Глава 2: Растраченная впустую ненависть 2 страница

Но что-то пошло наперекосяк.

Вырвав руку из захвата, гриффиндорка нагнулась в противоположную сторону, так что их повело кругом, ладонь её молниеносно метнулась к ножнам. Он попытаться перехватить её, но расцепив руки, раскрыл ловушку.

Оглашено вопя на всю округу, она вывернулась вправо, вырываясь из его рук, и рывком обнажила лезвие; не пытаясь перехватить увернувшуюся гриффиндорку, парень, наоборот, с силой отпихнул её от себя, но потерял равновесие. Слизеринец рухнул на четвереньки, девчонка врезалась в дерево и сползла вниз по стволу. От удара из неё вышибло дух и сбило прицел, так что сорвавшийся с лезвия магический разряд пролетел мимо. Драко кинулся прочь, взрывая землю подошвами, стремясь поскорее укрыться за деревьями.

Он услышал приближение следующего разряда, различил позади себя звук вспарываемой магией земли, почувствовал удары камушков по спине, и понял, что со второй атакой разминулся уже на волосок.

Она еще долго разорялась отборными ругательствами в след сбежавшему парню, что позволило ему на слух определить, где девчонка. Слизеринцу это пришлось как нельзя кстати.

Раз она теперь настороже, их близкое соседство становится чересчур опасным. Кто знает, вдруг ей взбредет в голову поохотиться уже на него, или устроить засаду неподалеку от его стоянки, как это пытался сделать он сам.

Драко зигзагом припустил меж деревьев, ища подходящее место для отдыха. Задыхаясь от усталости, он почти упал под сенью широкого раскидистого дуба. Поерзав, парень устроился поудобнее, тихонько посмеиваясь над их последней стычкой. Его впечатлило, что девчонке удалось вывернуться из захвата, но это не важно, главное, он вынудил её использовать кинжал (несколько раз!). А значит, раунд остался за ним, и она понимает это не хуже его.

Он тыльной стороной рукава промакнул взмокший лоб.

С момента «инцидента» минуло четыре дня, и каждый последующий оборачивался несноснее предыдущего. Когда она оставила его, побитого и расцарапанного, корчится на земле, парень решил, что это самое ужасное, что могло с ним случиться.

Но Драко ошибся, худшее ждало его впереди.

* * *

Четыре дня назад

Драко из конца в конец мерил шагами лесную поляну, потихоньку закипая от злости. Висок пульсировал болью, он почти чувствовал, как под кожей темно-синим чернильным пятном наливается синяк, но кровотечение прекратилось. Горло словно разодрала бешеная львица, хотя возможно тут он был недалек от истины, ножевые порезы щипало, а покрытая потеками засохшей крови шея нестерпимо чесалась.

Он хотел как можно быстрее уйти отсюда.

Слизеринец то и дело возвращался взглядом к месту, где до этого лежала Гермиона, а потом переводил глаза туда, где она же едва его самого не выпотрошила. Он снова и снова мысленно прокручивал все произошедшее, опасаясь, что размышления эти вот-вот сведут его с ума.

Он стремился поскорее убраться отсюда, неважно куда, лишь бы подальше. Хотел сделать вид, что ничего не изменилось. Отчаянно жаждал притвориться, что ничего не случилось, что этого дня просто не было, как не было и двух последних недель. Ему бы это возможно удалось, но случившееся здесь слишком напоминало о себе, воздух над поляной еще звенел от напряжения, рвал легкие с каждым напоенным болью вздохом.

Но не решался уйти один, ведь девчонка еще не вернулась.

Два часа прошли в томительном ожидании, третий был на исходе. Он отчаянно старался сохранять терпение, но три часа это уже перебор.

Он взглянул на небо, отмечая, как далеко скатилось по небосводу солнце.

