесло? Что происходит? Настроение меняется, как у беременной. Капец! Нормальные у нас вещи. Обыкновенные. Не лучше и не хуже, чем у других середнячков. Тфьу, ты! Раньше со мной такого не было, чтобы я плохо о группе думал или о себе, а теперь такие мысли все чаще и чаще приходят. Надо медитировать побольше, может, попустит?.. Все. Пошел!

В стенах квартиры мирно побулькивал бас, как газировка в бутылке. Пум-бум-бум! Пум-буль-бум! Вибрировали стены, книги, мебель и танцевали чачу занавески. Дюша уселся на диван в зале, листая снятую с полки книгу. Эрнест Хэмингуэй, «Прощай, оружие!» - экстраклассная вещь.

Фронтмен отложил том и вышел на балкон. Бормотание бас-гитары усилилось.

«Димон, наверное, потом обливается. Я даже тут слышу, как он напрягся…», - улыбался про себя он.

- Вот ты где! Идем. Ты следующий, - рука звукача ухватила Дюшин рукав и выволокла рокера из «укрытия».

…- Гур-гур-гурр-р-р-р-р! – потрясал крылами взъерошенный паникер.

- Не пойду, я тебе сказал! Не хочу!

- У! У! У!

- Кому плохо? Ему? Мысли нехорошие в его светлую головушку лезут? А мне-то что? Дюша уже большой мальчик – справится! – Отмахивался начальник от разбушевавшегося голубя.

- Ур!

- Да, конечно! Как жениться, так он взрослый, а как неуверенность преодолевать, так он маленький и слабенький! Би, давай, руки в ноги и спасай нашего пупсика! Сейчас же! Не дождешься, – упрямился муза. – Я тебе в сотый раз повторяю, курья твоя башка, что не пойду я к Вишне! Там и без меня муз достаточно. Пойми, когда работает творческий коллектив, да еще и под руководством кого-то более талантливого и опытного, тогда остальным музам лучше не соваться. Муза Вишни управится со всеми. Лёгко! А я тут пока позагораю. Смотри, солнышко вышло, - иронизировал Би.

Пернатый клюнул своего руководителя в ногу и, горделиво задрав нос, улетел.

- Давай-давай! вали к нему! Я помню о том, что ты предатель! – Кричал ему вдогонку шеф.

Расправив пошире крылья, чтобы удобнее было сидеть, он вдруг весь поник, скукожился и прошептал куда-то в траву:

– Все вы предатели. Все. Я вам безразличен. На самом деле вы меня не любили никогда. Вы вспоминали обо мне, когда ВАМ было нужно, а что у меня на душе творится, вас это никогда не интересовало. Разве что Миу… Ну, и Егора… И брата… И Клювенция… немножко… Странно! - Встрепенулся вдруг муза. - Оказывается, если так рассуждать, то меня все ценили и любили. По крайней мере, все те, кого люблю я сам. Кроме одного человека, - нахмурил он брови. – Кроме самого важного в моей жизни человека.

Что ж! Я свяжусь с ним. Вот прямо сейчас. Сию секунду. Но следовать за ним, как собачка за хозяином, больше не стану. Работу нужно делать вместе с опекаемым, а не вместо него – так меня учил Егор.

Би закрыл глаза, мысленно представил себе, как поднявшись в вешнюю синь, он стрелою летит через весь огромный и шумный Ленинград прямо к дому Алексея. Сквозь толщу стен он проник в комнату, где возле микрофона уже второй час корпел взопревший Дюша, изливая радости и боли, годами накопленные его душой.

«Еще! Ты можешь лучше! Ты способен на большее! Это не предел! Больше страсти! Сильнее!», - звучало в Андреевой голове.

И откуда только такие мысли появляются, когда, казалось бы, силы на исходе и двигаться дальше ты физически не можешь?

- Ну, что передохнем? – Заправил волосы за уши режиссер.

- Нет! Я могу еще! Я не устал!

