Глава 2: Растраченная впустую ненависть 10 страница

 

Она поёжилась от его попавших ровно в цель слов.

 

Он прав. Будь на его месте Гарри, она бы не требовала от него спасения, а напротив, вывернулась бы наизнанку, но не позволила бы стае заметить его, сделала бы всё возможное, чтобы волки его не поймали. Но помогать Малфою она бы не стала. Когда Алекос удерживал её за руки, Гермионе была начисто безразлична участь слизеринца, она почти не заботилась о том, что может неосторожным взглядом выдать спутника. Ей было всё равно.

 

Она никогда прежде не замечала за собой черт, позволявших ей бездушно использовать ближнего своего ради личной выгоды, выходит, её поведение немногим лучше его.

 

– Скажи, – язвительно усмехнулся Малфой, – а поменяйся мы тогда местами, попыталась бы меня спасти? Рискнула бы сделать хоть что-нибудь?

 

– Я бы тебя не бросила! – воскликнула она, защищаясь. – И в тот раз, я не намеревалась оставлять тебя против водного монстра в одиночку! Я как раз набралась смелости и решила вернуться, когда ты показался! Я собиралась помочь. Я, правда, хотела помочь.

 

Малфой одарил её взглядом, сочившимся столь запредельным презрением вперемешку со снисхождением, что гриффиндорка не смогла его выдержать, и, пристыжено покраснев, отвела глаза.

 

– Я знал, что ты вернешься, – с ласковой издевкой отозвался он. – Я понял, что ты решила сделать, увидел ответ в твоих глазах. Ты подождала бы еще пару минут, всего лишь пару минут помучилась бы этой неразрешимой моральной дилеммой, подспудно отсчитывая время, необходимое мне для верной гибели.

 

– Нет, неправда! – выдохнула девушка.

 

Он ступил ближе.

 

– Ты бы всё это время проплакала, страдая от угрызений совести, – продолжил Малфой. – Потом в тебе бы проснулось гриффиндорское благородство, и ты бы великодушно отправилась меня спасать. Но, увы, чуточку опоздала, и я оказался бы мертв.

 

– Замолчи! – она задыхалась.

 

Гермиона отчаянно не хотела больше ничего слышать.

 

Малфой, не пощадив её чувств, продолжил с яростью:

 

– Ты бы страшно огорчилась моей смерти. Снедаемая сожалением, ты бы даже убила водное чудище, чтобы сказать всем по возвращении домой, что я отомщен. А с тебя самой, получается, взятки гладки. И – раз! Моя смерть уже не убийство вовсе, а простой несчастный случай, и тебе нет повода винить в этом себя. Ты успокоила бы свою совесть, сказав: «Я же пыталась его спасти! Я сделала всё, что могла!» Подсознательно четко отдавая себе отчет, что подставила меня намеренно.

 

– ЗАТКНИСЬ! – сквозь слезы выкрикнула она.

 

Он безжалостно рассмеялся:

 

– Ты для меня как открытая книга.

 

Её до глубины души ужаснула сама мысль о том, что он мог быть прав: «А вдруг я на самом деле хотела этого? На что я способна, без экивоков в сторону принципов и морали?» Гермиона могла бы поклясться, что тогда подобных мыслей ей в голову не приходило. Но вдруг они таились под спудом её сознательных решений?

 

Она бы вернулась и помогла ему, гриффиндорка уже решилась на этот шаг, когда Малфой её нашел. И лишь приняв решение всё же спасти его, Гермиона осознала, какая тяжесть свалилась с её плеч. Гриффиндорке стало легче, и она вовсе не тянула время умышленно. Не тянула!

 

А если бы он погиб, Гермиона не стала бы скрывать своей вины. Заблуждений на счет непреднамеренности его убийства она не питала. Она не притворялась бы, что непричастна к его смерти. Не стала бы…

 

– Я бы… не стала… – всхлипнула она, слезы душили, не давали оправдаться.

 

– Так отчего ты так расстроена? Или же поняла, наконец, что ты отнюдь не та безупречная девица, какой тебя мнят окружающие?

 

– Я не безупречна, – прорыдала она. – И никогда себя таковой не считал. Я не стала бы скрывать причин твоей смерти. Я пошла на это лишь ради того, чтобы ты не добрался до меня первым!