Они тронутся в путь сразу по её возвращению. Наверное, девчонка откажется с ним разговаривать, но на первой же стоянке он постарается еще раз извиниться перед ней, и она поймет, наконец, что он серьезен. Он добудет какую-нибудь дичь, она разыщет кремень, они согреются и обсохнут у костра, а пару дней спустя она его простит.

И всё образуется.

Слизеринец в сотый раз провел рукой по волосам, что неряшливо торчали теперь во все стороны.

Сколь раз мир может перевернуться с ног на голову за один день? А за час?

Его жизнь теперь можно официально назвать оригами. Некто, обладающий воистину извращенным чувством юмора, мял и скручивал слизеринца, как ему вздумается, пока юноша окончательно не запутался, кто он такой и что должен чувствовать. Прескверное, доложу я вам, ощущение.

Он злился.

И цеплялся изо всех сил за эту эмоцию, как за последнюю надёжную опору и привычный островок спокойствия. Злость в ответ на одолевающие сомнения, это так по-малфоевски. Хотя объект злобы – будь то она, он сам или весь мир – оставался ему неведом. Да и смысла не имел. Гнев был слизеринцу жизненно необходим. Нельзя же столько времени подряд терпеть это жуткое, подавляющее чувство вины.

«А есть ли у меня право злиться? – он тут же отмел эту крамольную мысль. – Какая разница? Все равно, эмоции мне не подвластны».

Она размазала его по стенке как распоследнего простофилю, унизила его. Миленькая курчавая худышка обошлась с ним как пёс с дворовой кошкой. На это у него было полным полно прав разозлиться.

Он оказался полностью беззащитен. Он ничего не мог сделать, чтобы воспротивиться ей или на худой конец удрать. Одно неверное движение – и она располосовала бы ему горло, как кусок рождественской ветчины. Он никого в жизни так не боялся, за исключением отца и Волдеморта. Столь сильный испуг был вызван, наверное, тем, что никто прежде не пытался его убить.

Происходящее казалось ему нереальным.

Как он мог так в ней ошибиться? Еще час назад слизеринец готов был побиться об заклад на все свое будущее состояние, что Гермиона Грейнджер и насилие – несовместимы. Все знали о том, что она пацифистка до мозга костей! Убийство она расценивала деянием невозможным. Избей её до потери сознания, перебей всю её семью – она все равно будет настаивать, что ты нуждаешься лишь в ласке и понимании.

«А может вся эта её наимилосерднейшая доброта – суть лицемерное притворство? – от такой мысли он замер на полушаге. – Да не может она быть настолько хорошей актрисой! Невозможно, что никто этого не разглядел за неполных семь лет учебы в Хогвартсе».

А больше всех прочих, сын, опасайся тихонь, – вспомнил он слова Нарциссы, – никогда заранее не знаешь, что у них на уме.

Ну теперь-то он знал, что Грейнджер думала: УБЕЙ!

У каждого в жизни наступает переломный момент. А их дела в последнее время и без того были из рук вон плохи, но он превзошел себя и сделал всё намного хуже. Ему, скорее всего, не стоило винить девчонку за нервный срыв, хотя и очень хотелось.

Ну и что прикажете делать теперь? Он, что должен понять и принять наказание, ожидая, что заслужит тем её прощение? Перегибать палку дальше – неразумно, иначе она свихнется окончательно и бесповоротно. Но не может же он спустить ей с рук такое? Разве ему самому отмщение не положено?

«Месть!» – было его первой мыслью. Никому не удавалось заставить слизеринца настолько глубоко прочувствовать его слабость и беспомощность, и уйти невозбранно. Никто не смел им помыкать. Он понимал, что зашел слишком далеко, и даже допускал, что заслужил подобное наказание. Он чувствовал, что должен проявить терпение, но его подтачивала острая детская обида за полную потерю контроля над ситуацией.

Он воткнул негодующий взгляд ей во след.

«Проклятье, я ведь ничего ей толком не сделал! Я все-таки не изнасиловал её! Так в чем дело? Да, у неё есть право позлиться, но не убивать же!»