- Ты секунду назад был, словно выжатый лимон. А сейчас тебя будто током шибануло, - пошутил Лёша, но тут же испуганно вскочил со стула и ринулся к фронтмену. - Слушай, а микрофон током не бьется?! Надо проверить!

- Да что ты! – Рассмеялся Дюша. – Нет, конечно. Просто у меня это самое… второе дыхание открылось.

- Ага. Ну, хорошо, – успокоился Вишня, - Тогда пишемся. Готов? И-и-и начали!

Андрей чувственно выводил балладу, грустным, как осенний дождь, голосом. Он пел о человеке, который потерял веру в людей и Бога. О человеке, чье место под солнцем уже давно занято другим и которому ничего не доставляет радости в жизни, кроме цветных фантастических снов.

Мальчишки сидели, раскрыв рты и распахнув глаза, внимательно слушая фронтмена. Никогда еще его голос не звучал так глубоко и проникновенно, как сейчас. Никогда еще на его лице они не видели столько скорби и тоски, и они понимали, что эту песню он поет о себе. Неужели они – самые близкие друзья – не заметили, насколько плохо и одиноко он себя чувствовал даже в их обществе. А иначе, откуда тогда бы взялись эти полные горечи слова, эта сентиментально-унылая мелодика и складка меж бровей?

Когда Дюша закончил, то удивился царящей вокруг обстановке: Алексей взирал на него очами полными благодарности, изумления и восхищения, всегда веселый Вахтер отрешенно уставился в окно, Дима и вовсе закрыл глаза руками, а Гоша, кусал дрожащие губы.

- Я что-то не так спел? – Тихо спросил он.

- Наоборот так! Так, как надо! За весь свой режиссерский век я еще не слышал более эмоционально правильного исполнения рок-баллады! Знаешь, всегда певцы стараются напустить туману, хрипотцы подмешать, вздохи-охи добавить. А выходит фальшиво. А ты пел по-настоящему! Я слушал и у меня перед глазами брел под дождем этот одинокий ссутулившийся человек: руки в карманах, головой поник. И вот он приходит в свой, такой же серый и грустный, как он сам, дом, засыпает и видит иную – радостную и прекрасную – жизнь. Нет слов! Кайф! Просто кайф! Мы ее финальной поставим.

- Окей. Я за. А вы?

- Да. Угу, – невнятно прошуршали ребята, все еще не избавившиеся от нахлынувших эмоций.

- И все-таки я предлагаю прерваться: есть хочется.

- Мы - в магазин, - спохватился Вахтер. – Гош, Качок, пошли!

Он повернулся к Дюше и украдкой шепнул на ухо:

- Ты гений!

В тот же миг на щеках Лидера распустились два красных мака. Друзья, чтобы не смущать больше Андрея торопливо вышли из студии.

- Идем, поможешь на кухне, - пригласил Алёша. – Ты не робей. Привыкай к бремени славы, - поучал он, вручая тут же на ходу нож, доску и хлеб.- Воспринимай комплимент, как честно заработанную награду, а не как незаслуженную похвалу или лесть. Вы действительно много стоите, а цены себе не сложите. Но это до поры, до времени. Начнутся серьезные концерты – все станет на свои места. Главное, потом голову не терять и помнить тех, кто хоть чем-то, может, и незначительным, но помог тебе.

- Конечно. Я не буду забывать об этих людях никогда!

- Никогда не говори «никогда», - подкузьмил Лёша. – Мой тебе совет – бери пример с Боба. Он считает, что все в этом мире относительно и воспринимает и славу, и забытье по-философски.

- Да, он вообще классный чувак. Я вот тоже стараюсь спокойно ко всему относится. Меня Юра научил, как правильно жизненные ситуации воспринимать, как на что реагировать, как применять догмы Библии в современной жизни. Медитировать тоже учит…

- Эт какой Юра? С Садовой?

- Угу.

- О! это большой человек! Уважаю!

В коридоре зазвенел телефон.

- Извини.

Алекс побежал к аппарату, и Дюша услышал такую желанную для него фразу:

- А мы как раз о тебе вспоминали, Юр! Приезжай!