 

– Не занимайся самообманом, Гер-ми-о-на. Ты просто-напросто хотела отомстить.

 

– Неправда! Я хотела отомстить, да, но не пошла бы ради этого на убийство! Я испугалась одной мысли пережить такое снова, я испугалась тебя! И пошла бы на всё, лишь бы избежать повторения этого кошмара!

 

Он ненадолго задумался.

 

– Я ни разу не угрожал тебе расправой после… после этого. Я пытался извиниться. Я не давал тебе повода думать, что нечто подобное может повториться вновь. Ты оправдываешься, говоря, что была напугана. Но это была вульгарная месть. Может ты и решила про себя, что напугана, но на самом деле, ты придумала всё это ради того, чтобы как можно жестче со мной расквитаться, – поначалу голос его звучал скептически, но под конец окреп и заискрился уверенностью.

 

– А мне, знаешь ли, без разницы, что ты там про меня думаешь! – запальчиво крикнула она. – Ты, сволочь, пытался меня изнасиловать! Я испугалась и, быть может, даже захотела отомстить, но, в конце концов, мне даже стало безразлично, кто из нас умрет, я лишь хотела, чтобы всё это закончилось! Просто ПРЕКРАТИЛОСЬ и всё! – она спрятала лицо в ладонях и отвернулась от него. – Как ты смеешь, сначала бросив меня на поживу волкам, теперь оборачивать это против меня и заявлять, что я одна во всем вина! Вина целиком лежит на тебе! Тебе и только тебе!

 

На долгое время между ними повисла тишина, а когда он, наконец, заговорил, слова прозвучали почти нежно:

 

– Я не могу толком объяснить, почему я сделал то, что сделал, так чтобы ты поняла. Но я не смог довести это до конца, а скорее даже – не захотел, – тон его голоса стал так низок, что она с трудом различала слова. – Я оставил тебя волкам не ради мести. Я поступил так, потому что тебе с ними было бы безопасно.

 

Пораженная этим признанием она бросила на него косой взгляд через плечо:

 

– Что?

 

Лицо его в свете факела выглядело бледной, напряженной маской, и она опять задумалась, насколько ему сейчас больно.

 

– Волки правят этим анклавом. Они вершина здешней пищевой цепи. Стая позаботилась бы о тебе, и ничто бы не смогло причинить тебе вред; ни виверн, ни единорог, ни дождевые гориллы, ни прочие живущие здесь твари. Ты была бы в безопасности, потому что я вряд ли смогу защитить тебя от них.

 

Она недоуменно уставилась на него, его слова в некоторой степени даже ошеломили Гермиону.

 

«Блестяще! Он неподражаем! Какой удобный запасной план-то получается, а? Милое такое оправдание на случай, если первый провалится».

 

– Какое тебе дело до моей безопасности? – прерывисто, на вдохе уронила она.

 

Её вопрос, казалось, застал его врасплох, но некоторое время спустя он пожал плечами и пробормотал:

 

– Не знаю. Наверное, чувствую себя ответственным.

 

Минуту, наверное, Гермиона молчала, не зная, что сказать. Потом девушка тряхнула головой: «На сегодня с меня небылиц хватит, кредит доверия исчерпан».

 

– Хм, может, ты действительно ощущаешь за собой некоторую вину или что-то подобное, и то лишь потому, что восприимчивость у тебя еще не полностью атрофировались. Но… нет уж, довольно верить первосортной чепухе! Кроме того, у тебя нет прав принимать решения за меня.

 

– Думаю, есть.

 

– Да ты спятил! – горячливо, но серьезно выдала она.

 

Он немного разозлился:

 

– Как скажешь. Я иду смывать кровь. Ты пойдешь сама, или мне придется тебя тащить?

 

– А, так ты хочешь вернуться к уже пройденному, и вновь таскать меня за собой?

 

– Да, если придется.

 

– Я же сказала, что никуда с тобой не пойду! – выкрикнула гриффиндорка и попыталась отскочить в сторону, но Малфой перехватил её за руку и потащил следом.

 

– У тебя нет выбора, – рыкнул он.

 

Они обошли лагерь стороной, хотя волки, видимо, уже давно его покинули, и, спустившись по глинистому склону, углубились в овраг, по дну которого струился ручей. Малфой разбил на берегу костер. Слизеринец, морщась от боли, осторожно разделся до пояса, оставшись лишь в мантии.