Хотя она пришла в бешенство не поэтому…

Нет. Она озверела, когда я упомянул Волдеморта.

Но это лишь подтверждает правоту властелина, что магглы опасны, что Дамблдор учит даже самых добрых и миролюбивых своих последователей убивать волшебников. И как ему это только удается? Не ради же Поттера она на такое пошла? Или всё же ради Поттера? Что девчонка не сделает ради своего вожделенного всё-еще-не-парня?

А может Эдельманы – друзья её семьи?

Он сглотнул, чувствуя легкую вину и немного смущаясь, что взял на себя вину за чужие убийства. Он не знал, кем были эти люди. Для него – лишь имена на бумажке, а кем они приходились ей?

Нет, она усердно выспрашивала про Крэйгтон-молл.

Он вспомнил её остекленевшие от ужаса глаза, когда он сболтнул что-то про Крэйгтон-молл, вспомнил сковавшее её оцепенение.

Это показалось ему странным. Словно каждый раз, возвращаясь к случившемуся, он припоминал что-то новое, будто мозг синхронизировался с ускользнувшими воспоминаниями, тогда как прежде время текло слишком быстро, а сам Малфой безнадежно отставал. Часть его возрадовалась, объявив, что он впал в состояние аффекта и может теперь оправдаться, что временно не контролировал свои действия.

Он фыркнул.

У неё были причины прийти в ярость из-за резни в Крэйгтон-молл, так ведь?

Он отгородился от назойливого чувства вины. Он не прослеживал связи между гриффиндоркой и неосторожно упомянутой им резнёй. Да, в конце концов, она могла взбеситься просто так, на ровном месте!

Слизеринец снова окинул взглядом деревья, нетерпение всё возрастало.

«Куда, черт подери, она делась? Девчонке давно пора вернуться! Она должно быть…»

Недовольный рык так и не сорвался с губ.

«Не может быть…»

Он сделал два шага вперед, следом за ней, впиваясь взглядом в горизонт, словно постарайся он как следует и смог бы разглядеть её вдали.

«Не может быть… Она бы никогда…»

Понимание вышибло из него дух, словно удар бладжера в живот.

«Какая непозволительная глупость! Я – законченный идиот!»

«Гермиона не вернется».

«Она ушла, бросила меня».

«Вот стерва!»

Он, не задумываясь, рванулся следом за девчонкой в лес.

Слизеринец немало часов потратил, разыскивая её.

Он помнил указанное компасом направление; он с каждым днем всё лучше и лучше читал следы, однако, не обладай он своими специфическими способностями, ему бы её вовек не найти. На этот раз всё было совсем иначе, чем в его первую самостоятельную трехдневную вылазку в лес, тогда он знал куда идти, знал, в какой стороне осталась поляна и девчонка, знал, как вернуться обратно по примеченным заранее ориентирам. На этот раз он выслеживал движущуюся цель, а гриффиндорка могла забрать на километр правее или левее от пути, и он уже никогда бы её не нашел.

Отыскать её ему помогла сама земля. Дальше на север роща высоченных исполинов расступилась, открывая его взору буйно поросшую травой, топкую и местами болотистую равнину. Широко раскинувшиеся зеленые луга перемежались неглубокими, затопленными прохладной водой низинами, и кишели всевозможной живностью. Ему даже приглянулась эта напоминавшая полуостров местность: семьдесят пять процентов суши скрывала водная гладь, что выгодно оттеняло нечастые вкрапления рощиц, земля в которых была устлана непролазной мешаниной толстенных корней древесных гигантов, словно здешние земли до сих пор не определись быть им сушей или стать болотом.

Важно расхаживали на ногах-ходулях журавли, полчища насекомых грозными тучами кружили над роскошными цветами, рядом шныряли крупные разноцветные стрекозы, их азартно гоняли противно хихикающие феи. Кусачие феи, но это он узнает чуть позднее, прочувствовав их игривый нрав на собственной шкуре.