 

Гермиона невольно ахнула, разглядев последствия схватки: шея и плечи изодраны, бока расцвечены глубокими царапинами, по спине сбегает целый ряд отметин от волчьих зубов.

 

– Раны не так уж серьезны, как бы страшно они ни выглядели, – буркнул Малфой, заходя в воду. – Укусы не опасны, паршивец меня не рвал, а хотел прикончить одним ударом.

 

– Рваные раны нужно зашить, – вмиг севшим голосом выдавила Гермиона. – Иначе ты рискуешь в скором времени умереть от потери крови.

 

– Мерлин милосердный, – пробормотал Малфой, – да ты же этому только обрадуешься.

 

Присмотревшись к слизеринцу повнимательнее, она заметила, что он ослаб: руки била дрожь, дыхание стало поверхностным и частым, словно каждый вдох причинял боль.

 

Гермиона нахмурилась и, схватив его мешочек, порылась в нем в поисках чего-нибудь подходящего. Улов оказался скудным. Нить для шва можно было раздобыть, вытянув из мантии, но иглы у них не было. Будь у неё в запасе время и подходящие материалы, Гермиона могла бы попытаться вырезать иглу из кости.

 

– Надо было подумать об этом раньше, а теперь у меня просто не хватит времени, – оставив мешочек в покое, с отвращением буркнула она, и добавила: – Иди сюда.

 

– Зачем? – нетерпеливо отозвался Малфой. – Я тут, к твоему сведению, немного занят, стараясь не умереть.

 

– Да подойди же ты, наконец.

 

Он мрачно глянул на неё, но подчинился.

 

Гермиона постаралась хоть как-то обеззаразить укусы. Несомненно, назвать волчьи зубы стерильно чистыми язык не повернется, а значит, придется с удвоенным вниманием следить за возможным заражением. В отсутствие подходящей иглы, Гермионе пришлось использовать липкий желтоватый сок обыкновенного плюща и длинные листья мейола, чтобы залепить открытые раны. Сводя края порезов, она нашлепывала поверх них вымазанный вязким соком лист, и прижимала мейолу к телу, пока сок не схватывался с кожей, а поверх накладывала повязки из отрезанных от мантии полос.

 

Такая, с позволения сказать, первая помощь примитивна донельзя, да и повязки мочить нельзя ни в коем случае, но всё могло закончиться много хуже.

 

Малфой, скорчив страшно недовольную гримасу, мрачно и безмолвно наблюдал, как девушка обрабатывает раны. Этот раз был совсем не похож на предыдущий. Тогда парень был целиком погружен в себя, предоставив гриффиндорке возможность без стеснения исследовать его тело и сполна удовлетворить снедавшее её любопытство. Сейчас он пристально следил за любым её движением и мерзко кривился от каждого прикосновения, внушая ей тем самым мысль, что считает это скверным. Гермиона старалась делать перевязку отстраненно, но малфоевский взгляд не давал ей сосредоточиться, вносил сумятицу. Закончив, она отступила на шаг, чтобы осмотреть результат, но слизеринец лишь сильнее нахмурился, глаза его недобро сверкнули:

 

– С чего это ты решила, что достойна прикасаться ко мне?

 

Она даже попятилась, отказываясь спорить с ним пока не обретет хотя бы намек на внутреннее равновесие, но успокоиться сейчас ей было не под силу, напротив, её обуревало страстное желание прижечь раны каленым железом и сполна насладиться воплями Малфоя.

 

– Да, ты прав, мне бы стоило постоять в сторонке и полюбоваться, как ты истечешь кровью и сдохнешь.

 

Из их отношений исчезли последние признаки партнерства, а что до сочувствия, то его и прежде было не много. Остались лишь злоба и подозрительность, а желание причинить друг другу боль стало основным побудительным мотивом, окончательно вытеснив сотрудничество былых товарищей по несчастью. Несмотря на всё это Гермиона знала, что останется рядом с Малфоем и поможет ему, но иллюзий на счет причин этого выбора гриффиндорка не питала, как впрочем и слизеринец.

 

И Малфой тут же подтвердил её догадку, жестким приказным тоном рявкнув:

 

– Обмойся, от тебя несет псиной.