Стада оленей тянулись к кромке воды на водопой, травоядные бесстрашно и с интересом рассматривали Малфоя, поводя острыми ушами, так словно никогда прежде не видели человека. Животное, по виду напомнившее очень толстого енота, важно протопало мимо выпрямившись во весь рост, словно человек, оно шагало на едва приметных задних лапах, выводок непонятных существ свисал с его спины и змеился за ним по траве, как плащ, а позади торопились следом три детеныша. Толстый не-енот взглянул на него выпуклыми, черными, мудрыми глазками, так что юноша едва удержался, чтобы не задать ему вопрос, - любопытствуя про себя, смог бы тот ответить – но в итоге струсил.

Долетавшие иногда заливистые лягушачьи трели поднимали дыбом волоски на шее. Но, ни одной из ужасных не-лягушек он не встретил. Зато приметил огромную рыжую жабу, сантиметров тридцати в длину, что восседала на берегу и преспокойно пожирала зазевавшихся феечек. Жаба важно подмигнула ему и обвила липким языком следующую визжащую фею.

Посреди всего этого буйства вдалеке, наконец, замаячила неутомимо и целеустремленно месившая грязь Гермиона Грейнджер. Он несказанно обрадовался, заприметив её. С каждым часом слизеринец все ближе подбирался к рубежу, за которым притаилась безотчетная и всепоглощающая паника вперемешку с уверенностью, что ему никогда её не отыскать и что на этот он раз потерялся всерьез и надолго.

Он догнал её уже хорошо за полдень. Гриффиндорка остановилась на привал в небольшом перелеске. Девчонка присела передохнуть на пригорок и, подтянув колени к груди, вгрызлась в какой-то фрукт. Рядом с ней лежала кучка плодов. Она даже не заметила, как он подкрался.

– Эй! – окликнул слизеринец. – Эй!

Ойкнув, она привстала, глаза её неимоверно расширились, лицо приобрело выражение полной растерянности, во взгляде на почти неуловимое мгновение плеснул неподдельный ужас, почти тут же на её лицо опустилась холодная, непроницаемая маска. Девчонка расслабилась, опуская руку с болтающимся меж пальцев недоеденным фруктом на колено. Никак иначе она не отреагировала.

Слизеринец подбежал ближе и прислонился к дереву, переводя дыхание:

– Почему ты ушла? – выкрикнул он.

Оттолкнувшись от древесного ствола, он сердито глянул на неё, хотя в душе от облегчения готов был рассмеяться.

Всю дорогу Драко раздумывал, как начать разговор, разрываясь между желанием искренне извиниться, или наорать на неё. Может, стоило сделать и то и другое. В конце концов, он мысленно составил десятиминутную – идеальную, на его взгляд – речь, но сейчас все заготовки вылетели из головы, а обвинения, злоба и вина спутались в один неразделимый клубок.

От слов, что сорвались с губ, повеяло странной необратимостью.

– Не могу поверить, что ты меня бросила! – заявил он привычно надменным тоном. – Ты умом тронулась? Сбрендившая гря… – её взгляд вовремя предостерег его, и парень на полуслове оборвал претенциозную сентенцию. Прочистив горло, слизеринец смолк.

Поначалу она оставалась безмолвна и, не меняясь в лице, рассматривала его привычно въедливым взглядом. Парень, не проронив больше ни слова, пытался подавить нервозность, занимая себя расшифровыванием её реакции. Она беспечным жестом подкинула на руке недоеденный фрукт, лицо её потемнело, стало отталкивающе противным.

– Что… – с трудом начал он, но девчонка его перебила.

– Не могу поверить, – она медленно покачала головой, не спуская с него взгляд. – Ты как один из тех псов, которых связывают и бросают с моста, чтобы по возвращении вновь найти их у своего порога.

Слизеринец моргнул:

– Ты…– и удивленно раскрыл рот. – Срань господня, ты действительно пыталась меня бросить!