 

Ослепленная яростью Гермиона сорвала мантию с плеч, швырнула её ему под ноги и шагнула в ручей, не заботясь прикрыть руками грудь.

 

Челюсть у Малфоя отвалилась на километр-другой, и девушка предположила, что с ним приключилась как минимум мозговая аневризма, потому что парнишку затрясло как осиновый лист. Гермиона едва могла поверить тому, что творит, но она уже перешагнула тонкую грань неистовства и вошла в раж, а теперь отчаянно радовалась его реакции, ведь он всё равно уже видел представление на поляне. Она с отвращением фыркнула и стала яростно смывать с себя грязь.

 

Малфой видимо догадался, что гриффиндорка сделала это нарочно, чтобы досадить ему, и отвернулся так стремительно, что в спешке, наверное, потянул себе пару шейных мышц.

 

– Что-то не так? – издевательски протянула она, и слёзы вновь навернулись на глаза, пожалуй, уже раз сотый за ночь. – Ты сам позволил им меня облапить и даже кое-где облизать. Ты клялся не причинять мне больше зла, хотя я понимала, что слова эти и выеденного яйца не стоят, да какой же ты чистокровный маг тогда, раз не можешь сдержать данное слово?

 

– Оденься, – не оборачиваясь, без выражения потребовал он.

 

– А ты меня заставь! – прошипела она.

 

Он молча зашагал прямиком во тьму, что клубилась меж деревьев.

 

«Сбежал от проблемы, да стоило этого ожидать».

 

Она тут же продрогла до костей, усталость накатила волной, на задворках сознания замаячил легчайший отголосок стыда. Девушка быстро закончила с купанием и, закутавшись в мантию, присела погреться к огню.

 

Малфой вернулся пару минут спустя и принес из лагеря все оставшиеся там припасы. Парень уселся напротив, но упорно избегал встречаться с Гермионой взглядом, чем лишь подстегивал её желание спровоцировать его на ссору, но девушка, приложив колоссальные усилия, таки удержалась от этого. Слизеринец, не говоря ни слова, выудил из мешочка припасы и ребята поужинали.

 

– Что теперь? – нарушив затянувшееся молчание, ехидно поинтересовалась она, не отводя взгляда от огня и думая, что сложно оказаться в ситуации более неподходящей для разговора.

 

– Я не знаю, куда идти, – не менее любезно ответил Малфой.

 

«Ну вот видишь, теперь мы уже задушевно болтаем, кто бы сомневался?»

 

– Ты хочешь опять тащить меня за собой?

 

«Может, стоит обсудить погоду?»

 

– Я тебя не оставлю.

 

– Почему? – без намека на интерес спросила она, слишком уж утомила Гермиону эта тема.

 

Он нетерпеливо и чуть смущенно поерзал:

 

– Мне повторить?

 

– Ах да, ты говорил, что чувствуешь себя обязанным, – мягко ответила она и, устроившись поудобнее, напрямик спросила: – Слушай, Малфой, объясни мне, наконец, что происходит?

 

Он тяжко вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями:

 

– Помнишь, я рассказывал о парнишке, что спас нас от дождевых горилл, когда я переносил тебя к убежищу в беспамятстве?

 

– Ага.

 

– До того, как он появился, я слышал бестелесный голос, что сказал: «Бог ждет тебя». И незнакомец этот показался мне настоящим волшебником, хотя волки сказали, что людей здесь нет.

 

– Может, он и не человек вовсе. А просто нечто… невраждебное… что решило принять облик волшебника.

 

– А тот старик у озера?

 

– Не знаю. Возможно, это была иллюзия.

 

– Возможно. Кроме того, я встретил еще кое-что. Мне привиделась галлюцинация или что-то вроде моего же двойника, чуть отличного от меня теперешнего. Этот другой я подсказал избавиться от компаса, предупредив, что тот ведет нас прямиком к виверну. Он же сказал держаться направления, в котором мы и шли последние пару дней.

 

Она подалась вперед:

 

– Но, по словам волков, этот пресловутый Бог как раз там и находится.

 

– Они также сказали, что единственный выход отсюда возможен лишь через Бога, – возразил он.

 

Гермиона уселась обратно:

 

– Мне это не нравится.