Он так до конца и не поверил в это. Он полагал, что она взъярилась и сбежала, но отказывался задумываться, что с её стороны это мог быть целенаправленный, обдуманный поступок. Если бы он её потерял, то без кинжала, без компаса, без знаний об окружающем мире – он был обречен. Дьявол, да это же очередное покушение на убийство, на этот раз просто растянутое во времени!

– Выследить меня было почти невозможно, во всяком случае, не тебе, – продолжила говорить Грейнджер тем же спокойным, чуть раздраженным тоном. Потом пожала плечами:

– Ну да ладно, полагаю, теперь это не важно.

– Что не важно? – спросил он, наблюдая, как девчонка торопливо встает, – напряжение натянутой струной звенит под маской безразличия, – и аккуратно заворачивает фрукты в мантию.

Она смерила его равнодушным взглядом:

– Уходи.

Он недоуменно уставился на неё в ответ:

– Грейнджер…

Она запустила в него недоеденным огрызком, и парень непроизвольно дернулся, когда тот отскочил от его плеча.

– Убирайся, вон из моей жизни! – она плавным движением вытащила лезвие из ножен, до него долетел едва слышный гул готового к бою клинка. Слизеринец замер, против воли вспоминая ощущение прохладной стали на коже.

– Заботиться о тебе я больше не собираюсь. Хочешь выбраться отсюда – ищи дорогу домой сам. Подойдешь ко мне еще раз – убью.

– Послушай… – заговорил он, педалируя интонацию «внемлем же голосу разума», и шагнул было вперед, но гриффиндорка занесла ярко полыхнувший нож для удара. Драко поспешно отступил, осмотрительно подняв ладони в умиротворяющем жесте. – Ладно, тебе нужно время. Я понимаю.

Он медленно попятился, не свода с неё взгляда.

– Иди, не останавливайся – прикрикнула девчонка и, повременив, пока слизеринец не отошел достаточно далеко, повернулась к нему спиной и быстро пошла прочь.

– Эй! – с бухты-барахты окликнул её парень. – А… фруктами не поделишься?

Девчонка не ответила.

 

«Ладно, она всё ещё злиться – недовольно подумал он. – Ну ничего, ей необходимо какое-то время чтобы остыть».

Не проблема, он найдет, чем занять пару часов, но слизеринец зверски оголодал. Последний раз он ел утром, но теперь вовсе не имел представления, какие из окружающих растений и плодов съедобны. Охота была подходящим вариантом, округа изобиловала дичью, но кремень, чтобы приготовить мясо и нож, чтобы освежевать добычу оставались у Гермионы.

Задобрить её – вот, что ему нужно. Если он добудет для неё оленя, то, быть может, голод вынудит девчонку позволить ему освежевать и приготовить мясо на её костре. Ведь без него мяса ей не видать.

Он до сумерек следовал за Гермионой, держась на безопасном расстоянии, отворачиваясь, каждый раз, когда она сердито оглядывалась на него через плечо, цепляясь за нож, словно ей не терпелось пустить его в ход.

Драко сверлил взглядом её затылок.

«Позже я с тобой расквитаюсь, – думал он мрачно. – Пусть сейчас всё идет по-твоему. Остынь пока, а когда всё вернется на круги своя, я заставлю тебя ответить за это, сука».

Когда она определилась с местом на ночлег, а он уверился, что девчонка никуда больше не собирается, слизеринец отправился на охоту.

Олени, что водились в округе, оказались не только огромны, но и неожиданно умны. После того как его несколько раз чуть всем стадом не затоптали насмерть, парень отказался от своей первоначальной задумки, и в итоге удовольствовался парой напоминавших перепелок птиц и похожим на выдру зверьком, что неосторожно отошёл от своей заводи. Животные были ему не знакомы, но в данной ситуации в пищу годилась любая дичь.

Уже стемнело, когда он вернулся к Гермионе с добычей. Она сумела развести слабый костерок. Вокруг царила вездесущая сырость, удивительно, что девчонка смогла-таки найти относительно сухие ветки, а еще парень испытал облегчение от мысли, что она умудрилась отыскать и кремень. Он может изловить хоть всю дичь на земле, но без костра от мяса будет мало толку.

Слизеринец подошел к ней с другой стороны стоянки, держась так, чтобы между ними оставался костер. Она дремала прислонившись спиной к дереву, склонив голову к плечу и сложив на коленях руки; оранжевые блики костра расцвечивали ей щеки обманчивым румянцем.

Он ступил в круг света и мягко сказал:

– Привет.

Она распахнула глаза, до его слуха без заминки донесся шорох выскальзывающей из ножен стали, а потом и привычный гул, чуть потрескивающего от нетерпения магического лезвия.

– Что я тебе говорила? – прорычала девчонка, поднимаясь на ноги, выглядела она почти как потревоженная ото сна львица.

– Подожди! Подожди секунду! – он предупреждающе поднял руку. – Слушай, полагаю, ты проголодалась? Я принес дичь, – Он продемонстрировал, болтавшуюся в другой руке, добычу. Потом положил тушки на землю.

– О, как это мило. Прощай, – она без предупреждения махнула кинжалом в его сторону.

– ЭЙ! ЧЁРТ! – он отчаянным рывком уклонился от разряда. Плечо обожгло выбросом силы, Драко повернулся следом за всполохом и, зажимая пораненную руку, проводил его ошалелым взглядом. – Ты что творишь?

Он оглянулся на гриффиндорку как раз вовремя, чтобы понять, что не следовало поворачиваться к ней спиной. Девчонка врезалась в него, сбив парня с ног, он застонал от болезненного удара о землю, а потом и вскрикнул, когда она принялась пинать его ногами под ребра.

– Сукин сын… – рыкнула она.

Его обожгло вспышкой гнева, парень схватил спутницу за лодыжку и дернул.

Испустив испуганный вопль, она упала на четвереньки, нож звякнул о камень рядом с её рукой. Он принялся подтягивать её к себе, но девчонка замолотила ногами. Он вскрикнул и, отпустив её лодыжку, прикрыл ладонью челюсть, куда пришелся удар ботинка. Она вскочила, схватила нож и бросилась на него. Он попятился, стараясь убраться от неё подальше.

Потрепанные и тяжело переводящие дыхание ребята замерли, прожигая друг друга взглядом сквозь прищуренные веки. Так и не дождавшись атаки, он поднялся на ноги.

Сплюнув кровь слизеринец потер раненое плечо.

– Что. За. Хрень. Ты. Творишь? – процедил он. – Я же пытаюсь извиниться. Наглядно доказываю, что сожалею. Признаю, я совершил глупость. Оправдываться мне нечем и я не рассчитываю, что ты меня простишь, но я пытаюсь загладить вину!

– Мертвыми животными, – ёрнически отозвалась девчонка. Она улыбалась.

«Да эта сучка надо мной потешается!»

– Чем угодно! – выпалил, всплеснув руками слизеринец. – Скажи, чего ты хочешь!

Смерив его презрительным взглядом, она самодовольно шагнула вперед:

– Я хочу, чтобы ты подавился и сдох!

Слизеринец уставился на девушку, потеряв дар речи.

– Похоже, ты не понял, – продолжила она ласково, похлопывая плоской стороной клинка по ладони. – Мне все равно, сколько мертвых животных ты принесешь. Ты теперь сам по себе, де-е-етка, – последнее слово она нарочно растянула. – Один и точка.

Он сглотнул:

– Но я тебе нужен. Мы вляпались в эту заварушку вместе.

Девчонка мягко рассмеялась:

– О, мы вдруг стали командой? Я ищу пропитание, а ты получаешь право меня лапать? Вон с глаз моих!

Она резко опустила нож, и в его сторону полетел следующий сполох.

Драко порскнул в темноту.