 

– Это отборное дерьмо нравится мне не больше твоего, но ничего другого нам попросту не остается.

 

– Вожак сказал, что слышал фамилию «Малфой» прежде, – вкрадчиво упомянула она. – Как такое возможно, раз, по их словам, они уже сотни лет не встречали тут людей?

 

Он своеобычно пожал плечами:

 

– Малфои – древний род. Думаю, это вполне возможно. Мне прямо таки чертовски не терпится узнать, как мое имя может быть связано с этой… фразой… Готов что угодно прозакладывать – это один старинных языков. Опасных языков.

 

– Хочешь сказать это Запретный язык?

 

Он насмешливо фыркнул:

 

– Тебе лучше знать. Значит вот почему его так больно слышать. Полагаю, он причинит даже бо?льшие мучения, если попытаться записать слова. Да, моя семья вполне может быть связана с чем-то подобным.

 

– Я видела фотографию знаменитого волшебника-исследователя, который занимался одним из таких языков. Его правая рука была вся ссохшаяся и почерневшая. В статье указывалось, что он испытывал постоянные боли, а рука через пару лет отвалилась сама и причинила ему еще кучу других осложнений.

 

Малфой насмешливо изогнул бровь:

 

– Отсохшая рука прибавила ему проблем?

 

– От её прикосновений всё сгнивало, – гриффиндорка сощурилась. – Когда ты собирался мне рассказать, что ты анимаг?

 

Парень замер и напрягся.

 

– Никогда, – предостерегающе отрезал он. – Я не обязан раскрывать тебе мои личные тайны.

 

– Но кое-чем ты мне всё же обязан. К тому же теперь я знаю твой секрет и могу всем об этом растрезвонить. Как поступишь? – пошла в контратаку она.

 

– Ты опять нарываешься на ссору? – в тоне его в равной мере смешались недовольство и недоверие.

 

– Думаю, да. Ведь я узнала о тебе кое-что компрометирующее и хочу знать, что ты собираешься делать. Мне надоели увиливания, и я не хочу всю следующую неделю провести, потихоньку сходя с ума, гадая, прибьешь ты меня за это или нет.

 

– Черт бы тебя побрал, Гермиона…

 

– Доверять друг другу мы уже не сможем, – мягко оборвала его девушка. – Никогда. Мы теперь скорее заклятые враги. Первостепенная угроза для наших жизней – мы сами. Мы смертельно опасны друг друга, куда опаснее, чем что-либо еще, – это показалось ей необъяснимо смешным. – Меня много больше беспокоит перспектива того, что тебе вдруг взбредет в голову прибить меня, чем возможное нападение виверна, волков или… этого Бога.

 

– А ты не можешь просто… хм, поверить мне на слово?

 

Она вздернула подбородок.

 

– Ты увещеваешь о доверии после того, как бросил меня на поживу волкам? К тому же, это работает в обе стороны. Ты готов доверять мне?

 

Непроницаемый взгляд и молчание показались ей довольно красноречивым ответом.

 

– Вот видишь, – горько подвела неутешительный итог их разговору Гермиона.

 

На стоянку опустилось продолжительное безмолвие. Завороженная извивами пламени, девушка даже не стразу заметила, что Малфой резко выпрямился. Лицо его светилось решимостью, за которой проглядывали отголоски боли.

 

– Что ты…? – начала она, но замерла, глядя на него во все глаза, когда парень одним отработанным движением обнажил клинок.

 

В темноте притихшего ночного леса раздался отчетливый шелест стали и ножны. Не двигаясь и чуть приоткрыв рот, гриффиндорка наблюдала, как приближается к ней слизеринец, сердце её билось ровно, словно после приема какого-нибудь забористого успокоительного зелья, взгляд Гермионы неотступно следовал за клинком. Малфой обошел костер и остановился перед ней, держа нож так, что слегка светящийся наконечник оказался направлен ей прямо в голову. Девушка хотела ударить, огрызнуться, пнуть его, или просто убежать, но её словно что-то приковало к бревну.

 

Она просто сидела перед ним, словно заправская подсадная утка, и парень маленькую вечность сверлил гриффиндорку непонятным взглядом, словно пытался сам себя перебороть.

 

Малфой принимал решение.

 

Когда слизеринец, наконец, шевельнулся, Гермиону невольно передернуло.