Больше в эту ночь он к ней подходить не пытался. Сыпля негромкими ругательствами сквозь ушибленную челюсть, юноша в бешенстве умчался прочь, совершать набег на местную живность, спускать пар. А чуть позже принялся искать место для ночлега. Он был измотан, он не спал несколько ночей к ряду. Наконец, слизеринец нашел подходящее место в опасной близости от её лагеря, но хорошо скрытое за деревьями, и попытался уснуть, злой, замерзший и голодный.

Когда он проснулся следующим утром, её уже и след простыл. Единственным напоминанием о девчонке служило выжженное пятно от костра и кости, оставшиеся от его вчерашней добычи. Гриффиндорка освежевала, приготовила и съела дичь, а что не доела – скормила грызунам.

Слизеринец, едва веря своим глазам, пораженно осмотрел остатки его трофеев, а потом со злостью их распинал.

«Глупая сука!»

Терзаемый гневом и голодом, он почти всё утро потратил, заново выслеживая девчонку, и настиг, наконец, когда до полудня оставалась едва пара часов. С трудом сдерживая в узде свой темперамент, слизеринец предпринял еще одну осторожную попытку приблизится к ней, надеясь, что гриффиндорка хоть немного успокоилась. В этот раз она его даже ответом не удостоила. Девчонка сразу бросилась в атаку, от которой он вновь сбежал.

Весь оставшийся день он шел за ней следом, держась на безопасном расстоянии, изгнанный и лишенный её общества. Если парень подходил слишком близко, она отпугивала его, и он не мог ничего с этим поделать, ведь нож по прежнему оставался у неё. Единственное что ему оставалось – спасаться бегством. Но он упорно продолжал следовать за девчонкой.

Когда гриффиндорка находила что-то съедобное, он наблюдал с безопасной дистанции, а после её ухода доедал то, что она не успела испортить. Но прежде всегда убеждался, что она действительно откусывала и глотала кусок. Не раз он замечал, как девушка срывала что-то, притворяясь, что ест, а потом тайком выбрасывала, отойдя чуть подальше.

Проверять, чем для него может обернуться подобная дегустация, он вовсе не жаждал.

Юноша уже всерьез обдумывал поимку и поедание какой-нибудь дичи в сыром виде. Пока что он не решался пойти на это, но мысль о сыром мясе, становилась все привлекательнее.

По ночам, как он выяснил позднее, безопаснее было держать её в неведении относительно своего присутствия. Если у девчонки оставалась хоть малейшая возможность заметить его – значит, слизеринец был чересчур близко. Поначалу он взял за правило спать за деревьями или кустами неподалеку от неё, но это оказалось проблематично, потому что она долго не засыпала, ворочаясь, психуя и размышляя, что он замышляет, а поутру он просыпался от удара под ребра сопровождаемым посланием проваливать отсюда. Ему ничего не оставалось делать, как привыкнуть исчезать с наступлением вечера и не попадаться ей на глаза до утра.

С её участившимися ночевками на деревьях прятаться стало сложнее. Необходимость спать на деревьях появилась, когда они оба обнаружили, что в низинах водятся крупные хищники. Насколько он понял, гриффиндорка еще не собрала достаточно ингредиентов для защитного круга, а даже если бы и собрала, парень вряд ли бы стал желанным гостем в его границах. На земле ребята были начисто лишены защиты. Так что когда он заметил, что девчонка карабкается на дерево, то недолго думая последовал её примеру. Но тут были свои трудности. Если она замечала его, то парень заранее готовился к худшему, а вдруг она разозлится и решит его прогнать?

Ночевка на дереве обернулась сущим кошмаром. До ужаса противно, жестко, холодно, ветки впиваются в спину, насекомые пробираются всюду; а еще он боялся упасть и свернуть шею. Не будь у парня трехнедельного опыта ночевок на голой, холодной земле, он бы вообще не смог заснуть. Очевидно, человек ко всему способен приспособиться.