 

Он опустился на колени подле неё и, повернув кинжал рукоятью вперед, протянул ей оружие, лицо его при этом оставалось жестким и серьезным.

 

– Возьми нож.

 

– Ч-что?

 

– Держи.

 

– Что ты такое творишь? – глуповато переспросила она, но медленно потянула руку к клинку и, коснувшись рукояти, непроизвольно вздрогнула, ожидая разряда магического псевдоэлектричества. Ничего не произошло, девушка ощутила лишь знакомое покалывание силы да леденящее душу приветствие клинка. Принимая оружие из рук Малфоя, Гермиона едва не ослепла от вспышки, лезвие нестерпимо полыхнуло, стоило им обоим коснуться кинжала. Нож вспыхнул столь ярко и неожиданно, что Гермиона едва не выронила рукоять.

 

Не говоря ни слова, Малфой торопливо убрал руку, всё так же неотрывно глядя на неё, не двигаясь с места. Гермиона крепко сжала рукоять и сощурилась, неожиданно понимая, что он добровольно передал власть ей.

 

– Я могу убить тебя прямо сейчас, – прошептала она.

 

– Знаю, – парень судорожно сглотнул, и девушка заметила плескавшийся в серых глазах страх. – Я тебе доверяю.

 

Она от удивления даже рот открыла. Но потом отрицательно дернула головой и молниеносно прижала лезвие к его шее, рыча:

 

– Ты дурак! Думаешь, я не сумею? – злоехидно потребовала ответа Гермиона. – Думаешь, мне не хватит духу воспользоваться такой редкой возможностью с тобой расправиться?

 

– Я тебе доверяю, – едва слышно выдохнул Малфой, глядя ей в глаза и, одновременно, словно сквозь неё. Девушка видела, как быстро бьется под кожей шеи его пульс. Одно движение – и всё. Она отрежет ему голову раньше, чем парень успеет понять, что произошло. Малфой это знал. И был смертельно испуган.

 

Рука гриффиндорки дрогнула, и, опустив глаза, она отвела клинок в сторону:

 

– Я не понимаю.

 

Не будучи убит на месте, Малфой чуть расслабился и протянул к ней руку, ладонью вверх.

 

Прижав нож к груди, девушка чуть отпрянула в сторону:

 

– Я не отдам его обратно!

 

– Нет… – он, казалось, едва мог заставить себя выдавить следующими слова, взгляд серых глаз скользнул вверх, устремляясь ввысь, она видела, как ходит под кожей его острый кадык. – Взрежь кожу и проведи по моей ладони черту. Диагональ от указательного пальца до запястья.

 

– Зачем? К чему это всё? – девушка замерла, осознав, о чем он говорит, и растерянно уставилась на спутника. – Ты что, серьезно?

 

– Я думал, что смогу убедить тебя, но просчитался. Чтобы выжить, мы должны доверять друг другу, и это единственный способ, – мысль эта явно не вызывала у Малфоя большого энтузиазма, он даже вроде слегка позеленел.

 

– Я ни за что на это не пойду, пускай ты хоть на брюхе будешь ползать, умоляя меня согласиться! – Гермиона вложила в слова всю свою ненависть и заметила, как пошатнулась его решимость.

 

– Я не прошу твоей дружбы. Не прошу простить меня. Это не навсегда, мы остаемся врагами. В этом собственно и дело.

 

– Ты это всерьез?! Ты… ты спятил! Зачем это тебе? Я – грязнокровка, припоминаешь, Малфой? – она начала распаляться.

 

– Думаешь, я мог об этом забыть?! – прорычал он в ответ, тотчас реагируя на её гнев, но, не убирая протянутой ладони и всё так же глядя поверх её головы.

 

– Чистокровные не идут на такое с грязнокровками, – упрямствовала она.

 

Он посмотрел ей в глаза.

 

– Клятва заключается между нами. Только ты, я и Бангадх. Все прочие – неважны, всё остальное – вторично. Таков этот ритуал, и время для рассуждений прошло.

 

Она вгляделась в его глаза. Выпятив подбородок, он ответил ей прямым упрямым взглядом, в котором плескался сдержанный гнев пополам с испугом. Девушка приложила руку к тыльной стороне его ладони, удерживая её на месте, и поднесла кончик ножа к бледной коже.

 

– Разве ты не достаточно сегодня крови пролил? – тихо спросила она.

 

– Видимо единственное, что у меня хорошо получается, так это истекать ради тебя кровью.

 

Гермиона чуть надавила кончиком лезвия, – удивившись попутно, насколько смирно реагирует нож, ведь она ожидала от него неповиновения как минимум, – и, без усилий проколов кожу, провела диагональный разрез. Малфой зашипел и едва заметно напрягся. Они смотрели, как протянувшаяся следом за острием тоненькая полоска надреза быстро набухла ярко-красной кровью.

 

«Чистой кровью», – с горечью подумала Гермиона.

 

Они переглянулись, он ровно и чуть ли не трепетно заговорил:

 

– Я – Драко Слэйд Малфой, последний и единственный наследник клана Малфоев, с честью несу и секреты, и обязательства моего клана, но в жилах моих течет кровь куда более древнего рода Fer obbee aiteam, и в этом мы с тобой едины.

 

Он медленно протянул руку и она скрепя сердце, осторожно повернула клинок рукоятью вперед и позволила ему забрать оружие. В момент когда ребята вместе коснулись ножа их ладони прошил несильный разряд магической энергии. Гермиона быстро отпустила кинжал и, чуточку помявшись, подала слизеринцу немного подрагивающую ладонь. Малфой взял руку гриффиндорки в свою, в точности повторяя её жест, и провел неглубокую, аккуратную черту. Девушка едва слышно охнула, но никак иначе не отреагировала.

 

– Я-я, Гермиона Сабриэль Грейнджер, – она помолчала, собираясь с мыслями, и, выдавив немного грустную улыбку, продолжила: – одна из многих представителей клана Грейнджеров, я говорю за них, отличных от нас, за тех, кому никогда о нас не узнать. Но в жилах моих течет кровь куда более древнего рода Fer obbee aiteam, и в этом мы с тобой едины.

 

На лице Малфоя появилась тень улыбки:

 

– Мы, Fer obbee aiteam, потомки Волшебного народа. Ведьмы и маги. Волшебство струится в нашей крови, сила наша врожденна, магия – часть нашего естества. Мы властны распоряжаться ей, будь то через палочку, зелье или без них, мы вольны взывать к источнику, что сокрыт в нас, и этим мы отличаемся от всех прочих. Будь ты хоть незнакомкой, хоть врагом, мы по праву рождения принадлежим к общему началу и сейчас я взываю к этой единой и нерушимой связи, – слова падали медленно, он проговаривал их четко, следя, чтобы она успела всё запомнить.

 

– Заклятие Бангадх священно. Его свершали наши предки, и мы следуем их примеру. Призываю в свидетели трединство Огня, Воды и Земли, осветите нашу клятву, ибо я пролил кровь за врага моего, и враг мой пролили свою кровь за меня, – он протянул ей окровавленную руку, девушка вложила в неё свою ладонь, и они, морщась от боли, скрепили клятву рукопожатием. Пальцы его показались ей сильными и прохладными а ощупь. – Кровь наша чиста, кровь наша волшебна. Смешивая нашу кровь, я принимаю часть силы моего врага, а она – моей. Отныне мы связаны нерушимой и древней как само время клятвой. Разорвать её под силу лишь нам самим. Гермиона, а теперь слушай внимательно, – он набрал воздуха в грудь. Вокруг всё словно посветлело, может, глаза привыкли к темноте или костер разгорелся чуть ярче, но девушка теперь видела Малфоя много лучше чем прежде.

 

– До тех пор пока мы не вернемся в наши кланы, я буду оберегать жизнь моего врага, как свою собственную, такова моя клятва. Нарушь я данное слово, и по древним – начертанным недоступным простым смертным языком бессмертных владык – законам, да падет на меня кара. Предательством врага моего, с которым отныне я нерушимо связан, заслужу я судьбу много страшнее смерти. Твоя очередь.

 

– До тех пор пока мы не вернемся в наши кланы, я буду оберегать жизнь врага моего, как свою собственную, такова моя клятва. Нарушь я данное слово, и по древним, написанным недоступным простым смертным языком бессмертных владык, законам, да падет на меня кара. Предательством моего врага, с которым отныне я нерушимо связана, заслужу я судьбу много страшнее смерти.