Девчонка всегда успевала уйти к тому времени, как он просыпался, и слизеринец каждый день заново её выслеживал. Впрочем, это становилось всё легче. Брошенный на произвол судьбы, он научился заботиться о своих нуждах сам.

Удивительно, как голод может подстегнуть развитие умственных способностей. Когда гриффиндорка невольно показывала ему съедобные плоды, он старался в деталях запомнить внешний вид, размер, место где растет дерево, форму и цвет его листьев, запах. Со временем он научился различать больше растений, чем выучил за шесть лет на гербологии. Первый самостоятельно найденный съедобный фрукт привел его в неописуемый восторг, парень даже решил сохранить приверженность этим плодам до конца своей жизни.

А еще он научился самостоятельно разрешать конфликты с местной фауной.

Злой на весь белый свет парень шел по лесу, пиная всё, что попадалось под ногу, как вдруг заметил, что он не один. Слизеринец обернулся и пораженно вытаращился на своих преследователей: десять крохотных, в половину его кулака, синих и очень пушистых существ, с круглыми печальными глазками, черными носами-пуговками и малюсенькими узловатыми ручками торопились за ним всеми своими шестью суетливыми ножками. Ничего подобного Драко прежде видеть не доводилось.

Он уставился на них, они – на него.

Не обращая внимания на беспокойство, юноша решил проигнорировать их и пошел дальше. Через минуту обернулся и замер – синих существ стало в два раза больше.

– Всё, хватит! Кыш! – он повернулся и подбежал к ним, размахивая руками. Зверьки бросились в рассыпную, попискивая, как зяблики.

Довольный собой Драко отправился дальше, однако едва слышный многоногий шорох за спиной подсказал, что спугнуть преследователей не удалось. Он развернулся, уже набрав воздуха в грудь, чтобы заорать на них, но осекся, удивленный, что синих пушистиков со скорбными глазками стало теперь не меньше пятидесяти.

– Чего вам? – крикнул он в и зверьки, жалобно пискнув, в ужасе разбежались, но лишь только слизеринец замолк, тут же вернулись обратно.

Он неуверенно переступил с ноги на ногу: «Опасными эти малыши не выглядят, но если они будут прибывать с такой скоростью, то попросту задавят меня численностью, и всё это может ой как нехорошо закончится».

Не сводя с них глаз, он потихоньку попятился; они последовали за ним. Количество зверьков всё возрастало, хотя ему так и не удавалось заметить, откуда прибывает подкрепление. Они словно из-под земли вырастали. Орда неумолимо прирастала то парой пушистиков справа, то одним позади.

Драко остановился.

– Мелкие ублюдки, – пробормотал он, досадуя и теряясь в догадках, как поступить. Потер лоб, предчувствуя головную боль.

«Мерлин, – пожелал он, – пускай эта вздорная гриффиндорка уж поскорее меня простит».

Слизеринцу была ненавистна сама мысль, но он соскучился по Гермионе. Он всё так же слепо, праведно, неистово гневался на неё; он бы с радостью взял её шею в захват и слегка придушил, пока она не запросит пощады. Но ему всё равно её недоставало. Она наверняка знала, что это за мелкие приставучки, и что им от него понадобилось. Впрочем, сейчас она бы лишь посмеялась над ним и ушла прочь.

Драко скучал по прежней Гермионе. Наверное, он к ней привык. Ему недоставало собеседника и мишени для шпилек. Он освоился с её глупостями, с тем как она задумчиво хмурилась, с её беспокойством из-за каждой его пустячной царапины или синяка. Она опекала слизеринца, несмотря на все его выходки; не обращая внимания на его громогласные протесты.

Такая забота была ему… приятна.

Оставшись сам по себе, Драко постоянно вспоминал о ней. Например, сейчас он пытался догадаться, как бы она отреагировала этих малышей. Он живо представил, как она, восторженно взвизгнув, наклонилась бы к ним, стремясь познакомиться поближе.